отброшен часть П глава Рай Спиридона

                - Живой? – услышал я веселый голос, - Живой! Давай, берись, мы щас его, быстренько и за ворота.
                - Фархат будет недоволен.
                - Он не жилец, - кто-то пнул по ноге, несильно, можно сказать, по-дружески, - Фархат спасибо скажет. Нам трупы не нужны. Эй, слышь, одевайся, живо, пока не передумали. 
      Я пытался встать, но не владел телом. Сильным рывком меня подняли и стали ощупывать. Я замычал разбитой губой, пытаясь узнать, куда дели Анфису.
                - Далась она тебе. Переломов нет, ушибы только, эй, не падай, доходяга, можешь сам идти? Можешь, еще как сможешь, - уговаривал охранник и натягивал куртку и штаны.
                - Анфиса где? – Я дернулся и упал на матрац с одной штаниной на ноге.
                - Слушай сюда, если не прекратишь, сверну шею и выкину на хрен, – разозлился другой, по сравнению с первым очень нервный. Его лицо было так близко, что я уловил запах курильщика. - Живо одевайся, считай,  бабой заплатил за  свободу. Мы сегодня добрые, - и они оба расхохотались.
      Подгибались колени,  кружилась голова, я  падал, получал тычок, меня поднимали, в основном тот, который меня одевал, нервный повторял:
                -Живее нельзя, а то передумаю.
      От толчка в  затылок  я ускорялся  и снова падал.   Я не мог просто так уйти, без Анфисы не хотел, поэтому тормозил ногами как мог.  Но силы не равны, тычками, поддержками и матюгами довели меня до проходной.
       Навстречу шли  погруженные в себя люди в сером. Некоторые говорили сами с собой, и это напоминало психбольницу, я даже засомневался в реальности происходящего, пока не заметил у  парня  телефон.
      
       Не выбросили, аккуратно вывели  за ворота и слегка подтолкнули. Откуда силы взялись, я рванул назад. Охранник на проходной профессионально послал меня в сугроб. Но я восстал всем телом и упал, перегородив путь людям,  охранник  заученным движением послал меня в то же место. Так повторялось несколько раз, снег окрасился кровью, как  ремейк черно-белого кино.  Я бросался на охранника, он отшвыривал, кровь смешивалась со снегом, а я все бросался, повторяя: «Где Анфиса?  Без нее не уйду».
      
                - Ты что делаешь? Ты же убьешь его! – закричала женщина в ярко красной куртке.

       На крыльце появился еще охранник, сколько же их? отвел меня в сторону:
                - Слушай, не пугай людей, ее нет, понимаешь? Увезли.
                - Куда?
                - Туда, - показал он, и я побежал, вернее, побрел по сугробам, падая и выбираясь.

       Обогнул длинный забор промзоны, почти ползком, очутился на  заснеженном поле, окруженном  сосновым лесом.   Небо  блеклое,  на его фоне четко просматривается  дерево с  изогнутым на ветру стволом и растопыренными в разные стороны ветками.  Их кто-то пилил, для костра, чтобы согреться.  Обрубки веток издали напоминают руки с   обмороженными  пальцами. Полутруп  торчит посреди поля, пока не упадет с корнями.
        Разве это жизнь, если невозможен широкий жест. Отдать или прибрать к рукам. Рассыпать зерно по вспаханному полю. Или собрать букет.
       Жуть как любая нежить. Как копия женщины из воска. Или чучело любимой собачки.
       Я говорил вслух,  Щука бы сказал: психическая зараза, - куда все, туда и ты. 
       Немного лихорадило, хотелось залечь в берлогу и спать до весны. А там  домой, к морю. В тепло.
       Спиной  навалился на ствол дерева. Пахло яблоками. Ничего, еще зацветет, еще плоды будут.  Кто-то позвал меня. Сквозь желтую пелену проявилась Светка – ветка с пакетом   красных яблок. Недаром груши снились.
                - Спиря! Ты ли это! Искал меня по свету. По горам и долинам. И нашел за тридевять земель. Нашел наконец! – Она обняла меня, - Жаль, я не дождалась тебя, вышла замуж, мой муж – коммунист, - сказала она голосом комиссара перед расстрелом.  Всмотрелась: - Бомж. Ну, это неудивительно при маменькином любимчике – брате.  А у тебя есть любимая?  - она улыбнулась.
       Я кивнул и  стал объяснять:
                - Нас в рабстве держали, ее продолжают удерживать, а меня отпустили.
                - Нужна помощь, - утвердительно кивнула она и, порывшись в сумке, достала кусок картона, - вот визитка, приходи. Извини, спешу, - убегая, прокричала: - Жду!

     На красном фоне золотились  серп и молот и крылатая фраза: «В правде сила».

       В здоровом теле здоровый дух (что первично: тело или дух?) Дом – крепость. (Крепость – дом?) Город – герой. Или герой – город? Пройдоха – начальник, девица – красавица, привяжется и мучает – мучает.
   
       Вот и Анфиса. Ее появление немного напрягло, вдруг догадается, кто такая Светка – ветка. Но отвлекли голоса. Кто-то приказывал: «Да три же! Три, пока не порозовеет. -  К губам прикоснулось что-то твердое, тот же голос: - Пей! До дна!»
      Жгучая жидкость обожгла горло. Больше  ничего не чувствовал,  проваливался в сон  и выныривал, опасаясь произнести вслух имя бывшей жены, чтобы не услышала Анфиса. Плохо, потому что любовь и обман несовместимы.   Светка тревожила, я ведь тоже ее любил. Как совместить двух любимых женщин? Возможно ли это?

        Я проваливался в черноту, выныривал и от боли снова проваливался. Спасительная чернота, пусть ад, но там я не ощущал боли. Ничего не ощущал, меня не было. Немного посветлело,  приоткрыл глаза, надо мной светился шар. Я повернул голову,  на стене висела  картина Репина «Бурлаки на Волге» и рядом плакат – многократно увеличенная визитка Светланы. Картину заслонил  Сократ, каким я его представлял.