В зоопарке

   Летний день в Ростовском (на Дону) зоопарке. У клеток с человекообразными обезьянами, как всегда, полно народу; и больше всего у вольера с гориллами. Подошла к ним и я. Самка сидела близко к стеклянной перегородке и объедала черешню с веток. Обобранные ветки она складывала себе на голову, отчего скоро на её голове образовалось развесистое «гнездо». Делала она это совершенно невозмутимо,   не глядя на стоявших за перегородкой людей. Люди смеялись, дети показывали пальцами, - всем было весело.

   Самец гориллы до времени скрывался в глубине вольера, в халабуде из веток и листьев. Когда публика рассеивалась, так как больше ничего интересного не происходило, он вдруг выскакивал из своего укрытия, выпрямившись во весь свой внушительный рост, и с дикими воплями бросался к стеклу, бия себя при этом в грудь мохнатыми длинными лапами. Публика в испуге шарахалась от перегородки, потом снова прилипала к стеклу; подходили и новые посетители, привлечённые криками.
    Самец, постояв несколько секунд и увидев, что его подруге вновь обеспечено внимание, удалялся в своё убежище.

    Глядя на этот цирк, крамольная для советского человека мысль завладела моим сознанием. Ну никак мы, люди, не могли произойти от этих паразитов! Ну что это за лбы? А челюсти? А взгляд?!  У собак, и то он бывает осмысленней. Уверенная в абсолютном и безусловном превосходстве человека, я продолжила экскурсию по обезьяннику.
   У клеток с мартышками никого не было, да и сами они забились от полуденной жары в тень и спали. Только одна обезьянка с детёнышем сидела под деревом и не спала. Я посмотрела на неё и застыла на месте. Крамольная мысль, только что посетившая мою голову, запульсировала в мозгу, словно ей стало жарко.

   Мартышка-мать сидела на земле, совершенно по-человечески подогнув ноги, и двумя руками, совершенно по-человечески прижимала к себе дитя. Дитя присосалось к её груди и спало. И это Дитя, о Боже, видимо, совсем недавно родившееся, не испорченное ещё средой и воспитанием, представляло собой как бы в чистом виде Плод, принесённый вечнозелёным Древом Жизни. Крошечное личико, чистое и светлое, так напоминало человечье! Голубоватые, полупрозрачные веки прикрывали глаза, а руки – крохотные, но с такими правильными пальчиками, на которых виднелись даже малюсенькие ноготки, были сжаты в кулачки, как это делают младенцы.
    Взгляд матери был направлен в пространство, а может, внутрь себя. Она ни на что не реагировала, никого не видела, но как будто осознавала ни с чем не сравнимую важность совершённого ею акта, и безразлично ей было, что рядом ходят «цари» природы и смотрят на неё свысока.

    Вечная и неизменная, со времён Адама и Евы, картина умиротворённого материнства тонко и непостижимо роднила людей и зверей. И нам никогда не проникнуть в изощрённый замысел Творца,        вложившего столько сходства и столь много различий в свои создания.