Всё из детства

                №1 Окно
   Знаете, в деревнях, в собственной избе испокон веков внутренняя рама окна на лето вытаскивается, а наружная распахивается на улицу. За счет этого, казалось бы, в небольшом окне получается огромный подоконник. Огромный, в моих понятиях, ребенка.  В бабушкином доме я любила 2 окна по обе стороны икон: одно смотрело на улицу – парадное – там всегда было интересно: шли ли там коровы, или люди на работу, или грибники-ягодники. Я очень любила на нем играть в куклы. Для моих пупсиков тот подоконник был великолепным светлым большим домом. Много комнат я придумывала расставляя мебель – коробочки. А сколько нарядов там было сшито, благо швейная машинка стояла тут же, и в ее ящичках полным-полно  тряпочек - обрезков. И бабушка никогда не осмеливалась рушить мое «царство», подоконник все лето так и был заставлен «пупсиным царством». 
    Второе окно смотрело в пчельник. От улицы и усада его огораживал высокий глухой забор, а напротив стояла соседская баня. Это тоже был закрытый мир со своими правилами и законами. Вначале я пчел ужасно боялась: у меня аллергия на их укусы. А дед, как назло, проверял ульи часто. Конечно, все берегли меня и не разрешали играть вблизи дома в такие дни. «Пчелы – злые» - казалось мне тогда. Нехотя заходила я домой – в переднюю, и садилась у окна: дед «ворошил» ульи, пчелы уже зудели – злились, пытаясь защитить свой дом, летали вокруг него, старались пролезть под халат, сетку, чтобы укусить. «Ужалить, - поправляла бабушка, - ужалит и умрет ради семьи». Постепенно я перестала их так боятся, а стала уважать этих маленьких тружениц: день за днем целое лето с раннего утра и до позднего вечера они заботятся о доме, детях, семье, делая воистину нудную ежедневную работу с полной отдачей. Сколько раз вечером я видела, как тяжело им уже лететь, они почти падали у летка, но все равно упорно заползали в улей – отдать пыльцу или воду своей семье. А «солдаты»? С какой стойкостью они охраняют свой дом! Как-то прилетела хищница – оса, раскидала их и влезла в улей. Через несколько секунд показалось в летке ее полосатое брюхо: пчелка, вполовину меньше соперницы, толкала супостата вон. Помощь ей пришла поздно, пчелка погибла и трупик до темна лежал у входа, но оса вынуждена была капитулировать.
   Все эти наблюдения, производимые мною на протяжении нескольких лет, приучили меня не только уважать, но и бережно относится к труду пчел. Я сама, как и бабушка, не могу теперь просто помыть ложку в меду – вначале надо ее облизать – может из-за этих вот капель меда пчелки трудились не один день, и, возможно погибли, защищая их от врагов.
   
                №2 Тетя Наташа у колодца.
   В воспоминаниях моего раннего детства чаще присутствовали неодушевленные предметы: окна; палисадник; пчельник; огород; черемуха над двором; бревно у дома, где сидели в тени; лужайка в которой, как в лесу, мои принцессы – цветки прогуливались в знойный день; колодец, подходить к которому, а уж тем более заглянуть я ужасно боялась. А ведь были и люди, к примеру, та же  «тетя Наташа у колодца».  Ее дом был расположен очень близко от колодца, а я, приближаясь  к нему, испытывала дрожь от страха. Мы с моей Фёклой изредка заходили к ней в гости. Милая, одинокая старушка угощала нас то сушками, то вкусными блинами.  Потом, когда она умерла, с ее кошкой тоже что-то случилось и пару маленьких котят истошно верещали в сарае несколько дней. Мы с братом пытались их спасти – не вышло. А вечером котята выползли к колодцу: один издох тут же, второго я взяла домой и пыталась кормить и лечить, но все равно через несколько дней погиб и он. Я же долго плакала и сильно сердилась на «тетю Наташу у колодца», что вот так вот она их бросила….

                №3 Ее дом.
  Моя прабабушка Фёкла в первые дни войны проводила мужа – Феденьку на фронт и осталась одна с 4 детьми. Вскоре он пропал без вести. Не знаю, как она переживала это, но оставшись вдовой в 34 года и на всю свою долгую жизнь характер ее (а я помню ее 70-летней) остался шутливый, задорный и озорной - видимо он и помогал.  За вдовью жизнь у нее набралось много подружек – тоже вдов. Навещала она их часто, и меня брала, благо, что село маленькое – перейти с одной улицы на другую можно за 15 минут.
   Мы приходили всегда нежданно – негаданно. Я часто сидела у бабушки на коленях и издали изучала самодельные «посудельники», половички или сундуки. Соскучившись, я ёрзала и мешала бабулькам беседовать, и меня отправляли посмотреть на скотину. Какая скотина могла быть на дворе одинокой старухи? Кошка, да несколько кур. Тщательно изучив их и рассмотрев петуха, как следует, я занималась сравнением этого дома и Фёклиного. Фёклин дом всегда выигрывал: высокий, с крытым крыльцом, широкими и длинными сенями, опоясывающими две стены дома. Две печки стояли напротив друг-друга: русская – огромная в полкухни и подтопок с небольшой плитой для ежедневной  готовки. В передней у бабушки и светлее и чище – там у нее в квартирантках всегда молодые девушки жили, и бабушка очень гордилась, что из её избы все они шли «под венец»!
    Под окнами посажен был клён, ещё, наверное, во время строительства дома. Своими огромными ветками он как бы обнимал у избы большую половину крыши, мне казалось «жалел». А  ближе к окнам в палисаднике росли кусты темно-бордовых флоксов, весь август чудесный аромат наполнял дом.
   В гостях меня часто удивляло, почему же у моей бабушки всё лучше?  И круглый стол с удивительными резными ножками, и светло серые стулья с высокими спинками, и шкаф с тонюсеньким зеркалом казался каким-то легким и невесомым, и даже внушительный огромный диван с круглыми дерматиновыми подушками - подлокотниками –  все это было самое замечательное и самое красивое в деревне. Одно лишь не вписывалось в мои идеальные представления: фотография в рамке под стеклом, висевшая между окон: два мужика в одинаковых клетчатых рубахах с коротко остриженными волосами.  «Кто это?» - как-то спросила я у Фёклы. «Я с мужем» - ответ так удивил меня, что дальше расспрашивать я не стала, даже спустя годы. Так, до сих пор и не знаю, пошутила она или нет.  А когда Фёкла умерла на 91 году жизни, ее дочь дом продала…его разобрали и увезли куда-то…Мебель и фотография пропали…

                №4. Вот такая баня
   Когда я была маленькая, то  в яслях часто болела, и мать привезла к нам свою бабушку со мной нянчится. После, я подросла, и она вернулась в себе в деревню. Но каждый год на лето мама привозила меня туда – на свою родину. Жила я, конечно, у своих дедушки и бабушки, они обо мне заботились: вовремя кормили, стирали,  на пруд без взрослых не пускали – все  как велела мама. А с Фёклой, моей прабабушкой,  у нас сложились очень нежные дружеские отношения, словно у подружек, она могла зайти за мной с утра «чуть свет и до самой ночи таскать робёнка по лесу» - ругалась бабушка Вера. Конечно, это она сгоряча. Но пропадали мы часто, в лесу аппетит быстро нагуливался, но с бабушкой Фёклой не пропадёшь: то приведёт на «яланку» где ягод «хоть косой коси»- натолкает полный рот, да еще из кармана передника хлеба краюшку достанет – вот и сыты. В другой раз в «шобоне»(когда куртка, когда пиджак) лук зеленый окажется, гороха или бобов стручки, а в лесу сыроежек нарвём и ножки сразу съедим, а шляпки домой – солить. То за травками лечебными пойдём, а там на пеньке «лисичка гостинец оставила»: две варёные картошки и малосольный огурец. Весело нам было с ней вместе, здорово – так и не заметим, как время к вечеру.
   Вот задержались мы как-то в лесу, Фёкла и говорит: «Айда – пойдем, а то бабушка твоя нам бани задаст». Вошли в деревню, сосед с рыбалки шел к нам присоединился, а я заметила, что  у Фёклиных друзей банька топится: «Бабушка, а у Кузиных тоже баня топится». Засмеялись взрослые.  «Значит, пойдем к ним»,- соседу велели бабушку успокоить, а сами взяли полотенец и бабушкино белье, и пошли.
   Надо сказать, что за домом у Кузиных ручей течет, вот около него хозяин баньку и поставил, Фёкле моей очень нравилось «холодной водицей окатится после пару». Пришли мы, моемся  хозяйственным мылом – бабуля всю жизнь им и волосы мыла – ей привычно, а мне щекотно как-то стало, вот я глаза и открыла: как оно защиплет! зажжет! «Ой-ё-ёй!» - ору во всю мочь, – «Ой-ё-ёй!». Она меня за руку и в ручей: «Промывай, мой», - а там вода ледяная, пока мыла – замерзла, она меня опять в баню. «Не хочу!» - ору. Помылись мы в тот раз весело, а я Фёкле честно сказала, что лучше в другой раз к бабушке Вере пойдем «на баню».

                №5. Пожар.
   Поселок наш молодой, его где-то в конце 20-х годов построили, когда пилораму построили в лесу  –  молодой стране лес был нужен. Вот из соседних деревень и пришли семьи, обжились. С тех самых пор основное здание лесозавода и стояло: подремонтируют, подправят, оборудование новое завезли и работают где и прежде. За десятилетия опилок холмы вокруг выросли до самого леса. Все знали, что опасно, но…
   В тот год мне к осени 6 лет должно было стукнуть –  взрослая. Лето выдалось сухое, жаркое. «Загорела, как чугунок, - говорила бабушка Вера с горечью,- в меня пошла, смуглая, нет бы в мать». Меня это никогда не печалило, дед давно уже обещал на работу сводить, он плотником на заводе работал,  –  вот что меня волновало! И вот однажды дед сразу после обеда прибежал: «Верунь, пожар! Завод горит!» - сел на велосипед и умчался. Теоретически, что такое пожар я знала, и теперь мне захотелось посмотреть.
- Нет, дома сиди.
- Ну, бабусенька, милая, я боюсь, - хитрила, как могла, - вдруг до нас дойдет.
- Молчи, Господи Спаси!
  Бабушка наскоро произнесла молитву, повязала платок, схватила ведра и меня за руку и мы побежали. Зарево виднелось над лесом.
- Лес горит?
- Господь с тобой! Молчи, дурочка! Нельзя лесу гореть.
- Почему, бабушка?
- Молчи, говорю…
Мы бежали еще скорее
- Почему?
- Потому, что все сгорим тогда
- И дома?
    Подбежали к заводу – пахнуло жаром, словно от печи, и тут мне только понятно стало: горела почти вся пилорама - длинное высокое, одноэтажное здание… Огонь вылизал из окон, шифер трещал и разлетался мелкими осколками, пламя страшно гудело и бушевало... Мужики копали ров, где-то поливали опилки насосом прямо из пруда, кто-то носил воду ведрами…старые бабки с иконой бегали вокруг рва, кто-то плакал…остальные звуки глушил треск пламени и обваливающиеся стены…
Пилорама выгорела быстро, но опилки еще долго тлели – жители до самого утра их заливали – даже пруд  обмелел.

                №6 Феклин характер.
   Брат мой – Радик на 3 года младше меня, по тому в моих воспоминаниях он появляется позже.  К этому-то времени я уже знала, где и какую выходку можно ожидать от бабушки Феклы, и к ее забавам относилась очень настороженно: уже пару раз вместо вкусненького в рот мне попадал распушённый одуванчик. Так что на шутки «закрой глаза - открой рот» я уже не ловилась. А для него – все впервой, я не мешала, но старалась держаться поодаль, так, на всякий случай.
   Мы собрались в лес, а тут дождик летний как «пошел-пошел», пришлось пережидать дома: летние ливни быстро кончаются. Уставившись в окно, я разглядывала, как капли вначале слились в черточки за окном, а потом зарисовали весь бабушкин палисадник. Даже огромные кусты флоксов пригнулись от сильного внезапного дождя.
   В дом влетела кошка Иринка: мокрая и злая. Радик хотел ее пожалеть, а она фыркнула и запрыгнула на печь: «Фи, вот еще!». Пока братишка жаловался мне на эту безобразницу, дождик утих и вскоре прошел совсем.
-Так, внучки! Пойдемте гулять!
-В лес! – верещали мы.
-Хорошо, только вначале хотите чудо покажу?
-Да! ДА!
   Мы вышли из дома и остановились под кленом у палисадника.
-Гляньте-ка, где у меня в этом году орехи выросли, - и показала пальцем на клен, - открывайте рты, сейчас к вам в рот нападают!
   И тут у меня-то и начало закрадываться подозрение: «Какие это оре…» Было поздно: бабушка дернула за ветку и капли с листьев шумным потоком упали на нас с братом. Она стояла в стороне и громко смеялась. «Совсем, как молоденькая тетенька»- подумалось мне с обидой. Наверное, в молодости она такой и была. Мне искренне жаль, что я ее не могла видеть тогда, но теперь глядя на забавы своей дочери мне часто на ум приходит сравнение: «Что делать – есть в кого – Феклин характер».

                №7. Воспитание чувств
   Годам где-то к 10-11 на меня напало желание проверить себя. Прежде, до этого, я спала в избе на кровати в углу за подтопком, и это место мне очень нравилось: от стен к подтопку шли блестящие металлические трубы карнизы, бабушка повесила на них  вишневого цвета из тяжелого плюша шторы с бахромой. От этого мой уголок с кроватью был невероятно комфортным  и теплым. В любой момент я могла укрыться от всех за светонепроницаемыми «стенами», а потом в любой момент вернуться к миру, свету, людям.
   Но время пришло: Жюль Верн, Вальтер Скотт – все звали к подвигам. «Пора» - сказала я себе и пошла… Пошла спать в сени. Кровать стояла далековато от входа, ближе к парадному крыльцу, через которое никто никогда не ходил. Освещало это узкое длинное помещение маленькое окошечко под потолком, которое приходилось держать завешенным из-за огромного количества комаров и еще тусклая лампочка над кроватью. Это унылое место пугало меня не только комарами и темнотой, а еще мышами, шнырявшими под обоями и разными странными звуками из-под пола. Почти подо мной была конура собаки, а рядом еще одна свободная «комната», где любили бывать все остальные мелкие животные, включая соседских котов, скандаливших по утрам с нашими.
   Набравшись мужества, я перенесла свой чемодан, всё «все мосты сожжены», возвращаться нельзя – стыдно. Бабушка долго уговаривала меня одуматься, дед - пугал, но я не сдавалась. В первый же вечер я ощутила все прелести своего геройства: комары, казалось, слетелись со всех окрестностей и гудели жутким оркестром, из-за которого не слышно было даже стука своего сердца. Сбиваясь в тучу, они очень хотели меня съесть! Я залезла под одеяло целиком, и, подтолкнув его под себя, засыпала. Они же все равно находили слабое место и лезли туда всей толпой - будили. Издерганная, искусанная, замученная я включила свет. Мой взгляд остановился на холсте, повешенном на противоположной стене: три чудесные девушки – нимфы полуобнаженные плескались у ручья. Их платки прикрывали только бедра, а нежные розовые тела блистали шелковистой кожей. Я им искренне завидовала… Но за картиной послышался топот лапок по сухой бумаге, переходящий на потолок… Потом что-то упало на мое одеяло сверху и побежало…
   На следующее утро спозаранок меня ждало новое приключение: начала орать кошка – громко, пронзительно, жалобно, душераздирающе. «Наверное, что-то с котятами»- подытожила бабушка, только вышедшая доить корову. Видно было, что окотилась Пасялька недавно, но боясь за свое потомство, домой котят не принесла. И вот она орала и орала, ходила то по крыше, то по сеновалу над коровником и вопила истошным голосом. Сердце мое разрывалось от жалости, и я полезла. Высоты боюсь ужасно до сих пор, но тогда я думала о кошкином горе, и это придавало мне смелости и сил. Сено доходило почти до конька, и около самой крыши я нашла ее «гнездо»- примятое углубление, где копошились два слепых котенка. Она же металась между котятами и выемкой от шифера, крича еще дурнее. Она явно показывала мне одну определенную ложбинку. Я прислушалась, слабый писк послышался оттуда. Вот в чем дело: третий шалун отправился путешествовать и упал в узкую и глубокую щель между сеном и шифером. Долго мне пришлось провозиться, чтобы расширить щель и с огромным трудом вытащить серый пушистый комочек не больше пальчика в длину.  Кошка была счастлива, облизывала его, и, кажется,  даже улыбалась, и мурлыкала как-то совсем по-особенному. С разрешения бабушки я перенесла это семейство в чулан, который находился в моих же сенях, только по другую сторону от входа. Теперь мы стали соседями.  В следующую ночь я  быстро и спокойно уснула. Я знала, что мышей хотя бы больше не будет – Пасялька на посту.
    Вы думаете это все?  Нет, всю ближайшую неделю я не могла избавиться от кошкиной благодарности: она к утру приносила мне мышек. Думаете приятно каждое утро, спуская ноги с кровати, обнаруживать в своем тапочке трупик мыши?

                №8 Радик.
   Однозначно, моим самым «сердешным» другом все каникулы был мой брат Радик. Конечно, мы часто ссорились, делили что-то, иногда пытались драться, но я – старше, толще и не всегда наставала на своем. Он – мой самый забавный, замечательный и веселый, и потому в любой драке после  первой царапины все быстро прекращалось, мы не обижались и были по-прежнему дружны.
     Куча идей роилась в этой  голове с непослушными волосами щеткой. Поначалу, бабушка уходя в магазин, оставляла на во дворе, за закрытыми на замок воротами.  Нам было грустно и скучно, и веселья ради мы, придумывался новый способ ловли кур на удочку, но так как некоторые куры склевав наживку сразу заглатывали ее очень глубоко и вытащить ее не получалось, то нам приходилось обрезать леску где-то ближе к клюву.  И когда дед обнаружил причину таких «интересных не заглатываемых червяков»…. бабушка стала нас брать с собой в магазин!   
      Его неуемный, сумасбродный характер никогда не давал спокойной жизни ни мне, ни бабушке, ни ему – тем более. Его находчивость часто спасала нас обоих от заслуженного наказания. Было ли дело в порубленной при окучивании «наперегонки» картошке или позднем возвращении домой после вечерних посиделок. В итоге, мне приходилось прикрывать  его проделки, когда дело уже «пахло» не только ремнем, но и отправкой домой – к родителям.  Для примера достаточно вспомнить об интересном выходе со двора, освоенном Радиком. Так как через высокие ворота лазить тяжело и слишком шумно, а ворота бабушка закрывала и не велела выходить, когда в обед пыталась прилечь отдохнуть, ( ему же не терпелось на  пруд - купаться) то подкопав немного землю под воротами и расширив куриный лаз он сбегал. Иной раз официальная версия побега выглядела примерно так: «увидел, как нашу Найду обижают другие собаки – пролез спасать», ну или что-то в том же роде.
    А помните ли вы, как страшно идти безлунной ночью по мокрому от росы картофельному полю? Рядом филин ухает, мыши летучие внезапно проносятся, а под плетьми в бороздах что-то шевелится, шипит и топает…  Моей смелости хватало только чтобы идти за Радиком след в след, как по болоту. И, конечно, я бы никогда не узнала, что по сухим межам так топает всего лишь семейство ежиков: «Посторонись, затопчут» - смеялся мой Родя – Родинка.  Мама ежиха впереди, не обращая на нас внимания, выводила трех светлых клубочков на охоту. А  ежата, оказывается, нежные, теплые и мягкие и прелестно умеют фыркать, как котята, если посадить их на ладонь.
     Я многому полезному от него научилась: лазить на крышу; обшаривать чердаки;  рвать штаны об забор; лазить вечером по огородам, чтобы набрать огурцов; ловить мышей, чтобы накормить старую кошку.  Про это, пожалуй, стоит поподробнее, вдруг кому-то нужна подробная инструкция.
     Вначале надо договорится с кошкой и усадить ее около амбара, и лишь когда выбежавшая мышь прошмыгнет мимо нее, трубочкой из скатанных газет (а лучше спереть для этой цели у деда журнал «Пчеловодство») бабахнуть по мышке. Удар лишь оглушит грызуна на минутку, «нокаут» - заключает брат, и тогда  уже аккуратно взяв мышку за хвост, подносит к кошке. Если ваша кошка еще жива от испуга, то она тут же сообразит, что с добычей делать.
     Но самое памятное приключение у нас с ним случилось в последнее, проведенное вместе, лето. Попав в Атяшево рано с утра, и отпросив с собой Радика, я заканчивала свое долгое путешествие  к бабушке уже вдвоем. У меня большой чемодан и сумка с «гостинцами»,  тетя Галя передала родителям помидор для заготовок килограмм этак 6-7-8, и нагруженные, как волы, мы должны были только пересесть с одного автобуса на другой и, проехав 20 км, попасть в объятия бабушки и дедушки.
      В предвкушении совместных деревенских каникул мы радостно приехали в райцентр, где у кассы на автовокзале нам вдруг сообщили, что автобусы на Лесозавод не ходят. Как же так? Наши друзья там, уже нас ждут! Мы почти год не виделись…Терпеть еще несколько дней пока не подсохнет дорога? А если вновь пойдут дожди, мы и вовсе застрянем в Атяшеве!  Таких планов у нас никак не могло быть.
- Знаешь, а может, поедем до Алатырского моста на Манадышевском автобусе, а там, сам знаешь, только 5 км через пойму и лес, - предложила я маршрут , которым не разу не ездила, но много раз слышала.
     На Алатырь мы ходили из поселка довольно часто, и с нашего места купания вдалеке виднелся этот мост. Теоретически все было предельно просто и даже забавно. Мы поехали, но после перехода моста наша поклажа показалась нам слишком тяжелой, чтобы тащится вдоль реки по самому солнцепеку пару-тройку километров – это выходит хороший крюк, чтоб выйти на нашу дорогу.
- Давай сократим, - сказал брат уже гнущийся под тяжестью моего чемодана и сеткой с большей частью помидор, которые он взялся нести сам, как  настоящий джентльмен.
      На взгляд лес был почти рядом, солнышко палило нещадно и очень хотелось пить.
-Радик, давай есть помидоры из твоей сетки: и тебе легче и вместо воды…
   Когда мы наконец  дошли до благодатной лесной прохлады сумка ощутимо похудела, а мы насладились великолепным сахарным «бычьем сердцем», выращенным на черноземе. Но тут возникло препятствие: дороги почему-то не было. Кругом стояли высокие красивые сосны, ветер шумел где-то высоко в ветвях и они немного поскрипывали, подпевая птичьему оркестру.
- Плевать, я знаю, она будет левее, если пойдем на солнце все равно на нее наткнемся.
- Да,  минут за 10 мы точно на нее выберемся, вот хоть по той ели заметной тропке.
      И мы пошли. Разговор возобновился, мы шутили, рассказывали о своих школьных делах, о  зимних каникулах и т.д. Где-то через полчаса беспокойство стало мной овладевать и  я стала терять суть беседы: «По идее, - я усиленно пыталась припомнить дорогу, - наша дорога идет между молодых лесопосадок, а тут строевой лес: огромные сосны, слой  игольника и подлеска совсем не видно. И сколько можно было разглядеть сквозь желтые стволы деревьев и солнечных зайчиков, по ним скачущих, вблизи молодых сосенок не предвидится».
- Может, поищем тропочку полевее?- вдруг сказал Радик, - эта приведет на тот, - и он махнул как-то неопределенно вправо, - конец поселка.
- Конечно, - согласилась я.
      Минут через 15-20 сосёнки все еще не появились.
-Мне кажется, что на пойме мы немного не туда забрали. Здесь, Радик, большой лес, а он вдоль самой деревни, как бы нам не обойти ее стороной. Может, перекусим?- мой брат уже давно был красный и пот промочил его футболку и кепку. Мы начали опять с помидор, потом немного «гостинцев» из моей сумки, а когда сосиски все кончились, то я вдруг заметила  вдалеке орешник.
- О! вот и дорога! Орешник всегда растет вдоль дороги.
   Не знаю, что придало нам больше сил: хороший обед или новость,  но к орешнику мы рванули на предельной скорости, словно он пытался от нас убежать.  Дорога была, но заросшая и не разбитая после дождей, а, следовательно, по ней ходили не часто, и ездили еще реже. По крайней мере, она вела приблизительно  в нужном  направлении. Вскоре темп мы сбавили и не спеша протопали по ней часа полтора-два, прежде чем места нам показались немного знакомыми.
-Да это питомник! – я была неприятно удивлена.
      Для не видевших наш питомник следует пояснить, что это несколько полей  около леса, которые от оленей, лосей, кабанов и прочих крупных животных -  аборигенов нашего заказника,  огороженны двумя  лишь поперечными балками. На питомнике выращивают саженцы сосен, а приживаются они плохо, потому сажают их много, а мы оказались за самым дальним углом питомника.
      С первой сеткой помидор мы решили распрощаться: они там лежали такие красные, сладкие и очень тяжелые… Через сосенки, напрямик, мы не пошли: тяжело поперек межей скакать с ношей на таком солнце, и по той же дороге, огибавшей питомник с 2 сторон, мы дотащились до дома лишь часам к пяти.   
     Радик, выпив молока и поздоровавшись за руку с дедом, который только пришел с работы, завалился тут же в сенях спать.  Я еще немного смогла поговорить с бабушкой, а потом  сказала ей: «Пойду полежу, с Радиком поболтаю». К ночи я все-таки проснулась, пыталась разбудить брата, но не смогла.
- Он вчера ночью почти не спал, - приврала я бабушке, боясь сказать правду про наши плутания: узнает–в лес не пустит больше, - да по такому солнцу мой чемодан тащил, устал.
- Устал сердешный, пусть поспит, мальчонка.  Греметь банками не буду…Галина обещала-то помидор на засолку, а тут только поесть…
   
                №9.Юра.
  Юра старше меня только на 9 лет, и, конечно, «дядей» я его никогда не звала.  Он – мой старший брат, наставник, не жалевший сил и времени на меня. Наша дружба завязалась еще до его армии, во времена учебы в лесном техникуме. На летних каникулах он возвращался домой, и, безусловно, на правах гостеприимного хозяина помыкал мной как хотел. Если он делал мотоцикл – Ира должна помочь: подержать проводок, что-то где-то прикрутить, какие-то свечки куда-то воткнуть. А потом еще уставшему труженику надо сделать подарок: нажарить «хвороста», печенюшек или еще чего-нибудь вкусненького – мой Юра самый сладкоежка из всей семьи. И ему просто невозможно было отказать: шутник, весельчак, прибауточник, любитель добрых и самых безобидных розыгрышей в семье – с ним никогда не было скучно. «Балясник» - говорила бабушка, и все с ней совершенно соглашались.
   Часто он рисовал нам с Радиком картинки с разными животными, листиками и травинками, водил нас в лес собирать грибы-ягоды, а по дороге обязательно завернет к  какой-нибудь норе или гнезду – покажет диковинку. Раз, помню, гнездо беркута хотел показать, а получилось еще лучше: толстый птенец(почти с индюка) учился летать и свалился на землю. Он бегал вокруг дерева с гнездом, страшно «чирикал», а когда мы подошли поближе рассмотреть, он кинулся на нас: подпрыгивая и пролетая  немного на своих почти 2 метровых крыльях. Клюв у него крючковатый, большой, блестящий, серовато-желтый, лапы острые и лохматые с острыми когтями – ой, как я напугалась! В другой раз, показав нам ночную лежанку лося, нечаянно рядом мы натолкнулись на эту «корову с теленочком»: они очень высокие и ногастые! не то, что по телевизору.  Про мелких зверюшек и говорить не стоит: белки, куницы, хорьки…неизгладимые впечатления остаются у детей от встречи с ними в их естественной среде обитания. И точно так же, с тем же интересом, исподволь, он научил нас любоваться красивым деревом, редким цветком, живописной корягой или величественно стоявшем на опушке грибом.
     Множество приключений мы пережили с Юрой, стоило только выйти из дома…То мы первые в поселке набирали кружку ягод и Радику, как младшенькому, доверяли нести ее. И, однозначно, перед самым домом, на глазах родни и соседей наш гордый и очень довольный Радик падал и просыпал ягоды в песок.  А то наоборот: не нарвав и половину бидона, мы делали «систему ниппель» - накладывали в бидон шишек и листвы, а лишь сверху присыпали ягодами и  важные возвращались домой через 15 минут после ухода с «полным»! Бабушка конечно ругалась, но как приятно и здорово было всех удивить - «яланку нашли»!
   А рыбалка? Откуда это я умею рыбачить? Сама не знаю. Ходила с ними на пруды и червяков насаживала, и удочки помогала закидывать, и подсекать. «Ируня, да что ты спишь, вон та клюет – тащи!»- Ируня тащит, снимает рыбку с крючка, и насаживая нового червя тихонько ему шепчет: «Потерпи, червячок, может поплаваешь чуток – никто и не клюнет».
    Когда Юра вернулся из армии все стало по- другому: он молчал, не шутил больше. На вопросы отвечал, что за два года разговоров матом «забыл все другие слова». Он был подавлен и часто зол, видно, тяжело ему там пришлось, хотя мы с ним переписывались, а он ни разу не пожалился… Но все мы не могли поверить, что он изменился. И бабушка с дедом, и Фёкла, и мы с Радиком делали вид, что не замечали его – теперешнего, с нами Юра наш – настоящий. В лес теперь его одного старались не отпускать, навязывали меня – я умею молчать, когда надо. Мы бродили, не говоря ни слова часами, забирались в такие дебри, что троп людских не было видно, где сосны вековые глухо гудели и противно поскрипывали, где солнце не проглядывало сквозь кроны и на земле не росло ни травинки – сплошные ковры скользкого игольника, страшно поглощающего все звуки.  Где-то через болотца и ручейки он переносил меня на закорках; иногда сильно уставая, я садилась на траву и думала: «Все, пусть идет если хочет, а меня пусть здесь волки съедят – устала, нет сил». Очень скоро он замечал мое отсутствие, возвращался, обнимал меня и говорил: «Ох, Ируния, Ируния». И мне ни к чему были другие слова…
   «Помягчел», отошел от того «дурного» он к середине лета, и именно тогда у меня завелась привычка: каждый год 28 июля рано-рано поутру я рвала огромный букет цветов, еще мокрых от росы и с громким криком «С днем рожденья» кидала на него, спящего в кровати.  Нет, он никогда не ругался!!!