отКОТверженная

      Вы когда-нибудь задумывались о том, куда пропадают чёрные кошки? А они ведь именно что пропадают, теряются, исчезают без следа из наших дворов и полисадников! Собственно, вы бы тоже «пропали», если бы на вас с утра до вечера шикали, топали ногами, плевались через левое плечо или вообще, как дворник Рустем, поганой метлой по спине попасть норовили.
      Вот и Васька пропала. Скользнула, унося ноги от Рустемовой метлы, в грязную подворотню, едва успела жалобно мяукнуть напоследок – и закрутилась, завертелась чёрным меховым колёсиком, падая вниз и вниз.
      Конечно, кошки все умеют приземляться на четыре лапы, но чёрные кошки – они ведь не столько людям неприятности приносят, сколько себе. Так что упала Васька прямо на спину. Хорошо хоть, листва под спиной оказалась мягкая, палая. А то зашиблась бы совсем!
      Помяукав жалобно, но для проформы, огляделась.
      Что за диво! Грязная подворотня-двор-Рустемова метла – всё пропало. Зато появился лес – бескрайний, осенний, да полянка под ветвями дуба-великана.
      Если бы Васька была человеком, она бы подивилась такому фокусу-трюку мироздания. Но Васька была кошкой, причём чёрной, которой от Мироздания ничего, кроме пакостей да дворничьей метлы, ждать не приходится. Так что метнулась чёрной молнией в щель между корней, да лапу с когтями на всякий случай вперёд выставила – не возьмёшь, Мироздание, мы живучие!
      Но то ли у Мироздания в тот день выходной был, то ли нашёлся-таки в чёрной васькиной шерсти белый волосок – никто её обижать-колотить не стал. Так, блюдце с молоком – вот невидаль-то – парным, да не скисшим, – у корней поставили, и когда она, голодная, голову наружу высунула, по загривку ласково потрепали.
      Не иначе сам Кошачий Бог ей улыбнулся!
      Собственно, так и было – улыбнулся, да ещё и молоком угостил. А вокруг – сколько же чёрных, беспризорных, мяукающих и ластящихся к ногам Бога, вокруг него бродило!
      Кто на перебитую давно лапу западал, у кого лишай проплешины в шкуре проел – всех привечал Кошачий Бог, никого в беде не бросал, уводя с городских улиц к себе в волшебный лес, что прямо посреди кошачьего рая. Тут и молоко реками текло, и о кору старого дуба было так приятно когти точить.
      Но лучше всего, конечно, были руки Кошачьего Бога, которые никогда не уставали чесать за острыми кошачьими ушками, да его голос, всегда ласковые слова для них находивший.
      Остаться бы Ваське подле Бога навечно, но, вот, хотелось ей всё время чего-то: не то молока, не то по проспекту под руку с любимым пройтись. Тосковала она, как умеют тосковать лишь чёрные кошки да женщины.
      Женщиной её Кошачий Бог и обратил.
      Ну, помяукала сначала Василиса (по привычке). Потом поплакала (от неожиданности). А потом уж и на Кошачьего Бога человечьими глазами взглянула – ах, нехорош! И борода-то клоками, и рога колючие, и руки, которыми по шерсти гладил, мозолисты.
      Костюм, опять же, мятый, в клетку – не носят сейчас такие! Да и лес сам нехорош – сплошь деревья и кусты, никаких тебе бульваров-проспектов, по которым прогуляться можно!
      А кошек-то вокруг, да сплошь все чёрные – вот бы их, поганых, метлой-то!
      И так Василисе обидно стало, что и мяукать теперь не получается, и поговорить тут не с кем, что топнула она ногой – и закрутилась, завертелась колёсиком, падая вверх и вверх.
      Конечно, кошки все умеют приземляться на четыре лапы, но Василиса теперь кошкой не была. Так что приземлилась она посреди проспекта на пятую точку, да прямо в кучу сметённой дворником Рустемом палой осенней листвы.
      Попробовала жалобно помяукать – не оценили. Обматерили и поганой метлой по спине отходить попробовали.
      Взмолилась тогда Василиса Кошачьему Богу – забери к себе, в лес прямо посреди кошачьего рая!
      Только не услышал её Кошачий Бог – видать, человечьему теперь Василисе молиться следовало…
      Тут бы и закончила я свой рассказ, да вот ещё одно сказать хотела: верят разные, что в награду за хорошо и безгрешно прожитую жизнь нам в следующей даруют возможность перерождения. Так что, глядишь, любой хвостатый до уровня Василисы дорасти сможет. В конце концов, кошки, даже чёрные, – сами хозяева своей судьбы, не так ли?