Прогулка. Первая редакция. Отменена
О природе эмоций и чувств у нынешнего населения можно говорить много, но верных мыслей будет небольшое количество: в основном необходимо подчеркнуть схожесть с пищеварительным трактом. Человек, единожды попробовавший тонкую материю любви или ненависти на вкус, уже никогда не сможет жить без регулярного насыщения, исключая случай, когда происходит целенаправленное убийство в самом себе всего живого. Поэтому, когда у человека возникает потребность в чем-то, и голод действительно выставляет ультиматум, мало кто заботится об источнике пропитания, важен сам факт поглощения организмом питательных веществ.
А я уже давно перешагнул черту невозврата, еще будучи совсем другим...
***
Нельзя сказать, что Судьба пустила меня по кривой дорожке или низкокачественному шоссе, скорее я оказался на этом пути по собственному желанию. Отказ от адаптации к зоне дискомфорта сопровождается мыслями, которые могут как вывести на новый уровень сознания, так и загубить саму душу.
Я родился в приличной семье, недостатка в детстве не знал. Правда был у меня названный брат, заставляющий испытывать отсутствие внимания со стороны maman, однако едва ли можно обозначить это как проблему. Меньше всего мне хотелось чувствовать и считать окружающих важной составляющей жизни.
Персиваль, тот самый брат, казался простодушным дураком, не нес в себе никакой ясности мысли и, в целом, был недалеким, слегка растолстевшим с первых дней своей жизни. Хотя во мне, по большей части, теперь говорит мнение, выработавшееся гораздо позже, ведь изначально я не видел ничего плохого в проедании и пролеживании отпущенного времени.
В достаточно спокойном ритме мы прожили несколько лет, росли бок о бок ровно до тех пор, пока события, причинившие много боли людям по всему свету, не повлияли и на нас.
Вторая мировая. Впервые услышав такое странное, но завораживающее сочетание слов, Персиваль испугался, maman засмеялась, а я начал смотреть на все с широко открытыми глазами, впитывая со сверхъестественным интересом всю доступную информацию.
Как выяснилось позже, мы выступали отнюдь не на стороне беззащитных людей, а именно агрессоров. Maman являлась достаточно важной “шишкой” каких-то планов Рейха и поэтому была неестественно рада и полна счастья за партию на протяжении нескольких лет. Мой брат почти сразу же перестал переживать по этому поводу и продолжил уничтожать запасы нашей кладовой. Вот тогда я и перестал понимать окружающих. За что и зачем они так относились к слабым? Что сподвигало их на такое безразличие к жизням миллионов? Как мириться со все нарастающим чувством ненависти к моей семье? Ответы на эти вопросы я получил в сорок четвертом.
Начались первые проблемы с продовольственным запасом, и maman решила сократить многие статьи расходов. Из-за прожорливого Персиваля под угрозой оказались мы с ним. Как я уже говорил, maman было доступно чуть больше, чем рядовому жителю нашей страны. Именно поэтому ей пошли на уступки и предложили компромиссный выход.
Персиваль был в восторге, столько мяса он не видел даже в лучшие годы. Но я знал, на уровне интуиции чувствовал подвох. К сожалению, на тот момент, не обладая нынешними возможностями и силами, я ничего не мог с этим поделать, и пришлось закрыть глаза на подозрительный тревожный звоночек в мозгу...
***
В ее поведении я видел столь привычную осторожность. Это качество следовало проявлять, в современном мире без него никуда, в общении с каждым, а со мной - в особенности. Что ни говори, а она молодец. Многие бы уже купились на характерность и высокопарность моих манер. Все в ней подогревало мой интерес и желание отыграть эту партию до победного конца.
Мы вели отвлеченные беседы на темы передового образования, финансового положения дел в стране и личных жизней наших друзей и знакомых. Конечно, у меня нет настоящих друзей. И никогда не было. Но есть новая семья, которая для меня дорога, а ее мнение приоритетно. Поколение современников этой девушки и сама она не поймет подобного, у них не это принято.
Наверное, из-за разницы, навроде пропасти, между нами, она и бросала периодически в меня этот взгляд, преисполненный удивления, страха и недоумения. А мне оставалось лишь улыбаться, замечая его боковым зрением, и, не обращая внимания на него, идти дальше.
Не прошло и часа как она перехватила инициативу, и вот мы уже идем туда, куда ведет нас ее прихоть. Направо, направо, налево, не сворачиваем. Ее смех был звонок, будил что-то такое, от чего я отказался давно. Но в тот момент я не пытался вспомнить что именно заставляло меня трепетать каждой клеткой тела, на это просто не было сил. Весь ушедший в ощущения и отпустивший угнетавшие мысли, я наслаждался прогулкой.
Видимо порой кукловоду хочется стать куклой, взглянуть на все под другим углом. Но почему сейчас и здесь? Я не просил об этом, я был доволен образом жизни. Улыбка из длинных, белых и острых зубов постепенно сползала с моего лица.
Я боялся этого момента, момента объяснений. Уже несколько минут мы стояли на месте, а в моих глазах настороженно выжидали слезы. Она пыталась понять, что вызвало мою реакцию, и все силилась разглядеть в окружающих деревьях и оградах что-то необычное. И нашла.
Прямо напротив росла стройная береза. Даже если бы моя спутница слышала этот протяжный вой, похожий чем-то на гул в метро, она не придала бы ему необходимого значения. А я знал, слышал и придал...
***
С жадностью накинувшись на обед мы с братом развеселили maman. Уже это должно было меня насторожить, но голод длинною в несколько суток давал о себе знать. Тогда я и получил ответы...
“Первое черное пятно перед глазами. Завод по производству кирпичей. Смены, порой по несколько суток, забирающие у тебя все время и сон без остатка. Крики жены, плач дочки. Отец вне семейства ради семейства. Злобное начальство, видящее мир мешком с деньгами, не замечающие никого и идущие по головам ради самих себя...”
Я моргнул. И снова перед глазами Персиваль, теперь напоминающий тех самых начальников с завода, и maman, роль которой еще нельзя было определить. Следующая порция корма и новая картинка...
“Стены, сколоченные на скорую руку, защищающие от крупных хлопьев снега и совсем не представляющиеся препятствиями для дождя, ветра и холода. Десятки коек, поставленных друг на друга, грязных, стоящих на голой земле, к которым кинуты доски для удобства перемещения по промерзшей грязи. Столько людей, столько боли и сколько страха... Жена и дочка лежат в огромной куче других. Слепая боль, слезы катятся по лицу, как на санках, сделанных для дочери три года назад, до войны, до лагеря...”
Я уже не хотел есть, но на смену голоду пришло нечто новое, неопределенное и несвойственное мне. Жажда познать и понять этот мир. Maman была во главе этого всего. Я знал, чувствовал. Но моя чаша еще не была переполнена, я должен был продолжать есть...
“Вспышка. Одна за другой. Волны боли приходят и уходят, но тянущее и вяжущее чувство бессмысленности и внутренней подавленности не проходит. Напротив стоит военный в форме и с пеной у рта пытается что-то донести на чуждом языке. Но что такое жизнь, когда нет сил бороться и сопротивляться? За что терпеть унижение? Ради кого?”
Я больше не думал, только чувствовал. Гнев переполнил меня, стучал в голове яркими образами мыслей и не давал покоя. Рамки всяческого приличия и миролюбия были стерты в тот момент, и я кинулся на названного брата, чтобы сделать самый большой и главный вывод за всю свою короткую жизнь...
***
Мы обнялись, она кинула пару слов на прощание, а затем ушла. В сложившейся ситуации это был единственный выход. Неловкость, судя по ощущениям, приняла физический облик, пусть и невидимый, и начала давить со всех сторон как на меня, так и на девушку. Я мог бы осуществить свой первоначальный замысел, но задумался.
Калейдоскоп прошедшего заставил вспомнить и проникнуться до глубины души чистыми и светлыми идеями, которые в определенный момент исказились в зеркале моей жизни и стали сродни Квазимодо среди прихожан церкви. Все, чего я достиг за долгие годы, оказалось эхом позорных и неправильных выводов, но, как от наследия нельзя отречься, так и от своего прошлого нельзя убежать. Я не знал, что мне делать дальше, просто продолжал стоять под той самой березой, на которой моими, тогда еще неумелыми, руками было выбито когда-то всего одно слово, уже преобразившееся ввиду роста дерева и восстановления его коры, но все еще читаемое: “Персиваль”...
***
Весь дом потряс крик моей maman, а затем грохот. Я уже знал, что это она упала в обморок; и что никакие мы не родственники; и что такое нацизм; и что открыл Коперник; как был создан мир; какие движущие силы существуют в этой грани реальности...
За секунду знания оказались для меня открытой книгой, прочитанной в сотый раз и истертой до дыр, и, одновременно, ножами, входившими в мою плоть после мастерского броска трюкача со стажем, а мысль моя приняла форму стрелы на тетиве, всегда готовой к новому полету и бою. Все тело встряхнуло, будто ударило электрическим током, а затем шерсть моя сама начала осыпаться на пол; когти, с которых еще капала кровь слегка растолстевшего и глупого персидского кота, стали короткими человеческими ногтями. Каждая кость в моем теле на короткий миг представилась подобием магмы из-под земной коры, после - тонкими и опасными иглами, заставляя испытывать страшную боль.
Но вот я моргнул один раз. Второй. Третий. Я встал уже на человеческие ноги и человеческими руками коснулся раскалывающейся человеческой головы. Но гнев мой никуда не делся, не пропал в приступе кратковременной пытки, а напротив - усилился. Вместе с ним и человеческим обликом в мою голову пришло полное всезнание. Тогда, еще даже не подозревая о большинстве заложенных в меня силах и талантах, я понял истинное предназначение тех, кто способен видеть и различать зло...
***
Округу тогда сразили страшные вести, ведь, помимо неудач на фронте, ушла из жизни почтенная Frau, истинная арийка, приехавшая из враждебной и прогнившей Франции...
В единственной попытке обрести хладность ума и здравость рассудка я похоронил своего некогда брата здесь, под молодой березой, примерно шестьдесят лет назад. Но с тех пор я ни на день не переставал преследовать единственную цель - истребление зла. Но разве нужно приносить в этот мир еще больше ненависти? Неужели не нужно отдавать дань прекрасным и возвышенным чувствам, стремиться к этому, оберегать?
Я не повзрослел тогда, хотя мне казалось. Я повзрослел лишь сейчас. Именно с сегодняшнего дня начнется настоящий путь Кота...
***
Я простоял там еще семь часов и двадцать три минуты. Осознание вернулось ко мне только после окрика смотрителя кладбища, который заметил подозрительного ночного гостя в старой части похоронного комплекса времен процветания нацизма.
Моргнув несколько раз, я уже развернул голову для дальнейшего разговора и объяснений, но только заметив этого ссохшегося и вялого старичка, мое сознание показало контрабанду припасов остаткам разбитых нацистов спустя почти десятилетие под руководством окрикнувшего меня. Возможно в том месте, к северу отсюда, в пещере у реки все еще остались следы пребывания нацистов. Я смогу их выследить... Но сначала у меня все-таки состоится ужин.
Улыбка-оскал вернулась ко мне, предвкушая ощущение теплой и свежей крови на языке. Каждый платит за совершенное, просто порой бумеранг судьбы задерживается еще на пару кругов, подобно стервятнику над грешником в пустыне. Платой смотрителя за свое мерзкое и грязное прошлое будут жизнь и душа...
***
Мы сидели в беседке и пили чай. Протеже моей знакомой только что наступил на грабли и разочаровал ее. Я усмехнулся, потому что всегда считал ожидание чего-то правильного и верного от обычного смертного глупым.
Я познакомился с Судьбой совсем недавно, относительно времени существования нашего мира, но уже сейчас осознавал ее важность в устройстве реальности и конкретно моей жизни. Мой взгляд со встречи на кладбище стал еще более безумным, но и более осознанным. Самое время травить иронические шутки...
Но мысли мои были сейчас не здесь. Я вспомнил девушку. Хотелось бы узнать, чем она занимается сейчас, но не как Чеширский Кот, а как простой человек: прийти к ней, спросить и увидеть, не пользуясь всезнанием и всесуществованием. А кроме того были у меня вдаль идущие планы, касательно моей следующей прогулке в мире людей...
Свидетельство о публикации №218101101037