Лев Толстой в зеркале психологии. Беседа 6

Беседа 6. Разрушение Ада и восстановление его

— Человека постоянно тянет в разные стороны. Часто он хочет одного, а делает другое. Разве человек не может быть спокойным и гармоничным?

— Полной гармонии не бывает. Однако это не означает, что между поступками людей и их целями воздвигнута непроходимая стена. Люди  целостны. Но они неоднозначно целостны.

— Что определяет эту целостность?

— Самолюбие. Я думаю, что всякий человек самолюбив, и все то, что он ни делает, — все из самолюбия.

— Что такое самолюбие?

— Самолюбие  есть убеждение в том, что я лучше и умнее всех людей.

— Да как же могут быть все в этом убеждены?

— Уж не знаю, справедливо ли, или нет, только в этом никто не признается. Я убежден, что я умнее всех на свете, и уверен, что вы тоже уверены в этом.

— Нет, я вовсе так не считаю.

— Я вам это докажу. Отчего мы самих себя любим больше других? Оттого, что мы считаем себя лучше других, более достойными любви. Если  бы мы находили других лучше себя, то мы бы и любили их больше себя, а этого никогда не бывает.

— Бывает. Это любовь матери, это любовь женщины к мужчине.

— Которые в чистом виде не встречаются. Кроме того различные явления жизни можно объединить в две группы:  в одних преобладает внутреннее (содержание), в других — внешнее (форма). К числу последних, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности  салонную. 

          Иногда внутреннее или  внешнее преобладает в жизни человека. Например,
       жизнь Ивана Ильича была лишена подлинно живого начала — и потому это была
       хотя и самая простая и обыкновенная, но и самая ужасная жизнь. Это было
       просто существование как мостик между прошлым и будущим. Всю свою жизнь до
       болезни Иван Ильич только и делал, что подавлял в себе человека.
       Человеческое подавлялось вещами, суетными желаниями, отношениями к людям,
       которые носили формальный характер.

— Преобладание внешнего, как правило, искажает суть всех человеческих и нечеловеческих проявлений. В рассказе «О разрушении и восстановлении Ада» соотношение внутреннего и внешнего составляет суть движения истории. Ад был разрушен учением и страданиями Христа. Как же он был восстановлен?

— Прежде всего, заменой внутреннего содержания на внешнее. Вместо следования Евангелию в душе своей люди создали церковь. Делается же церковь так: люди уверяют себя и других, что учитель их, Бог, во избежание того, чтобы открытый им людям закон не был ложно перетолкован, избрал особенных людей, которые одни они или те, кому они передадут эту власть, могут правильно толковать его учение. Так что люди, называющие себя церковью, считают, что они в истине не потому, что то, что они проповедуют, есть истина, а потому, что они считают себя едиными законными преемниками учеников учеников учеников и, наконец, учеников самого учителя — Бога.

— А что здесь плохого? Они, действительно, лучше знают учение Христа.

— Признав себя едиными толкователями закона Бога и убедив в этом других, люди эти сделались высшими решителями судеб людей и потому получили высшую власть над ними. Получив же эту власть, они, естественно, возгордились и большей частью развратились и тем вызвали против себя негодование и вражду людей. Для борьбы же со своими врагами они, не имея другого орудия, кроме насилия, стали гнать, казнить, жечь всех тех, кто не признавал их власти. Так что они самым своим положением были поставлены в необходимость перетолковать учение в таком смысле, чтобы оно оправдывало им их дурную жизнь, и те жестокости, которые они употребляли против своих врагов. Они так и сделали.

— Ну, это было давно. Сейчас мы идем в церковь, чтобы укрепить свою волю, чтобы приобщиться к Богу, например, через таинства крещения, погребения, брака.

— Они уверяют людей, что настоящий брак состоит не в том, в чем он действительно состоит, в соединении мужчины с женщиной, а в том, чтобы нарядиться в самые лучшие платья, пойти в большое, устроенное для этого здание и там, надевши на головы особенные, приготовленные для этого шапки, под звуки разных песен обойти три раза вокруг столика. И люди, уверившись в этом, естественно, считают, что всякое вне этих условий соединение мужчины с женщиной есть простое, ни к чему их не обязывающее удовольствие или удовлетворение гигиенической потребности. Поэтому, не стесняясь, предаются этому удовольствию.

— Сейчас для соединения мужчины и женщины в браке церковь не обязательна.

— Но за развитие души жены и детей мужчина отвечает перед Богом. Это серьезно.

— Хорошо, а какие еще заповеди нарушаются?

— Для утверждения права грабежа дьяволы внушали людям, что вместо того, чтобы им грабить друг друга, им выгоднее позволить грабить себя одному человеку, предоставив ему полную власть надо всем. Для утверждения права грабежа одним человеком других людей мы ведем этого человека в храм. Там мы надеваем на него особенную шапку, сажаем на высокое кресло, даем ему в руки палочку и шарик, мажем постным маслом и во имя Бога и его Сына провозглашаем особу этого помазанного маслом человека священной. Так что грабеж, производимый этой особой, считающейся священной, уже ничем не может быть ограничен. И священные особы, и их помощники, и помощники помощников все, не переставая, спокойно и безопасно грабят народ.

— А как с заповедью «не убий»?

— Внушают, что лучшее средство отучить людей от убийства состоит в том, чтобы самим учителям публично убивать тех, которые убили. Этот способ не столько дает нам убийц, сколько приготовляет их для нас.

— Вы писали, что внешняя сторона жизни губит жизнь духовную, в связи с чем отрицали роль науки и техники в развитии человечества.

— Я отрицал не науку, а ложную науку, в которой нет правильного направления знаний.

— Почему же нет? Огюст Конт, например, создал науку социологию, чтобы показать, как нужно жить людям, чтобы быть счастливыми.

— Зачем? Это и так ясно: соблюдай установление законов жизни, которое указано в учении Христа. А Конт, по крайней мере, вначале, отрицал религиозное учение, в том числе и учение Христа, утверждая, что оно есть заблуждение и суеверие, а что узнать о том, как им надо жить, они могут из придуманной им науки, называемой социологией. Конт был уверен, что надо только изучить жизнь прежних людей, и из этого изучения можно вывести общие законы жизни. Для того чтобы жить хорошо, людям надо будет только сообразоваться в своей жизни с этими выдуманными ими законами.

— В таком случае как быть с развитием техники и технологий?

— Люди начинают думать, что если они сделают много вещей, и чем скорее они будут делать их, тем это будет для них лучше. И они, губя свои жизни для произведения вещей, делают их все больше и больше, несмотря на то, что вещи эти не нужны тем, кто заставляют их делать, и недоступны тем, которые их делают.

— Техника освобождает людей от тяжелого труда.

— Не только освобождает, но и подчиняет человека, включая его в процесс труда. Люди, превращенные в машины, ненавидят тех, которые сделали это над ними.
 
— А как же транспорт? Поезда ведь существуют не только для того, чтобы давить отчаявшихся красивых женщин?

— А нужно ли людям как можно скорее переезжать с места на место? Вместо того чтобы улучшать свою жизнь каждому на своих местах, они проводят большую часть ее в переездах с места на место и очень гордятся тем, что в час могут проехать пятьдесят верст и больше.

— Но вы же не будете отрицать значение книгопечатания?

— Если его роль состоит в том, чтобы как можно большему числу людей сообщить все те гадости и глупости, которые делаются и пишутся на свете, то отрицаю.

— А искусство в чем провинилось?

— Само искусство ни в чем не провинилось, особенно если в его основе положено учение Христа. Но часто видом утешения и возбуждения возвышенных чувств в людях, искусство потворствует их порокам, изображая их в привлекательном виде.

— Простите, но вы не смогли выздороветь, потому что в то время не было антибиотиков, способных вылечить воспаление легких.

— Скажите проще: «Умер». Медицина внушает людям, что самое нужное для них дело — это забота о своем теле. А так как забота о своем теле не имеет конца, то люди, заботящиеся с помощью медицины о своем теле, не только забывают о жизни других людей, но и о своей собственной.

— Понятно. А вот самое важное — воспитание подрастающего поколения.

— Правильно, это важно. Но еще более важно, кто воспитывает. А в системе образования и воспитания люди могут, живя дурно и даже не зная того, в чем состоит хорошая жизнь, учить детей хорошей жизни.

— Но есть еще и принудительное воспитание, система исправления преступников.

— То же самое. Порочные люди думают, что они могут исправлять порочных людей.

— Откуда берутся пороки?

— Люди вместо того, чтобы избавиться от страданий, производимых дурной жизнью, стараясь жить лучше, забываются под влиянием одурения вином, табаком, опиумом, морфином.
 
— А как же добродетели, например, благотворительность?

— Сама по себе благотворительность пагубна. Люди думают, что, грабя пудами и давая ограбленным золотниками, они добродетельны и не нуждаются в усовершенствовании. Это делает их недоступными к добру.

— Значит, нужно уничтожить социальное неравенство!

— Да, но не так, как это делают социалисты. Они во имя самого высокого общественного устройства жизни людей возбуждают вражду сословий.

— Нужно бороться за свои права: сословий, народов, рас, женщин!

— Чтобы для более усовершенствованного устройства жизни, кроме вражды  сословий, возбуждать еще и вражду между полами?

— Если я правильно поняла, то в любом поступке можно обнаружить ориентацию на внешнюю сторону жизни и на внутреннюю, и внешняя, хоть и необходима, не недостаточна, чтобы человек жил правильно?

— Есть жизнь разумная, а есть личностная. Личностная, в свою очередь, может быть двух видов. Примером первого вида, в котором главное – быть принятым в обществе, может служить Борис Друбецкой. Он был небогат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Даже воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе ему было неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых.

— Что предполагает второй вид личностной жизни?

— Любовь к себе. Например, Анатоль Курагин был весьма доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно, все существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем так, как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отзываться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно без отдачи, занимал у встречного и поперечного. Он не был игрок, по крайней мере, никогда не желал выигрыша, даже не жалел проигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно все равно, что бы о нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он не был скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, — это было веселье и женщины. Так как, по его понятиям, в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и со спокойной совестью высоко носил голову. У кутил, у этих мужских  магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин-женщин, основанное на той же надежде прощения: «Ей простится, потому что она много любила; и ему все простится, потому что он много веселился».

— К какому типу относится Стива Облонский, брат Анны Карениной?

— И к тому, и к другому одновременно. Он был конформистом. Степан Аркадьевич получал и читал либеральную газету, не крайнюю, но того направления, которого держалось большинство. И, несмотря на то, что ни наука, ни искусство, ни политика, собственно, не интересовали его, он твердо держался тех взглядов на все эти предметы, каких держалось большинство, и изменял их, когда большинство изменяло, или, лучше сказать, не изменял их, а они сами в нем незаметно изменялись. Степан Аркадьевич  не избирал ни направления, ни взглядов, а эти направления и взгляды сами приходили к нему, точно так же, как он не выбирал формы шляпы или сюртука, а брал те, которые носят. А иметь взгляды ему, жившему в известном обществе, при потребности некоторой деятельности мысли, развивающейся обыкновенно в лета зрелости, было так же необходимо, как иметь шляпу. Если и была причина, почему он предпочитал либеральное направление консервативному,  то это произошло не потому, что он находил либеральное направление более разумным, но потому, что оно было ближе его образу жизни. Либеральная партия говорила, что в России все скверно, и действительно, у Степана Аркадьевича долгов было много, а денег решительно недоставало. Либеральная партия говорила, что брак есть отжившее учреждение и что необходимо перестроить его, и действительно, семейная жизнь доставляла мало удовольствия Степану Аркадьевичу и принуждала его лгать и притворяться, что было так противно его натуре. Либеральная партия говорила, или, лучше, подразумевала, что религия есть только узда для варварской части населения. И действительно, Степан Аркадьевич не мог вынести без боли в ногах даже короткого молебна и не мог понять, к чему все эти странные и высокопарные слова о том свете, когда и на этом жить было бы очень весело.

— За что же его уважали в обществе?

— Главные качества Степана Аркадьевича, заслужившие ему это общее уважение по службе, состояли, во-первых, в чрезвычайной снисходительности к людям, основанной в нем на сознании своих недостатков; во-вторых, в совершенной либеральности, не той, про которую он вычитал в газетах, но той, что у него была в крови, и с которою он совершенно равно и одинаково относился ко всем людям, какого бы состояния и звания они ни были, и, в-третьих, — главное — в совершенном равнодушии к тому делу, которым он занимался, вследствие чего он никогда не увлекался и не делал ошибок.

          Внешний контроль важен для внутреннего совершенствования личности, без
       чего человек остается на уровне самосозерцания. Любовь к себе не требует
       доказательств, а вот любовь и уважение  других нужно поддерживать.
       Результат, как правило, бывает положительным: «... ежели бы не учителя,
       которые продолжали ходить ко мне, не St.-Jerome, который изредка нехотя
       подстрекал мое самолюбие, и, главное, не желание показаться дельным малым
       в глазах моего друга Нехлюдова, то есть выдержать отлично экзамен, что, по
       его понятиям, было довольно важною вещью, — ежели бы не это, то весна и
       свобода сделали бы то, что я забыл бы даже все то, что знал прежде, и ни
       за что бы не выдержал экзамена».

— Во время переписи вы видели разных людей, в том числе тех, кто опустился с достаточно высоких ступеней социальной лестницы на низкие. Как переживали эти люди отсутствие социальной поддержки?

— Более падших, несчастных и старых, обрюзгших, и молодых, бледных, растерянных лиц не было в этом доме. Я поговорил с некоторыми из них. Почти всё одна и та же история, только в разных степенях развития. Каждый из них был богат. Или отец, или брат, или дядя его были теперь еще богаты. Или отец его, или сам он имели прекрасное место. Потом случилось несчастье, в котором виноваты или завистники, или собственная доброта, или особенный случай. И вот он потерял все и должен погибать в этой несвойственной, ненавистной ему обстановке — во вшах, оборванный, с пьяницами и развратниками, питаясь печенкой и хлебом и протягивая руку. Все мысли, желания, воспоминания этих людей обращены только к прошедшему. Настоящее представляется им чем-то несущественным, отвратительным и не заслуживающим внимания. У каждого из них нет настоящего. Есть только воспоминания прошедшего и ожидания будущего, которые могут всякую минуту осуществиться и для осуществления которых нужно очень мало. Но этого-то малого нет, негде взять, и вот, погибает напрасно жизнь — у одного первый год, у другого — пятый, у третьего — тридцатый.
 
— Что же им нужно?

— Они все говорят, что им нужно только что-то внешнее для того, чтобы снова стать в то положение, которое они считают для себя естественным и счастливым.

— И если им дать то, о чем они просят, они смогут быть счастливыми?

— Несчастье их не поправимо внешними средствами. Они ни в каком положении не могут быть счастливы, если взгляд их на жизнь останется тот же. Они желают меньше трудиться и больше пользоваться трудами других.

— Выходит, им нельзя помочь?

— Помочь такому человеку можно только тем, чтобы переменить его миросозерцание. А чтобы переменить миросозерцание другого человека, надо самому иметь свое лучшее миросозерцание и жить сообразно с ним.

— Нужно изменить картину мира?

— Да. Щенка можно взять, выхолить, накормить и научить носить поноску и радоваться на него; но человека недостаточно выхолить, накормить и научить по-гречески: надо научить человека жить, то есть меньше брать от других, а больше давать.

— Что является мерилом правильных поступков?

— Смерть. Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и — неизвестность, страдания и смерть. И что там? Кто там? Там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать. Страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее, И знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти.

— Вы узнали?

— Разумеется.

— Можете рассказать?

— Нет.

— Почему?

— Рассказывать может только тот, кто знает достоверно, и тот, кто жив. 

— Понятно. Иногда в человеке есть потенции, которые он мог бы употребить во благо людям, и употребляет, но оказывается, что внутренняя суть зачастую уходит от него.

— В таком положении оказался отец Сергий, когда он несколько недель жил с одной неотступною мыслью: хорошо ли он делал, подчиняясь тому положению, в которое он не столько сам стал, сколько поставили его архимандрит и игумен. Началось это после выздоровевшего четырнадцатилетнего мальчика. С тех пор, с каждым месяцем, неделей, днем Сергий чувствовал, как уничтожалась его внутренняя жизнь и заменялась внешней. Точно его выворачивали наружу. Сергий видел, что он был средством привлечения посетителей и жертвователей к монастырю, и что потому монастырские власти обставляли его такими условиями, в которых бы он мог быть наиболее полезен. Ему, например, не давали возможности трудиться. Для его удобства устроили дни, в которые он принимал. По мере того как он отдавался этой жизни, он чувствовал, как внутреннее переходило во внешнее, как иссякал в нем источник воды живой, как то, что он делал, он делал все больше и больше для людей, а не для Бога.

— Он страдал от этого?

— «Насколько то, что я делаю, для Бога и насколько для людей?» — вот вопрос, который постоянно мучил его, и на который он никогда не то что не мог, но не решался ответить себе. Он чувствовал в глубине души, что дьявол подменил всю его деятельность для Бога деятельностью для людей. Он чувствовал это по тому, что если раньше ему тяжело было, когда его отрывали от его уединения, то сейчас ему стало тяжело уединение. Он тяготился посетителями, уставал от них, но в глубине души радовался им, радовался тем восхвалениям, которыми окружали его.

— Но это не мешало людям принимать его помощь.

—  Его считали угодником, таким, чья молитва исполнялась. Он отрекался от этого, но он в глубине души сам считал себя таким. И ему вдруг стало совестно своего тщеславия, и он стал опять молиться Богу: «Господи, царю небесный, утешителю, душе истины, приди и вселися в ны, и очисти ны от скверны, и спаси, блаже, души наши. Очисти от скверны славы людской, обуревающей меня», — повторил он и вспомнил, сколько раз он молился об этом и как тщетны были до сих пор в этом отношении его молитвы. Молитва его делала чудеса для других, но для себя он не мог выпросить у Бога освобождения от этой ничтожной страсти.

— Почему то, что он предлагал другим, не помогало ему самому?

— Есть разница — просить для других и просить для себя. К себе он был строг. Он спросил себя: любит ли он кого, любит ли Софью Ивановну, отца Серапиона, испытал ли он чувство любви ко всем этим лицам, бывшим у него нынче, к этому ученому юноше, с которым он так поучительно беседовал, заботясь только о том, чтобы показать ему свой ум и неотсталость от образования. Ему приятна, нужна любовь от них, но к ним любви он не чувствовал. Не было у него теперь любви, не было и смирения, не было и чистоты.

— Отцу Сергию во сне было послание найти свою старую знакомую, которая помогла бы ему.

— Так и вышло.

          Он подумал: «Так вот что значил мой сон. Пашенька именно то, что я
       должен был быть и чем я не был. Я жил для людей под предлогом Бога, она
       живет для Бога, воображая, что она живет для людей. Да, одно доброе дело,
       чашка воды, поданная без мыслей о награде, дороже облагодетельствованных
       мною для людей. Но ведь была доля искреннего желания служить Богу?» —
       спрашивал он себя, и ответ был: «Да, но все это было загажено, заросло
       славой людской. Да, нет Бога для того, кто жил, как я, для славы людской.
       Буду искать его».

— Как он справился с соблазном?

— Перестал ждать благодарности. Если удавалось ему послужить людям или советом, или грамотой, или уговором ссорящихся, он не видел благодарности, потому что уходил. И понемногу Бог стал проявляться в нем.

— То есть, неважно, как люди отнесутся к тому, что им дают, будь то какая-то вещь, деньги или ценный совет?

— Да. Я говорил себе: не нужно добиваться того, чтобы они тебя поняли. Когда заводишь разговор о смерти, об уничтожении или неуничтожении, многие не понимают так же, как не понимают дети. И сколько таких людей! А ты разговариваешь с ними и огорчаешься, что они не соглашаются! Тут ужасно трудно установление такого отношения, чтобы не презирать, а любить их, как любишь животных, не требуя от них большего, чем требуешь от животных. Главное то, что многие из них сами разрушают это отношение, вступая в споры о том состоянии души, которое недоступно им. Относись к ним всегда с уважением, как к понимающим. Это тебе тяжело, больно, что они оскорбляют самое дорогое тебе. Терпи. Ты не знаешь, когда они проснутся. Может быть, сейчас, и ты, твои слова — то самое, что пробудит их.

— Наверное, они не понимают логики.

— Иногда видишь людей, которые могут служить, писать книги, производить художественные вещи, но не могут понимать самого главного: смысла жизни, и даже полагают, что этого совсем и не нужно. Какие-то духовные кастраты. И имя им легион. Я был окружен ими.

          Потребность проявить, высказать то, что у человека на душе, приобщить
       другого к своему внутреннему миру, быть понятым, присуща героям Толстого в
       гипертрофированном виде. И обычное полувнимательное отношение в процессе
       общения заставляет их если не страдать, то, по крайней мере, обижаться.
       Николай Иртеньев  замечает: «Должен, однако, сознаться, что мне было
       несколько неприятно то, что никто не обратил особенного внимания на мою
       кротость и добродетель».

— Качества, необходимые для разумной жизни, глубоко внутренни, они принадлежат даже не характеру, а особенностям мировосприятия. Но внешний контроль и оценка необходимы молодому человеку, потому что именно в этот период вырабатываются представления об идеале.

— Конечно, необходимы. Например, Николай Иртеньев в юности исповедуется священнику, приехавшему к ним в дом. Для Николая было важно вспомнить все грехи, чтобы освободиться от них. Он пробыл не более пяти минут в бабушкиной комнате, но вышел оттуда счастливым и, по его тогдашнему убеждению, совершенно чистым, нравственно переродившимся и новым человеком.

— И тут он совершил  ошибку, думая, что простой человек, хоть и священник, в полной мере представляет Бога?

— Он забыл один грех и не покаялся в нем. Тогда он решил исповедоваться еще раз. Ему казалось, что теперь духовник, верно, думает, что такой прекрасной души молодого человека, как Николай, он никогда не встречал в жизни, да и не встретит, что даже и не бывает подобных. Николай  в этом был убежден; и это убеждение произвело в нем чувство веселья такого рода, которое требовало того, чтобы кому-нибудь сообщить его.

— И когда сообщил...

— То был не понят. Поэтому пошел к причастию в каком-то странном положении торопливости мыслей и с совершенным недоверием к своим прекрасным наклонностям.

— Специфику взаимодействия внешнего и внутреннего вы увидели и в групповом поведении. Так описывается кутеж в повести «Юность»: «...в продолжение всего этого вечера я беспрестанно чувствовал, что я очень глупо делаю, притворяясь, будто бы мне очень весело»?

— Иногда человек вынужден действовать так, как требуют правила в обществе. Например, юноша, желая быть «человеком чести», требует дуэли, а сам чуть не плачет. Чем пристальнее следит за действиями человека общество, тем труднее ему оставаться самим собой. Например, чувствуя, что он вместе с другими скачущими составляет центр, на который устремлены все глаза, Вронский в напряженном состоянии, в котором он обыкновенно становился медлителен и спокоен в движениях, подошел к своей лошади. А минутами позднее потерпел сокрушительное фиаско.

          С. Г. Бочаров утверждает, что в романах Толстого сетка сюжетных
       взаимоотношений героев не есть прямая проекция вовне линий их внутреннего
       развития — последние не могут быть спроецированы, ибо они представляют
       особые миры со своими специфическими  закономерностями, миры, бесконечно
       более широкие, чем внешние проявления действующих лиц, их видимая жизнь,
       миры, далеко не исчерпывающиеся и не покрывающиеся поступками. Связь
       психологического и сюжетного планов  принимает характер опосредствованной,
       сложной, непрямой связи. Вернее, внутренние соотношения персонажей
       образуют особый, «внутренний» сюжет, обладающий своей собственной логикой,
       сюжет сплетения, пересечения, узловые точки линий которого далеко не прямо
       соответствуют сплетениям и пересечениям внешних судеб тех же персонажей в
       ходе действия.


КОММЕНТАРИИ К БЕСЕДЕ 6

«Но они неоднозначно целостны». – Размышления составителя.
 «…все то, что он ни делает, – все из самолюбия». –  Толстой Л.Н. Отрочество / Соч. т. 1, с. 182.
«Самолюбие  есть убеждение в том, что я лучше и умнее всех людей».  –  Толстой Л.Н. Отрочество / Соч. т. 1, с. 182.
«…уверен, что вы тоже уверены в этом». –  Толстой Л.Н. Отрочество / Соч. т. 1, с. 182.
«…любили их больше себя, а этого никогда не бывает».  –  Толстой Л.Н. Отрочество / Соч. т. 1, с. 183.
«…жизнь петербургскую, в особенности  салонную». – Толстой Л.Н. Война и мир. Т. 3 /Соч. т. 6, с. 133.
«…отношениями и к людям, которые носили формальный характер». – Размышления составителя.
«…выхолащивается и превращается в свою противоположность». – Размышления составителя.
«…заменой внутреннего содержания на внешнее». – Размышления составителя.
«…наконец, учеников самого учителя – Бога». – Толстой Л.Н. Разрушение ада и восстановление его / Соч. т. 12, с. 394.
«…которые они употребляли против своих врагов. Они так и сделали». – Толстой Л.Н. Разрушение ада и восстановление его / Соч. т. 12, с. 394.
«…потому, не стесняясь, предаются этому удовольствию». – Толстой Л.Н. Разрушение ада и восстановление его / Соч. т. 12, с. 396-397.
«…перед Богом. Это серьезно». – Размышления составителя.
«…спокойно и безопасно грабят народ». – Толстой Л.Н. Разрушение ада и восстановление его / Соч. т. 12, с. 398.
«…дает нам убийц, сколько приготовляет их для нас». – Толстой Л.Н. Разрушение ада и восстановление его / Соч. т. 12,  с. 400.
«…которой нет правильного направления знаний». – Размышления составителя.
«…в самой жизни с этими выдуманными ими законами». – Толстой Л.Н. Разрушение ада и восстановление его / Соч. т. 12,  с. 403.
«…заставляют их делать, и недоступны тем, которые их делают». – Толстой Л.Н. Разрушение ада и восстановление его / Соч. т. 12,  с. 404.
«…ненавидят тех, которые сделали это над ними». – Толстой Л.Н. Разрушение ада и восстановление его / Соч. т. 12, с. 405.
«…гордятся тем, что они в час могут проехать пятьдесят верст и больше». – Толстой Л.Н. Разрушение ада и восстановление его / Соч. т. 12, с. 405.
«…глупости, которые делаются и пишутся на свете». – Толстой Л.Н. Разрушение ада и восстановление его / Соч. т. 12, с. 405.
«…потворствует их порокам, изображая их в привлекательном виде». – Толстой Л.Н. Разрушение ада и восстановление его / Соч. т. 12, с. 405.
«Скажите проще: «Умер». – Размышления составителя.
«…забывают о жизни других людей, но и о своей собственной». – Толстой Л.Н. Разрушение ада и восстановление его / Соч. т. 12, с. 405.
«…в чем состоит хорошая жизнь, учить детей хорошей жизни». – Толстой Л.Н. Разрушение ада и восстановление его / Соч. т. 12, с. 405.
«…они могут исправлять порочных людей». – Толстой Л.Н. Разрушение ада и восстановление его / Соч. т. 12, с. 405.
«… одурения вином, табаком, опиумом, морфином». – Толстой Л.Н. Разрушение ада и восстановление его / Соч. т. 12, с. 405.
«Это делает их недоступными к добру». – Толстой Л.Н. Разрушение ада и восстановление его / Соч. т. 12, с. 406.
«…устройства жизни людей возбуждают вражду сословий». – Толстой Л.Н. Разрушение ада и восстановление его / Соч. т. 12,  с. 406.
«…сословий, возбуждать еще и вражду между полами?» – Толстой Л.Н. Разрушение ада и восстановление его / Соч. т. 12,  с. 406.
«Личностная, в свою очередь, может быть двух видов». – Размышления составителя.
«…с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых». – Толстой Л.Н. Война и мир. Т. 2 / Соч. т. 5, с. 93.
«Любовь к себе». – Размышления составителя.
«…простится, потому что он много веселился». – Толстой Л.Н. Война и мир. Т. 2 /Соч. т. 5, с. 347.
«Он был конформистом». – Размышления составителя.
«…когда и на этом жить было бы очень весело». – Толстой Л.Н. Анна Каренина / Соч. т. 8, с. 13-14.
«…он никогда не увлекался и не делал ошибок». – Толстой Л.Н. Анна Каренина / Соч. т. 8, с. 22.
«Результат, как правило, бывает положительным». – Размышления составителя.
«…прежде, и ни за что бы не выдержал экзамена». – Толстой Л.Н. Юность / Соч. т. 1, с. 209.
«…у другого – пятый, у третьего – тридцатый». – Толстой Л.Н. Так что же нам делать? / Соч., т. 16, с. 190.
«…считают для себя естественным и счастливым». – Толстой Л.Н. Так что же нам делать? / Соч., т. 16, с. 190-191.
«…трудиться и больше пользоваться трудами других». – Толстой Л.Н. Так что же нам делать? / Соч., т. 16, с. 190-191.
«…лучшее миросозерцание и жить сообразно с ним». – Толстой Л.Н. Так что же нам делать? / Соч. т. 16, с. 190-191.
«…меньше брать от других, а больше давать». – Толстой Л.Н. Так что же нам делать? / Соч. т. 16, с. 199.
«…узнать, что там, по ту сторону смерти». – Толстой Л.Н. Война и мир. Т. 1 / Соч. т. 4, с. 181.
«Разумеется». – Размышления составителя.
«Нет». – Размышления составителя.
«…только тот, кто знает достоверно, и тот, кто жив». – Размышления составителя.
«…делал все больше и больше для людей, а не для Бога».  – Толстой Л.Н. Отец Сергий / Соч., т. 12, с. 366.
«…радовался тем восхвалениям, которыми окружали его». – Толстой Л.Н. Отец Сергий / Соч. т. 12, с. 367.
«…он в глубине души сам считал себя таким». – Толстой Л.Н. Отец Сергий / Соч. т. 12, с. 372.
«…освобождения от этой ничтожной страсти». – Толстой Л.Н. Отец Сергий / Соч. т. 12, с. 373.
«…не было и смирения, не было и чистоты». – Толстой Л.Н. Отец Сергий / Соч. т.12, с. 373.
«…кто жил, как я, для славы людской. Буду искать его». –  Толстой Л.Н. Отец Сергий / Соч. т. 12, с. 382.
«И понемногу Бог стал проявляться в нем». – Толстой Л.Н. Отец Сергий / Соч. т. 12,  с. 383.
«…то самое, что пробудит их». – Толстой Л.Н. Дневники 1895-1910 / Соч. т. 22, с. 132-133.
«И имя им легион. Я был окружен ими». – Толстой Л.Н. Дневники 1895-1910 / Соч. т. 22, с. 134.
«…если на страдать, то по крайней мере, обижаться». – Размышления составителя.
«…особенного внимания на мою кротость и добродетель». –  Толстой Л.Н. Юность / Соч. т. 1, с. 199.
«…нравственно переродившимся и новым человеком». – Толстой Л.Н. Юность / Соч. т. 1, с. 202.
«…требовало того, чтобы кому-нибудь сообщить его». – Толстой Л.Н. Юность / Соч. т. 1, с. 206.
«…недоверием к своим прекрасным наклонностям». – Толстой Л.Н. Юность / Соч., т. 1, с. 207.
«…будто бы мне очень весело». – Толстой Л.Н. Юность. / Соч., т. 1, с. 315.
«…требует дуэли, а сам чуть не плачет». – Толстой Л.Н. Записки маркера / Соч. т. 2, с. 37-38.
«…тем труднее ему оставаться самим собой». – Размышления составителя.
«…спокоен в движениях, подошел к своей лошади». – Толстой Л.Н. Анна Каренина / Соч. т. 8, с. 216.
«…потерпел сокрушительное фиаско». – Размышления составителя.
«…тех же персонажей в ходе действия». – Бочаров С.Г. Психологическое раскрытие характеров в русской классической литературе и творчество Горького // Социалистический реализм и классическое наследие. – М.: Гослитиздат, 1960, с. 106.