Моя мама помойная яма

Самой главной проблемой для Артамона было понять, кто он собственно есть: стол, стул или всё-таки одушевленный предмет, наделенный космическим разумом.
После вчерашнего экстремального лежания в течение десяти часов на бетонном полу лестничной клетки, биохимические процессы в его теле шли несколько заторможено.
Он не помнил, кто и как переместил его в комнату рабочего общежития строителей на Академической. Но лежать пусть не на кровати, но на деревянном полу собственной комнаты было все же, согласитесь, намного приятнее и теплее.
Расчувствовавшись, Артамон попытался выразить свою радость давно забытым и родным словом Мама. Но в итоге получился первобытнообщинный нечленораздельный горловой звук: “Моо Муу”.
В это время на другом конце Юго-Западного района Москвы второй наш герой Мишка Косой, тоже издал аналогичный звук, но уже с выражением и с некоторой лаской. Мишке было семьдесят лет и он немного шепелявил и поэтому слово мама он произнес как;” Мя Мя”.
На крыльце здания администрации коньковского овощного рынка появилась Елизавета Петровна в лакированных сапожках и белой шубке. Она была бессменным директором и по совместительству матерью благодетельницей для множества бомжей, вроде Мишки, обитавших тут же на рыночной мусорной куче. “Ну что разорался глупый” -сурово спросила она Мишку. “ А тють эте масына приехла, надо разгрузить что ли”- глядя в рот хозяйке, как собака в ожидании кормежки, промычал бесплатный работник.
Дело в том, что бомжи, поселившиеся на рынке, а точнее на его мусорке, были людьми непритязательными. Жильем им служили большие картонные коробки из под мороженой рыбы и импортируемых гуманитарных окорочков Буша. Питались же тем, что недоедали торговцы из Азербайджана и Молдовы, а так же полусгнившим товаром, который забраковывала санэпидемстанция. Перепадало иногда и от разжиревших москвичей, которые могли выбросить два килограмма печенья только из за того, что оно было несколько суховато.
Денег за работу по сбору мусора и разгрузку машин они не получали, зато бутылка водки рыбные консервы на вечер директриса давала стабильно.
“Иди, возьми своих, и разгрузите на пятом дебаркадере фуру с луком. Хохлы привезли”- отдала приказ железная леди овощного хозяйства. Обрадовавшись предстоящему делу, Мишка в припрыжку побежал к своим.
Но вернемся к Артамону. Никто из из окружавших не оценил его позитивного настроя. В дверную щель заглянула тетя Нюра из двадцать второй комнаты и сурово сказала: “Ну что ты мычишь? Не доведет тебя до добра такая жизнь Артамон!”.
Жизнь Артамона действительно не клеилась, отработав, тридцать пять лет сварщиком в управлении центракадемстроя, он медленно спивался. Постоянные переезды из общаги в общагу и лошадино изматывающая работа на объектах, не позволила обзавестись семьей.
Жизнь иногороднего в Москве - это постоянный подъем по отвесной скале на верх с риском сорваться в любую минуту и разбиться на смерть.
“Что тебе надо”- уже более членораздельно произнес Артамон. “Женился бы ты что ли, хоть человека из тебя сделали бы, а?”- резюмировала тетя Нюра. “ А на чем жениться?”- задал резонный вопрос потерпевший. «Ах ты сволочь такая, не на чем, а на ком, возмутилась домохозяйка: “На приличной женщине, вот на ком дубина”. Видя бесполезность дальнейшего воспитания, тетя Нюра удалилась к себе обхаживать мужа таксиста, который в данный момент хохотал релаксируясь под детские мультики.
Не думайте, что обитатели общаги были лишены своей матери покровительницы. Нет, ею явилась лимитчица  кореянка Света. Она приехала из Барнаула и работала пять лет моляром, но потом понравилась начальнику по кадрам и попробовала себя в роли коменданта общежития. Она знала, как ублажать начальство и презирала своих бывших соплеменников.
Каких экземпляров тут только не водилось. Безработные и вечно голодные студенты-дворники из автодорожного института, освободившиеся зеки - штукатуры, бывшие десантники, а ныне пьющие и периодически втыкающие свои ножики в чью-нибудь ногу электрики. Братья азербайджанцы, не имеющие строительной специальности, но проживающие в рабочей общаге исключительно за счет торговли луком и солнечными перцами.
Всех их курировала Света. «Че рот раззявил, чурка безмозглая», обращалась она к якуту Лене, недавно прибывшему похарчить в Москву и отогреться от полярных холодов. Внешне Леня был очень похож на Свету, но внутренне, по мнению Светы, между ними была такая пропасть, как между Моцартом и Гусем.
Света считала себя состоявшейся москвичкой и уже сомневалась, что кроме Москвы жизнь еще есть и в других населенных пунктах нашей большой необъятной страны.
“ Все лезете и лезете, как тараканы на сахар” - защищала она родимую столицу
“Нет бы, сидели в своих норах, так нет же, все хотят королями стать”, -философски рассуждала она.
“А места то на всех не хватает” - сокрушенно завершила мать общаги.
Между тем Мишка Косой собрал бригаду и тоже пытался на манер муравья тащить неподъемный тюк лука, но был придавлен мешком к земле и горько плакал. Он переживал, что не может вместе с молодежью участвовать в производственном процессе. С него сняли мешок два бича: Павлуша - бывший инженер и Гаврюша элитный мальчик, скрывающийся от своего именитого папаши.
Мишка понимал, что свой вечерний стакан водки, он как не справившийся с заданием дармоед, сегодня уже не получит. И до того было горько смотреть на этого бедного и больного старика, который даже в свои семьдесят лет не может обрести покоя, в, казалось бы, родной стране. Наверняка он воевал за нее, работал на стройках, голодал во времена рыночных переделов. Но она не оценила этого и дала ему хороший пинок под зад и выбросила на свалку как отработанную породу и он как Артамон имеет теперь только одну мать кормилицу имя которой – Помойная яма.