Михаил Врубель. Плач Адамов

Одна из последних картин, созданных Михаилом Александровичем Врубелем (1856-1910) — портрет поэта Валерия Брюсова. Художник писал её уже в психиатрической лечебнице. Брюсов регулярно приходил в палату, старательно позировал великому безумцу и слушал его долгие монологи. Разумеется, происходило это в часы просветления. Брюсов потом рассказывал, что сперва Врубель казался безнадёжным умалишённым, но стоило живописцу взяться за кисть, и сквозь безумие тут же проглядывал гений — и чем дальше, тем больше: лицо светлело, взгляд становился глубоким и мудрым, речи связными, полными интереснейших мыслей. Художник в частности говорил поэту:

— Безумием меня Бог наказал за то, что я взялся расписывать храм, не веря во Христа. Был далёк и от Господа, и от Богоматери, а осмелился писать их, — и вот теперь мною нечистый владеет!

В самом деле: несколько лет назад он расписывал в Киеве Кирилловскую церковь, — и в эти же дни он впервые начал работать над образом Демона. По заказу писал Христа, а «для души» — Духа Изгнанья. Звучит страшно, но давайте, попробуем разобраться…

Врубель был, так сказать, классическим атеистом: не верил ни в сон, ни в чох, и если Христос для него был лишь «литературным персонажем», то и Демон — лишь героем поэмы Лермонтова. Никакой реальности он за этой фигурой не признавал. Сам художник говорил: «Искусство — вот единственная наша религия». Следовательно, Врубеля никак нельзя считать демонопоклонником, сатанистом и т.д.; этой братии на земле всегда хватало, — и в те времена, и сейчас, — но Врубель к ним не принадлежал ни одной частицей своей души.

Далее. Врубель — несомненный гений, а поклонение тьме — несомненное зло. Вы думаете, Пушкин в шутку сказал: «Гений и злодейство — две вещи несовместные»? Нет, это чистая правда. Вам когда-нибудь случалось видеть «творчество» истинных служителей зла? Да наверняка случалось: сейчас повсюду можно наткнуться на его образчики! Чем веет от них? Даже вспоминать мерзко: тягостный, мертвенный, тошнотный дух испускают они. Они пусты, они безжизненны, они полны ненависти и глумления над душой человеческой. Что там ни возьми — живопись, музыку, литературу, кино — повсюду сегодня можно встретить подобные смрадные «творения»…

Но разве о картинах Врубеля можно сказать что-то подобное? Ни об одной! Даже его безумный «Демон поверженный» — и тот полон человеческого величия, человеческой трагичности.

И возникает вопрос: кого же писал Врубель долгие годы? Настоящий демон по определению не может быть прекрасен. Даже прельщая людей в облике «ангела света», он всё равно пошл, безвкусен, лжив, он кривляется, он позирует, он бездарно обезьянничает, — но истинной красоты он придать себе не может. Красота и зло — несовместимы. Зло и творчество несовместимы, ибо творчество — это попытка запечатлеть истину, и Истина — она Одна.

Так кого же писал Врубель?

Взгляните: могучая, прекрасная фигура, взгляд, исполненный великой мудрости и безысходной печали…

Да это же Адам!

Это Адам, уже павший, но ещё не обличённый Богом; Адам, ощутивший бесконечную боль, почувствовавший, что связь с Господом распалась, впервые увидевший себя одиноким. Адам был прекраснейшим и мудрейшим из всех, когда-либо живших на земле, — и вот он остался без Бога… Он ещё не думает о наказании, он ещё не знает о бесчисленных поколениях своих детей, обречённых смерти, — он только прислушивается к страшной, гибельной боли в своём сердце и пытается постичь её своим могучим умом…

Картины Врубеля — это плод генетической памяти об адамовом падении. Первородный грех — это «человеческое, слишком человеческое», это то, что все мы, даже омытые водами крещения, помним очень хорошо. Потому и герой полотен Врубеля так нам понятен, так сочувственен, так отзывен. Не так уж много на земле людей, способных искренне сочувствовать злу, а сочувствовать вине мы все можем… Потому и смотрим на картины Врубеля, как на что-то своё, родное, очень понятное…

Сам-то Врубель, как атеист и человек религиозно безграмотный, отчёта в этом сознательно не отдавал, но, обладая гениально восприимчивой душой, мог и восчувствовать, и запечатлеть.

И конечно, он, беседуя в психлечебнице с Брюсовым, был прав: не может атеист так глубоко забираться в пучины духовной вселенной и остаться при том совершенно невредимым. У верующего, — пусть не гения, пусть самого, что ни на есть обывателя — имеется твёрдая, надёжная духовная защита, позволяющая ему даже Тело и Кровь Христовы принимать в себя, а ведь это — «огнь сый и опаляяй недостойныя»! Без этой же защиты даже гений, искренне взыскующий Красоты и Правды, не может рассчитывать на безопасность.

…Портрет Брюсова продвигался медленно. Врубель писал его днём, а вечером пытался переделать, стирал отлично написанные куски, портил работу. В минуты же просветления, он, даже ошибаясь, оставался гениальным художником. Брюсов рассказывает, как однажды, заговорившись, Врубель случайно взял не ту краску — вместо белой зелёную — и начал ею поправлять глаза на портрете. Потом многие ценители считали, что эти зелёные пятнышки в глазах — лучшее, что есть в картине.

Уже перед самой смертью он убеждал Брюсова, что обязательно напишет «Видение пророка Иезекииля», потому что чётко видит, как это нужно писать. А ведь видение Иезекииля совершенно непредставимо — оно находится за пределами человеческого воображения… Но, может быть, у Врубеля оно получилось бы?.. Он уже начал создавать первые варианты…