И умерли в один день

В 1920 году Стефан Цвейг и Фредерика Мария фон Винтерниц поженились и поселились вместе с её дочерьми в окрестностях Зальцбурга - там прошли их лучшие годы. Оба писали, а после обсуждали написанное, литературные новинки и политическую ситуацию в мире. Так продолжалось долгих счастливых 18 лет, пока Фредерика сама не привела в их дом свою разлучницу.

В 1934 году Цвейг, с семьёй убегая от нацистов, переезжает в Лондон. На новом месте ему понадобилась секретарша, заботы о найме которой взяла на себя Фредерика. В то время Лондон был наводнён беженцами из Европы, поэтому ей было из чего выбирать. Судьбой беженцев в Лондоне занимался межправительственный комитет по делам беженцев, который и предоставил Фредерике анкеты на 10 кандидаток. Основным критерием, по которым отбирала Фредерика, была внешность. Из всех кандидаток самой невзрачной была  Шарлотта Элизабет Альтман, 1908 года рождения. Её возраст и внешность вселяли в Фредерику надежду, что в её семье не случится служебный роман.

 Каждое утро ровно к девяти аккуратнейшая фрейлейн Альтман являлась в квартиру Цвейгов. И сквозь закрытые двери кабинета Фредерика слышала, как Стефан час за часом диктовал ей страницу за страницей. Стрёкот пишущей машинки был для Фредерики как звуки вальсов Штрауса. Но однажды придя домой, она не услышала это сладкой для себя «музыки». За закрытыми дверями было тихо. Фредерика всё поняла.

«Я справлюсь с этим, если буду вести себя так же», - думала Фредерика. Ближе к ночи к ней постучался Стефан. Он долго просил прощения, уверял, что эта девушка для него ничего не значит. Она ждала, что муж попросит срочно подыскать ему другую секретаршу, но этого так и не услышала. Ни в тот день, ни на следующий, ни через неделю, ни через месяц.

Время шло. Ничего не менялось. Пока однажды за обедом Фредерика не поймала на себе взгляд бессловесной фрейлейн. Ненавидящий и, главное, торжествующий взгляд.
После обеда она отправилась в комитет по делам беженцев, а вечером заговорила с мужем о новой секретарше. Стефан прятал глаза:
- Полно, Фредерика. Лотта великолепно работает, не вижу причин отказываться от её услуг. Будь великодушна, девушка так молода, так беспомощна. Чужая страна, чужой город. Где она найдёт работу?
- Я уже нашла ей работу, пусть это тебя не беспокоит.
Он помолчал, а потом сказал, как отрезал: «Лотта остаётся». И вышел из комнаты.
Три следующих года он спал с женой и украдкой проводил время с Лоттой. Три года они вместе обедали и старательно поддерживали за столом ничего не значивший разговор о капризной английской погоде. Фредерике было невмоготу, но она понимала: остаётся только одно - ждать. И дождалась.
Однажды, вернувшись, домой к обеду, она увидела на полу в столовой осколки разбитой вазы. Окно, несмотря на позднюю осень, было открыто настежь. Растерянный Стефан поспешно захлопнул створку и бросился ей навстречу. Под ногами захрустели осколки фарфора.
- Фредерика, дорогая, горничная сейчас все приберёт. Понимаешь, Лотта устроила сцену, разбила вазу. Впрочем, это пустяки. Она пыталась выброситься из окна. Фредерика, так дольше продолжаться не может.
- Естественно. Я завтра же подыщу тебе другую секретаршу.
- Ты не поняла. Я прошу у тебя развода.
Она молча вышла из комнаты, Стефан бросился следом и все говорил, говорил не переставая. Погрузиться в этот поток слов она не могла – было слишком больно...
 
В 1938 году Стефан и Фредерика, после целого года бракоразводного процесса расстались, а Стефан и Шарлотта на следующий год оформили брак и переехали в Нью-Йорк. Но там Цвейг не мог сосредоточиться на работе, и молодая чета в 1940 году переехала в небольшой курортный городок Петраполис в Бразилии.

В 1941 году, накануне своего шестидесятилетнего юбилей Цвейг записал в дневнике:
«Шестьдесят — я думаю, этого будет достаточно. Мир, в котором мы жили, невозвратим. А на то, что придёт, мы уже никак не сможем повлиять. Наше слово не будут понимать ни на одном языке. Какой смысл жить дальше, как собственная тень?»

В это время Лотта жаловалась знакомым, что Стефан «не в лучшем состоянии», но зная о его депрессиях, никто не придал её словам особого значения.

«Мама! — взволнованная дочь вбежала в комнату Фредерики. — Стефан...» — только и сказала она, протягивая стопку утренних газет от 23 февраля 1942 года. На первой полосе — фото Стефана и Лотты, уснувших последним сном в спальне дома в Петрополисе, сопровождённое заголовком «Двойное самоубийство писателя и его молодой жены». Далее сообщалось, что Цвейг и Лотта накануне приняли смертельную дозу снотворного, предварительно разослав послания тем, кому они хотели сказать своё последнее прости. Одно из них, отмеченное 22-м числом, предназначалось Фредерики.

«Дорогая Фредерика! Когда ты получишь это письмо, мне уже будет лучше. Ты видела меня в Оссининге и знаешь, что после периода спокойствия моя депрессия стала более острой. Я так страдал, что не мог больше сосредоточиться. И потом эта уверенность, что война продлится годы, прежде чем мы сможем вернуться к себе домой, эта уверенность действовала на меня совершенно удручающе...
У тебя есть дети и, следовательно, долг перед ними. У тебя широкие интересы и ещё много сил. Я уверен, что ты увидишь лучшие времена и что ты поймёшь, почему я, с моей ипохондрией, не мог дольше ждать, и одобришь меня. Горячие приветы твоим детям, и не жалей меня...
Стефан. Шлю тебе самые добрые пожелания. Будь мужественной. Ты знаешь, что я спокоен и счастлив.»

Шарлотта написала, что смерть станет для Стефана освобождением, да и для неё тоже, потому что её замучила астма.
Цвейг был более красноречив:
«После шестидесяти требуются особые силы, чтобы начинать жизнь заново. Мои же силы истощены годами скитаний вдали от родины. К тому же я думаю, что лучше сейчас, с поднятой головой, поставить точку в существовании, главной радостью которого была интеллектуальная работа, а высшей ценностью — личная свобода. Я приветствую всех своих друзей. Пусть они увидят зарю после долгой ночи! А я слишком нетерпелив и ухожу раньше них.»

Удивительно но, в реальной жизни, образ созданный Цвейгом в новелле «Письмо незнакомки» раздвоился, но не отпустил своего автора. Фредерика, бесконечно любившая его таким, каким он был на самом деле, не оказалась с ним у роковой черты и роль её «доиграла» невзрачная «мышка» Шарлотта, рассказавшая миру о том вулкане чувств, который бушевал в её душе, лишь молчаливо исполнив роль Джульетты в трагедии под названием «Жизнь Стефана Цвейга».

«Вдруг взгляд его упал на синюю вазу, стоявшую перед ним на письменном столе. Она была пуста, впервые за много лет пуста в день его рождения. Он вздрогнул; ему почудилось, что внезапно распахнулась невидимая дверь и холодный ветер из другого мира ворвался в его тихую комнату. Он ощутил дыхание смерти и дыхание бессмертной любви; что-то раскрылось в его душе, и он подумал об ушедшей жизни, как о бесплотном видении, как о далёкой страстной музыке.»