Сенаторский Боинг, майор КГБ и стюардессы

Я встречал Мирей Матье и Тото Кутуньо, Вернера Отто и Горбачева, американских сенаторов и заморских принцев.
Работая грузчиком в аэропорту, обслуживал "зону А". Как я там оказался, этот случай заслуживает отдельного описания.

Раз в неделю на партийных летучках распределяли смены для встреч высокопоставленных персон и инструктировали нас, служащих международной зоны Пулково II.

Однажды летом, в жаркий день, я лежал, задрав ноги вверх в комнате отдыха для приемосдатчиков багажа, по рации что-то передали. Бригадир играл с ребятами в карты. Это сегодня рейс за рейсом, а в то время международных рейсов в сутки было от десяти по выходным, до пяти-шести по будням. И ребята в свободное время, а его было достаточно, играли в карты или смотрели телевизор. Рация трещала, бригадир расписывал пульку.

Не прошло и пяти минут после первого треска рации, вбегает взмыленный начальник смены с начальником отдела "Березка", и кричат, что на такой-то стоянке уже приколот сенаторской "Боинг", "упавший" к нам, потому что Москва не принимает.

Я еще в столовой понял, что в Москве непогода. Уже три рейса отложили на Москву. И в "советской зоне" было уже многолюдно. Я на это не обратил внимания, так как мой борт Lufthansa прибывал только через три часа.

Я впопыхах не успел прихватить куртку, как был без куртки и футболки, так и выбежал из каморки. На подзарядке стояло три машины. Я выбрал старенькую, обтрепанную временем, с перекошенными фарами, как побывавшую в боевых условиях бронемашину. Она хоть и старой модификации (год выпуска 1971), но была безотказная. Правда иногда вставала на дыбы при резком нажатии на тормоз. У новеньких машин аккумуляторы барахлили не на шутку.

Я вылетел на каре из подвально-багажного отделения, чуть не переехал служащих "Lost & Found", которые часто болтались без дела. "Мигом" проехав все рулежки и подъезжая к нужной стоянке, я увидел, что трапы только плавно подъезжали к самолету. Я сбавил скорость и через минуту уже стоял на положенном расстоянии от первого трапа.

Вскоре открылась передняя дверь и появились два морских пехотинца. Они спустились на поле и встали по бокам трапа. Обычная церемония, которую я наблюдал не один раз. Обычно двери у второго трапа не открывались. Но и там уже стоял трап.

Я почувствовал, что моя спина и плечи стали гореть. Пекло высоко стоящее солнце. Через минут десять мне уже было не очень комфортно. Достал бутылочку с водой и стал понемногу глотать. Вода придала мне бодрость. Попил немного и испарина пошла по телу. Это и к лучшему, больше эффекта от бицух. Объем которых наверное их ставит в тупик. Солнце поднималось выше, а уровень водички в бутылочке приближался к донышку. Я незаметно осушил бутылку .
Морячки смотрели на меня в упор. Один смуглый, вероятно с мексиканскими корнями, что-то говорил своему товарищу по оружию. Я его обозвал "Смуглянкой". Второй морячок соглашался с ним и кивал, почти каждому слову. Я засунул пустую бутылку обратно в боковой карман брюк.
Мне было приятно. Они обсуждали меня, а вернее мою мощную фигуру. Я иногда покручивал руль напрягая мышцы рук. Пусть смотрят какие мы русские грузчики. Потом не один раз будут обсуждать, что видели полуголого русского медведя.

Минут через десять я решил достать вторую бутылочку. Всегда возил по две бутылки воды. Для питья или для ополаскивания. Погрузка и выгрузка багажа в самолеты, багажные отделения которых тогда были не выше метра, заставляла иногда потеть.
Голову стало напекать. На небе ни облачка. И от бетона уже стал подниматься парок. Становилось душновато. Ленинградская погода с высокой температурой переносится тяжело из-за высокой влажности.
Естественно, мы не возили ни какие грузы. Нас пригоняли к самолетам для всякого «мусора». На моей памяти, я только раз пять вывозил коробки со всякой чепухой. Но и эти коробки тщательно проверяли перед контейнерами для хлама, которые стояли почти на вертолетной площадке, в двух километрах от пассажирского терминала Пулково. Остальные "места" перевозил спецтранспорт.

Траповщику хорошо, он сидит себе под ступеньками, ему солнце в голову не печет. А тут стоишь на открытом месте и солнышко прямо над головушкой. Уже и плечи стало жечь.

Час, это небольшой срок для согласования всех процедур, необходимые в таких случаях. Все утверждается с "Главуправлением". Иногда и оттуда приезжают люди для решения всех вопросов.

Плоские бутылки хорошо помещались в боковые карманы. Грузчики их брали в "Березке" или нам иногда презентовали иностранцы, когда мы их обслуживали около автобусов или такси. Красивенькие, легкие из-под бренди, джинов или коньяка. И тут я понял, что парни не мои бицепсы обсуждали, а восхищались моим бычьим здоровьем, пить в такую погоду "спиртное". Откуда они знали, что эти бутылочки мы используем, как многоразовою тару ...

И при такой мысли я чуть поперхнулся. "Смуглянка" вытащил штык-нож М7 из штурмовой винтовки М16, сунул его в ножны, висевшие на ремне и передал винтовку своему напарнику.
Он, глядя мне в глаза, медленно подошел к каре. Также медленно вытащил из кармана что-то и протянул мне. Это была упаковка жвачки. Улыбаясь, он протянул ее мне. Я немного наклонился к нему и взял презент. Потом также медленно достал две монеты. Я всегда держал юбилейные рубли с Лениным или олимпийские для обмена или презента, когда мне хорошо платили чаевые или просто дарил понравившимся лицам. Я протянул их морячку. Тот покачал головой и сказал:
- Free!
- ;Dile a un amigo un regalo ruso! (Другу дай русский презент!), - добавил я по-испански. Американец насторожился и показал на мои руки
- Мэйор кэгэбе, - уже менее дружелюбно проговорил он. И быстро встал на охрану своего государственного поста. Я еще с минут двадцать стоял около самолета, пока мне не дали указание встретить рейс из Москвы. К этому времени к самолету подъехала спецмашина. Москву открыли!

На «московском борту» мне на кару поставили «Груз-200». Я расписался в бумагах, взял свой экземпляр и направился на «почту». Почему на «почту», так называли помещение, где складировалась почта и под этой крышей был отдел «N» (номерной). Меня там уже ждали. Двое военных. Они также подписали мне бумаги и забрали свои экземпляры. Работники отдела переложили груз к военным (в ГАЗ-66).

В конце смены в кабинете начальника управления я писал объяснительную по какой причине я вступил в контакт с охраной Боинга. Сидя за столом в прохладном кабинете, я аккуратно писал прокручивая в голове разные версии происшедшего случая со мной около сенаторского "Боинга". Одутловатый майор, с явными признаками постоянного похмелья, прохаживался по кабинету. Иногда заглядывал в листок, стараясь уловить мою излагаемую мысль. Я задерживал дыхание. Создавалось впечатление, что мундир был сшит из материала, как минимум год пролежавшего на сыром складе. Летчики его постоянно подпаивали, а бортпроводницы не любили его за постоянные "прихватывания".

Майор взял мой листок. Пару минут сопел.
- А на самом деле, о чем говорили?
- Стюардесс просили привести.
- Что? Так и просили, нахалы!?
- Так точно, товарищ майор! Они сказали, что еще им два дня стоять тут.
- Ну?
- Я им сказал, что у нас сейчас нет свободных.
- Почему сейчас?
- Вы же сами ругали вчера состав стюардесс, что не все прошли диспансеризацию. Я это помню.
- Причем тут я?
- Вы не причем, товарищ майор. Но диспансеризацию не все же прошли?
- Все! А что рация должна быть включена на стоянке, забыли?
- Была включена, аккумулятор сел, жара-то какая, товарищ майор. Старая рация.
Майор взял мою рацию и включив ее, стал вызывать пожарную или грузовой отдел, рация слабо затрещала. Вы наверное слышали поговорку, что вещи любят хозяев!

- Свободны!

В электричке я достал презент. Это была мятная жвачка от похмелья!