Сибирские Светлые Иные Чувства, Василий и Настя

  Ия Карповская               

                СИБИРСКИЕ ИНЫЕ – ХРОНИКИ БРАТСКА:

                (ПРЕДИСТОРИЯ)
                «ВАСИЛИЙ И АНАСТАСИЯ:
                ИСТОРИЯ ЛЮБВИ И СМЕРТИ».

                ПРОЛОГ.

                ОТ АВТОРА.

      И БЫЛО ТАК в исходном тексте: «Оборотни наблюдали за строительством прорана на Ангаре и думали, что можно сделать с этим. Комиссии по строительству приезжали проверять, что делается на стройке, Олегу на это было до лампочки. Плюс нашлось несколько Светлых Иных, понимающих, что перекрытие Ангары приведет к катастрофе. Были случаи, что девушки сами лезли к Аренскому, он же их посылал довольно жестко: не надо искать приключений! Лезли в палатку, даже прикалывались – подбрасывали белье, например бюстгальтеры. И даже пытались своих детей показывать позже от кого – то. Это Аренского бесило еще больше, и в гневе он был страшен. Гвелд смотрел на каждую искательницу секса как на дуру, у коей просто еще ума нет, прожигая ледяным взглядом. Делал лицо кирпичом и по – прежнему держался отдельно от большинства. Но ждал день, когда свидится с новым воплощением Анастасии – девушки, жившей аж в самом начале девятнадцатого века и покончившей с собой из – за того, что ее насильно выдали замуж за барина. Тогда Гвелд сам от горя чуть руки на себя не наложил и в результате ему предсказали возвращение Насти через двести лет… И Олежа ждал, терпя все…
      Один раз в жаркий день он домечтался до таких пределов, что к нему в палатку вплыла аж душа погибшей возлюбленной, и, поначалу улыбнувшись, а после, сдурев от радости, он обнял ее и принялся наслаждаться, лаская как умел, жадно слив уста с ее губами, и бедному парню все было мало… Душа кельта пела и плясала, он осторожно, словно вазу, обнимал девушку, сжимал в обьятиях, очень жалея, что это всего лишь мираж, мечта, пери в советском бежевом платье… Да, прекраснее ее не было никого на свете, и юноша в результате просто с тормозов слетел, не в силах себя контролировать… Готова горела, желание вскипятило кровь, по телу разлилась сладостная нега… Настя была живая, теплая!!! Но в другом платье, чтобы, наверное, Олег привык… Прикосновения Насти обжигали как электрический ток, и от этого становилось еще приятнее… Она утешала несчастного, лежа рядом, гладила его, заплетала косицы, целовала и говорила, что видит всю его жизнь в Новом Братске как на экране, что он будет сильнее всех в городе, что пророчество сбудется… Но сейчас Анастасии позволено было находиться на Земле совсем недолго, и только в ТАКОМ виде. Олег Аренский узнал свою милую, почувствовал, и сначала просто обалдел: ТЫ ВЕРНУЛАСЬ!!! ТАК ОСТАНЬСЯ!!!
      Никто, кроме него, душу самоубийцы не видел, и отлично… Видимо, на том свете девушке разрешили помочь жениху. Внутри парня все горело от невыразимого счастья, и знал он: недолгой будет эта встреча, и Насте будет пора назад, к мертвым. И ужасало строителя – Иного, что это всего лишь мираж, мечта, душа… Обнимаясь в советской палатке, ласкаясь, целуясь как заведенные, Настя и Гвелд забыли обо всем – что на берегу есть люди, семьи с детьми, что любой может из любопытства заглянуть и рассмеяться… Им было просто плевать… Они словно оказались в другом измерении. Но никто бы их не увидел при всем воображении. Только время было другое – СССР… Олег обнимал возлюбленную, и из его глаз текли горькие слезы, а Настя знала – это все не зря он терпит, а ради нее, и сказала она Иному, что станет в будущем равной ему по силе, только нужно еще подождать, так как не прошло еще два века… «Ты станешь величайшим магом, и никто с тобой больше не сравнится, Энрике – Гвелд… Забудь о издевательствах и насмешках, возлюбленный мой, мы еще встретимся»… Как ни странно, после такой разрядки Гвелду стало гораздо легче… Но пришло время расставания, и Олег крепко сжал руку девушки, но силы были не равны… Душа медленно но верно уходила, и на лицо Аренского снова пришла маска равнодушия, а сердце колотилось как бешеное, голова болела от немыслимого количества гормонов и адреналина… А после он видел, как Настя – крестьянка медленно вошла в воды Ангары, и вскоре ее голова скрылась под водой, как положено самоубийце.
      И Олег рухнул на горячий песок, потеряв сознание от усталости…  после, как очнулся, вышел на жару, оперся рукой о палатку и наблюдал за людьми… Увидел он и старую баржу на Ангаре, которая медленно и величаво плыла куда – то в неизвестность… Ржавая, как временные прослойки в веках… А дети резвились и пищали, девушки плескались в Ангаре, смеясь и маня парней. Для Аренского это все было смешно и горько… он был не из их круга, и мерзки были ему собравшиеся… Потом юноша один раз прикатил откуда – то велосипед и глубоко задумался, сидя возле той же палатки… Ему среди всех было невыразимо скучно, тошно, и горько оттого, что многие строители ничего из себя не представляют. Вроде бы в тот же день к нему несколько девиц и полезло в палатку с надеждой позаниматься сексом, и зашипел Олег, отшвырнув лифчик куда – то в кусты: «ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ, МНЕ НЕ НУЖНЫ ЖЕНЩИНЫ!!! НАДОЕЛИ ПОДСЫЛАТЬ В ПАЛАТКУ ДВА ВАГОНА ДЕВИЦ МНЕ! СРЕДИ НИХ ВСЕХ НЕТУ ТОЙ! ЯСНО – НЕТУ»!!! И чудовищен был в тот момент взгляд Энрике, коим убить было можно… Золотые волосы сияли холодным огнем. «НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО Я НОШУ КОСЫ И ВОЛОСЫ, ЭТО НЕ ЗНАЧИТ ЧТО Я НЕНОРМАЛЬНЫЙ, ЯСНО?! ПОВЕРЬТЕ, ТА ДЕВУШКА, КОТОРУЮ Я ЖДУ, НАМНОГО ЛУЧШЕ… ЭТИХ… ДЕВУШЕК… ОНИ ВСЕ ДЛЯ МЕНЯ КАК КРАШЕНЫЙ ЗАБОР… ЗНАЕТЕ ЧТО, ШАКАЛЫ, ВАМ БЫ ЗАМОЛЧАТЬ НАКОНЕЦ, ОТРАВЫ БЫ ВАМ… ДА ПОБОЛЬШЕ»! Как в воду глядел… по поводу отравы, хотя и ляпнул такое в состоянии аффекта. Многого он там наговорил еще, но от него отстали. А новый образ Анастасии никак не выходил из головы. Народ веселился на побережье.

     После было известно по тексту, что Олег Аренский пошел на реку к богине Ангариде, чтобы искупить свою вину и защититься от Тьмы после строительства. А так как Олег Аренский оказался ЕДИНСТВЕННЫМ, кто пожалел девушку, та щедро его одарила так называемой броней от Химауры. На стройке Олега – Энрике не любили, и он не пытался после дать понять, что ВСЕ там пошло не так, как хотелось бы.
 
«Юный сакс, твоя миссия здесь в другом. – Ангарида глубоко вздохнула. – Тебя сюда любовь привела. Ведьмино предсказание… Ты не сможешь скрыть от меня свои мысли и желания: я в миллион раз сильнее. Но ты видишь та мне кровь. Она появилась совсем недавно, и так будет и дальше, и еще больше ран появится, до тех пор, пока все мои воды не будут перекрыты плотинами. Каждый раз, когда на мне появляется эта грязь, эта рана, я чувствую, как ломаются кости в любых местах, и я кричу. Взгляни – они незаживающие, и будут кровоточить до тех пор, пока существуют ГЭС. Ты ЕДИНСТВЕННЫЙ, кто проникся сочувствием к Богам и понял, НАСКОЛЬКО им плохо». – Девушка села на поваленное дерево и горько заплакала. Кельт обнял ее и прижал к себе. Сердце бешено колотилось. В глазах стояли слезы. Он поцеловал рану богини на руке и закрыл ладонью в надежде хоть немного облегчить боль. Ангара гладила его золотые волосы, ласкала шею пальцами. В знак благодарности.
«Я помогу тебе, дорогая. Только попроси, я залечу раны! – Юноша поцеловал дочь Байкала в лоб, перебирая пальцами жемчуг в волосах. – Давай я еще спою, моя милая, не плачь. Я как младший бог среди людей… О Боги, как же ты прекрасна»…
«Я и раньше с тобой разговаривала, кельт Энрике, когда ты во мне нагим плавал. Ты тоже прекрасен, мальчик… Спой еще на гаэльском измученной богине»…
     И Олег Аренский запел. И Дева слушала мелодию, а после сама подхватила. И кажется, горькие слезы высохли на время. Вот так сбывалось тайное желание несостоявшегося Темного. Кельт пел, и затихла рыба в воде, птицы смолкли… Мольба была услышана, и Ангарида решила отблагодарить Добром за понимание и сочувствие. А Олег безостановочно играл на гитаре, его пальцы болели, и голос звенел в тишине. И забытые миром слова облегчили боль девушки. Когда вечномолодой Иной замолчал, он чувствовал моральную поддержку. Кровь Ангары оказалась пресной, как и сами воды.

«Когда на мне появляются плотины, я исчезаю из оскверненных мест. Даже шаманы там перестают видеть дочь Байкала. И это происходит постоянно. Осквернять богов – страшнейший грех. Я никогда больше не бываю там, где мне строители ломают кости. Очень скоро мое тело переломают пуще прежнего, и воды окрасятся кровью. Просто закидают булыжниками. И никто, кроме тебя, не услышит моих криков… Здесь будет построена самая большая в мире плотина, и погибнет фауна, когда закроют водопропускники на ней… Но эта плотина долго не протянет,  и будет подобна огромной звезде: мои братья и сестры возвратят назад мою боль. В момент забивания меня камнями родится неслыханное по силе Зло, с которым не справишься даже ты! Ты не выдержишь его мощи в момент его рождения, оно обратит свой взор на своих создателей, кои сейчас уничтожают деревни. Вселенная не терпит такой наглости. Сила Зла будет набирать мощь от уничтоженной фауны, от затопленного леса, от заводов, и в конце концов разломает плотину. И мои шрамы начнут заживать, когда ГЭС исчезнет. Я просто взломаю бетон, когда будет дан знак. Гвелд, я помогу тебе остаться в живых, а иначе ты погибнешь, когда Зло ударит по твоей ауре, и выбьет сердце за миг. Такова будет сила удара. У тебя, Энрике, не останется никаких шансов на выживание».
     Олег похолодел:
«Что?! Этого не может быть! Как… Почему мне ведьма этого не сказала?! Значит, она меня обманула, отправив на верную смерть?! Выходит, я обречен на гибель… Лягу костьми здесь»… - Он испугался ни на шутку и просто не знал, что можно предпринять. Но Ангарида его утешила:
«Она вообще не смогла это увидеть. Так бывает. Есть один способ спасти тебя от смерти в момент перекрытия моих вод».
«Что я должен предпринять, моя Дева, чтобы не погибнуть при перекрытии вод? Владычица… Ведь должен быть выход! Я все сделаю, что ты скажешь, я готов! Поскольку ради любви поехал в эти края! Скажи… Я НЕ БОЮСЬ… Твоя кара устрашит всех вандалов… тех, кто покусился на супругу Енисея»! – Олег Аренский не отрываясь смотрел на красавицу, даже не мигая. Ему было страшно.
«Не видят люди, что я тоже живая. И никогда не увидят. В благодарность за сострадание ко мне, за доброту ко всему живому здесь, к этому краю я напитаю тебя Силой, и она защитит тебя от смертоносных ударов Зла. Живого Зла. – Девушка сняла с шеи амулет с синим камнем. – Возьми это. Когда в Ином Мире небо станет черным как ночь, когда полетят глыбы, когда я издам вопли, позови меня – я откликнусь на Зов и защищу своего подопечного. Но есть одно условие, золотоволосый Гвелд. Иначе ничего не получится, другого выхода нет. В моем теле сокрыта неслыханная силища. Такая, какая и не снилась даже шаманам, даже ты никогда не чувствовал подобного. И только она сможет удесятерить силу ауры Гвелда, и аура окрепнет, станет непробиваемой. Потому что если бы было иначе, я бы и не существовала уже. РАЗДЕЛИ ЛОЖЕ СО МНОЙ ЗДЕСЬ, ГВЕЛД, ЗАЙМИСЬ СО МНОЙ ЛЮБОВЬЮ… ДЛЯ ТЕБЯ ЭТО БУДЕТ СПАСЕНИЕМ. ТОГДА МИССИЯ БУДЕТ ВЫПОЛНЕНА. БЕРИ МЕНЯ, ЮНОША… Я ТВОЯ»…

     Если верить тексту исходника, то Олег и Ангарида занялись любовью на берегу и в воде, так парень – кельт остался жив, и не погиб при перекрытии ангарских вод. Другой вопрос, как и зачем он там появился.

     «Здесь время не властно над нами. Оно остановилось тогда, когда я явилась твоему взору. Там, где меня не видят, оно идет дальше. Скоро и здесь пойдет по своему кругу. Вполне возможно, что прошла неделя, а может и больше. Или меньше, но в лагере строителей уже произошли изменения, я знаю. Там все по – другому. Не так, как ты раньше видел, но наша близость кое – кому наверное испортит настроение там. Увидишь, когда вернешься. В любовном экстазе ты великолепен, я закрепила Силу на твоих костях и на месте моих ран. Я люблю тех, кто проявляет сочувствие ко мне, и караю негодников. Я люблю тебя, Гвелд… Мне и правда стало легче. Позволь мне поцеловать тебя еще раз, красавчик с власами солнечного света… Где же ты еще Богов увидишь… Неизвестно»…
     Строитель встал, быстро оделся, и, снова затрепетав, страстно поцеловал Ангариду еще раз, и произнес следующее:
     «Я клянусь – если меня и заставят кидать в тебя камни, я постараюсь на причинить боли… Желаю тебе Мира, Ангара, пусть твоя душа, и плоть залечатся, пусть все раны пропадут пропадом! – Олег сжал в кулаке подаренный амулет. В его глазах снова блеснули слезы. Он вновь любовался прекрасным телом, телом в платье из ручьев и сияния, и еще чего – то… - Я позову мою Богиню, когда ее будут бить»…




     Олег кричал многое, но не клял. Он слетел с тормозов и долго так вопил, пока наконец не рухнул на бетон и не зарыдал горько и тяжело. Маг действительно НИЧЕГО не мог сделать. Ему уже несколько лет было тошно находиться среди быдла, которое ни о чем больше, кроме себя и стройки, думать не хотело. Он знал, что по приезду девицы на стройке абсолютно ничего не умели делать, но их хоть проволоку научили вязать. И все наивно верят в Светлое будущее… которого на самом деле нет. Ни у кого здесь, на Ангаре, и только у Гвелда есть смысл все это терпеть… плакать, рыдать, мечтать, целоваться с душой погибшей невесты в палатке, а потом выслушивать грязные вопросы любопытных: «Аренский, ты что, напился? Или как? Мда, плохо тебе без женщин»… Вот за такое не раз Олежа месил морду многим. Кому какое дело что там в палатке творится?!
     «Гвелд, что же тебя держит здесь? – Станислав помог другу встать. – Ради чего ты сюда приехал»?
     «Я ради любви сюда приехал. Не больше и не меньше». – еле выжал из себя тот.
     «Да? Тебя попросила возлюбленная? Которая живет в другом городе»?
     «Нет. Все очень сложно. Моя невеста была простой крестьянкой, и умерла она в самом начале девятнадцатого века. Покончила с собой. Я просто хочу вновь ее встретить. В двадцать первом веке, в Братске, на Ангаре, на Братской ГЭС, в дыму и в Аду, в мире бетонных домов… Где будет вечная война Добра и Зла… Где… - он вновь прокашлялся. – Но неизвестно в каком году. Мне было сделано предсказание. Я не могу жить без моей Анастасии… Без моей Настеньки… Вот почему я здесь. Да, сейчас я выгляжу не так, как раньше, в русских народных одеждах, вместо них печать боли на лике и синяя рубашка»…
     «Вот это да! Теперь это…теперь ясно, почему все девушки на стройке уродливы для тебя. Да ты влюблен, уже двести лет почти.»





                «БАРИН И АНАСТАСИЯ. ОТРОК С КОГТЕМ НА ШЕЕ».

                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
               

                … 1803 ГОД, ГУБЕРНИЯ,
                РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ,
                ГДЕ – ТО ТАМ…



                - 1 –

                (ДО ЭТОГО БЫЛ ТАКОЙ ТЕКСТ В ИСХОДНОМ ВАРИАНТЕ):

              По заснеженной равнине легко неслась бричка, запряженная тройкой вороных лошадей. Ничего из себя она не представляла, единственное, что было интересно, это молодой парень, сидящий в ней, и он с огромным интересом разглядывал прекрасные пейзажи за окном. Длинноволосый и благородный, необычный по своей внутренней природе, незнакомец был новичком в России конца восемнадцатого века, иностранцем, типа графа Калиостро, только БОЛЕЕ круче…
     Отрок по имени Василий, неразговорчивый, нелюдимый, почти бесчувственный, ехал в деревню на поселение. Только вот в какую? На календаре стоял 1798 год, страной правила династия Романовых, Василию было все равно, кто там правит, но ему не по нраву пришлось наличие крепостного права. Да, пока он ехал по Русской земле, до места назначения, видал он русских баб, - говорливые и голосистые, даже вульгарные в этом плане. Исплевался по пути, но различных кушаний откушал, диву даваясь разнообразию кухни новой страны, которую посетил. Василию также полюбилась баня, «вымывающая различные вредные соки из тела», но уж больно жарко! Сам незнакомец приехал из Праги, до этого в Китае жил, и знал множество чудных тонкостей, коих не видал русский глаз никогда, кроме фарфора. Также у юноши был таинственный меч – кладенец: катана – талисман. Волшебная, заговоренная. И очень опасная для тех, кто ее захочет украсть.
     Вера северной страны была православная, и понравились иностранцу русские храмы видом, особенно в Петербурге.
     Сколько парня не спрашивали, кто его отец и мать, говорил одно: не помню, не знаю. И немудрено: на вид лет двадцать стукнуло. Двадцать или нет, а уже начитан, образован, мудрец молодой и множество языков знает. Никому не было известно, где Васька родился. А самому ему было глубоко параллельно на то, ЧТО о нем думали. Он по морали глубоко, коренным образом отличался от обычного русского мужика: не сквернословил, не пил, не курил, не жевал табак, не прелюбодействовал с сенными девками. Иностранец, ряженый – наряженный, в русское платье, да так, что невозможно и понять, что он и не рожден в России.
     Юноша очень быстро освоил русский язык и письменность, практически говоря без акцента. Как с пеленок в России рос! А откуда взялось это имя – Василий? А просто один раз его на станции спросил смотритель, как звать, юноша и сказа первое имя, которое больше всего понравилось, и с тех пор стал так зваться. Нельзя сказать, что Васька все принял в стране, куда явился на неопределенный срок, только старые привычки у него остались. Понравилось ему также то, что почти в каждой крестьянской избе очень много хорошеньких ребятишек, кои с малолетства наравне работают с родителями в поле.
     Узнал новичок, что есть на каждое имение, на каждую волость, на деревни помещики, барины, барыни, и именно помещики покупали, обирали, обдирали, продавали, дарили крестьян, коих даже за людей и не считали. И убивали даже, и не только… Крестьянскому народу, чтобы его не трогали, приходилось работать от зари до зари. Васька пожил в таких поселениях недолго, проездом, но нигде при таком раскладе себя своим так и не почувствовал. Ну погуляли в Троицу, или на Ивана Купалу поплескались в реке, и кругом слышно вокруг новичка: «Вася – Василек, а возьмешь меня женой»? От таких приставаний парню становилось просто мерзко. Тем более среди девок и парней был распространен блуд – общий секс, групповуха в избах и  на природе, если выразиться современным языком.
     И Василий искал такое место в огромной стране, где бы и душа радовалась, и никто бы не лез к нему. Он сидел в бричке и думал, где бы окончательно приткнуться и отдохнуть. Была у молодого парня еще одна особенность: везде, куда ни приедь, в любой деревне или в селе, ведьмы и колдуны его как огня боялись и даже не подходили близко. А почему? А потому, что на самом деле Вася был мощным Светлым Архимагом, Иным, известным на всю Европу Инквизитором из Праги – Энрике – Гвелдом. Он приехал оттого, что в Европе гремели революции, и хотелось просто найти себе местечко. А то то в Чехии громыхнет, то во Франции, то еще где – то… Не нравится европейцам королевская кровь ныне… Ну и ладно, уедем от греха подальше… Он и уехал… Достало потому что все. Вот так и стал Энрике Василием. Ложным русским парнем. Россия – чистый и благородный край.
     Реки завораживали Гвелда, возлюбил он боры сосновые и леса, равнины, но вот женщин не желал очаровывать, а тем более связываться с ними. Он словно вкусил уже кучу раз яблоко юности, прелести молодости, и переел так, что больше не хочется. Ну значит ему хочется ощущений поострее. Все достало, все приелось… И вот с этого «приелось» все и началось у парня в России вплоть до 2015 года…
     Осиянный эпохой Возрождения, Василий – Гвелд мечтал не о простых интрижках и о быстром сексе в кустах или еще где – то, а о высоком чувстве. Вот только где на землях Российской Империи отыскать свою Прекрасную Королевну? Которая бы соответствовала внутреннему образу в голове? НИГДЕ Вася не видел такой женщины. Он сидел в бричке в тяжелой лисьей шубе, и золото волос, словно солнце, ниспадало волнами на сильные плечи. Власы были перетянуты кожаным ремешком.
     Удалая тройка неслась дальше, разбивая снег серебристыми подковами. И породистые лошади, казалось, не знали устали. В кармане шубы Васька сжимал деньги.

     Васька приказал остановиться у трактира, чтобы хоть немного отдохнуть. Там его по ошибке приняли за барина, только Иному это было что называется «до лампочки». Гвелда больше всего беспокоило, где бы осесть надолго… Вовремя сел – за окном завыла вьюга, ехать дальше было просто невозможно. Сенные девки поглядывали на красавца с испугом и интересом. А тот, сурово оглядывая помещение, просто грел замерзшие руки, на пальце холодно сияло серебряное колечко. Ближе к ночи на дворе все стихло, взошла Луна. Она невольно напомнила кельту о Родине, те времена, когда мир еще молился старым богам. И не раз иностранцу в бледном свете казалось – во взвихрениях снега танцуют эльфы и феи. Да, было время… И увы, больше такой эпохи никогда не будет… Василий вдохнул свежего, морозного воздуха, с наслаждением прикрыв глаза. Все его естество пело, особенно душа радовалась лунному свету. Спутник Земли словно напоминал о былой радости своим черепообразным ликом. Омыв планету серебром.
     Где – то у леса далеко зазвенел колокольчик, видимо тоже кто – то торопился либо домой, или просто ехал мимо. Русский дух чувствовался во всем – в чудных, как печатный пряник, избах, изукрашенных наличниками, в необычной росписи посуды, особенно красив оказался сам самовар. Интересный, и одновременно странный быт русских, женщины и девушки похожи на матрешки - красятся много и наряды яркие. Инквизитору нравились белые, тонкие, а не то, что ему на одном дворе «посчастливилось» увидеть один раз. В другой крестьянской избе ему очень вымотали нервы бабы, во весь голос поющие… Просто устал от хора…

     «Зачем же столько красок в одеждах и столько румян на щеках? Ведь так пестро! Были бы Девы лучше подобны березам, тихи, скромны, не крикливы… Да, меня многие принимали за графа, и за барина, что не есть любо. Также нехорошо, когда девицы заглядываются на власы… Словно гиря их взор… А глаза бывают – то похотливые, так и жгут, возжелав лоном мой уд… Нет, не будет таким хохотушкам от меня ничего! Не глядите… А ежели бы вы были как голубки, то да, сам бы утащил на сеновал любить… Да и не желаю я этого… Нет Любви в этом Мире для меня, а лишь души насилье… Есть приданое у девки – она будет замужем, нет – останется старой девой… Пойте, пойте, бабы, о прошедшем лете молодости, когда красны вы были, краса была, как у берез, и заставляла биться сердца парней неистово ваша невинность. И чем боле голова кружилась от страсти, тем сильнее возжелались вы… - думал потом Василий, с горечью оглядывая всех за столом. Он все понимал. Кому – то здесь не хватило в свое время любви, кому – то гордыня глаза застила, кто – то просто самоутверждался, а иногда вообще встречался подростковый разум. – Что же вы творите, бабы?! Неужели непонятно: мужская логика правит миром, а женская – загоняет ее в гроб. Женщина, ты занимаешься хозяйством, - моешь, метешь, печешь, но более всего моешь – зачем тебя родили?! Только для этого?! Для чего ты живешь?! Чтобы тереть грязь до самой смерти?! Нет! Зачем тогда жить – то?! Когда – нибудь наступит время, когда женщина перестанет быть  только мойщицей и уборщицей, и детомашиной. А сейчас – это просто дорога в никуда»…
     Василий вновь вышел на улицу и стал снова наслаждаться ароматом мороза. Он снял шапку и встряхнул золотом волос. Они засияли вместе с серебряными звездами снега, парень рухнул в сугроб и с наслаждением потянулся. Русский воздух и правда был каким – то особенным, с привкусом минерала, что говорило о климате этих мест. А бабы в избе продолжали петь. Иной закрыл глаза и вспомнил свою «человеческую» юность. А ведь на самом деле любить он умел, и еще как! А как занимался любовью – и словами не описать… Когда все это повторится вновь – неизвестно. Красивое тело Василия здесь никому не принадлежало, как и его сердце, и нравом златовласый парень походил на сокола или орла. Суровый, прекрасный, мудрый и страшный для многих… И его трели души не каждый смог бы понять и услышать правильно. Парня действительно очень смущали яркие наряды, и потому он после купил русскую белую рубаху с алым цветком, и русская песня лилась над заснеженным полем, непонятная, с оттенком убитой юности…  Народная, такая странная… Далеко – далеко в лесу завыла стая волков. Голодная. 

               
 
     Как – то раз, у каких – то крестьян, Василий угощался щами, свининой и солянкой, когда его взор вновь пробежал по столу, на котором была шикарная скатерть. Сотканная заботливыми руками и дивно расшитая, - птицы, звери, яблоки, и голова девичья… До прекрасного изделия было страшно дотронуться, не говоря уже о том, чтобы не залить супом. В избе в красном углу стояла икона с лампадкой, приятно смешивался запах дров и ладана. Черно – белого окраса кошка мягкими лапками ступала по дубовому полу, и словно хотела показать Иному всю свою кошачью женственность, без слов конечно. Умные, большие, раскосые глаза животного были подведены двумя полосами. «Идеален и дивен кошачий облик»… - и сразу вспомнились русские сказки и былины. Больше всего Гвелда удивило, что в большинстве сказаний фигурировал постоянно Иван. Почему только он? Что за имя? От слова Ива? Или потому, что Ива серебристая, потому и побеждает этот отрок Змея – Горыныча? А проще дракона. А где горы сами, откуда появляется Дракон? Почему Змей выходит охотиться вечером? Горы на седом Урале? Этого Гвелд так и не смог понять.
     Он назвал себя Василием, чтобы никто не цеплялся. А может из – за глаз своих и названия цветка полевого? Глаза голубые, чуть ли не синие, словно озера Скандинавии… в кои можно влюбиться до беспамятства. В золото волос – и подавно. Вася нежно глядел на кошку, и та сразу запрыгнула к нему на колени. Замурчала. Юноша нежно почесал ее за ушами и представил вместо нее у себя на коленях девушку. Он гладил кошку и задумчиво глядел в окно, где вновь выла вьюга, и сквозь вихри снега бледным пятном просматривался лунный диск. Душой Василий был похож на сокола, на орла в небе одеянием, и сердце его было подобно чайке над волнами. Также иностранца изумило, что в русских деревнях вообще нет портретов, не то что за границей. Гигантская страна, а такого развития, как в Европе, почти нет, по крайней мере, не видел еще. Лишь в Москве и Петербурге сходство душу греет. А так… что есть деревня, что нет ее – лишь чистая Природа помогает адаптироваться и усвоиться. Когда «Василий» двести лет прожил в Китае, там было на что поглядеть и чему поучиться.
     Мудрость во взгляде воинов, кроткость черноволосых девушек, и нет такого выпендрежа, как в России. И даже музыка полна какой – то магии, и изяществом Силой Природы, и много еще чем… Там можно часами сидеть на берегу озера в кимоно и размышлять о Вечности, слышать голоса Богов и ветра. Да и одеяния китайцев излучают интересные мысли – там каждый вышитый цветок имеет свой особенный смысл. Каждый стежок на кимоно – целая философия. Потому такие одеяния приятно носить, чувствуя, что это часть тебя. Не нравилось там Гвелду то, что женщины там были почти бесправны, да и ходить почти не могли – им с семи лет туго бинтовали ножки. Золотоволосый кельт не вызывал шока у китайцев, поскольку те понимали – хоть и европеец, но себя не выпячивает. Жил вечно молодой мужчина себе да жил, никому не мешая и постепенно совершенствуя свои навыки владения оружием у монахов Шаолиня. Не плакал, не ныл, терпел, как настоящий мужчина, и в итоге за два века стал таким мастером, что любой бы позавидовал. Последний учитель Энрике, Лэ Хань, выковал парню талисман – катану, и Гвелд носил ее с собой, не расставаясь. Но настал момент, когда Китай пришлось покинуть навсегда и перебраться окольными путями в Российскую Империю.
     Он привык ко всему утонченному и поначалу от Империи шарахнулся. Шарахнулся и от вида самих русских женщин в деревнях. Некоторые в прямом смысле кидались на шею на остановках и лезли целоваться. Имя Василий по – скандинавски прозвучало бы Василевс. Отщипнув от пирога, поднесенного на рушнике, кусочек, и лизнув соли с мизинца, маг внушил мысленно визгуньям – девкам, что мол женат уже, и от него отстали. После он высказал слуге Ивану, крестьянину, свой гнев и все, что думал о девицах – прелюбодейках. Возмущался Энрике долго. И диалог был примерно такого содержания:
     «Да неужели вся Империя кишит такими»?!
     «Нет, Васька, это просто вековые обычаи создали такую загадочную русскую душу, все бабы в усадьбах и деревнях такие, как ребятишек начинают плодить… Нарождается много душ, двенадцать – семнадцать. Дети – это радость здесь, работнички – парнишечки матушке с батюшкой помогают»…
     «Не считаю я благом рожать почти каждый год, сам знаю, что тело изнашивается и старится раньше времени, да половина младенцев помирает во младенчестве, Иван. Да и родами мрут женщины, что это за жизнь? Это же не курица – птица, коя несет яйца, женщину не зарубишь топором на суп, она же живая, свобода нужна девице! Тогда и краса будет полезна и не вульгарна, Ваня»!
     «Никак не понимаешь ты, Вася, - женская любовь также коварна, как и хитрость. С виду баба или девка может быть добра, а вот как сядет на шею, словно лошадиный хомут, - тогда все… Вот оттого и прозвали их всех ведьмами, Васька… от глаз горящих, словно в печи угли… Суров ты, барин… Где мы ни проезжали – всем отказ даешь, не хочешь жену выбрать! Посмотрим, что будешь в Петербурге делать перед белыми и худыми, как мрамор, барышнями».
     «Меня везде ведьмы боялись, Иван. Сам не знаю отчего. Да, есть во мне что – то отталкивающее. Здесь они живут на самых окраинах деревень, ворожат по картам, старым колдовским книгам… Иногда я встречал целые деревни колдунов и всегда старался их не обижать. Девки в Империи слишком вертлявы и ветрены, как я заметил. Для меня здесь любви НЕТ. Ежели и выберу да полюблю, то лишь такую, коя будет бледна лицом и скромна. ДА ТОЛЬКО ГДЕ ТАКУЮ НАЙДЕШЬ»?!
     Иван посмеялся над мнением хозяина насчет девушек, выпил стопку водки, вытер усы и бороду и весело глянул на юношу, который спиртного даже и в рот не брал за вечер, и не жевал табак. Русский мужик дивился – «Дивен облик души твоей, Васька, а власы словно из солнца сделаны! Даже у наших парнишечек нет таких! Зря ты не желаешь пустить эту красу свою, свой лик, себе на пользу. Ох, девки будут ради тебя поля обегать нагими, только бы на сеновале с тобой оказаться! Ох, Васька! Пропадешь же со своей суровостью! Хороши наши девки, только ты этого не понимаешь… Куда денешься, влюбишься и женишься, детишки все будут золотовласыми и голубоглазыми»!
     «А ну – ка брось это! Не смей так думать! – отрезал Вася довольно резко. – Не нужно ради моего облика решать мимо меня о женитьбе и детках! Мне все равно, КТО или ЧТО в меня влюбится! Я одинокий волк, и этим ВСЕ сказано. Мои предпочтения СОВСЕМ другие, не суди по себе и не судим будешь. Ты не думай – я наделен способностью читать мысли окружающих, и довольно»!
     Иван испугался и решил перевести разговор на другую тему.
     «Ты еще не ведаешь русские пляски, культуру и историю… Девки – это ладно, но жить придется так, как заведено в народе! Не гневайся».
     Гвелд озирался.

     Красота северного края была никак не похожа на все, что он видел раньше. Даже в Норвегии и Финляндии природа была другой – кругом витал дух предков – саксов, викингов, норманнов, и прочих древних народов, то же самое и в Венгрии, и Румынии… Но Россия была непонятная страна. Отличия были и в песнях. Манеры также удивляли. Удивило и то, что вера православная. А кухня поражала воображение. Но страхи русских казались Энрике дикими, удивился и тому, что мужики в основном бороду носят, хотя молодые парни оказались очень даже ничего. Девицы как правило грамоте не обучались, они занимались рождением детей и домашним хозяйством. Но ведь вечно это не могло продолжаться!

     Прошло несколько недель. Василий стоял на дороге и дышал свежим зимним воздухом, ароматом снега, глядя в степь, где возле леса была деревня. Весь день там и возле народ веселился, ел и пил, плясал… Наконец, оттуда двинулся свадебный поезд. Песни, игра на дудках, балалайках, пир на весь мир… Визги и костры… Свадьба. Как без нее? Значит, у кого – то приданое появилось. Василий мысленно пытался осознать и привыкнуть к обычаям новой страны… зажатой в клещи крепостным правом…

     И вот, после всего этого Вася откушал щей и положил ложку в горшочек. Подозвал к себе сенную девку и спросил ее:
     «Красавица – девица, изволь спросить: давно ли на Руси свирепствует крепостное право? Почему же вами управляют, как вздумается, и не считают за людей»?
     Девушка низко поклонилась и молвила, от  страха пряча глаза:
     «На Руси – матушке это давно. Мы все не имеем права ослушаться барина, хотя многие бегут в казаки. Барин может нас продавать, дарить, убить, отправить учиться на себя, и не только. Мы, души, отдаем ему часть скота, урожая, хлеба… Или запорет ослушника до смерти, если поймает, или розгами по пяткам».
     Ужаснулся Гвелд и опустил кошку на пол. Такого беспредела он явно не ожидал. Он был ошарашен, что человека можно просто так продать… КАК СКОТИНУ?! Вот именно. Крестьяне, выходит, были низшим классом, это так, вещи в обиходе, но живые. Юноша со страхом озирался, слушая весь расклад, думая, что и его теперь можно будет так продать или убить, но быстро успокоился, зная, что сможет кому угодно голову заморочить магией. Но вот как можно торговать девушками, детьми, парнями?! Мальчика можно было отдать в лакеи, в повара, парикмахера, конюха… девушку в балерину… А после просто либо «выбросить», либо запороть. Девушка заплакала, после продолжила:
     «Двести девок наш барин купил, как прислуг за своим поместьем. Увели, увезли – и все, исчезли. Ни замужества, ни подруг, ни деток»…
     «Это невозможно! Человеком нельзя торговать как рабом»!
     «А ты сам разве не слышал об этом? Русский ведь»!
     Гвелд понял, что пора спасать положение. И он принялся врать довольно убедительно:
     «Я недавно ехал через поле, кони понесли, я упал на дорогу и сильно ушибся, и теперь иногда забываю, что мы крепостные. Я бывал во многих странах, и здесь избы по сравнению с тем, что повидал, похожи на пряник печатный. Живые дома. Где много ребятишек. Не бойся, не тронет тебя барин. Иди».

     Василий поднялся рано утром, когда только начало светать. Хозяйка уже хлопотала у печи. Пахло разогретыми вкусными щами со свининой, выпечкой и молоком. Деревенская жизнь по – своему оживила иностранца, который более – менее стал привыкать к новой стране. Многие крестьяне любили кататься по полю на санях в теплых шубах, особенно парни и девки, они смеялись, целовались, потом даже венчались… Сам Василий предпочитал кататься на коне и всегда с непокрытой головой, без шапки парень за многие века привык обходиться. Василия также удивило, что девушки русские белятся и красятся слишком много. Это очень отталкивало.
     Солнце сияло в русском небе, похожее на серебряный поднос. Чистейший снег был настолько прекрасен, что его и трогать было страшно. Одно утешало – весной все растает.
Березы, все как одна, покрыты инеем, напоминали вологодские кружева и бахрому. Каждая веточка была сходна с ювелирной работой мастера. Снежные шапки на пнях и в оврагах напоминали грибы. Во всей этой красоте где – то спали животные, чтобы весной проснуться и снова жить. Мертвый, но красивый сезон. Хотя иногда волки и лисицы выходили к людям, пролезали в курятники и душили живность. Чтобы не подохнуть от голода. По рябинам на ветках, как шары на елке, сидели снегири, прекрасные красногрудые птицы. Живое чудо зимы. Тинькали синицы то там, то здесь. Иногда каркали вороны.
     Василий наблюдал за природой и влюблялся в нее, словно в женщину, которая надевала каждый год белый наряд, чтобы было приятно влюбленному. Неприступная, холодная, но любящая, хранящая тайны. И не каждый сможет завоевать ее сердце и душу. Ведь природа и есть женщина, только облик другой…
     Также Василию успели не понравиться русская водка, табак, привычки некоторых жениться только после секса с сотой девушкой на деревне, и также то, что в день Ивана Купалы парни ныряли в реку следом за девками, и те уже не невинными выходили. Неизвестно как там лишали чести, но было. Один раз Василию пришлось наблюдать такое случайно, он вовсю исплевался и готов был удавить юнцов голыми руками. Но сам летом специально не ходил таращиться на обнаженных девушек в речке. Так как в свое время досыта нагляделся всего этого «добра»…
     Бесило его также, что девицы верили в какие – то совсем нелепые приметы, типа надо в какой – то там день обежать обнаженной три раза поле, и тут же появится суженый! Да, отиметь в сеновале! Ваську бесила любая бабская дурь. Но косы толстенные и длинные очень нравились, и платья белые, кои были на многих. Ах эти косы… почти до пят!!! Никогда русские девушки при жизни не ходили с распущенными волосами. Их расплетали только мертвым.

     Например, в Масленицу проводились гулянья, выпечка блинов, сожжение огромного чучела. Народ катался на горках, прыгал через костер, состязался в силе и ловкости и играл на различных музыкальных инструментах. Веселились все – от мала до велика. Гуляла вся деревня… По ней и по полю разносился аромат костров, молока, меда, блинов, медовухи, пива… Чего там только не было! Иногда в это время игрались свадьбы, которые Василий тоже не терпел. Свадебные поезда собирали толпы зевак. К гаданиям Вася относился крайне негативно. Знал по своему стажу – это все чушь, плод воображения девок, у коих созрело лоно для вбирания в себя елды. А что, разве не видно? То девка сидит в горнице и слезы льет, то ржет как бешеная, значит, пора выдать замуж за достойного жениха, работника – чтоб с головой оказался, а не бездельничал. И непременно девушка должна быть девственницей, чтоб потомство было благое, а не от кого – то там… А то наплодит сыновей не в мать и не в отца, а в заезжего, вставившего – вынувшего, куда попал, и который пошел дальше осеменять. Хотя на Руси в языческое время таких на руках носили, и мог даже сам князь обрюхатить. И ничего! Потому юноша просто не терпел всех этих сказок о гаданиях, так как сам видел людей насквозь. Он совсем не веселился с другими парнями, поскольку было невыразимо скучно слушать ихний бред о девках и прочих молодых утехах.

     Но маскироваться все – таки пришлось немного, и Инквизитор со стажем в итоге осел в одной приусадебной деревне. Поначалу его все как один боялись – думали, что новый барин, ведь шуба лисья, да и выглядит соответствующе. А новичок просто поселился в избе старой на отшибе, но потом крестьяне стали предлагать поселиться в новой избушке, которую специально для него отстроили. Василий подивился такому великодушию, но вида не подал, что удивлен. Сразу после этого парню, который притворялся упавшим с лошади, и забывшим уклад, обьяснили все правила жизни в крепостном мире, и уловка помогла, только началась новая напасть. Василия решили сосватать за местную девицу, сватов прислали, юноша отказался наотрез – и глупа, и вульгарна, и вообще не в его вкусе. Естественно, девка в слезы, некоторые даже решили – скопец, раз на женщин не тянет. Решили от глупости и недалекости.
     Наблюдая за простыми крепостными крестьянами, Василий ужасался их полному бесправию. Но лишь одно настораживало Инквизитора: где – то на окраине поселения жила женщина средних лет, занималась колдовством. Звали ее Марфа, была она самой настоящей ведьмой, Темной Иной. Привораживала, отвораживала, сводила в могилу раньше срока, ворожила, как цыганка, по картам, и вдобавок по старой колдовской книге. Ах, как же у Василия чесались руки прийти к ней и просто арестовать, за всю чернь! А вот и не получится – права нет! Несмотря на такой высокий ранг, Инквизитор не мог вершить самосуд здесь. Очень он жалел об этом. И один раз эти двое увиделись на одной из улиц, можно сказать почти столкнулись Остановилась Марфа как вкопанная, пораженная присутствием Архимага в такой глухой местности. Положив руку на сердце, она не верила собственным глазам: сам Гвелд – Энрике поселился здесь, надев русскую рубаху, так приняв вид обычного русского паренька, и никто об этом не знает! Чего это он в Россию – то явился, и почему именно СЮДА?! Гвелд глянул на нее и прошел мимо, даже бровью не повел, шел своей дорогой, блистая золотой шевелюрой, ничем не отличаясь от остальных крепостных. Марфа стояла и понимала – что – то здесь нехорошо. И что теперь ворожить точно не получится. Силища из Гвелда била такая, что голова просто болела! Вот это да! И не спросить его, и ничего сделать парню нельзя! Ведьма попала в капкан. Она и не думала, что пребывание Гвелда когда – нибудь сослужит ей добрую службу. Ходила Марфа по деревне, уважаемая всеми… «Маскируется пражский Инквизитор! Ох красавец, ох шалун! О его золотых локонах легенды ходили, и о благородстве, и убил он наших бессчетное количество! Авось и до меня добрался! Не к добру ты появился здесь! НО спасибо на том, что не трогаешь, другой бы сразу за горло и удавил»!
     Словно услышав ее мысли, парень улыбнулся в усики и глянул на женщину ясными глазами. Ту аж передернуло. Марфа гадала многим, в том числе и местному жестокому барину. А зверства в нем было столько, что отбавляй… Его жена умерла несколько лет назад, во время родов.  И с той поры этот тиран все не мог себе невесту сыскать. Немудрено.
     «Теперь ты во власти барина, Инквизитор. Не понравится тебе в России! Будешь работать от зари до зари, как все. Единственная разница, что никогда не состаришься и не умрешь. Но знай – мы еще встретимся»!
     А Гвелд просто думал, что же здесь забыла столь сильная ведьма. Как же у него чесались кулаки уложить ее на месте! Невозможно. Эта женщина сделала много плохого в своей практике, и не жалела об этом. И уж точно она не могла думать также,  как Энрике. Марфа и вида не показала, что его узнала. Мысли юноши были заняты совсем другим.  Он просто шел по своим делам, ни на что не обращая внимания.
     Его поселили в новой избе добрые крестьяне, все кто мог избу рубил, так как принято так было. А потом пущай сам женится, деток делает, заводит корову, гусей, коня, кур… Девок хороших и красивых полно, выбирай – не хочу! Да только не учли одного крестьяне – слишком суров парень оказался, говорливых и веселых отбрасывал! Ему подавай стройную, тонкую и белолицую! Просто потому что у него такие вкусы и что он европеец. А не русский!
     «Уходи – ка ты, Марфа, подобру – поздорову, кабы чего не вышло! Не нужна мне твоя помощь»! – думал Василий. Он постепенно привыкал к русской жизни, жалел женщин и ребятишек. Помогал любому, кто просил, и ни у кого и в мыслях не было новенькому на шею сесть. Зима шла своим чередом, крестьяне работали на барина, тот же занимался своими делами, обирая многих до нитки. Или попросту слугами делал. Что Васе очень не нравилось. Инквизитор понять не мог, КУДА смотрел император. Почему бы ему не отменить все это издевательство над людьми?! Потому что всякое было, а девушек просто покупали, чтобы те были служанками или балету учились. Балет, кстати, Гвелду не нравился. Как и многое в стране – из порядков…


     Время шло дальше, Василий прожил почти год с половиной на новом месте и постепенно привык к укладу. Он полюбился крепостному народу, его уважали, при встрече здоровались. Вот оно, великодушие Светлого. Только жены у Гвелда так и не было. Это всех настораживало.
     Также недалеко от деревни было великолепнейшее озеро со скалистыми берегами (местами). Василий не знал его названия, но часто ходил туда любоваться тихой водой, закатами, видами… Чистая, тихая вода успокаивала нервы, душу, такую красоту кельт видел разве что в Финляндии. Одна из скал нависала над водой, производя поистине убойное впечатление: казалось, что она вот – вот сорвется вниз. На нее и забирался Василий. И мог стоять очень долго… Или сидеть, или даже ночевал бывало, любуясь звездами и лунным светом. Каменные складки походили на расщепленную молнией сосну, а при свете солнца утром и вечером играли необычными цветами и бликами. По берегам росли заросли камыша. На ней росла вековая ель, огромная, с пирамидальной кроной, кричали чайки над водой, ловя рыбу. Крупные прекрасные птицы, белые, а иногда розовые в солнечном закатном свете. Крылья их походили на паруса, протяжные крики были безмятежны. Это был совсем другой мир, без крепостного права и законов. По утрам играла хвостами рыба, часов в пять примерно, разбивая тишь. Словно это какое – то море, а не озеро… Дивен был этот берег, и думал Василий, что здесь лишь русалок не хватает. Камыш тихо шелестел, шепча о чем – то своем. Но не рвал его Архимаг – примета плохая. Он иногда ловил рыбу здесь, она попадалась крупная, серебристая, особенно лещи и карпы. Иногда сомы. Жалел их всех юноша, и по большей части отпускал.
     Еще неподалеку от чудного места был сосновый бор. То там, то здесь попадались поистине огромные березы, редкие, и немудрено, что очень часто молодые девушки водили здесь хороводы. Вот только смысл хороводов парень так и не понял. И считал это пустой тратой времени.
     Что это на самом деле такое? Ритуал? Непонятно. Если он еще понимал, что на Троицу еще можно привязать ленты на ветви берез, то просто бродить с подругами вокруг дерева зачем? Наивно это выглядело. Множество раз парень видел юных девушек на скале, они сидели на траве и глядели вниз, в тихую воду… Печальные огромные глаза славянок были схожи с самим озером. Очень часто Гвелд перед закатом наблюдал за метаморфозой небес, как они становились алыми и раскаленной лавой отражались в чистых водах.
     Одинокий, красивый, печальный… заезжий молодец иногда тайком наблюдал за купанием красавиц на закате, и их белые тела лучами преображались в розовый цвет. Волосы казались кремовыми или золотыми. Нет, наблюдение вовсе не было кощунством или оно вызывалось длительным сексуальным воздержанием. Просто обнаженные тела каким – то дивным образом вписывались в пейзаж. Словно настоящие русалки, игрались красавицы в теплой воде, смеялись, и было просто интересно наблюдать. Не больше. Василий - Гвелд очень умело маскировался. И его никто не видел.
     И вот однажды он приметил одну крестьянку, чем – то отличающуюся от остальных. Наверное, потому, что раньше она никогда не появлялась здесь. Непонятно, отчего, но Василий после этого случая начал наблюдать лишь за ней. То ли понравилась, то ли узнал что – то в ней… Неизвестно. Эта купальщица появлялась не так часто с той поры, как остальные. Но Гвелд любовался ею. Скорее всего, увидел свой идеал мечтаний, и парень просто со скалы смотрел. Неизвестная красавица просто приходила и у воды посидеть, склонив голову. Темные русые волосы были заплетены в тугую косу ниже пояса, огромные серые глаза поражали неестественной мудростью. Тонкие, вишневого цвета губы так и просили страстного поцелуя. Иногда и на берегу Гвелд, спрятавшись за деревом, мечтал о таких губах, изнывая в мыслях… Вот она, та самая девица, русская, по его вкусам, по европейскому нраву!!! Она была совершенно не похожа на обычных русских женщин – у них, вон, груди с тыкву, а здесь – яблочко! Ах, наливное, сладкое! Коса заплетена как у незамужней. И это радовало. Платье простого покроя, то алое, то белое, подчеркивало неподражаемую внутреннюю красу. Вот повезет парню, который возьмет такую в жены!
     По внешности русская, красивая, худая, наполовину как европейская Дева – так увидел Иной. И он еще сильнее стал желать с ней познакомиться. Но очень спокойно и деликатно – лишь бы не спугнуть. И потому любовался девушкой, но вот в деревне, как ни странно, ее почти не видел. Лишь пару раз получилось увидеть издали, и все. Долго терпел Гвелд, и наконец, просто прямо забирался в густые кусты и стал наблюдать за купанием и простым времяпровождением. Нет, не влюбился, а просто любовался. И действительно, наверное, такие девушки в России вымирают.
     Василий возвращался с озера и вкалывал с самого раннего утра следующего дня и допоздна. Как все. Чтобы ничем не отличаться от других. Надо корову надоить – пожалуйста, пахать после землю плугом – пожалуйста, никакая работа не пугала. И он привык. Но чаще обычного он отправлялся в лес, разводил там костер и молился скандинавским богам. Тору, Одину, Бальдру и другим… Естественно, все делал тайно, чтобы шум не поднялся. Здесь у кельта не было единомышленников, ну разве что ведьма Марфа, которая обходила его избу стороной. Юноша бродил у костра и шептал молитвы Природе. Огненные языки слышали мага и взывали к Высшим Силам. После молитв богам рубашка пахла гарью и землей, ее приходилось регулярно стирать, да и самому купаться в реке или озере. На самом деле лжекрестьянин мечтал влюбиться, и потому все чаще и чаще ходил на озеро. Незнакомка также часто появлялась, но сарафан стал насовсем белым… И лик русской девушки не был веселым. Гвелд продолжал тайком наблюдать за ней со скалы, мечтая схватить красавицу за косу… И просто рассмотреть поближе. И случилось так, что однажды днем такой случай представился…
          
   
               

     Василий склонился над спасенной девушкой, рассматривая ее, жива она или нет, переживая. Он одновременно дивился ее античной красе. Наконец – то, наконец он словил ту, за которой наблюдал… точнее спас. Будь у него совсем другой нрав, он бы моментально взял ее и натешился всласть. Отимел  бы обнаженную недотрогу, и оставил так лежать: мол, оклемается и уйдет. Он слегка облизнул губы: на них был привкус тины и песка. Искусственное дыхание помогло. А Анастасия продолжала кашлять, выхаркивая воду, корчась, и оживая. Васька стянул с себя рубашку, которую успел надеть, когда вытащил девушку, и укрыл бедную, чтобы согреть. Анастасия дрожала от холода. А ее огромные серые глаза со страхом рассматривали спасителя, боясь надругательства. Гвелд, несмотря на ее наготу, совершенно не испытывал никакого влечения. Ни гордости, ни корысти, ни зла не было в его ясных голубых глазах. Спустя минуту он неподалеку отыскал платье Насти и еще больше укрыл крестьянку. Завернул буквально, растирая ладонью кожу через одежду. Синие губы несчастной порозовели. Только она была еще слишком слаба, чтобы самой передвигаться. Гвелд опять попытался помимо имени у нее что – либо узнать, откуда она, но нет… Спасенная его очень боялась, и свернулась в клубочек. Боялась насилия. Да какое изнасиловать?! Рука Василия была заботливой и мягкой, он растирал спину девушки, но никак не лез, куда не полагается.
     «Я ничего с тобой не сделаю, не обижу, девица. Я увидел, как ты тонула… Мне было бы очень горько, если бы ты погибла, утопла. Неужели я зло совершаю»?
     «Нет, сударь, но»…
     «Знаю, что негоже перед молодцем невенчанной нагой показываться, но здесь ничего не поделаешь. Ты нагая, как невеста на брачном ложе. Решила, что я вздумаю насильничать? Ты не думай дурное.  Я много воевал и повидал и не такое. Поэтому меня ничего в тебе не смущает» - и тепло улыбнулся, а девушка таращилась на него, прикрывая грудь руками, с коей ткань сползла. Ей было очень совестно быть обнаженной перед незнакомцем.
     Гвелд – Василий нес девушку через поле на руках, но так аккуратно и осторожно, словно она была создана из хрусталя, а не из плоти и крови. От потрясения и шока, что ее увидели обнаженной (ведь не положено незамужним так стыдиться перед парнями! А здесь – просто ситуация), Анастасия потеряла сознание. Парень же продолжал идти по полю, заросшим ромашками и другими цветами, и периодически глядел в голубое небо. А оно походило на одеяло, теплое и легкое…
     «Ты решила, что я накинусь на тебя, красавица, словно волк на ягненка, но ошиблась. Мне этого не надо, ведь я всего лишь заезжий в вашу страну… такую чудную и непонятную… Но ты, милая, очень давно привлекла меня своей чистотой, не то, что некоторые. И едва не утонула… Что бы с Настей стало, если бы не я… Здесь просто иногда ключи бьют, и течения ходят мощные, а вода там холодная…  Видимо от неожиданности ты так»…
     Он шел, вдыхая запахи трав и слушая пение птиц, стрекотание кузнечиков – кобылок, и саранчи, свив себе на голову венок. Ему представлялось, как невеста, похожая на Анастасию, бежит к нему по этому полю в русском платье, смеясь, и тяжелая коса напоминает что – то такое… Василий остановился и взглянул на косу спасенной. Темно – русая, красивая, медного оттенка это чудо природы лежало на груди и животе несчастной, и казалось, что вот – вот оживет. Коса шириной с ладонь… Ах, как же приятно заплетать и расплетать ее кому – то… Неся хрупкую девушку, Василий понимал, что теперь у нее будет тяжелейшая травма на много лет, что, сама того не желая, согрешила…И что теперь? Да ничего! Главное, что хоть жива осталась!
     Русская рубашка давно высохла на ветру, золотыми волосами играли ветер и лучи, но жарко не было. Босыми ногами ступал Архимаг по шелковистой траве, кою будут косить на корм скоту, и желал он, чтобы не воспринимала его девица как подглядывающего похотливого развратника. Сердце Анастасии билось довольно быстро, наверное оттого, что ее впервые взяли на руки… Мужчина… Прикоснулся, просто вытащив из воды, откачал… И тут Василий понял, что ему придется как – то оправдываться перед местными, что не насиловал вовсе! И приятно было нести на себе такой живой груз, и Гвелд любовался внутренней красой Анастасии… Если издали он еще понимал, что да, эта русская девица красива, то теперь увидел это вблизи, донельзя близко… Ну и что, что она прикрыта своим платьем, нечего бояться! Потому что если бы Гвелд хотел ее, то давно бы уже взял!
     Устав немного, юноша опустил Настю на траву, а сам присел рядом, спиной к ней. Та неожиданно открыла глаза и молча заплакала. То ли от горя, то ли от радости. Сама невольно залюбовалась золотыми волосами спасителя. Тяжелые, цвета спелых колосьев, кольца на концах, казалось, были медом душистым пропитаны. Они сияли золотом, и хотелось спросить, как это молодец умудрился отрастить сие чудо. А он и не оборачивался, грыз травинку. И вот его спину обдал очень слабый голос:
     «Добрый молодец, спасибо тебе… Я не знаю твоего имени, и кто твои родители. Ты сам откуда на озеро пришел? И как исхитрился отрастить чудные локоны»?
     Василий сначала не обратил внимания. Решил, что от усталости мерещится. Но сам почувствовал – девушка хочет просто поговорить. Она все еще почти не могла пошевелиться, поскольку все силы ушли на испуг, шок и на плавание. Куснув травинку, парень спокойно молвил:
     «Ты еще можешь разговаривать в таком состоянии, красавица? После испуга? Если бы не я, ты бы давно лежала камнем на дне! Что мне прикажешь было делать – закрыть глаза на твою наготу и позволить чьей – то дочери погибнуть? Как многие поступают, потому что грешно до венчания на деву глядеть? И поэтому тайно отроки из кустов за всеми подсматривают… Что касается меня, то я случайно оказался рядом в тот момент и вытащил! Пойми мои речи! Излил воды из легких. И несу в селение, потом испрошу, кто твои родители».
     «Скажи, добрый молодец, честь девичья, краса моя, тобой не тронута»?
     Тут Василий едва не психанул от такого…
     «Мне не надобно ее трогать! Я еще раз говорю – увидел тебя и спас. – хмыкнул кельт. – Ах ты ласточка, недотрога! Красавица писаная»! – и оглянулся, улыбнувшись. Он совершенно не желал ее. Да какое там!
     «Ты не лжешь»?
     «Нет. У меня есть молоко с собой, я тебе дам попить». – Гвелд подвинул к себе пастушью сумку, которую всегда носил с собой, открыл ее и достал кувшин, закупоренный. Потом подвинулся к Насте, приподнял ее голову и помог попить.
     «Спасибо тебе… Ты унеси меня к родителям, батюшка век будет благодарить»!
     «Так ты барыня»? – ухмыльнулся Гвелд.
     «Я крепостная, - прошептала Настя, - крепостная»…
     «От такой красавицы я сам бы не отказался! Женился бы! Но неповадно с незнакомками кольцами обмениваться»!   
     «Кто твои родители, добрый молодец»? – сама кашляет.
     «Мои родители умерли много лет назад. Матушка убилась сама, а батюшку враги убили на моих очах. Не желаю я это вспоминать, Настя».
     Василий сидел и вдыхал полевой аромат, думая, утонет кто на озере еще или нет. Ему было хорошо. Впервые он почувствовал себя свободно. А не скованно. Да, странная и непонятная страна. Где пьют водку и красятся сверх меры. Где у женщин голоса слишком громкие, и чтобы таким способом вызывать симпатию, речи быть не может.
     «Обрядись в платье, Анастасия, я не буду глядеть. И снова понесу тебя через поле… Недалеко осталось»… - и Гвелд снова понес девушку, чувствуя, как гора рухнула с плеч. Спасенная казалась ему лебедем, коего нельзя обижать. Донесет, отпустит на волю, и забудет… Васильки, синие – синие, были похожи на глаза кельта. Милые, нежные, можно сказать, мужские цветы. С различными оттенками. Маг после собрал маленький букетик и вновь сплел еще венок, надел на голову.
     «Грешно мне показаться нагой неженатому молодцу»…
     «Я тоже хожу на сие озеро. Там девицы купаются в чем мать родила, и если глядеть со скалы, то они неотличимы от русалок. На скале, там, светло и тихо. И спокойно на душе… А зимой озеро белое, как скатерть… И по нему катаются на санях».
     Василий, войдя в селение, сразу привлек к себе внимание. Он шел по пыльной дороге и видел, как окружающие глядят на него недобро. Скоро кельта окружила толпа, выкрикивающая всякое. Некоторые желали просто подраться, думая, что золотоволосый сорвался и изнасиловал красавицу. Поскольку та от испуга дрожала и зубами стучала.
     «Что ты с ней совершил, зверь?! Грешно прелюбодействовать до венчания»!
     «Не вам осуждать меня! Если бы не я, эта девица лежала бы мертвой на дне озера! Я спас ее от погибели»!
     Настя продолжала испуганно озираться, а потом, наконец, слабо молвила:
     «Он говорит правду, люди! Я тонула, а он спас меня! Не грешите на честного человека! Чист он»!
     Через толпу пробилась женщина средних лет со слезами на глазах – это была матушка Насти. Она обняла дочь, следом появился отец. Обычный крестьянин лет сорока. Вымотанный, с виду рассвирепевший, от того, что дочь посмела показаться, в чем мать родила, незнакомцу. Родители принялись поочередно утешать кровиночку, при этом поглядывая на Василия со страхом. Тот низко поклонился и спокойно ответил:
     «Я не прошу ничего взамен, люди добрые. Моя доброта была также в том, чтобы донести вашу дочь до дома. Я не тронул ее, а из воды вытащил. Не прошу ее руки, не надобно. Живу как крепостные, пасу скотину, сажаю овощи, и сею хлеб… Случайно видел, как Настенька звала на помощь. Не смел допустить ее гибели. Я готов и дальше спасать, не прося ничего в дар».
     Гвелд видел – очень многие желали ему набить «морду», не осознавали бы, что неправы. Анастасия опять прижалась к своему спасителю, как детеныш к матери. В ее огромных, серых очах застыл ужас. Девушка стояла как вкопанная, еле держась за Гвелда.
     «Странно, нравы нравами, а все равно нарушают, боясь Страшного Суда и Ада», - думал Энрике. Он не мог пользоваться магией сейчас – люди бы вмиг решили, что он не от церкви, в том смысле, что все были крещеные. Гвелд мог всем внушить, что он просто друг Анастасии, а она – просто с детства играла с ним. Потом просто забыла. Но не хотел. Пусть лучше все будет по – честному. Пусть будет драка, все усомнятся – да, насиловал. Дураков хватает.
     Мать Анастасии опять схватила дочь за руку и обняла со слезами. Тут девушку как «прорвало», и рыдать уже стала она, оправдывая парня. Мать поверила. Женщина поклонилась магу и прошептала:
     «Я молиться за тебя буду»!
     «Мое имя Василий, спасибо».
     Отец Насти обнял паренька и смахнул слезу. Зауважал.
     «Многие отроки как дети малые себя ведут, бегают за девками, лишь бы уд пособить, ты же не тронул мою дочь. Не так бы глядел на родителей! Ты не боись, Василий, приходи, не тронет тебя никто. Моя изба на краю деревни». – и они втроем ушли прочь, только Настя постоянно оглядывалась. С опухшими от слез глазами. Не столько с интересом, сколько с надеждой снова увидеться со спасителем. Гвелд смотрел вслед и не мог налюбоваться ее неподражаемой внутренней красотой. Эти волосы, удивительно гармонирующие с душой, это тело, отражающее чистоту, эта мудрость во взгляде… И особенно огромные глаза… Не девушка, а НЕЧТО! Гвелд вздохнул, развернулся и пошел прочь, тоже периодически оглядываясь. Толпа понемногу рассеялась.

     Долгое время он не появлялся на озере. После произошедшего он с головой ушел в себя. Но все равно, несмотря ни на что, таинственная русская красавица засела в голове, в подсознании, и выбросить этот образ не получалось. О, каким прощальным взглядом она его наградила! Насчет обнаженки – это все пустяки, но ДУША… Часами Гвелд ночами не мог уснуть, прокручивая в памяти образ. Самое интересное, что к нему в руки девица попала сама – сначала на озере с купальщицами заметил, выделив тихостью и спокойствием, и не обращал внимания. И вот надо же такому случиться, что он случайно очутился в тот час на озере и стрелой в воду… Видимо, сработала реакция поначалу на новое – все визжат – пищат, а эта молчит. И не красится.  А спасти – то конечно это дело святое!
     Гвелд лежал на печи и пытался забить голову еще чем – нибудь. Но все равно его мысли возвращались к светлому образу. Что за дела? Глотая сладкую слюну, Гвелд чувствовал странное возбуждение во всем теле. Давненько он такое не испытывал? Да и зачем? Женат он был много раз, дети тоже были, но всех отец и муж пережил. Похоронив. Никого не осталось – все оказались людьми. И он решил больше никого не зачинать и никогда. Да и сочетаться браком не хотелось. А в России тем более – кому нужна кухарка? Женщинам не суждено работать, их удел – рожать детей и заниматься домашним хозяйством. Много. Оттого некоторые и умирали родами. А потом все пойдет по замкнутому кругу, да и не все дети доживали до совершеннолетия. Кухарок Гвелд считал скучными, и много раз в голове вертелся вопрос:
     «А зачем ты, домашняя хозяйка, живешь? Для чего тебя родили? Чтобы вечно углы терла и жрать готовила, а в тебя по вечерам поршнем туда – сюда? Выходит, так… Нет, не надобно мне такую! Как вообще можно судить о женщине однобоко, что она хранительница очага? Руки – ноги есть, почему бы не поработать? Не мешки таскать, а что – нибудь легкое? Не косы заплетать, а ходить с распущенными волосами»?
     «Знал Гвелд, что муж может бить жену до крови, и считал это варварством. Ведь женщина слабее! Сам же он мог ударить женщину только в нескольких случаях – если она шлюха, Темная Иная, жадная или наглая.

     Лежал Василий и вдыхал аромат варящихся щей из кислой капусты со свининой, на столе стоял кувшин с молоком, рядом – букет полевых цветов. На стене – образа (в красном углу), горела лампадка, и к щам примешивался запах ладана. Гвелд снял с шеи кельтский крест и глубоко задумался. Этот оберег был ему дороже всего на свете, да и кельтская флейта тоже, завалявшаяся в пастушьей сумке. Где – то в сенях была дорогая шуба из – за границы, и талисман – катана. Юноша достал флейту, настроился и принялся играть кельтские мотивы, каких Русь даже и не слыхала…
     Песни, коих теперь не помнит никто… Кельты чистокровные полностью вымерли,  перемешавшись сначала с римлянами, потом превратившись в англичан, французов, немцев и прочих. И Гвелд – Василий вздыхал, вспоминая свой навеки исчезнувший народ. Русские парни ему очень напоминали те самые навсегда исчезнувшие племена… Кельт вышел на улицу, присел на скамеечку, и стал дальше играть. Душа унеслась в древние времена, когда еще и самой Европы не существовало. Странно было слышать в русском дворе такие трели. А Энрике просто выплескивал свою печаль. У него осталась лишь юность кельтская, навеки застывшая в теле… И осталось древнее семя, которое уже устало умирать, рождаясь и старея. Мертвое поле могил Гвелда. Мертвая любовь. И следом – годы ожидания. А были ли они? Нет. Гвелд знал – в мире есть настоящая любовь, но не для него… Он давно плюнул на эти чувства и жил словно машина, обходясь без женщин, терпя по ночам эротические фантазии, стиснув зубы и, выгнувшись дугой, чувствуя, как по ноге разливается ожог, как от пролитого молока, ударяя в голову гормональным похмельем… Холодное семя, жгущее льдом голову и сердце… никому не принадлежащее… Гвелду снилось всякое, он просыпался в поту и чувствовал – ну вот, опять, словно в первый раз простыня мокрая… Он ругал себя за это и думал: «Зачем?! Почему»?! Даже когда было совсем невмоготу, Энрике не занимался онанизмом, а просто брал в руки меч и шел тренироваться сам с собой. Это помогало, но ненадолго. В такие моменты Архимаг сжигал себя изнутри, вышибая гормоны вон, навсегда… Да и секс был только с любимыми. А просто так – НЕТ!
     Это была вовсе не похоть, а обида, отчаяние, одиночество… Романтик со средневековой душой, мучимый страстями… Очень его бесило, когда влюблялись в оболочку, а не в сущность. Видать, права истина: красивые, умные и порядочные в этом Мире никому не нужны. Либо Мир настолько грязен, что просто не принимает таких. Либо суждено таким жить в грязи морали. И Судьба приготовила для Энрике в этом смысле ТАКОЕ, что и не выдумаешь даже в бреду…
     Стиснув зубы и вновь, почувствовав ожоги на коже от возбуждения, Энрике понял – это никогда не кончится. Это будет вечно… Даже в России…

     Достав чугунок из печи со щами, Василий – Гвелд – Энрике сел ужинать, ничего не видя и не слыша. Он был одинок. И неожиданно для себя понимал, что сексуально раскрыться он может лишь в одиночестве, в фантазиях. И этот факт и утешал, и бесил одновременно: потому как ничего на корню не менялось. Бесило также следующее: многие его воспринимали как юнца, и относились соответственно. Одно дело на дворе: можно вытерпеть, но вот у себя… никак.
     И вот тут – на тебе: русскую красавицу не получается выбросить из головы. Засела! А искать ее – как иглу в стоге сена! Стройная, кожа белая, и куча достоинств. Мечта, идеал! Теперь небось никуда не выпускают, испужалися… Берегут дочку на выданье. Да что же это – она ж посторонняя, а не отдерешь! Глотая суп и обгрызая кость с мясом, парень приходил в себя. Нет, надо опять на озеро – а вдруг доведется еще раз увидеть? Страшно.
     За окном росла крапива, густая, высокая и злая, Гвелд ее не косил – как – то было все равно. Он не мог до самого конца вжиться в жизнь русских, но все – таки у него получилось спустя несколько лет. Дом прогревался жаркими солнечными лучами лета, ящерки грелись на булыжниках, сияя чешуйчатой шкуркой, летали бабочки, садясь на цветы, далеко на горизонте расстилалось васильковое поле… Синяя дымка походила на небо и по ней скакали - стрекотали кобылки и саранчуки, в траве иногда попадалась земляника. День клонился к вечеру, и стало еще жарче в доме.
     Иной стянул с себя рубашку и открыл окно. Свежий ветер обвил тело. Настроение поднялось. В избу влетела бабочка и села на потолок. Запах земли и полыни, что росла рядом с крапивой, ударил в голову. Вечер был само очарованье… И в это время в сенях кто – то постучал…


     Василий отправился отпирать ворота, и был несказанно удивлен, увидев на пороге отца Анастасии. Вот оно… Только непонятно, зачем пришел сюда крестьянин? Тот смотрел на кельта спокойно, беззлобно, поклонился и предложил по двору пройтись. Василий согласился. Стало ясно – спасителя просто отблагодарить хотят. Мужчины вышли и принялись общаться, заодно нашли общие темы.
     «Как так повелось, Василий, что ты на озере оказался? Ведь сам знаешь – негоже глядеть на нагих девок»!
     Гвелд спокойно взглянул на человека, который оказался волею Судьбы в неоплаченном долгу перед ним.
     «Я вовсе не глядел на девок! Я любовался озером со скалы, только там мне любо… Любо быть одному, Иван».
     «Отчего же у тебя здесь нет знакомцев? Нехорошо! Молодой, красивый, ряженый – наряженный, чем грустишь? Помнишь, как ты внес на руках мою дочь? Испужалась она тебя, Василий! Ходишь такой нелюдимый, даже Марфа, деревенская ведьма, тебя боится, хотя неизвестно, отчего. Я теперь обязан зазвать к себе дорогого гостя и отблагодарить за спасение единственной дочери».
     Гвелд опустил глаза.
     «Нет, Иван. Я просто спас ее. Не стоит».
     «Женить тебя надо, Василий! И уйдет вся печаль! Будешь семьянином, отцом детишек, чем ходить бобылем! Ты же недавно, зимой к нам явился, откуда»?
     «Я не помню, добрый человек. Я знаю грамоту, но вот кони один раз понесли, и я тяжело ушибся… - Гвелд снова затянул свой миф. – И теперь бывает»…
     «Говорю: женить тебя надо! С девицей будешь мужчиной! – не унимался Иван, идя быстрым шагом по широкой и пыльной дороге. – У меня как раз дочь на выданье. Мы с матушкой желаем, чтобы Настенька детишек нарожала»!
     «А я здесь причем? – буркнул Гвелд, великолепно понимая, что Иван и дальше будет гнуть свою линию. – Мы едва знакомцы»!
     «Негоже такому молодому отроку ходить без невесты! А? Не печалься, Вася, все будет хорошо».
     Иван говорил помимо этой темы свое, добавив снова, что перед Василием он в вечном долгу, и обьявил, что парень ему теперь как родственник. В результате кельт согласился помогать крестьянину во всем, и дрова колоть, и сено косить, и много еще чего… У них оказалось много общего в темах. И больше ничего о России иностранец не спрашивал, поскольку мог себя выдать.
     Иванова изба оказалась довольно древней, мощной и крепкой, из лиственницы. Горница, сени и остальное оказалось очень благородным. Пахло смолой и березовыми дровами, парным молоком, варениками, жареным мясом, а на белой скатерти в деревянной плошке была вареная картошка, заправленная маслом. Рядом красовался пирог с грибами. И медовуха.
     Перед этим Василий поклонился хозяевам и прошел в сени. Особенно тепло глядела, как на родного сына, мать Анастасии, женщина в алом сарафане, лет ей было где – то под сорок. Она удивительно была похожа на само солнце. Старость еще не коснулась ее облика. Где – то во дворе залаяла дворняга. Дочь сидела – вышивала, и потому не вышла к своему спасителю. Она позже появилась. Добрые люди щедро угостили парня и благодарили за все. Смутился Василий и отвел взгляд. А сама девушка, когда появилась, стыдливо опустила голову. Ей кусок в горло не лез. Она боялась все еще Васю настолько, что представить было страшно. Долго Гвелд не стал задерживаться, и когда начало смеркаться, попрощался и вышел, но при этом зашел за угол избы и принялся высматривать оттуда Настю, которая вскоре появилась на крылечке, оперевшись рукой о дверной косяк. Гвелд онемел – как же она была хороша! Суровый маг замер, боясь даже пошевелиться. Боясь дышать. Он так мог стоять за избой вечно, любуясь красой девицы, улавливая мысленно в ее темпераменте европейские нотки. И Гвелд прекрасно знал – не быть красавице замужем, поскольку нет приданого у родителей. Настя – единственное богатство у добрых людей. И да, пора замуж, под венец… Да только КТО возьмет такую серьезную?! Прямо как в сказке про Василису Премудрую. Василий оказался на месте Ивана в Тридевятом Царстве, который понимал: пора вытаскивать девицу из – под гнета запретов. Маг невольно сглотнул слюну, чувствуя легкое возбуждение. Такую он бы и сам в жены взял! Если б смог… Он видел – девушка сильно зависит от родителей. И сердце его заныло, запело от тоски по Насте, и не хотел, чтобы она умерла старой девой. Василий рассматривал Настю как редкий бриллиант, изнутри, не снаружи. А Анастасия тихонечко прошла к дороге и села у избушки, закручинилась. Не выдержав, кельт вышел из укрытия и прошел мимо, почти не оглядываясь. А сердце его колотилось как бешеное. Ударяя гормонами, любовью в голову… Мотнув головой, он хотел было идти дальше, но словил мысли избранницы:
     «Поиграй мне на дудочке,  Вася»…
     Обернувшись, Василий почувствовал ком в горле. Вот это смелость! И сыграл кельтскую мелодию. В результате ночь получилась бессонной. Да, да, она теперь потянется, она перестанет бояться!!! Как – то неловко даже и скомкано все получилось. И, пошатываясь после игры на флейте, словно пьяный, Василий шел по дороге и думал о жизни. О барине, лютовавшем здесь, и магу очень не хотелось, чтобы пострадали его знакомцы. Утром Иной понял, что он просто полюбил красавицу, так как она оказалась в его вкусе. Полюбил за внутренний мир. В мечтах она представлялась обнаженной, в волнах озера вместе с ним, и вот уста сливаются в поцелуях, а руки в обьятиях, а тела в экстазе, и стон вылетает из груди, и клятвы вечной любви, и слова о том, что никто ничего не узнает… И губы скользят по рукам, по шее, по груди, по губам, по плечам, и трепещет мужское сердце в экстазе, любовный стон вылетает из груди Гвелда… И полузакрытые глаза Анастасии, и кровь в воде после таинства сексуального наслаждения, уничтожения детства и страха… А все потому, что не в платье же лезть в воду! Все, она его, а он ее, сегодня, в чистых водах, на природе, и слетает шепот с уст Василия: «ЧТО же ты делаешь со мной… красавица?! Что… Я твой, весь, бери меня, я не обижу, и мне плевать на запреты, на то, что ты невинна до меня была… Я люблю тебя»… Вот такие грезы и сны посещали парня, от которых покоя не было… Только одно насторожило – что – то быстро чувство пришло.
     Гвелд даже и не подозревал, ЧЕМ все это обернется… Знакомство с красавицей…


                (1803 год: ВАСИЛИЙ И ВЕДЬМА)

     …Первые солнечные лучи освещали рыжими оттенками скалу, которая молчала, не плача и не смеясь. И потому была абсолютно безразлична к тому, что произошло несколько часов назад.
     Возлюбленная Василия, не вынеся своей участи быть принудительно женой жестокого барина, насильно выданная замуж, изнасилованная в первую брачную ночь, будучи далеко уже не девственницей, от горя ночью бросилась со скалы в озеро. Разбившись об воду насмерть, со слезами на глазах, с отчаянием о своей поломанной бабьей доле. О чем дева думала, когда умирала сначала в полете, а потом от болевого шока? И чье имя стыло на ее губах?
     О трагедии осиротевшей семье крестьян донес рыбак, который рано утром отправился на озеро. Все в селе друг – друга знали. Саму девушку вживую он видел множество раз и даже знал, кто ее родители. И он неистово, бешено забарабанил в избу, перебудив всех. Когда хозяева открыли, он буквально влетел в сени, и, заикаясь, сообщил страшную весть: «ВАША ДОЧЬ УТОПЛА НА ОЗЕРЕ»!!! Василий проснулся первым, он и открыл двери. Новость его настолько ошарашила, что, поначалу метнувшись к печи с истошными воплями и криками «Анастасия!!! Как ты могла?! Я не верю, это ложь!!!», а потом, натянув штаны вместо длинной рубашки, Васька стрелой, бешеный от шока и горя, понесся сломя голову к тому злополучному озеру. Добежав до места, он немного поутих и замер.
     Море уже прибило к берегу свой страшный дар, - труп ослепительно красивой девушки с длинной и толстой косой. На самоубийце был простой сарафан,  частично забитый тиной и песком. И только чайки вели себя так, словно и не было ничего – кричали в небе что – то на своем языке. Ловили рыбу.
     Василий, которого колотило всего и трясло вовсю будь - здоров, поначалу застыл как вкопанный. Он смотрел на лежащий труп и не верил, что Анастасия уже несколько часов как мертва. Немыслимо прекрасная молодая девушка, раздавленная горем. Глаза ее были широко открыты, рот тоже, хотя мышцы уже начали расслабляться. Грудь и голова разбиты в кровь. Словно спала, лежа на боку, но с широко открытыми очами. Наконец, Василий сделал один шаг, потом вытер слезы с глаз, и снова замер. Прощупал себе пульс – не понял ничего, и опять сделал еще шаг. Он двигался как робот, прекрасно понимая, что все, его любимая мертва, и уже ничего нельзя сделать! Васька проклял несколько раз и барина, отобравшего у него Анастасию, и крепостное право, и всех тех, кто разрушил его настоящую любовь. Не обращая внимания на страшную головную боль, Пресветлый рухнул на колени и, закрыв лицо руками, завыл, и из его груди вырвался страшный вопль. Уронив голову на разбитую грудь невесты, Васька, как и в прошлый раз, принялся колошматить девушку в области сердца, пытаясь его запустить. Но вместо крови с губ мертвой текла вода, так как ею были заполнены легкие. Сердце не работало и больше не могло работать. Воя и голося, Васька перевернул мертвую и с признаниями в любви принялся целовать мертвые, холодные уста. Труп глядел в небеса и не реагировал. Василий, опершись ладонями о землю, уронил горячие слезы на девушку, а после поцеловал самоубийцу таким поцелуем, словно желал влить собственную душу в мертвое тело. Бедняга потерял отчет времени и потому не знал, что три часа пронеслись как тридцать минут.
     Взяв Настю на руки, он сделал несколько шагов и положил тело несколько дальше от волн. Ему, вечно юному Иному, Высшему Магу, показалось: все, жизнь закончена. Посмотрел на небо и вспомнил свою инициацию. Ни о ком он ТАК еще не рыдал за всю свою жизнь, никогда. Камыш, покачиваясь, шептал: «Умерла она».

     Обезумев от горя, парень впал в страшнейшую депрессию. Он не пошел на похороны, и первое время снова жил у родителей покойной, успокаивая их, а они его, а после в свою избу вернулся. Первый раз ему захотелось просто уйти из жизни, умереть как обычный человек. Несколько раз Вася отсиживался в Сумраке, но это не спасало от желания умереть. Промучившись так с месяц, Гвелд – Васька, озверев от горя, решился на неслыханный поступок: пойти к деревенской ведьме и вызвать дух Насти. Разбитое вдребезги сердце требовало этого. И в одно утро Васька пошел на окраину села, прямо к врагу – Темной. «Раз она умерла, а я не смог ее спасти, пусть тогда ведьмы вновь имеют меня на шабаше, как в девятнадцать лет! Внешность моя очень позволяет»!
     Но едва Пресветлый подошел почти вплотную к жилищу Темной Иной, как барьер, стоящий вокруг избы в Сумраке, отшвырнул парня назад метров на пять. Чертыхаясь и вытирая нос, Гвелд понял: ему надо снять свой амулет. Что и было сделано, а после Василий громко произнес:
«Темная Сила, я с миром пришел, впусти меня! Нет твоей власти надо мной. Я горе лытаю, иду спросить совета. Пусти меня к ведьме Марфе». – и поклонился. Сумрак зашипел и повиновался. Васька без стука влетел в жилище, сжимая кельтский амулет в кулаке, и крикнул, даже не моргнув:
«ВЕРНИ МНЕ ЕЕ»! – Амулет тут же со стуком ударился о пол.

     Ведьма сидела за небольшим дубовым столом, раскладывала карты. Простоволосая женщина средних лет, красивая. На шее были бусы. Но наповал убило Василия ее выражение, которое она произнесла:
«ЗДРАВСТВУЙ, ГВЕЛД(!). Зачем пожаловал?
«Верни мне ее! Анастасию, которая недавно утопла в озере»!
«Великий Светлый Иной… Надо же: раньше ты жил в Праге и работал с Инквизицией, а теперь Бог занес такого отрока – кельта в Россию! Ну хорошо, заходи, раз пришел».
«ОТКУДА ты меня знаешь?! – твердо и изумленно спросил Великий. – Я маг, и мне 1300 лет с лишним. КАК ты прощупала мой уровень, Темная ведьма»?
«Слово «ведьма» означает «ведать», тебя же, Великий Гвелд, вся Европа знает. Я когда прознала, что такой Иной в наше село явился, едва взглянув на твои золотые власы во дворе, дар речи едва не потеряла. – Ведьма перебирала карты и зажигала свечи. – А теперь, Гвелд, ты за тысячу с лишним лет после инициации сам спешишь ко мне за помощью. Я же по Великому Договору твой прямой враг».
«Да! Я был инициирован Темными у себя на родине, там, где галлы громили Рим, но выбрал Свет! У меня есть право на твою помощь, ранг позволяет»!
«Горе помутило твой разум, Гвелд. В таком состоянии, в каком ты сейчас находишься, что угодно можно сделать, и не думать. Ранг – да, но я и не думала, что придешь и этим окажешь мне величайшую честь».
«Верни мне ее! Проси чего хочешь! Душу продам, пойду на шабаш вместе с тобой и буду заниматься любовью с твоими сородичами, зелье любое выпью, как в юности бегал за всеми просто поиздеваться и убивал, я помню, я все это повторю ради Анастасии! – Гвелд рухнул на колени перед ведьмой и истошно возопил: - Верни!!! Я не могу жить без нее»!
     А женщина изумленно поглядела на несчастного:
«Вот как? Не стоит тебе, Гвелд из древнего племени кельтов, в моих ногах валяться. – Марфа зажгла свечу, и велела поглядеть парню на огонь, чтобы успокоить его хоть как – нибудь. – Как же я теперь тебе Анастасию верну? Не умею я мертвецов, тем более самоубийц, поднимать из гробов. Правильно ты сделал, что на похороны не пошел. Бабы говорили, что эта девка оказалась порченая, крови на простыне не оказалось после свадьбы. Барин после этого приказал высечь кнутом половину девок сельских. Рассвирепел, зверюга, и сказал у гроба, перед тем как в него вбили гвозди, страшные слова. Что мол правильно твоя Настя сделала, что утопла: грязное нутро – позор семье и роду! Авось это ты ее чести лишил, да? Да, ты это сделал, не опускай глаза! У тебя настоящую любовь украли, как же это гнусно, у Великого Мага, но зато теперь в наказание за это у барина никогда не будет детей, его род просто вымрет. На чужом несчастье своего счастья не построишь. ТАКАЯ девка погибла»…
     А несчастный свое:
«Я не могу жить без нее, верни»!
     Увидев, что без ответа Гвелд просто свихнется или руки на себя наложит, Марфа решила посмотреть по картам ситуацию. Перетасовала колоду.
«Я помогу тебе, Пресветлый. Я разложу карты, благо у меня осталась одна вещь твоей Насти. Колечко. Барину тому просто девка понравилась, возжелал ее и пришел ко мне с украденным кольцом – привораживать. Я отказалась, так как ты был давно в селе, и вот во что это все вылилось. Говорю ему: «Не для тебя эта девица рождена, оставь ее в покое, иначе будет страшное». А он давай взятки пихать. Я ему в лоб: «Если ты возьмешь Настю замуж – полгода не пройдет, как она умрет». Он ногами затопал, рассвирепел, кольцо на пол швырнул и ушел».
     Пока Марфа говорила, Гвелд мало – помалу успокаивался. Он встал с колен и сел за стол напротив ведьмы, ни во что не веря и вытирая мужские слезы. Марфа разложила карты и после попросила в уплату поцелуй. Гвелду делать было нечего, и он повиновался. После его опять заколотило.
«Положи на карты ладонь и кольцо Насти, Гвелд. Иначе я ничего не смогу сделать».
     Парень повиновался.
«Скоро сороковой день минет со дня смерти Настеньки. Ее похоронили за кладбищенской оградой, не отпев, как положено. По христианским канонам она сейчас должна находиться в Аду. Но твоя любовь не позволила ей оказаться там. Настенька все слышит и видит». Потом Марфа перебрала карты и очень долго глядела на получившийся расклад. На ее лице было написано непередаваемое удивление. Но потом она улыбнулась и медленно стала говорить после вопроса: «Я ее больше никогда не увижу»?
«Гвелд, вы еще встретитесь, но не здесь, и уж точно узнаете друг – друга. Она восстанет из мертвых, и вы будете любить друг – друга вечно. И сейчас твое сердце захлопнется наглухо, со дня гибели Насти, и очень надолго, ты в жизни до встречи с ней будешь много страдать. Пройдут годы, царя убьют, и бесы будут Русью править. Люди научатся обходиться без лошадей (их не станет), люди будут плавать подобно рыбам, летать по небу словно птицы, смогут видеть соседние государства у себя в избах через волшебные кристаллы. Но перед этим кровью будет залита Россия, падут религиозные догмы, а ты, Гвелд, переживешь все это. Тебя не тронут ни пули, ни сабли, ни виселица… Старая Россия, которая сейчас существует, навеки исчезнет. И будет много горя, будет голод, два Сына Сатаны будут править Русью.
     Тебя же это не коснется душевно. Люди научатся летать к звездам. А ты сам волею Судьбы РАССЕЧЕШЬ В СИБИРИ РЕКУ ВЕЛИКУЮ ПОПОЛАМ, увидишь, как вода ее превращается в огонь, люди уничтожат мать – Природу, ее девственность. Люди озвереют, ты будешь видеть смерть Природы, и как река пожрет леса и горы, и вопить  фауна будет, как роженица, но люди ее не услышат. Словно мачты, бревна будут забиты в дно сибирской реки, люди построят волшебный Мост, огромный. Но их гордыня будет наказана Богом. Местность, где будет создан этот Мост, будет нести только Смерть. Мост Смерти. Громадный потоп пожрет все старое, а над ним возникнет монстр вроде Чумы. Вся долина после пропитается ядом, как и город в этом Аду… Сейчас на этом месте деревня, где в остроге умер Аввакум».
     Гвелд удивленно, с круглыми глазами, спросил:
«Брацкий острожек? Да кто же там сейчас живет? И что я там забыл»? – Гвелд хлопал ресницами. Он не верил.
«Дома будут очень высокими, небывалыми, по небу будут летать люди, и коней не будет, и женщина потеряет всякий стыд, а дети будут рождаться от греха, а не от любви. Ядом пропитается воздух, ты волею Судьбы будешь им дышать. Но Яд не причинит Гвелду никакого вреда. Одинокий, брошенный всеми, будешь ты бродить по этому краю, убитый горем. Но найдутся те, которые поймут и поддержат. Пятьдесят лет пройдет в смоге Яда, Ядом пропитается все, я вижу замок с двумя печными трубами, я вижу море, я вижу Зло. Я вижу купол Зла над городом, Гвелд. Но ты справишься, касатик.
     Ты встретишь свою Настеньку, в другом обличье, но без косы, без платья, без креста, а сам на тот момент будешь в том городе барином, да – да, самым настоящим, сможешь управлять невиданными механизмами, будешь иметь невиданную власть над городом. Ты сможешь разговаривать даже с теми, кто будет от тебя очень далеко. Вы встретитесь, когда тебе будет невыносимо горько. Настя придет к тебе сама, в другом теле, но имя у нее будет иное. Она будет как две капли воды похожа на погибшую саму себя в прошлом, но она тебя узнает душой, и потянется. Ты же, едва узрев Деву внешне, вновь раскроешь свое сердце для нее, тебе как нож вонзят в него. Любовь пробьет Гвелда за миг. Но воскресшая Настя и помнить не будет о вашей прошлой любви. Она придет просить о помощи, издалека аж крикнет»!
     Гвелд онемел. Реинкарнация!
«Она что, будет обнажена, Марфа? Как же… ведь вокруг будет Смерть»!
«Нет. Она будет выглядеть как солдат. Вы сразу узнаете друг – друга, но Бог сотрет ей память о прошлом еще до рождения. И на случай вашего счастья в будущем тебе удастся спасти любимую от неминуемой смерти. Она не погибнет, она останется жива. И вернется Иной, нечеловеком. И силы у вас обоих будут почти равны. Правда, до момента возвращения Анастасии к тебе пройдет два века. Не меньше».
«Два?! Как ее будут звать – величать через двести лет»?
«Точно не Анастасия. Я не вижу имени».
«Что я должен сделать, чтобы предсказание сбылось, Марфа»?
«Ни в коем случае не приближайся к могиле возлюбленной, не поминай, не ставь свечи, потому что сейчас в земле сосновый гроб лежит, только тело умерло, а душа в Небе. Не зли ее. Она тебя очень любит и потому вы снова встретитесь. Но знай и помни – она по Силе станет вровень с тобой. Ты сам поймешь. Ты правда будешь барином. Двести лет жди, Гвелд, но выдержишь ли такой срок»?
«ДА. МНЕ БОЛЬШЕ НИКТО НЕ НУЖЕН. Я до сих пор не могу поверить, что Анастасия мертва. Я ВЫДЕРЖУ».
«УМЕРЛО ТОЛЬКО ТЕЛО, ПОМНИ ОБ ЭТОМ. Хоть я и Темная, но ясно вижу будущее. Карты указывают». – Марфа ласково посмотрела на парня, который окончательно успокоился. У него словно гора с плеч рухнула.
«Не думал я, что Темные мне помощь окажут в черный час! С момента инициации я вас крушил тысячами! Спасибо тебе, Марфа! Ты меня очень утешила. Дала жизнь».
«Ты же сам пришел. Боги привели. НО знай: в ХХ веке горя много хлебнешь. Но справишься. И женщин у тебя тоже не будет. В ядовитом смоге вы воссоединитесь. В ХХI веке свидишься со своей возлюбленной. Еще раз повторяю: она сама тебя найдет. И на сей раз уже никогда не умрет. Но у тебя будет серьезный соперник. Из наших, Темных. На этом все, Великий Гвелд. Свет с тобой. – Она хлопнула в ладоши. – Ступай».

     Гвелд – Василий ожидал услышать что угодно, но НЕ ТАКОЕ ПРЕДСКАЗАНИЕ. После он еще некоторое время пожил в селе, а потом съехал в другое место. Это предсказание Энрике помнил все двести лет, и именно ради встречи с любимой девушкой он рванул в 1955 году в Сибирь на стройку Братской ГЭС, потому что едва услышал про стройку плотины, то вмиг понял, что ведьма именно ее называла. Замок с трубами – БРАЗ и ЛПК, БЛПК. А яд над городом – Химаура. Гвелду было плевать на то, что с ним случится на великой стройке, но вот с затеей обратить город еще на стадии возникновения к Свету его ждал провал. Даже скинув пару кузовов в реку Ангару на фундамент, Гвелд надеялся, что люди одумаются. Он влез в Сумрак за пару секунд до того, как его машина сорвалась с моста и улетела вниз, в бурлящие воды Ангары. После этого он довольно долго не появлялся на стройке, а потом и дальше стал строить ГЭС. Это и был тот самый «волшебный Мост», превративший воду в электричество. А Гвелд со всеми вместе рассек реку надвое, но в отличие от остальных не стал восхвалять гибель лесов.
     Предсказание сбывалось с ужасающей точностью, но где же было парню догадаться, что его Тиль, новое воплощение Насти, родится в 86 году?! До этого события оставалось тридцать с чем – то лет с момента строительства. Но сердце Энрике упорно молчало. И лишь 19 мая 2003 года оно неистово полыхнуло огнем, бешено заколотилось, когда Тиль приоткрыла дверь офиса. Шефа Светлых словно электрической дугой прошило – да, платья нет, а есть джинсы и курточка, без креста, да, некрещеная, косы нет, только волосы, собранные в хвост. «НАКОНЕЦ – ТО я дождался тебя, любимая моя»!!! Он едва не сорвался с места, чтобы обнять свое сокровище, но сдержался. А сама Тиль смотрела на парня так, словно знала его много лет. А Энрике сидел спокойно, не поведя бровью, в своем офисном кресле, и жал на клавиатуре кнопки, и видел, что Настя на сей раз родилась Иной, и что его она помнить не может. Также как и то, что было в ее прошлой жизни. Гвелд же все помнил и вовсю радовался и в тот день, и на следующий, не веря своему счастью. Но еще больше он обрадовался, когда прочел мысли Тиль о себе, и что девушка очень хочет быть с ним. Расцвел парень с того дня, как майская роза. И поцеловал потом, гораздо позже, девушку в первый раз в губы, всего лишь потому, что не смог сдержать бешеный огонь в груди. Энрике точно не помнил, сколько они с Тиль целовались на улице ночью, но когда глянул на часы – оказалось, что часа три. Он дышал как мальчишка, сжимая в обьятиях свое сокровище. Его бессмертные уста целовали Тиль ТАК, как Смертный никогда не поцелует. И девушка охотно отвечала на ласки Пресветлого, радуясь до безумия.
     «Те же руки, та же фигура, тот же облик, тот же голос… Моя любовь к тебе вечна, Тиль, ведь мы в прошлом любили друг – друга, а теперь никогда не расстанемся»!!!   



… В этом исходном варианте указана лишь краткая версия любви Василия и Анастасии, она же Тиль в новом Воплощении в двадцать первом веке. Неизвестно также, как на самом деле жил Архимаг среди простых крестьян, как попал в Россию и почему, что побудило приехать… В тексте ниже будет для читателя пояснение в развернутом варианте, что творилось в те времена, и кто такая Анастасия, как она жила, что чувствовала. Как и Василий – Энрике.
     Ниже будет дана рукопись расширенного варианта событий, где указаны ответы на все вопросы читателя, НИЧЕГО НЕ ОТБРАСЫВАЯ. А так, начну по порядку, как дальше жил Гвелд в простой крестьянской семье, как любил и как потерял любимую… с предыдущего текста, который был написан несколько лет назад…

   

                - 2 –

     … Василий – Энрике прекрасно понимал, ЧЕМ чревато его обнаружение Инквизицией как Архимага в такой глуши, тем более в Империи. Непонятно также, что бы с ним сделали в Праге за такое отшельничество. Мало кто знал, что Энрике два века жил в Китае, и были вполне СЕРЬЕЗНЫЕ основания оттуда бежать. Да и не собирался кельт рассказывать тут о своей боли. Которая мучила душу и сердце…
     Для родителей невесты (а обручены они были или нет?) он был простым работягой в крепостной России, каких тысячи работали то в лесу, то в лавках, то на полях. Вся Империя представляла собой простое государство деревень и крупных городов. И все. Больше ничего. Москва, Петербург, царь – Государь, где – то там что – то да случалось в мире, и далее жизнь текла дальше… От зари до зари.
     Как и все, Василий носил на себе православный крест. Да и ходил на службы по воскресеньям в храм, и невольно вспоминал себя как католического священника в прошлом, когда в Европе свирепствовала Чума. При этом никак НЕ ВЫДАВАЯ своей натуры Архимага. Парень как парень, по – настоящему влюбленный в свою Единственную Настеньку…
     Он вставал в самую рань, в пять утра, когда начинали голосить петухи, растапливал русскую печь, с одного удара раскалывая дрова. Благо руки у него были с самого детства сильные. А в качестве сексуальной разрядки он, во время колки свежих березовых поленьев, что зимой, что летом, что в любое время года, представлял, как сзади к нему подходит в платье Анастасия, а после медленно запускает руки сначала в его прекрасные золотые локоны… Потом медленно оттягивает их вниз  и закрывает рот долгим поцелуем – естественно, чтобы матушка и батюшка не видели. Тут же Василий – Гвелд медленно ослабевает хватку, рука роняет топор, в снег или на землю, после делает шаг назад и сильной рукой прижимает девушку к себе.
     Все это постоянно вертелось у Васьки в голове, и он понимал, что так долго не протянет ждать сокровенного, изнывая каждый день от потаенного желания. А что тут сказать – нашел свою мечту… и потому надо делать свое дело… по – доброму и со свадьбой впоследствии.
     А до этого случилось в его жизни несчастье, пошатнувшее уверенность в завтрашнем дне. С момента гибели его предыдущей невесты, а точнее, уже жены, прошло совсем немного времени. Рана в душе заживала медленно, но верно, быстрее пришло облегчение после ухода с Китая. Про Китай была отдельная история, с теми же приключениями, о чем будет написано ниже. А секс сексом, но делать что – то надо было, и потому, чтобы никому не навредить, Гвелд просто уходил в лес, находил там поляну и просто упражнялся с катаной, отрабатывая старые приемы. Рубился с чем – то невидимым, на поляне в лесу, доводя до совершенства и дальше свое мастерство. А насчет колки дров, то он управлялся с ними так, что даже отец Анастасии периодически любовался на этот процесс.
     - Ай да парень ты, Василий! Только ОЧЕНЬ УЖ чудной для всех нас…  видать сильно кони тогда понесли, да расшибся… Бог миловал. Да и батюшка почему – то тебя не причащает, крестишься СОВСЕМ иначе, чем у нас. Выдаешь себя, отрок… Помнишь ли ты свое настоящее имя, а?
     - Я не помню его… - сухими губами произнес Гвелд, прекрасно понимая, что Ивану просто слишком любопытно, ОТКУДА он вообще взялся и что будет дальше.
     - Как это так, - НЕ ПОМНИТЬ своего имени, даже крещеного? – удивлялся Иван.
     - А вот так… Бывает и такое в этом Мире… Головой убился, как упал, а как очнулся, половину жизни забыл, с той поры так по свету и скитаюсь. Благодарствую. – Василий поклонился, после начал спокойно складывать поленницу. – И еще не так давно мою невесту жестоко убили на моих глазах только за то, что она отказалась прелюбодействовать с ворами.
     Иван перекрестился и в его глазах мелькнул ужас.
     - Она еще носила мое дитя… так что я до сих пор не могу прийти в себя с такого.
     - А как ее звали – величали? – спросил он, вытирая крепким кулаком скупую мужскую слезу. На щеке остались следы сажи. Волосы мужика были растрепаны, а точнее, взлохмачены после кормления кур в курятнике. Гвелд понял, что он просто прощупывает . почву, ну или лезет не в свое дело. Ну и ладно… пройдет, отстанет с расспросами.
     - Ирина… - Гвелд закрыл глаза и почувствовал сразу, как к горлу подступают слезы. Не хотелось оживлять воспоминания, но Василий вспомнил все, от начала до конца, все до мельчайших подробностей. Слеза скатилась по гладкой щеке. КАК же ему хотелось убежать куда подальше, чтобы не спрашивали!!! Но страна есть страна, такой народ тут, все должен знать… Да и дрова на этой почве хотелось  просто выкинуть в сарай…
     Гвелд понимал, что имя настоящее пришлось изменить на русский вариант, иначе он себя просто выдаст.

     ИНГРИД… Эта бедная девочка из Европы, рыбачка, попавшая в Китай непонятно как, чудом выжившая с родителями после крушения рыбацкого судна или лодки… Что погнало семью в такую даль – можно только догадываться.
     ТЕПЕРЬ это имя придется забыть НАВСЕГДА. Потому что есть другая – Анастасия. Несколько помладше, но все равно. Теперь все будет совсем иначе. Обнаженной он эту деву православную уже видел, только теперь это зрелище не давало покоя ни днем, ни ночью. Зрелище в воспаленном воображении, со своими думами и грезами… Самыми смелыми. Особенно по ночам. Снилось. Иван видел его мучения, но не мог ничем помочь, даже советом. Мало ли что после этого Васька вздумает. Вдруг обрюхатит дочь… и что тогда? Энрике же женат – то не был на ней… и потому это просто БЛУД.
     Влюблен или не влюблен – ничего с этим делать было нельзя. Но Энрике всерьез рассчитывал на брак и счастье в семейной жизни. Да только Судьба на этот раз уготовила парню - кельту ТАКОЕ испытание, что не привидится и в страшном сне. Но он выстоит это все и выиграет. Даже дрова Гвелд колол порой с каким – то остервенением… Вытерев кулаком сопли, он дальше делал свою работу. Не раз хотелось просто сделать свое дело. Поясница ныла, Иван это понимал и принялся помогать парню. Не знал простой крепостной, что этот юноша на пару тысяч лет его старше… И понятное дело, Гвелд по приезду в Империю снял с себя ВСЮ атрибутику, что европейскую, что родную…  кроме гигантского когтя  на шее, лишь бы не гнобили. Насчет последнего, -  отшучивался – медвежий коготь выбеленный. Хотя не скажи, что это похоже. Лишь ГЛАЗА напоминали Гвелду, даже в зеркале, о его настоящем возрасте. Нет, они были не старыми, с желтым оттенком, как бывает, они сияли на лике кельта каким – то синим огнем. Сияли на вечно молодом лике, будто фары в ночи, по ощущению, приводя некоторых в замешательство и на мысль наводили – а не гад ли кельтский паренек, чья юность замерла навечно в девятнадцать лет? И также задавались люди вопросом, приходя в смятение следующего рода, (сталкиваясь с этим серьезным, взрослым взглядом мужчины): ЧТО должно было произойти в жизни Василия, чтобы он НАСТОЛЬКО отдалился от люда, повзрослев в одночасье? А они и правда думали, что отрок вообще еще девственник и ему от силы лет девятнадцать. Но ГЛАЗА говорили об обратном. Может быть, в них и влюбилась Настя. Кто знает… Молодое лицо и умудренные веками очи… со СЛИШКОМ ПРАВИЛЬНОЙ радужкой, СЛИШКОМ круглой… голубо – синего цвета. Как озеро в горах в ясную погоду, и без ветерка… Девки сходили по этим глазам с ума что в храме, что на улице, да и по его ухоженным, золотым волосам. Поскольку у них был ТАКОЙ цвет, что давно не встречался.
     День, ночь с Настей – все равно когда и как… наслаждаться этим счастьем БЕСКОНЕЧНО, целуя сие великолепное тело, нежно или сильно сжимать в объятиях. И фантазия Гвелда порой застилала разум, он старался не показываться на глаза девушке. Глаза сразу становились или в слезах, или же просто красными от возбуждения. Слюна приобретала вкус сахара. Ночами все ему снилось, и не раз Энрике хотел плюнуть на страну и на порядки, утащив девушку на сеновал. Потом, конечно, все выдадут глаза, воспаленные от оргазма, да и ее глаза, такие яркие, большие, НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ… Бывало, пойдут вместе на службу, и отойдет Энрике от девушки в сторону, чуть ли не в угол, а сам любуется, порой сглатывая слюну. Представлял, как будет в этом храме венчаться. Иногда на парня поглядывал батюшка, и то слишком подозрительно. Гвелд мысленно успокаивал его: «Нет, я не бесноватый, просто я самый старый из всех… и я не желаю зла. Пусть Бог и мне счастье подарит.». Но иногда Энрике – Васька не ходил никуда, а просто рыдал в подушку, когда дом пустел. Прекрасно понимая, что Настя смертная девушка… но все равно БЫЛО в ней что – то НЕ ТО для человека… Иван не раз говорил, что она находила пропавшую скотину в лесу, как по заказу, словно читая мысли… Поглядел Васька на нее сквозь Сумрак – ничего… СТРАННО. ПОЧЕМУ так? Или это обычная ворожея? Нет. Первый раз попался такой тип человека серединка на половинку так сказать – и не Иная, и Иная сразу… только колдовать не умеет. Не раз ему казалось, что Россия станет ему последним прибежищем в этом Мире… Но Богу итак все видно, и Он готовил свой сценарий для обоих. Для этого Леля нового Времени. КАК тут не плакать… и не молить Бога или Богов о милости…
     Другая совершенно страна, другие нравы и обычаи, наконец, другая вера, не католическая и не буддистская… Не Шаолинь в конце концов. Хотя до Китая не так и далеко. К христианству Энрике за столько веков вполне привык, да и одновременно и не привык, чтя старых Богов своего времени, и то тайком. Потому как родноверов любой масти не любили нигде теперь. Коготь тому доказательство на шее вместе с православным крестом. Хорошо, что никто не верил про басни о Василии, что он дикарь и от лукавого… ходили и такие разговоры, да быстро забывались.
     Православие – это была совсем ДРУГАЯ ветвь христианства, и всю жизнь после того, как Европа шагнула ко Христу из родноверия, Энрике умело шифровался. Такого Иного, как он, приняли бы за демона и запросто сожгли на костре. Или, чего хуже, выпотрошили б в Средневековье живьем, предварительно придушив до полупотери сознания, кидая внутренности в костер. Пришлось бы перед Смертью видеть себя в костре в виде ясно чего… шипя и дымясь, блестя при свете солнца. После бы голову отсекли топором. А может быть, пришлось бы просто навсегда развоплотиться.  Просто за то, что он ДРУГОЙ. Несправедливо… он ведь Светлый. Да им бы было все равно – на костер или на виселицу… Ужасы Европейских казней Гвелд помнил. И все время европейского гнета он был, так сказать, католическим священником подставным, чтобы знать, что там творится,  либо скрывался в лесах среди своих. Иногда делая детей своим смертным возлюбленным. Один из сыновей Гвелда унаследовал от отца Дар Иного, да не в полной мере… и его едва не казнили, за то что оказался Видящий, а проще Чтец. В итоге сын Архимага за подставу разнес ВСЕ среди соратников и прочих, устроив разгон по полной программе, а проще – вырезал под корень род предателя. Другим он заговором просто пресек всякую попытку размножаться – да просто семя умерло.  На Земле этот человек, не Иной, человек, прожил всего шестьдесят два года, и умер тихо в собственной постели, не оставив наследников. До этого Энрике похоронил троих своих детей, и НИКОГДА не ходил на их могилы, сколько бы лет ни прошло.
     И каждый раз, после смерти своих близких, Гвелд дико напивался, свершая такую вот тризну, потом громил свою комнату с битьем посуды и крушением мебели, как бы уничтожая ВСЕ, что связывало с детьми. Эти пьянки с воплями продолжались неделю – две, а после начинались плевки в сторону женщин. Раз – два в столетие Гвелд женился. Но при этом никогда не отбивал женщин у других мужчин. А фантазируя на сексуальную тему, он рисовал на бумаге себя и воображаемых женщин, после сжигал сие художество в печи, потом дальше снова случались запои от безнадежного бытия… Организм у Архимага был словно железный: он пил практически все в свое время.
     А про Анастасию, эту простую крестьянку, он грезил постоянно…  Эти глаза, эти губы, грудь и прочее… ДРЕВНЯЯ, настоящая краса… словно Афродита… хотя нет, поинтереснее нее. Настоящая древняя Валькирия по красе… Век бы любовался, если бы было разрешено ходить по дому, в чем мать родила… лишь бы другие ничего не видели. А так она живет с матушкой и батюшкой, а красть девушку нехорошо будет. Да и хозяева обидятся.  Дальше – обнял, и понеслось… и в перину лебяжью, в экстаз со стоном после венчания… Дальше течение времени просто исчезнет.
     Было, что он влюблялся и в равных себе,  да останавливался. Непонятно, что именно тормозило его, - наверное, было не время. А хоронить своих женщин, которые старели и отправлялись в мир иной, просто до полусмерти надоело. Тогда Энрике облачался в черные одеяния и так ходил, век, два… Постепенно на все становилось плевать. Даже на любовь.
     В Средневековье, где – то в 1300 – 1500 года, Энрике ходил с блистающим мечом, который был в тяжком и страшном бою сломан пополам одним колдуном, и выжить в такой бойне едва не стоило Гвелду жизни. Схватились в огненном шторме два Инквизитора, насмерть, Тьма и Свет, и Свет победил Тьму. В облачении католика, красивый, похожий на персонажа из Final Fantazy, с таким же почти как у них клинком… да и с католическим крестом на груди еще… Они сражались прямо как Анакин и Оби Ван Кеноби на вулканистой планете… Тот клинок прожил лет шестьсот. И ходила молва, что дали его Боги перед принятием Европы христианства. Так это или нет, такого оружия больше ни у кого из Иных не встречалось. В той схватке Темный Инквизитор был страшен, приняв чуть ли не облик Дракона… сломав клинок Богов. Гвелд тогда рухнул просто на землю, едва не потеряв сознание, из раны хлестала кровь. Рука была распорота. Но потом, словно белая птица, Энрике летал в тех сполохах огня. И свидетелей завораживал тот бой. Два почти смертельных ранения, но Боги не собирались забирать воина к себе в Вальгаллу.
     Бойня разгорелась из – за того, что кто – то из Темных захотел просто вывести клан Иных при помощи Чумы, проще говоря – взять Европу в свои руки и при помощи своих. В этом клане состоял и Гвелд – Энрике, который скрывался от европейского заполонения дерьмом улиц в лесу. Те же Инквизиторы и Темные и насылали Чуму на города, при этом радовались как малые дети. Такой, так сказать, ИГИЛ тех времен. Как главный и сильнейший, Архимаг вступил в бой с врагом. Дрались они часа три. И выздоравливал Гвелд достаточно долго. А потом переселился в Венецию, и то не навсегда. Потом опять ушел в лес. Или же жили такие Иные в поле, и даже в Сумраке, сражаясь с призраками, Темными тварями, коих порождала неоднократная эпидемия Чумы, выкосившая полевропы. Как именно проникла эта зараза на континент – история дала свои версии. Был за Чумой там, как писалось выше, и свой начальник, - Темный невероятной силы и власти, Чумы ему показалось мало, он решил просто заполучить власть над Миром, и над Вселенной. Последнее у него вряд ли получилось. До Энрике НИКТО не мог его победить, он сеял мор и Смерть, так как явился во времена Богов и Одина.
     В мире людей и Европа способствовала продвижению болезни – шла вовсю торговля шелками, медом, шерстью, экзотикой всех мастей, и также на караванах были крысы… на крысах блохи и вши. В караванах завелась в степях чумная палочка, на кораблях тоже. В результате судно вымирало ПОЛНОСТЬЮ в короткое время, а мародеры после в городе, куда сей рассадник Смерти причаливал, его нехило грабили. Естественно, радоваться было им недолго: люди умирали в страшных мучениях, с интервалом в три дня. Была и другая версия и также фактор – в Средневековье люди наотрез отказывались мыться, так как можно было смыть святую воду, полученную при крещении. Чушь несусветная – не мыться по этому поводу, но что получили, то получили. Если Энрике появлялся в городе, люди от него шарахались и иногда швыряли грязью в спину, только потому, что он следил за собой. Язычником называли парня, а он улыбался и смеялся. Но Чума не могла его сразить, и кельт или ходил с непокрытой головой, или же колпаком чумным накрывался, нося с собой меч. Тот самый, который был впоследствии пополам сломан. Люди делали попытки за один вид меча отправить парня в лапы Инквизиции. За опрятный вид еще… Мылся Гвелд почти каждый день, его златые власы блистали чистотой в лучах солнца, некоторые считали кельта Ангелом. Тот посмеивался. Католики думали, что парень вообще бес, или языческий бог, и призывали таких уничтожать. Пытались, ловили, да без толку, потом пошли слухи об оборотне… Но все это была полная чепуха. Вызванная голодом и Чумой.
     Слишком много грязи было сказано и про отсутствие креста на груди. Отговорка была такая на этот счет:
     - Украли феодалы в пьяной драке. Все.
     Святая Инквизиция такое не принимала, и каждый раз перед казнью тюремная камера оказывалась пустой. Скрывался Васька так через Сумрак, и за сотни лет он нарастил ТАКУЮ магброню, что НИЧЕГО на него не действовало, даже привороты самых сильных колдунов. А крест из глубины веков был просто амулетом. Для Энрике. Человеческое спасение… Христа Энрике, естественное дело, видеть не мог, так как был рожден позже гораздо. А может и раньше… да и понимал, что людям по поводу гигиены говорить бесполезно что – либо…
     В голодные годы в средневековой Европе расцвел пышным цветком каннибализм. Ужасное лицо этой исторической эпохи. И приходилось видеть на рынках этот ужас, когда Гвелд просто выходил посмотреть на чистые улицы города. Было такое, но редко… Стоит ли думать, нравились ли ему блохи, мочевые реки, кучи экскрементов… разбросанные внутренности животных по дороге у домов мясников, да и руки – ноги казненных на кольях или копьях у ворот. Что снималось и потом продавалось. КАК выжило человечество в таком Аду – непонятно. Человечину в голодные годы чуть ли не коптили, считая лучшим лакомством, и труп при Луне держали, чтобы мол весь яд ушел. Считалось также, что лучше всех по вкусу рыжие мужчины молодые. Так что людям каннибализм даже нравился. Далеко ходить не надо так сказать… Не говоря уже о похлебках из человеческих костей и втирания мозгового вещества в кожу…
     И в такое дикое время, когда Мир медленно загнивал, даже любовью не хотелось заниматься с кем – либо. Разве что с Волшебницами в лесу, и то лишь бы не нашли никого потом. Волшебниц в те времена считали ведьмами, летающих на метлах. Скорее всего, такие фантазии людей были вызваны Чумой и голодом, да поеданием человечины. И не раз Энрике желалось вразумить люд. Не получалось. За такое можно было поплатиться жизнью. Одежда носилась до тех пор, пока не сгнивала на теле. Нет блох и вшей – все, ты колдун. Про женские дела можно было промолчать… как и про любовь. Осознание того, что ты будешь заниматься сексом с грязной женщиной со всеми вытекающими, вызывало омерзение и отторжение. И опять на помощь приходили фантазии да сражения в Сумраке… Не хотелось потом видеть, как бы дети гибли от Черной Смерти. Семя Гвелда было способно и дальше зачинать дитя. Да только кому это было надо на тот момент?

     Надоела Энрике такая жизнь, и он ушел в Китай. В чистый, и умудренный буддизмом. Там он на корне поменялся, постигая разное. Даже женился за двести лет… только вот на ком… история этого просто сумбурна.
    
    
                - 3 –

     ИНГРИД…
     Так звали девочку, которую спас Энрике во дворце Императора в Китае, незадолго до своего побега из страны в Российскую Империю. Насмерть перепуганную девочку, на глазах коих зарубили родителей. Гвелд поступил благородно – похоронил по – христиански погибших, а после… после убили и Ингрид, только когда она уже выросла. Зарубили на глазах у спасителя, который сделал ее своей женой. Когда она еще была девочкой, Гвелд научил ее всему, потом она расцвела с годами, и…
     Долго помнил Архимаг, ЧТО он сделал с убийцами за смерть жены. В нем словно проснулся тогда тот мальчишка, который убивал просто ради удовольствия. Ингрид на момент гибели была беременна от него. А до этого, когда она стала девушкой, воспитатель просто влюбился в нее как в женщину, да и она в него. Но не сложилось… Слишком не те условия были.
     Иногда жалел очень Архимаг, что воспылал страстью к девушке – рыбачке, и думал, что лучше бы она погибла вместе с родителями. Если бы знал, что из – за ее отказа переспать с ворами придворцовыми будет кровопролитная резня. Грех так думать было, но больше ничего другого не шло в голову. Стыдно было также Василию за то, что, поддавшись страстям, он просто затащил в постель недотрогу Ингрид, девушку шестнадцати лет. Там, соответственно, и обучил всему. Не сразу, а постепенно, открывшись, как мужчина. А делать было нечего, жить так жить. Да и видел парень, КАК порой глядит на него рыбачка… Его как прорвало тогда… Просто обнял скромницу, когда та плакала от любви к парню – рыбаку, выслушал все, постоял немного рядышком… После просто поцеловал в щеку, и началось… Его рука потянулась к ее темным волосам, а дальше… крепкая, практически мертвая хватка, и началось… уста скользнули по шее вместе с языком, остро, горячо, каким – то огнем, словно ладонью над костром. Белые зубы нежно покусывали шею. Изящные руки крепко сжали талию и рывком притянули еще крепче к себе.
     Ингрид сначала не по - детски опешила, пыталась после отстраниться, да было поздно: Энрике уже НЕ МОГ сдерживать себя. НИКАК. Совесть словно испарилась, было на все плевать. Контроль над собой исчез. А девушка все пыталась вырваться, крича как резаная…
     - ЧТО ты делаешь?! Я же твоя воспитанница, почти что дочь!!! Перестань, не трогай меня, мне больно! – и согнулась пополам от резких ласк рук Энрике. Нестерпимых… НИКОГДА она такого не испытывала в жизни, да и слишком откровенного рода ласки шарахнули девушку похлеще удара о стену. Она очень испугалась, боясь худшего. Боясь убийства. В голове Игнрид пронеслась сцена смерти родителей. И рыбачка решила, что Гвелд просто лишился рассудка. Вырывалась, выламывала руки, пыталась ударить, укусить, но ее воспитатель был СЛИШКОМ опытен в таких делах. Когда он закрыл ей рот страстным поцелуем, она перестала сопротивляться, тело обмякло. Жар ударил в живот, и в голову. Это несколько походило на изнасилование, но и не насилие было. Энрике вышел из – под контроля, не видя другого выхода. Да и отпускать в мир китайцев он не желал беднягу и решил взять ситуацию в свои руки. Либо просто оставить на произвол Судьбы через несколько лет…
     - НЕ ГОВОРИ НИЧЕГО! – резко и страстно одновременно прошептал Гвелд, уже представляя ее, обнаженной, и ласкающей его орально. Он уже накрутил на руку длинные волосы и заломил в сторону девушке голову. – Неужели ты САМА НЕ ПОНИМАЕШЬ, КАКОВО МНЕ КАЖДЫЙ ДЕНЬ ПРИХОДИТСЯ ВЫНОСИТЬ НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ МУКИ ИСКУШЕНИЯ, порой видя тебя без одежд, проходя мимо?!
     - Что тебе нужно от меня, Энрике?! Я ничего не сделала! Отпусти меня и не трогай меня больше внизу!!! – Ингрид все пыталась вырваться, но силы были не равны. – Я не хочу ни трогать тебя, ни кусать, ни ласкать! Но целуешься ты хорошо, надо сказать… Меня НИКТО еще так не целовал. Даже парни. – Она была до полусмерти напугана, не понимала ситуации, с чего ее наставник и воспитатель накинулся так яро, ведь просто несчастная желала слышать совета. Про свою любовь.
     В тот день ей нагрубил какой – то парень с берега из рыбаков, хотел чтобы она, грубо говоря, взяла у него… Обиделась и, плача, пришла домой, а там Энрике, сидит отдыхает. Она и принялась ему рассказывать про домогательства. И тут, видимо, просто сказала что – то не то, спровоцировав на действия. На самом деле Архимагу ДО СМЕРТИ надоело выслушивать ее причитания, жалобы и нытье о парнях. ПЛЮЯСЬ в прямом смысле после каждого рассказа. Потому что для него, как взрослого мужчины, эти штуки были смешны и нелепы. Ну подумаешь, пристает какой – то гад, проще плюнуть и отправить восвояси… Но Гвелд после вспоминал и СЕБЯ В ЮНОСТИ, ЧТО он творил.
     Резко отстранившись от Ингрид и дав ей подняться,  поскольку она сползла ему под ноги от ласк, Энрике плюнул на пыльную дорогу, после гневно взглянул на недотрогу. В глазах мужчины девушка увидела нестерпимый огонь. Но не ЗЛО, а сожаление. Жалость даже.
     - ЧТО ЭТО БЫЛО, ЭНРИКЕ?!
     - Ты что, думаешь, будто я ничего не понимаю и не знаю тех людей?! Не знаю ТЕХ отроков?! ВЗГЛЯНИ НА МЕНЯ! – он со всей силы ударил кулаком в грудь, перед этим упав на пень и закрыв лицо ладонью. С одной стороны, парня нестерпимо мучила совесть, с другой – он влюбился. Боль от удара в груди затопила горло и легкие. – Я ЧТО, ХУЖЕ ТОГО ПОДОНКА, КОТОРЫЙ У ТЕБЯ ЯСНО ЧТО ВЫПРАШИВАЕТ?! ПО КОТОРОМУ ТЫ НОЧАМИ ПЛАЧЕШЬ, ПРЯЧАСЬ ОТ СЕБЯ?! БОГИ, ЗА ЧТО МНЕ ЭТО… ПОЧЕМУ ОНА ТАКАЯ ГЛУПАЯ?! ХВАТИТ, ИНГРИД! ЗАБУДЬ ЕГО! Этот говнюк просто тебя использует, дорогая! Ты еще СЛИШКОМ молода, чтобы это осознать. Играет словно куклой. Это видно невооруженным глазом. – Тут Энрике осекся, прекрасно понимая нелепость сложившейся ситуации. – Он тебя возьмет, познает, да и выбросит! Но НЕ Я… - Энри присел на корточки, немного успокоившись, наблюдая, как Ингрид потирает затекшую шею.
     До кельта стало доходить, что он сделал большую глупость. Не говоря о том, что девушке на тот момент стукнуло почти двадцать лет. Четырнадцать лет она жила с Гвелдом как дочь с отцом, и никогда не было даже вида у парня, что он ее желал. После того поцелуя, причем рокового, вид Ингрид был помятый – волосы спутаны, платье из простой ткани частично разорвано. И запах моря… запах рыбы окутывал этих двоих постоянно. До того, что порой накатывал приступ тошноты. Особенно после шторма, когда на берег выбрасывало много чего, что можно было есть. Так и жили год за годом…
     Что тогда понадобилось Ингрид, которая отличалась от всех поведением? Не красилась, не ела всякую дрянь, не одевалась богато… В силу возраста она захотела любви. Но не секса. Смотря на то, какая у кого любовь.
     Девушка смотрела на ходящего туда – обратно Гвелда, который периодически распахивал свое шелковое розовое кимоно, пытаясь охладиться от жары. День выдался действительно жаркий, мучила жажда, хотелось просто засунуть голову в ведро со льдом. Даже тень не спасала. Постелив себе под ноги циновку, Ингрид думала со страхом, что будет дальше в ее маленьком мирке. А дальше будет все совсем по – другому. Архимаг облокотился спиной о дерево, думая о том, что сделал. Ему стало стыдно.
     - Спокойствие снаружи, а внутри меня, который год, - СТРАШНАЯ, НЕВЫНОСИМАЯ БОЛЬ, ОТ КОТОРОЙ ХОЧЕТСЯ ПОВЕСИТЬСЯ. ПРОСТО также и ПОТОМУ с годами, ЧТО ДРУГОЙ В СИЛУ НЕОПЫТНОСТИ НРАВИТСЯ ТЕБЕ КАК МУЖЧИНА… Кто я такой в этом случае, чтобы указывать? Никто, всего лишь песчинка в этом безумном и непонятном мире, особенно в Европе, которая, наверное, давным – давно СДОХЛА! – На душе была неописуемая горечь. Действительно, как теперь жить дальше? А никак, просто действовать. Девочка давно выросла, и в ней проснулись чувства. Вопрос к кому… причем хороший. Энрике шептал эти слова, смотря куда – то вдаль, в пустоту. Действительно, идти больше некуда. После Шаолиня пугать китайцев своими способностями? Но если до девушки дойдут пальцы мерзких воров Императора… придется плюнуть на мораль и убивать. Рубить как на бойне… Гвелд поднял травинку, надкусил и сразу выплюнул. Нервы были взвинчены на пределе. – Никто сейчас не ценит хорошего, истинного, мальчики без мозгов со шлюхами лучше… Это будет вечно, пока люди не прозреют окончательно. Вшивый паренек, который пытался дать как надо Ингрид… - Кельт просто смотрел и плакал, как мальчишка… Закат свои права на Небо уже предъявил права, и Будда будто говорил Гвелду: «НЕ ТВОЕ это вообще место, как и девушка… Отпусти это все, уходи, пока не поздно». – Да, я совсем забыл, ты еще ОЧЕНЬ молодая, невинная, красивая европейская девушка, у которой нет в Китае будущего. Да и у меня нет тут ничего хорошего, кроме Шаолиня. Будем жить дальше, но уже не так, как раньше. Я показал себя как мужчина, обратного хода нет. И я действительно люблю тебя, моя дорогая. За китайца ты здесь никогда не выйдешь замуж, и ламы не обвенчают вас. А нас… смогут. Если, конечно, ты не отшатнешься после произошедшего от меня, Ингрид, моя маленькая девочка с того дворца… Больше ты не маленькая, а невеста… моя. Ты умрешь когда – нибудь, и я снова буду один лет пятьдесят. Что бы там ни было, я буду о тебе заботиться. Это звучит дико, но я возжелал тебя.
     Энрике, после таких слов себе, закрыл лицо руками и заплакал. Прекрасно он знал, как закончит тот вшивый паренек. Сам он понимал, что несет полную околесицу в результате нервного срыва. Ну НЕ МОГ он не признать, что разглядел в Ингрид молодую и сильную ЖЕНЩИНУ. А у паренька, который хотел просто слить семя в Ингрид, было плохое будущее. Член в штанах и ветер в голове. Больше ничего там не осталось. В некотором роде Гвелд понимал его. Вожделение, желание слить семя куда – нибудь или в кого – нибудь, потом просто гон по женщинам, перебеситься… и остаться вообще НИ С ЧЕМ, после чего этот человек начнет пить, как отъявленный пьяница. Ром или просто вино с моряками, в кабаке. Следом пойдут бордели, множество шлюх, что европеек, что китаянок, после повальная эпидемия сифилиса в порту, и в конце концов – гибель от Чумы на борту испанского корабля. Дух морячка отлетит во Тьму и сгинет там навсегда. Ингрид по сути ждала та же участь, да плюс регулярные побои мужа – гуляки, который бы не только ее имел, да не платил любовью, но и вертел хвостом перед пятью любовницами. Они бы все впятером умерли от сифилиса. Точнее, в будущем умрут.
     Все эти картины неслись перед глазами Архимага, эти грязные, вонючие, немытые тела портовых шлюх, и европейцев, убийства на почве алкоголизма и прочая мерзость…
     Подумал кельтский парень, подумал и решил отдать себя ЦЕЛИКОМ воспитаннице, несмотря ни на что. Пусть даже потом будет горько и обидно, и Небо возьмет свое…
     Делать было нечего.
     Европейцам и так несладко жилось в Поднебесной, а так Гвелда тут еще за колдуна считали. Так что по отношению к нему, что в Китае, что в Европе, разницы не было. Все, что выходило в то время за рамки понимания народа, считалось магией. А значит, сие надо немедленно уничтожить.

     Но теперь, когда Энрике слетел с тормозов, переосмыслив свою жизнь в плане Ингрид, после тех страстных объятий, он стал девушке кардинально рассказывать о мужской психологии, чтобы та поняла саму суть. Та психология пошла совсем не сразу и не в тот день… Но рыбачка не понимала другого: как Архимаг сохранил юность и свежесть, не постарев за четырнадцать лет? Кэ – Эл теперь словно вдохнул чистого воздуха в легкие, которые устали дышать морем с запахом водорослей, сырости, рыбы… Поначалу рыбачка парня боялась. Поскольку он во время петтинга сделал ей слишком больно. Воспитал, потом пристал. Сидела и вытирала слезы страха. А Кэ – Эл просто шептал, целуя ее синяки:
     - Прости меня, пожалуйста…
     - Зачем ты сделал это, Энрике? Мне теперь на себя посмотреть страшно. Моя жизнь никогда не будет прежней.
     Энрике отложил катану в сторону, которую чистил песком, поправил свой шелковый халат с вышитым на спине драконом, и уткнулся зубами в кулак, обхватив рукой голову. По пальцам прошла дрожь, и их периодически кололо. Слюна стала сладкой. Золотые волосы упали на колени. Стыдно было за свои желания и за поступок. Обратного пути не было.
     - Забудь его… - прошептал он. – Он тебя в омут утянет, и ты, девочка моя, попросту начнешь обслуживать парней и мужчин старше в Домах Женщин. Помнишь, как я тебе рассказывал о них, и что там происходит? Ингрид, тебе бы такая жизнь понравилась? Без семьи, детей и без будущего. Да, такие женщины искушены в телесной любви, они умеют ласкать, обнимать… но такие ПУСТЫ как ЖЕНЩИНЫ, ни гроша за душой. Абсолютный источник ЗАРАЗЫ, коей переболели у меня на Родине, потому я пришел в Китай жить, милая… Господь наказывает блуд болезнями и отсутствием деток. Ты разве хочешь стать такой, с ним?! Тот парень – рыбак уже похаживает в бордели ближайшего городка, неизвестно что бы он с тобой сделал, моя милая…
     Здесь Кэ – Эл солгал. Ради своего блага: тот мальчишка не ходил по шлюхам. Потом пойдет. Да и могли их просто увидеть – и шептаться что мол золотоволосый насилует свою дочь. Приемную. А кто бы и мог увидеть? Никто.
     - В будущем, если Господь даст, я желаю быть прекрасной женой и жить без предательств, без измен. У моих подружек есть мальчики, они хвалятся этим. А я одна. С ними всеми я играла на том песчаном берегу, где ты подарил мне большую раковину у Моря. Осталась одна среди них.
     - И ЧТО?! – Кельт взглянул на девушку довольно строго. – Это ОНИ а МЫ с тобой семья. У тебя всего хорошего будет ЕЩЕ БОЛЬШЕ, и НИКТО из этих рыбаков не сможет сделать в постели то, что смогу я или другой взрослый мужчина. СЛИШКОМ они малы для этого. А что я? Всего – лишь тебя воспитал, Ингрид, прошли годы, и нет той девочки, насмерть перепуганной. Можешь дальше после того, что случилось, жить так, как вздумаешь, и уйти куда захочешь. Но помни: я ВСЕГДА приду на помощь.
     После этих слов у Архимага камень с души упал. В любом случае, Ингрид будет потом старше и покинет его с памятью в душе и сердце. Найдет себе кого – нибудь или сгинет в Китае… И все. Но после, смотря иногда через Сумрак ее будущее, он понял – ВСЕ ОЧЕНЬ ЗРЯ…

     Прошло несколько лет.
     …Он целовал ее на сшитых из парусины простынях, наслаждаясь бесконечной негой близости. Было плевать, приемная дочь Ингрид или подруга – детство давно кончилось. Расцвела чудная девушка. На которую Гвелд постоянно любовался. Любовь выросла из простой привязанности. Никакого разврата не было у этой пары. И кругом были ужасы Китая и сражений династий и заговорщиков. И шум моря.
     Она лежала, обнаженная, на берегу у волн, и Кэ – Эл целовал жену по – разному. Зная, что все для нее ново, романтично и красиво. До предела аккуратен, от боли силен… душевной боли, что когда – нибудь все раз и навсегда ЗАКОНЧИТСЯ. Только бы не поранить, не сделать больно… Его белые руки ласкали прекрасную грудь, даря небо в алмазах. Тонкие древние пальцы проникали в душу и в сердце, голова кружилась и болела от вожделения и ласк… которые не кончались. Соки гормонов в крови делают свое дело. Гвелд встал, добежал до хижины, достал кувшин со свежим медом, и обмакнул в него пальцы рядом с девушкой. Что дальше было – понимать не надо. А потом муж и жена пили козье молоко. Мокрые от пота и воды волосы, запах мускуса, шоколада, меда… Обоим очень хотелось пить, и они напивались поверхностными ласками. И было мало! Успокаивали шумы моря неподалеку, запах водорослей и рыбы, и этот соблазнительный аромат женского тела… коего не было ТАК ДАВНО.
     Жена казалась ему богиней, запах меда перебивал аромат девушки. Слияние двух тел, двух душ… Рыбацкая жизнь, ностальгия по прошлому, и молодость, чья – то навечно застывшая века назад, чья – то временная. Но во время всего этого мимолетного Рая Энрике видел одну и ту же картину – СУДЬБОЙ НЕ СУЖДЕНО ЕМУ БЫТЬ С ИНГРИД. И дальше стена – чернота, и другая в его жизни женщина, которая появится в его жизни ДВАЖДЫ – умрет один раз, и вернется к Архимагу спустя несколько веков. И люди будут летать по воздуху, словно птицы, в колесницах, плавать словно рыбы…
     Иногда Гвелд посреди ночи просыпался в холодном поту – от кошмаров. От видений будущего. А сам себя видел в непонятных одеяниях с причудливыми механизмами. Женщины в его снах были вовсе не целомудренны… Спали со всеми подряд, не разбираясь, женат мужчина или нет, рожали от кого попало, небо там коптила гигантская печь, от коей все живое покрывалось в природе серебром, и птахи да деревья умирали в страшных муках. Древесина и кости от такого рассыпались в прах. Порой Кэ – Эл просыпался от собственного крика. Жена спрашивала его:
     - Ты так кричал… Что случилось?
     А он, вытерев мокрый лоб платком, говорил всегда одно и то же:
     - Ничего не случилось, любимая: просто сон. Страшный сон.
     - Ты побывал в одном из тысяч миров Будды? Там Смерть?
     - Да. Там кроме меня НИКОГО больше не осталось. Я ПОСЛЕДНИЙ. Наверное, море на меня так действует. Или москиты. Или съел что – нибудь не то. Как те мидии которые пролежали на солнце и мы не заметили… НИКОГДА так не травился, но до Грядущего… От  отравы мне снятся сны.
     И после этого Кэ – Эл просто уходил плавать в море, лишь бы видения исчезли. Но НЕ ПОМОГАЛО ничего от снов. И так из года в год… И каждый раз все оканчивалось после нервов бурной близостью. И каждый раз с мыслью – лишь бы все было хорошо. Они жили словно Эминайт и Ричард из «Голубой Лагуны».
     И снились ему утонувшие города. Города далекого Будущего. Гвелд всем нутром чувствовал, что Вселенная пытается ему что – то рассказать, подсказать, или даже уберечь. Но нет. Сны не давали покоя, и в них Архимаг рубил тени, кои источали сначала Зло, а после принимали человеческий облик. Ни китайские снадобья для нервов успокаивающие, ни тренировки, ни медитации НЕ ПОМОГАЛИ. Порой он думал – а не приворожили ли его?
     А на берегу тем временем догнивала старая лодка, в которой еще давно ловили рыбу он и Ингрид. Да нервотрепка была еще и борьба с собой. Энрике не раз хотел умолить Высшие Силы ИЗМЕНИТЬ Судьбу рыбачки. Но молчала Вселенная на его мольбы. Иногда Кэ – Эл думал: то сексуальное безумие пришло не просто так, а как приворот или сексуальная привязка. Но он ошибся – он просто влюблен был. Просто такое бывает, когда ищешь сам себя. Рай на Земле с простой хижиной, эти чудные морские раковины на берегу, кои выбрасывало регулярно море… Да и жемчуг в них, и даже обычная жизнь больше не касалась этих двоих. Но не хотел лишать кельт юности Ингрид, и один раз прямо и жестко заявил: давай прекратим это все… После этих слов Ингрид горько заплакала, решив, что Архимаг ее бросил как мужчина. И что делать ей в его жизни больше нечего. Ушла в лес и пыталась повеситься. Тот вытащил девушку из петли и заявил:
     - Я не могу с тобой делить ложе, как муж. Но я люблю тебя. Может, ты в силу своего понимания думаешь иначе. Я больше не буду тебя принуждать к любви. Потому что есть проблема, причем немаленькая: - я ГОРАЗДО тебя СТАРШЕ, хоть и выгляжу молодо. Ты состаришься и умрешь, а я буду жить. Мне будет ГОРЬКО тебя потерять. Подумай. И потому нам не суждено быть вместе. Просто забудь меня. Решать тебе, жить дальше со мной или нет.
     Но девушка решила иначе и за это потом поплатилась жизнью.

 
     Кэ – Эла в Поднебесной считали за колдуна, который укротил в Шаолине дракона Озера. Да, рядом было озеро, большое, и там всего – лишь оказалась древняя рептилия. И теперь этот ящер просто ждет своего хозяина. Китайцы верили, что всего существует пять драконов, Силы Стихий, обитающие во Дворце в Небе. НО НЕ В ЭТОМ СЛУЧАЕ!
     Даже монахи Шаолиня не могли одолеть Ящера, который казался им Смертью и Исчадием Ада. Им просто это было непосильно. Кэ – Эл, этот таинственный блондин издалека, СМОГ укротить это существо. Оно после исправно ему служило. И Гвелд вспоминал очень часто, как по утрам плавал нагой в этом озере, и по Зову Силы Ящер выбирался из своей подводной норы на дне. До Гвелда это существо жрало все, что придется, гоняло рыбаков. Те боялись не то что подойти к воде, но и даже камень кинуть. И кричали монахи новичку: «Не ходи в воду, там Аксолотль или Дракон, он сожрет тебя»!!!
     Кэ – Эл улыбнулся и бросился в воду, скинув с себя одежды, перепугав поступком риска всех. И не тронул его Дракон, а покорился, и играли эти двое очень долго в волнах, приводя в шок всех. Золотоволосый кельт гладил по морде это существо, мысленно его контролируя. Так леоплавродон или кто там стали лучшими друзьями в Мире Природы и Безмолвия. Поскольку не горел здесь кельт любовь крутить, благо браки между китайцами и европейцами были запрещены. Отвлекаться на подобную для себя ерунду со смертельным исходом чувств было все равно, что в стену орать, а после плакаться и ходить на кладбище. После купаний и медитаций Архимаг брал катану, совсем новую, ту самую, которую станет носить как оружие в двадцатом – двадцать первом веках, уходил и тренировался. И думая при этом о Вечности.
     А волны Озера лизали берег Безмолвия, это было всегда, и до Гвелда, и будет вечно, пока существует Мир. Будто никогда никого и ничего не было, а была только Природа, и Леоплавродон, и Архимаг в кимоно или набедренной повязке. Как много веков назад…      Такое же слияние в Миром, как во времена язычества, в Ночь Летнего Солнцестояния… когда девушки, независимо от замужества даже, становились для всех парней общими. В настоящее время было тошно и дико об этом вспоминать.
      В ту ночь и когда хотелось интима, да и вообще от скуки, СТОЛЬКИХ лично он убивал, когда просто отказывалась девушка делить с ним ложе. Или душил молча, при этом членом сделав свое дело, и насилуя уже ПОТОМ, мертвую, либо избивал, ломая кости, ОЧЕНЬ гордясь такими поступками. Особенно тогдашний юноша любил издеваться над девственницами, наслаждаясь их криками: или в кустах, или даже на столе, или в постели. Тогдашний Калигула так сказать и Дореан Грей в одном флаконе, только страшнее. Все эти тошнотворные грехи Энрике пытался замолить в Шаолине, хотя прекрасно знал: бесполезно. После того, как Портал Богов открыл ему глаза на себя и мир, Гвелд расправлялся по – старинке только со шлюхами да Черными Ведьмами – не насилуя, а просто ломая кости и прочее в этом роде. В первые дни после инициации Энрике побродил по местным борделям, горько смотря на бывшие свои удовольствия, без которых жить не мог, и вырезал там ВСЕХ, предварительно Силой просканировав каждую шлюшку. А в день Посвящения в Иные он в слезах убежал в лес, плача от ужаса и бессилия что – либо поменять в прошлом, окровавленный, не зная куда и голову засунуть. В ужасе от прошлой жизни и себя, раз за разом ныряя в Сумрак, Гвелд просил прощения у всех невинно убиенных. Души отвечали ему лишь шумами в Сумраке. И тенями, а одна тень даже держала в руке простыню, на коей умерла, пронзенная мечом промеж грудей. Осознание той страшной жизни просто «выжгло» парню девятнадцати лет мозг. Он стал добрым. И с тех пор, еще будучи очень слабеньким Светлым Иным, парень исправлял свои ошибки, проходя обучение у сильных Магов. Не было тогда в помине у кельтского народа никакого Мерлина, да и Артура тоже, а просто жили друиды, волхвы, маги…
     Теперь, на кровавые жертвоприношения тех времен, Архимаг глядел так: пришел на шабаш под видом Темного, да и положил там всех. Даже юных, и смеялся, смеялся, смеялся…
 

 Скидывая с себя темные одеяния, а кто оставался в живых, те умирали молча. От ран Энрике практически НИКТО не выживал. Ни разу в его практике. Темных он щелкал как орешки. Смотря на трупы рано утром, обнаженных мертвецов, да иногда и младенцев видел – обескровленных. А в Средневековье, в католическом одеянии, он наводил ужас и восхищение на многих. Но убивая. Так и работал, а после золото – черной тенью удалялся. Убиенных деток Гвелд хоронил по – христиански, молясь, а после складывал в кучу трупы и сжигал их. Ясно, что он делал это тайком, чтобы никто не видел.
     Католические священники хвалили парня за работу, а тому и приятно. Работа шла на два фронта – на Иных и на католическую церковь. А Волшебницы иногда спрашивали парня, как ему удается скрывать себя. Кельт отвечал: «Посмотри, когда я родился, в какое время, я же Архимаг и сам таким был во времена галлов и кельтов, Темным»…
     Иногда приходилось бродить в алой одежде кардинала, и в черном, и, несмотря на это, церковь не отправляла парня на костер, хотя и подозревала: что – то здесь не то. ВЕСЬ Святой Престол боялся этого Иного. Однажды его хотели отправить в открытые земли уничтожать «зверей» - то есть индейцев и прочих, потому что они не читали Писание, но Энрике отказался, заявив: «Богу угодно чтобы они были, они ничего не знают о нас, и мы как ихние Боги. Не буду убивать безвинных». За такое на некоторое время его отставили от католичества. Мол преступник. И мол человек без веры.
     НИКОМУ еще этот парень не показывал креста, да и меч наводил на размышления, что это призрак молодого короля Артура. Ковки меча НИКТО из Смертных не знал, просили такой же сделать, но кельт мотал головой в знак отрицания. А отъявленные фанатики говорили, что он Ангел Небесный. Бордели горели, Чума процветала, после все это исчезло, настало время мушкетеров… И Молот на Ведьм работал…


                - 4 –

     - Я понимаю, что ты ее любил… Но пора забыть наконец эту боль, Василий. – утешал несчастного Иван. – Ирина умерла. И даже если была беременна.. Их не вернуть.
     Будущий Олег Аренский положил топор на траву и посмотрел куда – то вдаль.
     - Я сам виноват… - и опустил голову. – Сам потащил ее в постель на блуд. Не удержался и совершил страшную ошибку. Вот за это Господь жестоко наказал меня. Не хочу даже представлять теперь, ЧТО это такое – любовь БЕЗ СВАДЬБЫ. Мы тогда просто дали клятву быть вместе, никаких батюшек не было рядом. Я таким образом и себя, и Ирину мучил. Но любил… по глупости. За то кони меня и понесли… Больше таких грешных вольностей себе не позволю… - Гвелд всадил топор в полено и вытер кулаком скупую мужскую слезу. Колка дров закончилась, пришло время покоса и прочих дел деревенских. Дрова и колосья на поле казались ему жизнью, бесконечные годы которой были прожиты… Жизнь побила, да, теперь ничего не исправить.
     По мимике друга Иван видел, что он полюбил его дочь. И потому не давал никакого благословения, боясь Василия, будто тот был ненормальным на голову. Кони же понесли. Что с него ждать хорошего, кроме того, что он простой работник? Ну барин увидит его, ну сделает что захочет, и все, нет его… такого странного. Также отец Насти считал, что давно она не невинна вовсе, раз Василий с ней в поле на покос ходит. Что там они творят – одному Богу известно. Или любятся, или блудят под Млечным Путем ночью, либо на вечернем закате, когда пастух Василий гонит коров обратно? Грешно было так думать, но такой уж Иван человек – преувеличивать. Смотря на метеоры ночью, Василий – Энрике думал, что это такое вообще и откуда взялось. На самом деле он знал, что Млечный Путь это далекие миры, на которых тоже есть жизнь, только нам неведомая, да и непосильно пока человеку до тех краев добраться. Или там летают драконы, не позволяя человечеству изучить тот край? Непонятно. В Средневековье Гвелд много раз смотрел в первобытный телескоп. И понял он, что в некотором роде погибший Джордано Бруно был прав: Миры круглые, а не плоские, как раньше считали. Так шагала в мир наука.

 

     Он загадывал желания под звездами, попивая парное молоко, думая о счастье. Как следы от кисточек, кометы оставляли прекрасные рисунки на небе, словно всполох костра возле пещеры. То красным мигнет, то желтым… И тишина, или пение сверчков или ночных кузнечиков, послушать все это на природе, а потом просто по полю пробежаться, утром по росе. Обжигая ноги. Или косить траву влажную, петь кельтские песни. Но петь так, чтобы никто из люда не слышал. Или играть на флейте старые, забытые миром мелодии. Или вспомнить старых Богов, кои ушли из этого Мира давно. Может быть, где – то им еще поклоняются… да толку – то? Не та Сила уже в Мире господствует.
     Хотя Земля как была круглой, так и осталась, значит где – то, за океаном, есть забытые или неизвестные государства, где живут по старым порядкам. Где вовсю процветает язычество, и неизвестно ничего о христианстве. Знал Василий, что судить иноверцев не стоит: это их выбор, в кого верить. И грешно просто убивать того, кто даже о Христе никогда не слышал. Но время было другое. Если брать тех же родноверов, то они НИКОГДА не будут убивать только за то, что ты христианин или мусульманин. Они впустят к себе, вкусно накормят, уложат спать… и при этом ты должен сказать им спасибо. Но не смей им просто доказывать, что Бог лучше. Такое они не прощают. А если и слушают, то просто понимают: человек другой. Кивнут головой и не осудят. Они могут убить только в одном случае: если нападешь на их территорию, жилище, будешь разрушать дорогое этим людям. Тогда да… Проще просто принять их такими какие они есть, и все. А не судить.  Давным – давно ушли в прошлое кровавые жертвоприношения, вместо них берется обычное зерно и насыпается на алтарь. Иногда конфеты и грибы кладут. И Природе говорят простое человеческое спасибо. Есть правда сектанты, которые творят непонятно что, имея всех девушек в Купальскую Ночь, коих осуждают даже единомышленники. Теперь родноверие загнано в леса, в горы, там и уцелело, эволюционировав, перешагнув через века почти в исходном виде. Да, у них крепкие семьи, да, они верны как псы хозяину. Но нельзя таким людям показываться на глаза, так как в Империи царит другая вера. Нельзя проповедовать другие религии по закону. Но когда – нибудь и Империи не станет. И все станет можно. Но даже когда вернется Церковь после крушения, ТАКОГО как раньше не будет больше. Ее просто отделят от государства, и это станет как бы государством в государстве. Это сделают просто потому, чтобы она не мешала СССР. Все это снилось Гвелду по ночам, он понимал, что Вселенная сделала новый виток. Будет возрождаться Родноверие, но совсем не в таком виде, как привыкли видеть наши предки. Да, их будут ненавидеть и осуждать… а за что? За то, что людям просто интересно стало, как жили наши предки? И что будет дальше через много лет, в 2134 году? Об этом говорили потом, в двадцатом веке… И будут говорить в двадцать первом. Но сейчас речь не об этом.
     А дальше станет на свое реконструкция прошлых веков. То, что видели пра пра пра пра пра пра прадеды… Сколько это все продержится? Никто не знает. Что будет в указанном году, тоже никто не знает.
     Можно просто смотреть на Млечный Путь и думать о вечности, мечтать о будущем, представлять, как серебряные колесницы долетят до тех странных точек во Вселенной… Можно делать что угодно, но если нет средств и способностей, то не узнаешь даже, что творится на Луне, и как она вообще взялась. Иногда пришелец просто приходил на скалу у озера и любовался пейзажем, усыпанным звездами. И хотелось просто раствориться в этом небесном молоке, подумать о хорошем, и что на самом деле жизнь прекрасна. И сияет роса в небесных светилах, как бриллиант. Хочется ее собирать и дарить людям. Но… зачем? Кто это оценит?
     А Настя… что Настя? Обычная девушка своей Эпохи. Смертная. Она состарится и умрет. И снова будет плохо, снова будут ужасы сниться, и будет пьянка на неделю. Но чувствовал Иной – ему кто – то поможет. Но кто? Это оставалось загадкой. Часто Вася и Настя ходили по полю и собирали васильки, смеялись, катались в утренней росе, и Настя в полдень приносила в поле любимому молоко, яйца и хлеб. А где – то далеко звенели колокола… в знак рождения ребенка или венчания… Это было несбыточной мечтой. Слушая сии звуки, Энрике невольно вспоминал, как подсматривал за Анастасией со скалы. Теперь такого она не позволяла – появился возлюбленный. Василий иногда смотрел, как невинная девушка пьет из кувшина молоко, сидя возле снопа пшеницы, и любовался ее длинными волосами, темными… Настолько длинными, что доходили в распущенном виде почти до пят. И видно было: девушка не боится того, что их планы раскроются. Она оказалась слишком жесткой и смелой для своего времени. Знала, что Василий желает рассматривать запретное до венчания. Потому что ему все это покажется красивым. А парень ли он по возрасту на самом деле?
     Он мог просто не сдержаться, выйти из себя, обнять недотрогу и прощай невинность. Самое дорогое заберет и все… Дальше ПОЗОР.  Хотя… КОМУ об этом надо рассказывать? Родителям? Да глупо это. Это личное дело влюбленных. Настя была слишком смелая в этом вопросе. Молчала после. Только жизнь жестоко выкинула потом ее из этого века… в другой. Но об этом позже. Если бы не Василий, то НИКТО бы не взял, да и не возьмет порченую девку замуж. И далее – на двор к помещику, который растлевал даже девочек. В храмах о его бесчинствах молчали. Видел Василий, как дева им любуется. Потому как его лик сохранил, как говорилось выше, древнюю красу своего народа. У славян такого архетипа не встречалось. Нигде не было такого цвета волос у русских и такого голубо – синего цвета, как озеро, глаз. СКАНДИНАВСКАЯ молодая красота.
     Когда Анастасия приносила парню еду, она просто отходила в сторону и смотрела, что тот делает. Иногда он бросал на нее косой взгляд. Да и она невольно опускала глаза. В груди сладко ныло. Такая странная, непонятная, незнакомая душа… Не раз несчастная выспрашивала, кто были родители парня, так как было у нее подозрение, что тот из немцев или шведов, проще говоря, чужаком, да Гвелд отвечал: не помню. Печальный и странный, в храм ходит как все, присматривается к церковной утвари, а потом молится... Но не так, как все.
     И как – то раз, после тяжкой работы в поле и на огороде, заварив чай полевой в чайнике, Гвелд решил честно поговорить с Настей, чтобы развеять ее сомнения. Он сказал ей, что бояться его не стоит, что он абсолютно нормальный человек и никогда вреда не причинит. Когда Настя увидела его коготь на шее, то получила ответ: медведя убил и покрасил эмалью. Не мог же Энрике сказать, что на самом деле это драконий коготь. Не поверила бы. Поскольку православные люди не верят в драконов и скандинавских Богов. Но все равно семья Анастасии с подозрением относилась к пришельцу, так как некоторые его действия пугали. Например, та же катана в его опочивальне, которую они никогда не видели. Небольшой акцент… с восточным диалектом Китая. И странные похождения в чащу, куда даже звери боялись заходить. Все это после породило у людей убеждение, что Васька обычный колдун, ведьмак, потому как мрачен, неразговорчив, и с катаной да когтем непонятным.
     Многие в воскресенье на службе говорили Анастасии: околдовал молодец тебя, беги от него, грешно с ним жить и воду пить. Девушка не слушала никого, потому как не видела в Ваське ничего плохого.
     И в тот вечер милая открыла свои сомнения…
     - Нет, НЕ ВСЕ в тебе любо и благо… - голос ее дрогнул, Василий встал и обнял ее за плечи. Эти руки без шрамов, белые… такие ласковые и заботливые…  и аромат чистых волос, можжевеловый. Хорошо что отец этого не видит. До венчания обниматься?! ГРЕХ! И все тут. – Люди со страхом косятся на твои власы, на меч странный, на чудной перстень на руке… Не раз моему отцу говорили: «Гони вон этого отрока, он опасен, даже батюшка сказал! Он блудил с Анастасией, раз принес ее нагой в село! В храм его и на исповедь да на причастие»!
     Гвелд выслушал с улыбкой все это.
     - Ну и ну… люди сами не ведают, что говорят. Лишь бы сказать и по свету разнести… Бабы любят говорить ложь, выдавая ее за правду. Да, у меня есть странный меч, так он чудной по той причине, потому что такие в Империи не создают, а кольцо досталось от родителей, кои умерли. А что до моих волос, так я растил их в память о матери… Грешно говорить не знаючи истину… Меня НЕ КАСАЕТСЯ то, что думают… Знаю, что в Российской Империи многое НЕ ВИДЕЛИ, вот и испугались. Люди вообще ничего и знать не знают, КТО я и ОТКУДА! А еще ходят в храм, каяться во лжи наверное… А что про батюшку – так он добрый человек, вот и думает наверное мне сказать что – нибудь о Боге и о когте на шее. Я не помню, откуда были мои родители. Да и не ворожу я, как люди придумали. А тебе, милая, могу помочь.
     - Но бабка говорит… - начала Анастасия, но Гвелд строго глянул на нее.
     - НЕ ГОВОРИ мне эту ложь! То что бабы говорят и девки, это чистой воды выдумки. Больше слушай. И если ты им веришь, можешь прямо сейчас с отцом и матушкой выгнать меня прочь.
     - Но ведь она старше и знает…
     - Это НЕ ЗНАЧИТ что это правда! Собака лает – ветер носит. А ты не глупая, я смотрю, просто любишь басни слушать. В которых лжи больше, чем правды.
     Анастасия посмотрела в кружку с травами, ей было непонятно, как можно не доверять бабушкам. Ведь прожили много лет. Видно было, что в ней боролись две сущности – обычаи и женское любопытство. Тем временем Василий взял руку Насти в свою и принялся целовать.
     - Невеста ты мне теперь. Ты ведь любишь меня. Вот за что – непонятно…
     - Ты просто другой, умный, сильный, красивый. И спас меня от смерти. – девушка не знала, что и говорить на это. – Но почему тебя считают колдуном?
     Гвелд рассмеялся.
     - От невежества. Я хожу в чащу собирать лекарственные травы и грибы, да и просто ягоды там… и тихо там, и можжевельник есть. Это что, колдовство по – твоему? Собирать грибы? Да, я немногословен, и я не обязан докладывать девкам, куда хожу и зачем. Эх вы, женщины… Любите преувеличивать. И как матушка твоя относится ко мне?
     - Говорит, что нет у меня приданого, чтобы замуж идти. А нет приданого – все…
     - И это все? – улыбнулся Энрике. – А купить?
     - Мы не умеем этого… девица должна ткать, прясть… и плакать.
     - А почему плакать? – поинтересовался Гвелд.
     - Потому что если не выйдешь замуж или деток не родишь – в монастырь. Или к барину на поругание.
     Энрике был потрясен.
     - Вот как, значит, у вас ценят детей и женщин… Раз невенчанная – все, в монастыри. Я могу тебе все дать, если пожелаешь. И приданое.
     - Не должен мужик давать приданое… - начала Настя, но Гвелд оборвал ее.
     - Это кто тебе сказал? Страна, обычаи? Не говоря уже о том, что я видел тебя нагой в тот день, когда ты едва не утонула! Больше НИКТО не видел! Зато обвинять все могут… будто я к тебе прикасался!
     После этих слов Настя резко вскрикнула, глядя куда – то на пол, где лежала катана.
     - Что с тобой?!
     - Змея! Разноцветная! Убей ее! Она смотрит на меня и укусит…
     Энрике с улыбкой поглядел на катану под столом. Ему стало смешно. Но после этого он задумался: а не Иная ли она?
     - Змея? Где?
     - Ты разве не видишь?
     - Нет. – он достал из – под стола меч. Настя с облегчением вздохнула. – Где тут змея? Ты просто устала очень.
     - Но я же видела… Она ползла!
     - Никто здесь не ползал. Даже ужи. – улыбнулся кельт.
     - Откуда у тебя сей меч? Я никогда таких не видела.
     - Этого я тебе сказать не могу… - Гвелд вынул оружие из ножен и для девушки принялся рассматривать. Улыбаясь при этом. – Но погляди, насколько он красив… Драконы на клинке выбиты, и рисунки – надписи. И он никогда не тупится. Это мой талисман. Особенно ручка, оплетенная шелковыми и кожаными лентами. Раньше у меня был другой меч, но его сломали нехорошие люди. Он был еще красивее.
     - У тебя внешность не совсем славянская…
     - Есть такое, да… Мои предки были скандинавы. Очень давно пришли на Русь и осели здесь. Но мои родители были славянами. Только имени их не помню… Как упал с коня, так и не помню теперь.
     - Мне теперь понятно… откуда у тебя такая внешность. Но людям это не объяснить толком. Боятся тебя. Позволь мне подержать сей чудный меч… - и она взяла за ручку катану. Очень долго удивленно разглядывала, пытаясь в иероглифах увидеть рисунок. А потом разговор пошел совсем в другое русло.
     - Теперь послушай меня, моя дорогая, - Энрике встал и обнял за плечи девушку, при этом его рука скользнула по талии. – я доверился вам. И вы меня не подведите. Я ни на кого зла не держу здесь. И я вижу тебя своей женою и матерью наших детей. И поэтому, кто бы что ни говорил, я буду делать все по – своему. Скажет отец твой – не отдам дочь за проходимца – заберу силой… Но это потом. И барин мне не указ. Я сам с ним разберусь.
     - КАК ты с ним разберешься? Он убьет!
     - Да что ты говоришь… это я его убью! Если надо будет… Да еще сделаю так, что у него никогда детей не будет. Отрежу ему уд срамной вот этим мечом.
     По коже Насти пробежал мороз. Ей представить было трудно, как все будет складываться. Ей, православной девушке…
     - Но если против меня поднимется народ, нам придется бежать, бросив все…
     - А матушка, а батюшка?
     - А вот так. Потому как тебя начнут обвинять за то, что ты блудила с колдуном. Ты желаешь таких слухов, чтобы потом, в старости, дети говорили, что ты ведьма?
     - Нет! – отшатнулась Анастасия. Она повернула голову в сторону – в печи допекался хлеб. Пора было его вынимать.
     - Если тебе мой меч показался змеей, то ты не совсем простая… Нет, не надо кланяться и каяться… ты такой родилась. Это не грех. Да и чай из травы Иван – Чая заварен слишком крепко.  Значит, пугали тебя змеюки в детстве. – он улыбнулся. – Я думаю, что люди будут счастливы, когда барина не будет на Земле.
     - Барин не так прост, как тебе думается… Он найдет кого угодно, даже из – под земли достанет. Да, я много змей видела на своем веку, и даже в перстнях я вижу порой их. Они ползают и пугают… - сказала его возлюбленная.
     - Ты не бойся никого и ничего… Надо будет – барин свое получит. Крепостное право по любому сгинет во мраке… и женщины будут свободны от рабства и будут учиться в школах. Либо мы просто все бросаем и живем своей жизнью. Да, ты будешь не видеть родителей, но иначе нельзя. Не будет храмов, не будет ничего, к чему ты привыкла, Настенька. Хоть в леса уйдем, и все…
     Настя не слушала… ее сковал страх. Что барин найдет обоих, в лесу с собаками, и тогда – все… Также она знала, что он возродил в поместье право первой ночи. Это означало, что жених был обязан отдавать жену для секса барину вместо того, чтобы платить оброк и быть освобожденным от всего. Не имела права девица отказать. А тот делал с несчастной то, что хотел. Мог десять раз на дню насиловать, мог бить. Нередки были случаи, что девки, и девочки, и даже женщины умирали после такого от потери крови. А уже слух прошел, что колдун – маг появился в селении, летает вороном или соколом, колдует, и ему будут отдавать девушек. После свадьбы. Этого Настя боялась больше всего. Кочевать по рукам. Но она и не подозревала, что этот колдун сидел прямо перед ней. Всему виной был коготь на шее Василия. Дикие люди, дикое время… так бы сказали сейчас.
     Словно прочитав ее мысли, Гвелд сказал:
     - Даже если тебя захотят против воли отдать колдуну или барину, - этого НЕ БУДЕТ. – он улыбнулся. Настя не поняла этой улыбки. Не дано было.
     - Нам придется бежать, если слуги барина будут за тобой охотиться… Я слышал, что ты первая красавица в селении. Или мне придется выйти на охоту. Разбираться. И НИКТО не посмеет мне перечить – ни вера, ни твои родители, ни люди. Потому как я это я, и кто что про меня скажет – мне все равно. Я уже долго живу на Земле и живу своим умом.
     - Но…
     - Никаких «но»! Либо ты уйдешь со мной, либо навсегда нам придется разойтись, несмотря на любовь к тебе. Подумай. Я уважаю твоих родителей, но мне жить надо своей жизнью. Всю жись не пересидишь за их спиной. Но придется делать то, что Судьба посоветует в душе. Хочешь все потерять и умереть в руках барина – я уйду. Прочь. Навсегда. Потому что мне дики как ваши нравы, так и привычка ничего не делать. Не желаешь быть моей семьей – не надо. Живи,как хочешь… - Гвелд встал, понимая, что тут бесполезно что – либо говорить. На него навалилась тяжелейшая депрессия, стало обидно и горько за то, что девица твердолобая и не понимает, что можно жить иначе. Тут ничего поделать нельзя было. Ее ТАК воспитали. Что родителей чтить надо. Даже алкоголиков. А алкоголиков было в те времена пруд пруди… И потому батюшка недолюбливал Василия, что его мнение РЕЗКО отличалось от мнения большинства. В такие моменты ему хотелось просто уйти прочь и больше не возвращаться. Иногда Гвелду хотелось пойти в одно место, которое знал только он сам, и сделать свое дело… сломать мозг девушке, чтобы она не боялась и не сидела в девках до скончания века. Но также видел Архимаг, что ее воля спит глубоко… задавленная порядками и воспитанием. Вот если Настя взбрыкнет… то мало не покажется. Даже воздержание ему показалось Раем… с такими порядками. Нельзя то, нельзя се… А жизнь это не сидеть ждать, когда само собой свалится счастье… А Настя будет сидеть и ждать, потому что ТАК СКАЗАЛИ РОДИТЕЛИ. Гвелд знал ДРУГИЕ порядки… когда мнение родителей НЕ ЗАВИСИТ.
     Он просто вышел, нахмурившись, и пошел во двор, подошел к заброшенному дому, облокотился на него и обхватил руками голову. Он здесь конечно НИКТО в этой стране… тем более язычник. А язычников здесь не любили. Может, Богам помолиться, и они помогут… И помогали. Тут же НИЧЕГО не поможет… только решение. Или в другой жизни Настя станет умнее? Непонятно. Здесь только ее воплощение… в теле крестьянки. Крестьянки, которая не может сама за себя решать. Это очень злило. Гвелд был достаточно образован для своего времени.
     Женщина в Империи была как мясо – хочу убью ее, хочу подарю, хочу изнасилую…так и жили многие мужья и помещики. Но очень скоро вся эта котовасия окончится. Революцией с уничтожением всего старого. Это Гвелду тоже снилось, но себя он там не видел. Вот и хорошо. Потому был большой вопрос, будет он с Настей или просто ее похоронит…
     Скорей всего похоронит… А было бы другое время – Настя бы на все плюнула и послала бы всех и все.
     Может, ему вообще ее забыть?
     Но нет… девушка не выходила у него из головы. Василий – Гвелд стоял, колотя кулаком об стену, плача от бессилия. Он знал, что недалеко, в чаще, есть капище, и пора начать возносить туда требы. Чтобы хоть легче стало. А станет, и будет хорошо… Что Гвелд и сделал в тот вечер. Он просто пошел, рассерженный, туда, и принялся молиться Одину и Тору, да и Фрейе, чтобы те вразумили девушку.
     Капище было достаточно старое, было ощущение, что ему лет триста, не меньше. Также Энрике быстро определил, что сюда приходят волхвы. Которые просто служат Богам. Боги это просто Природа, а Природа всегда слышит человека. Архимаг провел рукой по толстому зеленому мху идола, Сварог глядел на него сурово, как бы напоминая о том, что в него еще верят, а следовательно он существует. Мхом также был и жертвенник покрыт, и по нему бегали шустрые ящерки, греясь в последних лучах Солнца. Энрике оперся спиной о Сварога, и закрыл глаза, прося его о милости. Прося о многом, в том числе и указать правильный путь в жизни. Ему до безумия все надоело… и осталось ходить туда.
     - Я вас помню, мои предки… Создатели Мира. Природа… Я был всяким, даже католиком, но никогда не понимал, ЗАЧЕМ выдумывать сказки… Так скажи мне, почему девушка моя такая непонятная… КТО ей вбил в голову, что Бога надо бояться… Поговорить бы мне с волхвами… и я сегодня не вернусь домой. Я хочу просто побыть один. Укажи мне путь, Сварог… Помогите мне, Один, Фрейя и Тор…
     Он плакал достаточно долго. Слезы отчаяния заливали прекрасное лицо. Не помнил, как настала ночь. Очнулся Энрике уже в траве. Он упал в обморок от нервов, несмотря на свое бессмертие. Сейчас кельт бы все отдал, чтобы убежать от того селения куда подальше и примкнуть к родноверам тех мест. Вдруг его Настя просто приворожила? И его так несет…
     Может быть и так… Гвелд снял с шеи коготь дракона и долго смотрел на него в свете Луны. Память о том сражении. Да и что даст ему простая смертная девушка?
     Вселенная, в том числе и Боги, откликнулись на Зов своего Сына. Глаза слиплись сами собой, и Энрике увидел себя самого на том самом месте с Анастасией. Он обнял ее, свалил в густую траву, начиная раздевать, целовать, ласкать… Страстно, прерывисто, а потом… слил себя с любимой. И сказал ей, что придется по – любому бежать. Бежать, куда глаза глядят. Чтобы не опозорить родителей. Построить избу где – нибудь в непролазной глуши, возвести капище, растолковать женщине, что в родноверии нет ничего плохого, если есть мозг в голове. На данный момент устраивали среди язычников групповуху те, у кого крыша ехала за бугор. Но попробуй растолкуй это христианам!!! НЕ ПОВЕРЯТ! Они бы искали иноверцев и убивали бы. За что? За то, мол имеют свое мнение. Идол перед Энрике был каменный, высотой метров в десять… Часть каменного алтаря осыпалось, недалеко от него были дольмены. Хорошо, однако, спрятались те, кто жил до христианства… А жили бы они с Настей счастливо, обьявив себя супругами, и обвенчает их не батюшка, а волхв например, Луна и звезды. И лес дремучий, и осияет звездный свет тот брак. Никто же не знал на самом деле, откуда звезды взялись. Но сейчас они успокаивали метущиеся души… Звенят колокольчиками перезвоном в Небесах, и в голове. И лежат двое под небосводом, целуясь и обнимаясь, плюнув на все. Ветерок ласкает кожу. Будто электрический разряд, ласки жгут кожу. И два тела, сливаясь в экстазе, празднуют Свадьбу. Без гостей и свидетелей. И все равно, что там потом скажут – можно или нельзя. Одежды лежат в высокой траве, намокшие в росе. Стоны, дыхание…
     Будто Лель и Снегурочка…
     Ласково обнимая девушку и сливая губы в поцелуе, проводя пальцами по белой коже… думая, что это навсегда. Во время сего Анастасия почувствовала нечто другое – словно что – то большее происходит между ними. Чувства обуревали ее, и резкая боль заставила подумать о будущем. Но было поздно: Василий принялся делать свое дело, поршнем входя и выходя. В мозг тут же ударил молот, и волна экстаза принялась захватывать чело. Он глубоко дышал, ласкал губами, языком, называя Анастасию женою… Но все равно НЕЧТО не давало Энрике полностью расслабиться.
     Казалось, прошла вечность. И не страшны ни звери лютые, ни комары… Что – то неведомое витало в воздухе, родившись словно бы ниоткуда. Вначале лес запылал, пламя охватило деревья до верхушек. А потом был залит водой. Вокруг появились какие – то люди в неведомых одеждах, на берегах, (с одной стороны похожих на славянские рубашки и штаны), но с другой стороны они выглядели ИНАЧЕ. Люди не носили бород, не было крестов на груди. А волны тем временем затягивали двоих влюбленных в водоворот. В водоворот неведомого строения, который оно породило непонятно как. И Природа УМЕРЛА.
     Над водой остались торчать лишь обгорелые макушки деревьев. Некоторые не успели сгореть. Стояла осень. Но почему так быстро сменились времена года?
     Анастасия с криком была затянута в тот страшный водоворот, гул перекрывал крики. Гул непонятной машины, стены… Василий, забыв об опасности, нырнул за ней, очертя голову. Холодные волны новорожденного искусственного Моря обжигали кожу, и Гвелд ясно понял: ЭТО ВСЕ… ЭТО КОНЕЦ СТАРОГО МИРА. Всеми силами он, забыв обо всем, пытался почувствовать Настю хотя бы мысленно. Но тщетно: ее больше НИГДЕ не было. И вдруг, словно с Небес, в голове прозвучало:
     - НЕТ ЕЕ БОЛЬШЕ В ЖИВЫХ. ОНА УТОНУЛА.
     - НЕ ЛГИ МНЕ! – ответил в неизвестность Гвелд.
     - У ТЕБЯ ЕЩЕ БУДЕТ ВРЕМЯ ПОДУМАТЬ, КОЛИ ТЫ ТАК СИЛЬНО ЕЕ ЖЕЛАЕШЬ И ЛЮБИШЬ. – ответили ему. И в этот момент на дне Гвелд увидел тело любимой, но одновременно это было не совсем ее тело. Что – то поменялось в ней. Подплыл ближе, схватил за руку… но было поздно. Девушка была мертва. Захлебнулась. Утонула. Затянутая в воды Водохранилища. А тем временем на берегу при перекрытии реки боролись за жизнь молодые строители, гибли один за другим, скидывая диабазовые глыбы… но почему так? Машины летели в бурлящие воды.
     - БОЖЕ, ЧТО ЭТО ВСЕ?! – Взывал Энрике. Он выплыл с трупом, увидев все это, положил его на песок, и пару раз со всех сил стукнул кулаком по темени. Но нет… сердце не забилось.
     В этот момент снова пламя охватило ближайший лес. Оно стояло стеной, бешено ревело, сжигая все, что было на пути. Небывалые машины ездили туда – сюда неподалеку по песку, и никто даже и не пытался тушить огонь. Словно так и надо было. Птицы и звери, попавшие в этот чудовищный эпицентр, сгорали заживо. Гвелд видел, как горелыми трупами они валились на землю, превращаясь в обгорелое мясо. Пахло дымом, сажей, Смертью.
     Гвелд снова взмолился Богам и Небесам, не зная, что предпринять. Также он не мог разгадать такую загадку Судьбы. Время словно скакнуло резко вперед. Но на сколько веков – непонятно. Но вся одежда людей вокруг ЯВНО не подходила одним своим видом для народа его времени. Все наряды девятнадцатого века таинственным образом исчезли. Но куда, что случилось такое, что все изменилось? В никуда.
     Огонь продолжал полыхать. Скоро появилось еще одно зарево – горело какое – то село. Энрике всеми силами пытался докричаться до людей, которые были рядом, но они его как будто не видели. Он не существовал для них. Будто Архимаг с трупом покрыты куполом, который не пробить. Или будто время шло мимо Архимага. Видимо, Богу так нужно было. На волосы падал, словно черный снег, пепел. Энрике взял на руки возлюбленную, дым ел глаза. Пытался стряхнуть пепел, но его было очень много. Тогда парень попытался оградить девушку от огня, опустив ее снова на землю. Надеясь, что Настя не умерла. Он сделал это после того, как отошел от пожара метров на триста. Но пламя следом двинулось. Ничего не понимая, какова его роль в этом пожарище, Гвелд еще раз пробежал несколько десятков метров. И снова положил мертвую на землю.
     И тут произошло страшное. Настя, едва коснувшись земли, рассыпалась в прах. От нее остались лишь зола, череп да несколько костей. И то они раскололись минут через пять. От такого зрелища Гвелд рухнул на колени, и у него сдали нервы. Он зарыдал и возопил, истошно. Сердце было готово разорваться на куски от отчаяния и боли. Неостановимые, горячие слезы заливали лицо, хотелось просто взять и повеситься…
     - Сначала Ингрид, теперь Анастасия… Дальше – то ЧТО?! ПОЧЕМУ ты так делаешь, моя любовь, оставляя позади лишь ТРУПЫ?!
     Он плакал долго, уже ничего от слез не видя перед собой. И чья – то Сила начала Энрике преобразовывать.
     - НЕ ЛГИ МНЕ, СУДЬБА! ДАЙ НАДЕЖДУ! ИЛИ ПРОСТО УБЕЙ НАКОНЕЦ, ЧЕГО ТЫ ЖДЕШЬ?! ДАВАЙ!
     И тут в прахе Анастасии, который превратился к этому времени в пыль и угли, ЧТО – ТО зашевелилось. Не понимая вообще ничего, Гвелд озирался. И стеклянными глазами стал оглядывать округу. Где – то на горизонте появились странные, гигантские насекомые, вертящие головой туда – сюда. «Палочники». – возникла мысль в воспаленном воображении. Но эти «насекомые» оказались высотой с пятидесятиэтажный дом. Они были творениями человека, поднимали грузы, коих Гвелд никогда прежде не видел. Строилось новое село, взамен сгоревшего, при помощи этих «палочников». Это были обычные башенные краны. Но даже дар видеть механизмы насквозь не дал понять ничего – его как будто заклинило. Будто Небеса не пускали его способности дальше что – нибудь понять.
     И огонь снова окружил кельта, и он увидел, что из праха Анастасии высунулась женская рука. Остолбенев, Гвелд потом наблюдал, как потом высунулась вторая, и далее случилось то, что заставило его в буквальном смысле пасть наземь: из праха поднялась Дева, копия Насти, НО: это была уже НЕ ОНА. Девушка возникла в одеждах солдата, и власы у нее были завязаны в хвост. На ней были те же одежды, как и на странных людях. А над новым городом – селом зиял чудовищный Смог – Смерть, небо почернело, но все было видно как днем. Гвелд пытался в него пустить хотя бы молнию. Тьма засмеялась и поглотила ее. Одежды русские на нем остались – одна рубашка длинная. Смерть хотела показать, что здесь пока делать абсолютно нечего. Тут очередной огненный смерч окружил кельта, и весь его наряд стал ИНЫМ. Он принял облик менеджера двадцать первого века, на ногах брюки и черные ботинки вычищенные, на теле рубашка белая, на шее галстук. В руке из ничего возникла катана. Это была ЕДИНСТВЕННАЯ вещь, которая не изменилась после Трансформации. Все прошло успешно. С изумлением маг оглядывал себя. Необычная одежда, необычный мир, где царит Смерть… Преобразился, словно Сейлор Мун из аниме. Не понимал, отчего и зачем все это надо.
 
     Девушка спокойно встала и перед ней из смога Смерти возникли демоны, и она принялась разить их магией.
     - Ты Иная… ВОЛШЕБНИЦА ИЛИ КОЛДУНЬЯ… Что с тобой случилось, Анастасия?
     Она не ответила.
     Решил помочь. Преображенный, Энрике вынес девушку из огня, встряхнулся… И что – то большее, чем Любовь, связывало его с ней.
     - ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ, СУДЬБА?
     - У ТЕБЯ БУДЕТ ВРЕМЯ ПОДУМАТЬ. – прозвучал в его голове голос.
     И тут стало ясно, что попал он в далекое будущее. Вот в какой век – непонятно. Удивило также, что Настя стала ИНОЙ. А может быть, она ею и была, но спало в ней сие?
Одновременно Архимаг понял – это больше не простая девушка. Была она одета в куртку, футболку да джинсы. А после в лицо хлынул яркий свет. Кельт остановился и заслонил рукой лицо от ослепляющих лучей. Когда они пропали, перед ним расстилался молодой город, похожий своим строением на улья. Это было ни на что не похоже – в таком будущем не существовало ни лошадей, ни крепостных крестьян. По небу летали причудливые механизмы, похожие то ли на жуков, то ли на птиц, то ли на стрекоз. Женщины ходили в брюках. Больше это грехом не считалось.

 
      Одна – единственная церковь затерялась где – то в лесу. Напрасно Архимаг пытался нащупать, куда все могло исчезнуть, но Бог словно сделал его обычным смертным – ни одна способность не давала понять ничего. Заблокировано.
     Дитя тысячелетий словно находилось в вакууме, не в силах влиять на такую реальность. Докричаться до окружающих людей тоже было невозможно. Его НИКТО не видел и не слышал. Люди ходили мимо, обнимались, целовались, разговаривали, но ЕГО в том мире как будто не существовало. Города будущего тоже не существовало, как и людей – все они еще не родились. И появятся на свет только через семь поколений. Следовательно, и его также нет – в несуществующем городе. Городе Юности. И понял Гвелд – за весь город отвечает он ОДИН. Разя демонов вместе с любимой. А потом – свадьба в этом странном Мире, и Невеста шагает, словно королева из сказки, под руку, выходят оба – Гвелд и Настя, из ЗАГСА… так потом назовут здания, где расписываются в книге актов. Не заключают в том мире по венчанию люди браки, а если и заключают, то редко. И несет Дитя Тысячелетий невесту на руках, пьяный от счастья… Свою Царевну в белом. В фате.
     Как ни странно, город тот был не новый, а уже старый, и тут две дороги – или в Европу, или верная гибель потом, под водами Водохранилища. Но рядом бродит призрак, придумавший себе любовь, коей и не было… И тут рассыпается плотина под ударом Тьмы, как карточный домик, кою создали сами строители, не ведая последствий… За считанные секунды люди в городе исчезают, он опустевает, и скрывается под водами искусственного моря – пустой, мертвый. Он стал бесплодной Зоной. И безлюдной. Все живое ушло оттуда. Дальше на Ангаре настает самый настоящий Апокалипсис, одна за другой рушатся плотины. После – пара взрывов, и тишина…
     Города превратились в места, где все было заражено хлором. И на пару тысяч лет воспоминания о них были обрывочные. Это стала просто Мертвая Зона, где никто даже не садился на самолетах, боясь погибнуть. Все демоны Тьмы куда – то исчезли – сам монстр наверное их сожрал и сам сдох. Или пошел дальше накрывать города. И летали таинственные шары над бывшими городами, словно плача о чем – то… Но после они принялись снижаться, что – то строить… Но нет там больше ни Гвелда, ни его жены, но это уже совсем другая история…
     Архимаг закрыл глаза и вздохнул, сжимая руку супруги. И время расступилось, все заволокло туманом, и он снова оказался в том лесу, на поляне, во сне еще, с Анастасией. Как и был – обнаженный. Все увиденное исчезло, словно его и не было. 
     Резко проснулся кельт, и увидел снова капище, со Сварогом, который строго на него глядел. Теперь был страх у душе, что Настю потеряет навеки… И как кошмар с затоплением вообще ворвался в явь, во сне или наяву, так и был теперь холодок по всему телу… Или это роса? Нет, не роса, а просто страх. Знамение…
     Такого рода кошмары происходили и раньше – затонувшие города, похожие на ульи, с непонятными механизмами… В тех ульях, под водой, не было даже рыбы – отныне моря мертвы от хлора. Белые хлопья от холодного течения, словно снег, взвиваются вихрями и опускаются на руины. Вот они, слезы Будущего… непонятно, какого будущего. Смерть Мира от загадочного монстра? Кто он?
     Видел кельт себя в этих водах, он все прекрасно видел, а рядом с ним плавал его китайский друг – Леоплавродон – доисторический ящер. Все животное понимало без слов, и похоже, Мертвое Море его не трогало – кожа наверное, да и организм были слишком крепкими.
     - Неужели это мир нашего Будущего? Почему сначала все сгорело, а после утонуло? Умерло, завяло… Как теперь здесь быть, в Безмолвии?
     - Китай уцелел, друг… до него не дошла волна Апокалипсиса, Кэ – Эл. Не надо переживать. – мысленно ответило животное.
     - А я здесь был, и жил в этом городе, и звенели колокола… И послушай, как следует, они и сейчас звонят, колокола двух храмов, в лесу и в центре города…
     И действительно, где -  то в глубине вод, в развалинах, послышались глухие удары. И почувствовал Гвелд, или же ему просто почудилось в воде, что по его щекам потекли слезы. Плакали души храмов. Это было единственное ЖИВОЕ, что осталось в Мертвом Заливе. Двое плыли в сторону звона, а после где – то недалеко забрезжил свет на горизонте, словно Тьма, убившая в свое время все живое, расступилась. Они плыли мимо мертвых лесов и городов, плача от бессилия. Черная вода с белыми хлопьями облегала друзей. Вот такие кошмары Будущего были что во время секса, что во сне. И нереально было от них избавиться. И не понимал Энрике все равно, почему так происходит. Знак наверняка.
     Он лежал в траве у капища, и слезы катились по его щекам. Иногда Архимагу казалось, что он сходит с ума. И потому часто молился, глядя в небо, независимо от того, какое время суток было. И чувствовал при этом – он здесь НЕ ОДИН. Да и Иван уже не спрашивал, что у него там с Настей. Но настоящий кошмар был еще впереди. До этого Энрике удалялся в леса на день, а то и на два, ломая голову, ПОЧЕМУ в том видении Настя умерла? Превратилась в другую… И почему женится на другой непонятно где? Эта мысль не давала ему покоя. Да еще в селе появились гости у его дома… Одна женщина на вид лет пятидесяти пяти… не отрывала глаз от избы.

                - 5 –

     В тот день и вечер в доме постояльца, да и на постоялом дворе, было довольно весело. Там русские крепостные мужики пили, орали песни в пьяном угаре, играли на балалайке, били посуду спьяну… или просто общались, не беря в рот ни капли. Иногда спьяну народ после кабака гулял так, что и свинья лучше выглядела в навозе… А все потому, что вовсю шла Масленица, люди радовались проводам слишком холодной зимы, потому как ТАКИХ морозов давно не было.
     Во вторник в масленичную неделю сватались, и девицы в тот день недели щедро угощали гостей блинами на свином сале, то с медом, то с икрой соленой, или просто с мясом из козлятины, баранины, свинины, говядины… Несмотря на праздник, уклад жизни у крестьян не поменялся. Девицы подмигивали парням, даже колдовали в этот день, накладывая блины в тарелку… лишь бы понравиться, если например мозгов в голове не было, не говоря об умении готовить. Такие потом впоследствии оставались что без замужества, что без детей. Потому как насильно мил не будешь. Но в большинстве своем было бесполезно… Да как таким девкам такое объяснить, у них потому что желание как гвоздь в голове – он будет мой, мой и только мой, и плевать кто что говорит. Только потом, спустя много лет, ну иногда и раньше, дуры включали мозги и плакали. Но было поздно. Их либо били смертным боем, либо изменяли на глазах, не стесняясь никого. Таковы были последствия приворотов, потому как приворот – оружие Дьявола.
     Не только девушка, но и парень не мог противиться родительской воле. Обычно в то время семья строилась так – привели, поженили и все, не смей вообще родителям что – то говорить. Непонятно также, как смотрели родители на такой расклад, если сами в молодости были насильно обвенчаны. Либо мирились с такой участью, либо ими двигал страх того, что семья будет опозорена, выйди замуж по любви… Ведь в то время сбежать с любимым человеком считалось позором, и влюбленные чуть ли не проклинались родителями. Это сейчас звучит дико. Девочек настраивали на то, что если будет плохой хозяйкой, то никто ее замуж не возьмет. И верили!
     Свели – и все, навеки, до самой Смерти. А кто там что сделал правильно или неправильно – один Бог решит. Смотрели потенциальные женихи и на девицу, и на ее поведение, а с детства потом детей учили, что нужно чтить семью, потому что это СВЯТОЕ. Не все соглашались с насильственным браком и сбегали с возлюбленными, иногда даже из – под венца, и пропадали неизвестно где. Брак по расчету считался нормой. Никто даже и не думал, как чувствовал себя человек, за которого все все решили, не спросив. Летели проклятия в спину таким новобрачным. Зато не нужно было непокорным девицам голышом перед нежеланным женихом, который часто был старше их, появляться. Непокорную дочь выталкивали перед кандидатом голой, на порог, и после ТАКОГО она, опозоренная, шла под венец в слезах. Считая при этом последующую сексуальную связь чудовищным деянием.
     Да и пожилому жениху было наверняка интересно поглядеть на молодое обнаженное тело. Красиво ведь… Хотя кому как…
     Хотя и молодых парней было навалом в Губернии. Но те занимались своими обычными делами.
     Каждый раз на Масленицу Анастасия отправлялась на ярмарку, но НИКОГДА не румянилась вызывающе, как остальные девки, не чернила зубы. Она была исключением из правил. Оделась просто, да и пошла… В лисьей шубе, платке, с косой навыпуск, в меховой шапке, сапожках алых… подаренных отцом. Она привлекала взгляды не только молодых парней. Но и мужчин в возрасте. Несколько раз до встречи с Василием ей зазывали сватов, но она всем отказала. Когда ее пытались как – то раз выдать за одного замуж, она устроила такой скандал, что родители не на шутку перепугались и решили плюнуть на все и на всех.
     - Умрешь старой девой, позоришь нас! – говорила мать, давая дочери звонкую пощечину.
     - Да и ПУСТЬ! Я ЖИВАЯ И НЕ ВЕЩЬ! Я ХОЧУ УЗНАТЬ, ЧТО ТАКОЕ ЛЮБОВЬ!
     - ВЫТОЛКНУ тебя за порог голой, и выйдешь замуж, непокорная!
     - Я тогда обрежу свою косу и выйду за того, кого выберу!
     - Не позорь семью! – говорил ей отец.
     - А зачем вы меня породили, раз не даете выбрать самой?!
     На том дело и кончилось. Подружки смеялись над девушкой, называя ее бесноватой, парни обходили дом стороной. И когда в том доме поселился Василий, то его и по этой причине также назвали колдуном. Мол, приворожил он непокорную девку.
     Днем, когда Настя отправилась на площадь торговать платками, она уже там заметила, что за ее действиями упорно следит одна женщина в годах. Темноволосая, похожая на цыганку, но не совсем, на вид лет пятидесяти пяти, незнакомка провожала девушку недобрым взглядом. И было еще у нее кольцо на пальце, явно не славянское, в виде Змея с алыми каменьями вместо глаз. На голове был черный платок. Выглядела она так, словно у нее все умерли и она не снимает траур. Креста на ней не было. По крайней мере, еще не видели.
     В очередной раз Настя испуганно оглянулась и пошла быстрее. Женщина спокойно посмотрела ей в спину, а после пошла следом. Настя тщетно пыталась скрыться в толпе, но было это невозможно. Заплакала, бедная, и стала молить Бога, чтобы страшная женщина отвязалась. В конце концов, женщина догнала ее и совершенно спокойно задела за плечо рукой. И затронула неприятную тему.
     - Отойди от меня, ведьма! – Анастасия резко развернулась и перекрестила незнакомку. Та лишь улыбнулась, поглядев на нее как на дуру. Но глаза у нее были умные, и зла в них не было. Наоборот, сочувствие. Незнакомка хмыкнула. Пригладила сбившиеся темные волосы. Губы ее были окрашены помадой, алого цвета. Ядовитого… А в ушах висели крупные серьги. Приглядевшись, Настя с ужасом заметила, что на них были грифоны – то ли сфинксы… Явно нехристианской эпохи. Височные серьги медные, тяжелые, и такие красивые… На груди висело монисто. А сама она была в меховой шубе, тоже черного цвета.
     Да откуда она вообще взялась?! Это была ЕДИНСТВЕННАЯ женщина, которая по воскресеньям не ходила на службу, игнорируя все в христианстве, и жила где – то на окраине. Часто незнакомка ходила в лес и собирала травы. Не говоря уже о том, что, по слухам, в том же лесу, втайне от всех, на капище собирались язычники. Слухи оставались слухами, да и никто туда из православных христиан не ходил. Точнее, не добрался, но, по сути, не преследовал народ иноверцев, - им было все равно. Люди в губернии часто шептались, что язычники на капище хулу гонят на все подряд, но такого на самом деле не было. Спокойненько – тихонечко, родноверы вели свою жизнь, а православный народ – свою, никогда не пересекаясь. Проблема состояла в том, что никому нереально было вычислить, кто тут исповедует двоеверие. Может быть, это в соседнем селе было. Никто не знал.
     Так дело и осталось.
     Из разряда – ОДНА БАБА СКАЗАЛА.
     Хотя такое словесное помешательство, - проще говоря, треп, словесный понос, - считался ГРЕХОМ. Потому что мало кто в селе из девок говорил по делу и мало.
     Итак, Анастасия перекрестила женщину, а та улыбалась и смотрела на нее как на дурочку. При этом глаза смотрели на девушку так, словно знали ее много лет. Женщина наклонилась, уронив что – то, и сказала строго:
     - А почему это ты решила, что я ведьма? – и снова улыбнулась. Но улыбка получилась холодной. – У тебя, девонька, платки сползают, я и смотрю, чтоб не уронила. И сейчас у тебя платок упал в грязь… Снег – то тает, а ты под ноги даже не смотришь, вот как испугалась… - и она поняла красивый вышивной платок, который наполовину и правда был испачкан в грязи. Анастасии стало очень стыдно, и она улыбнулась, поклонилась.
     - Прости меня, дуру… - тихо сказала она. – Не хотела я обидеть тебя, матушка… Но вид твой нехри…
     - Молода ты еще и глупа во многом, потому что не видела жизни, вот и пугаешься неизведанного. Погляди лучше на мои серьги, неизведанные, привезены они издалека давно… А ведьма обозначает вовсе не то, что люди привыкли думать. ВЕДАЮЩАЯ МАТЬ это. А не колдунья. Рассказать тебе? Хорошо, расскажу. Женщина, которая все умеет по дому, родившая детей и умудренная годами… Поняла теперь? А то что вид такой у меня – мое дело.
     Анастасия действительно засмотрелась на необычные украшения, коих и правда не видела ни у кого. И ей захотелось такие же себе. Девушка невольно дотронулась пальцами до сережек. И также загляделась на колечко.
     - А откуда они? Расскажи! – Любопытство окончательно взяло верх. – Я тоже хочу такие!
     Прежде чем ответить, женщина сняла кольцо с пальца. Змея тут же, как показалось, ожила, и принялась ползать по ладони. Анастасия с ужасом глядела на это зрелище, и ей показалось, что она сходит с ума. Мимо шел мальчишка с блинами, и Настя на автомате дала ему пятак, он – блины, и бежать. Девушка принялась уплетать лакомство, пытаясь прийти в себя.
     - Ты не бойся, змея ведь ненастоящая! А сейчас самое время гадать на суженого…
     - У меня…
     Но незнакомка не дала ей договорить.
     - Что у тебя, Анастасия Ивановна? Мое имя Марфа, и люди всякое про меня слыхали. Но чаще всего неправду. Эти височные серьги достались мне от бабки, ее также люди боялись, а она просто собирала травы лечебные, в том же лесу. Да, кстати… В Масленицу девушки гадают. Хочешь, погадаю тебе, да не ошибусь?
     - Но я… у меня нет денег…
     Марфа вначале огляделась. Анастасии было интересно, что будет в ее жизни дальше.
     - А зачем тебе, девонька, деньги? Любила ты купаться, в чем мать родила, в озере у скал…
     От такого начала Насте стало страшно. Она поняла, что эта женщина – родноверка. Но что – то не давало уйти от нее. Ноги как к земле приросли. Лик стала заливать мертвенная бледность. Девушка поправила платок на голове, и ей стало реально невесело. Хотя вокруг народ веселился, неподалеку от белоснежного храма за базаром водили медвежонка на цепи, а еще где – то под улюлюканье мужиков петушки дрались, и на фоне всего этого шел небольшой снежок. Кто – то на прилавках у ворот торговал медом, кто – то теми же блинами, или же украшениями с криками: «Налетай, покупай»!  Разрумяненные дети бегали с горок, пели и плясали, а где – то неподалеку народ собирался уже сжигать чучело Масленицы. И вот тут такое – появилась какая – то там Марфа, нашла себе жертву и гадает. На беду, на счастье ли…
     - Хорошо, слушаю тебя… Только скажи мне это не при честном народе, что я нагой купалась! – И они тут же отошли в сторону. Настя искала в толпе возлюбленного, так как с утра его вообще дома не было, видела несколько похожих, но не Василия.
     Когда народа почти не осталось возле них, Марфа поглядела на девушку и принялась читать ее, как Чтец по лицам.
     - Твой батюшка не так давно прижил у себя некого Василия… слишком непростого для остальных крестьян. Уже многие шепчутся о нем, что он такой плохой и странный, что в храм мол мало ходит… Так вот, храм тут ни при чем, просто этот Вася – Василек много очень знает. Просто не желает он туда ходить. И все. Да неужто ты не видишь, НАСКОЛЬКО отличается от остальных пареньков?! И его взгляд… СЛИШКОМ ВЗРОСЛЫЙ ДЛЯ ЕГО ВОЗРАСТА ДЕВЯТНАДЦАТИ ЛЕТ? ЕМУ НЕ…
     - А про Василия не надобно тебе хулу гнать и судить! – Настя, эта девушка юная, снова начала нервничать. Почувствовав недоброе. Но Марфа, похоже, вовсе не желала зла ни Энрике, ни его возлюбленной. – Василий… но зачем он Вам нужен?
     - А то, что ты о нем абсолютно НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ… - вкрадчиво ответила Марфа, наблюдая за реакцией девушки. – А я знаю. Масленица, конечно, благодатный праздник, но звезды молчат над Василием. Могу только сказать, что он завис между Землей и Небом. Его, по сути говоря, не должно было быть уже в этом Мире. Ему много лет, и это вовсе не мальчик… просто он не скажет никогда вам ничего настоящего о себе… Я в свое время с ним общалась. Но я не имею права раскрывать то, что я знаю о нем. Да, этот человек убивает тех, кто покушается на его жизнь, он порвет любого, кто полезет к любимой… Но есть в нем правда, которую ты никогда не поймешь. Не пугайся, но я советую тебе держаться от него подальше, если, конечно, тебе дорога твоя жизнь. А иначе ты просто потеряешь себя, матушку с батюшкой… и его.  А то что он потерял память… знаешь, это тебе решать, верить ему или нет. Родителей он помнит, но также никогда не скажет, кто они были.
     - Из скандинавов…
     - Да. Но как их звали и как они погибли – не поймешь никогда… в силу того, что Бог не даст тебе просто это узнать самостоятельно. Его душа зависла между Землей и Небом. Он не стареет, и даже не состарится, когда тебе будет лет восемьдесят! Каково будет тебе, Настя, видеть свою старость, а его вечно молодым? Потому я и говорю тебе, как следует подумай…
     - Это Вы о чем, Марфа? – лик Насти стала заливать мертвенная бледность. – Нам что, теперь выгнать его вон? Я не могу без него жить, я люблю его, как жениха желанного!
     - Люб он тебе, я это итак вижу. А еще подумай, девонька, почему именно тебя он выбрал, и почему тебе показалось, что мое кольцо так прям и ожило.
     - А я не знаю… я просто увидела, что змея ожила! – пролепетала Анастасия. Ей снова стало любопытно, вдобавок слова Марфы загнали ее в окончательный ступор.
     - Подумай об этом, милая… Подумай… Василий живет в совершенно другом Мире, не в таком, какой ты привыкла видеть, и если ты будешь считаться с тем, что тебе родители предложат, то потеряешь и жизнь, и его. И не сможет твой Вася тебя вытащить из водоворота, а лишь один Господь. Коль любит Василий Анастасию, то Господь вновь сведет вас. Но все только от девушки зависит. И это сейчас Настя – всего лишь простая девка, а потом девки не станет, будет другая женщина… Гроб за лесом колотят. Гроб. Ты любишь этого парня, а он за тебя жизнь положит. Да и о тебе и о грядущем твоем ныне молчат Звезды, как и о нем. Барыней станешь ты, и воином.
     - А он барином?
     - Да. Будет им. Всесильным, но доброта там, где он будет, победит Зло. В другом селе он будет счастлив, за мостом и за морем. – спокойно рекла ведунья, смотря за реакцией.
     - Значит, я буду барыней… - рассуждала девушка. – Мы значит будем вместо барина нашего, который почти каждый божий день прелюбодействует с девками на сеновале, вместе со своими гостями, и все на это закрывают глаза. Вот я красавицей буду… А воевать – то мне зачем? Церковь не приветствует, чтобы девки воевали. А лишь прясть да ткать, и детей мужу рожать. Больше ничего. Мне что, топором махать надо будет или пожары тушить?
     - А вот это я не могу никак тебе сказать, девонька. Но если твои родители начнут сватать тебя барину… то Василия потеряешь. Да и война скоро будет. Во Франции король недавно был обезглавлен, и вместо него сел на трон главнокомандующий Наполеон, объявив себя императором. Скоро он будет здесь. Но тебе не дано будет его увидеть. Берегись свадьбы, милая… Или тебе гибель будет грозить. НЕ БЫТЬ тебе с Василием сейчас, ибо вовсе не Василий это. А заезжий молодец, притворяющийся славянином.
     - Я не отдам его НИКОМУ! – возопила Анастасия.
     - А никто его у тебя и не заберет. Ему плевать на здешних девок и женщин, для него идеал – ты. Если хочешь с ним свадьбу – что ж, она будет, но только не сейчас, а потом. И еще он передаст тебе один подарочек.
     А потом Анастасия и Марфа шли по площади, и Марфу люди, все как один, обходили стороной. Но где же Василий? Непонятно. Не говоря уже о том, что Энрике на тот момент был рядом, совсем недалеко, и видел свою любимую. Сложно представить, КАК он рассвирепел, увидев Марфу. Надев на себя невидимую личину, Энрике стал подбираться ближе. Увидел, насколько была бледна Настя, но улыбается она. От такого зрелища захотелось выпить.

     Потому что как – то раз, задолго до этого случая, Энрике вышел на дорогу в поле с косой, просто покосить траву. И на пути ему попалась странная женщина, идущая с другими крестьянками на работы. Она разительно отличалась от других. Если те были веселы и пели что придется, то глаза ее были уперты в землю, руки опущены, а одеяния темные. В ушах были тяжелые медные серьги, с диковинными зверями и птицами, очень похожие на скифские. И уже по одним серьгам Энрике Архимаг опознал Ворожею Марфу, которую боялся весь народ. В народе ее считали ведьмой. Так оно и было по сути, так как это была Темная Иная. Хотел ей за дела Энрике на правах Инквизитора глотку разорвать, да не посмел. Его за это, за нападение без повода на Темную даже, могли запросто ранга лишить. Ну мало что она там вытворяет: привораживает, отвораживает, убивает кого магией или еще что… не ЕГО дело, как и эти все люди, которые по сравнению с его способностями были никем и ничем. Но вот Ворожея подняла глаза, и встала, как вкопанная.
     Она его УЗНАЛА сразу. И решила, что Гвелд пришел за ней. Да и не ожидала она ЕГО ЗДЕСЬ УВИДЕТЬ. НИКАК.
     - ЭНРИКЕ – ГВЕЛД КЕЛЬТСКИЙ… ТЫ ЛИ ЭТО?! – Марфа от неожиданности перекрестилась. Послала Зов в качестве проверки. Гвелд словил его и тут же ответил:
      «Я не желаю тебе зла. Я Инквизитор, и я тут. Да. Сам пришел. Вспомни, как во Флоренции тебя заживо хотели сжечь на костре за какой – то пустяк Инквизиторы из кардиналов, из рода Людей. Да я не дал им права так сделать. Вступился. Вспомни паренька с огненными волосами в Сумраке со Звездой Давида на плаще Инквизитора, в черном одеянии католика с пистолетом. Как я сказал тогда: «она невиновна, отпустите»! – и применил Силу внушения.  Они развязали тебя и выпустили. Ты обещала меня найти и отблагодарить. Вот он я. Вспомни этого паренька, такого молчаливого и странного. Это был я, спасающий от Чумы целые города… Рубящий Экскалибуром – Вторым Темных Тварей. Ты на самом деле мне показалась слишком простой, да и лет тебе было не так много. Молодая была. И я сказал кардиналу в мыслях: «Пусти ее, она невиновна, ты что, не слышишь голос разума? Всего лишь сны толкует, не убийца же»… И когда огонь охватил твое тело, я поднял руку, и он погас. Я взял эту женщину за руку, и вывел с помоста, приказав развязать перед этим, и люди сочли это Божием Знамением, вся площадь рухнула на колени. А дальше я просто отвел тебя, Марфа, к нам в Штаб, и выпустил на все четыре стороны, успокоив. А после я ушел в Китай, устав от бесчинств Темных и костров бесчисленных. КАК же ты, моя коллега, попала сюда, в Российскую Империю? Бежала или снова тебя прижали, как тогда? Не бойся меня, я тебя тут не трону. Но пойми: не делай никому зла. Привороты – ты зло это забудь, иначе если на тебя стукнут, мне придется лишить тебя Силы».
     Марфа поглядела на Архимага и прижала ладони к сердцу. Потом он просто подошел к ней. Люди уже успели уйти далеко вперед.
     - Архимаг Энрике, Великий… Надо же! А тебе – то ЧТО понадобилось в Российской Империи?! Где постоянная муштра солдат, где царит крепостное право, и где блудом зарабатывают больше, чем чиновник? Ты ведь был в Праге, и в Венеции Инквизитором, выше всех мастей, тебя и людская Инквизиция боялась, боялась вся Европа, ты в буквальном смысле от дерьма в городах в лесу прятался! Неужели эта Европа НАСТОЛЬКО прогнила, что даже Иные Высшие сбежали?! Мое дело правое – спокойно вершить свои дела, да и не попадаться на глаза Высшей Инстанции. И вот – на тебе… Спасибо тебе за то, что спас меня тогда, девушку молодую. Ничего, еще придет тот день, когда НИКТО здесь тебе не поможет в горе, и когда ты, Архимаг из рода кельтов, приползешь ко мне на коленях, и будешь молить о помощи. Умолишь меня о милости, меня, Темную, Ведьму по человеческим названиям… И я помогу, в уплату за спасение. Хотя знаешь: НЕЛЬЗЯ просто так к Марфе за помощью ходить. Иначе Силы не будут давать точные видения. Ах, Европа – Европа, до чего ты докатилась… Архимага выгнали сюда… - и поклонилась.
     Энрике также поклонился. А после просто искоса и спокойно глянул на нее, как бы изучая досье. А вдоль дороги, как ни в чем ни бывало, росла спелая пшеница, шелестя колосками, и будто шептала: «Вы такие разные, но не ссорьтесь, пожалуйста! Не опалите огненным смерчем поле – грех это. Мы же также хотим жить, иначе хлеба в этом году не будет. И настанет голод. Будьте тихими, как мы. Да мир пусть будет на этой дороге»…
     Гвелд спокойно погладил колоски, закусил травинку, и кхыкнул, изучая и дальше досье Ворожеи. Сила затихла и у него, и у нее. Марфа все равно была испугана, теперь у нее возникла мысль, что ее нашли, дабы арестовать. Но нет, женщина ошибалась. «Невдомек тебе, Гвелд – Инквизитор, что своими тайными любовными делами до венчания ты намешаешь в карму Насти ТАКОЙ коктейль, который даже века переживет… Да, она твоя Судьба, но не»… - подумала она.
     «Неважно, ЧТО я делаю, когда Настя оказывается в моей постели ДО ВЕНЧАНИЯ! НЕ ТВОЕ ЭТО ДЕЛО БАБЬЕ, ВОРОЖЕЯ! СВЕЧКИ МАГИЧЕСКИЕ НЕ НУЖНО СТАВИТЬ ТУТ, ЧТОБЫ ПОТОМ ВПОСЛЕДСТВИИ ЗАГНАТЬ В АРХИВ! Я ЛЮБЛЮ ЭТУ ЖЕНЩИНУ И ХОЧУ БЫТЬ ЕЕ МУЖЕМ! А ты вообще не лезь в наши отношения. Да, по – христиански блудить грешно, но кто сказал, что я плохой? Я вообще не христианин. Я возжелал ее! И пока что детей не сделал. Захочу – сбегу с Настей, а захочу – обвенчаюсь. Иди своей дорогой, Марфа, раз тебе не о чем говорить. Только прошу – больше НИКОГДА не пытайся ПРОЧИТАТЬ мой архив»!
     - Ты меня поняла, подруга с Европы… Да, это я, Архимаг Энрике, и выгляжу я тут как простой парнишка. И только Иные могут по печати прощупать меня, кто я вообще такой. Больше НИКТО. КАК вообще мы встретились здесь снова, на чужбине…? Не понимаю. Просмотрел я твои дела в нашей Губернии – парней для девок привораживаешь… Ну давай… везучая ты, Марфа, в том, что это не Прага вовсе. Да и в Праге даже нам места нет. Там все загадили. А потом еще удивляются, почему так все плохо. Тут гораздо лучше. Я вернулся из Китая, и там довольно интересно. Потерял любимую. Ты же, Марфа, за свои дела можешь загреметь под трибунал. – И Энрике поставил косу на дорогу, придерживая ее рукой. Выглядел он довольно любопытно в таком образе.
     - Я тебя в таком образе еще не видела… Мы очень давно не виделись. После того, как ты вывел меня с той казни. И на этом мы расстались. Мне тогда показалось, что этот молодой католический священник – простой подмастерье. Но нет… Тогда мне было не так много лет, как сейчас. А сейчас я иду на базар купить грибов. Я и раньше Гвелда в Губернии видела, но ты тогда себя не выдал. Решила сначала что ошиблась и это обычный человек, просто похожий. Если не смотреть на твои волосы. Они РЕЗКО даже по цвету и виду отличаются от словенских. Да еще главное твое отличие – коготь Дракона, висящий на шее. ТОЛЬКО ЭНРИКЕ из всех Высших обладал им, эту вещь ни с чем не спутаешь. БОЛЬШЕ НИКТО. Когда был сломан пополам Экскалибур. Вот и подумала потом. Потом еще раз увидела тебя, и ты был открыт… Я удивлена!
     - И толку с этого? – спокойно ответил ей Архимаг. – Ты бы все равно мне на глаза попалась, в своих тутошних делах. К счастью, я здесь не имею права распоряжаться жизнями других…
     - Зато я МОГУ распорядиться даже ТВОЕЙ.
     Глаза Гвелда дико блеснули.
     - ЧТО ТЫ СКАЗАЛА?! НЕ СМЕЙ! НЕ СМЕЙ лезть в мою жизнь против воли! ЗА ТАКОЕ Я ПЛЮНУ на то, что в свое время потушил костер! Ясно?
     - Мне все равно уже давно ВСЕ ЯСНО про Энрике, ведь у меня есть карты Таро и он почти очеловечился и лишен Силы.
     - Это вообще мое право – править дальше Штабом Инквизиторов или нет. Просто дайте мне все от дерьма отдохнуть!
     Марфа вздохнула, улыбнувшись.
     - Отдыхай, наш красавчик кельт, что же мешает? – и посмотрела как – то странно.
     - Ты мне мешаешь расслабиться, Марфа. Еще мне не хватало думать, будто Ведьма или Ворожея не подсматривает за кельтом из кустов, когда тот заходит в озеро обнаженным. Да, я красив, мечта многих женщин, но к ним ХОЛОДЕН, как снег на вершинах гор. НИ ОДНА женщина посредством колдовства НЕСПОСОБНА подействовать на меня, заставить влюбиться или привязать к себе. Такого рода магия сразу возвращалась, всегда, именно таким, - страшной порчей со смертельным исходом, или потерей возможностей иметь семью или детей. Сделав такое, они всегда мучились, и будут МУЧИТЬСЯ ВСЮ ЖИЗНЬ, от собственной ГЛУПОСТИ. Потому что я не мальчик чтобы на меня вешаться. Да и защитить свою избранницу смогу. ДАЖЕ ТЫ не сможешь приворожить меня. Потому что я тебя старше на тысячу с лишним лет. А то и больше. – он улыбнулся и принялся смеяться. – Потому что большинство женщин ГЛУПЫ и делать мне рядом с ними нечего. Я женился только на равных себе.
     - Да куда уж мне, бывшего садиста в племени кельтов, мне – то привораживать? – засмеялась Ворожея.
     Энрике сел на дорогу, пристально глянул на коллегу и тут подумал о другом – а вдруг она действительно разбирается в быту славян гораздо лучше, чем он знает? Не горело у Василия выспрашивать, будет у него свадьба с Настей или нет. Да и мысленно понимал: Марфа нарвалась. И знал, что она, когда он спас ее от гибели на костре, желала разделить с ним ложе. По ней тогда было видно. Не знал он также, гадала Настя у этой Иной или нет.
     - Вот что я тебе скажу, мой спаситель. Я знаю – девок хлебом не корми – дай погадать на суженого. Приходят и спрашивают всякое. И про тебя спрашивали. Я всегда им говорила: если сунетесь к Васе – через месяц умрете. Все ради тебя. Бабье это дело – смотреть в будущее. А про то, что они бы умерли практически сразу – волосы неестественно древнего цвета бросились в глаза еще тогда.
     - Понял тебя. Спасибо. А в семьи зачем лезть тогда, рушить их бабам и тебе против воли, если там все замечательно? – спросил Энрике, прямиком в лоб, надкусывая травинку.
     - А что нам, Темным, еще делать? Раз баба просит – надо дать. Дальше не мое дело.
     - ПОПРОБУЙ ТОЛЬКО РАЗРУШИТЬ МОЮ ЛЮБОВЬ ЗДЕСЬ, ЕСЛИ ХОТЬ ОДНА ДЕВКА ЕЩЕ РАЗ НА МЕНЯ ГЛАЗ ПОЛОЖИТ, И ТЫ СВОЕ ДЕЛО СДЕЛАЕШЬ – УБЬЮ!
     - Да как бы твою суженую не увел сам барин… - улыбнулась Темная. – Он давно ищет себе жену, поскольку забил до смерти предыдущую. Только потому, что она ему в бане отказалась делать кое – что. – Марфа улыбнулась. – Голой повел в конюшню, взял против воли, до крови, так и умерла несчастная Евгения… Все это недавно случилось. Барин – то что делает? Берет молодых девок из семей, и покупает на потеху гостям – мужчинам, там бедных по пьяни и растлевают. По нескольку раз на дню. Потом некоторые даже грудью щенков собачьих кормят. Некоторые у собак… кхм. Барин здесь злой и скупой. Захотел и взял. И еще он любит красоту и мечтает себе жену такую, как прям Венера Милосская…
     - Это что, намек? Да я его сам размажу по стене!
     - Нет, Гвелд, ты тут НИЧЕГО сам не сможешь сделать. НИ ЧЕ ГО… А вот без кое – чего наверняка останешься…
     Гвелд – Василий рассмеялся.
     - Я тебя предупредил, - если узнаю, что ты на него работаешь, не пожалею!
     - Если хочешь знать, то он уже ко мне приходил, и я ему сказала, разложив карты свои: «Не ищи девку с телом Венеры – весь твой род тогда разом ВЫМРЕТ». Не послушал, выругался, да дверью хлопнул.
     - Сдается мне, придется с ним разобраться и самому поработать… - ухмыльнулся Гвелд, а после нахмурил бровь.
     - Не влазь в человеческие дела, Гвелд. Как бы ты в этом примитивном мирке себя не захоронил, причем живьем.
     Гвелд понял, что разговаривать больше не о чем, и на этом их встреча закончилась. Тема была исчерпана и каждый мирно двинулся своей дорогой.
     Но это было только НАЧАЛО.

     А в день той Масленицы Гвелд видел, как Марфа подошла к Анастасии и принялась ей что – то интересное рассказывать. Хотелось Архимагу оттащить чуть ли не за волосы Ворожею, да куда там… негоже мужику лезть в бабские дела. Он спокойно пошел мимо, в трактир, чтобы морально успокоиться. Послушать чужие разговоры, да и подумать над своими снами. Что они значат на самом деле. Даже ему до сей поры было это неизвестно. Хотя… кто его знает, может Марфа может подсказать? Потому, плюнув на все и на всех, Гвелд отправился в трактир, прихватив с собой свою катану в кожаном чехле, чтобы не привлекать к себе внимания одной только вещицей. Купил у крепостного мальчишки несколько блинов. Его всего трясло, так как знал – Марфа в некотором роде правду говорит, пусть и нехорошую, а потом Анастасия еще отвернется от него…
     Уж лучше выпить штоф водки и расслабиться так, пролить скупую мужскую слезу, и подумать, как жить дальше в этой стране. Жениться или просто скрывать свои отношения от всего и от всех? Василий на нервах с размаху распахнул дверь и ввалился в помещение, вытерев нос рукавом. Грязные сапоги только совсем не красили кельта, оставляя комки на полу с подошв. Штаны были также забрызганы грязью с колес телег. День итак не задался как надо, еще эта Марфа появилась. Не говоря уже о том, что, увидев в первый раз Инквизитора, она перепугалась, о чем писалось выше. Это была уже не первая встреча, а вторая, и это уже о многом говорило.
     Первое, что бросилось в глаза Гвелду, так это человек, богато одетый и поющий песни, бесстыдные и ужасные. От такого блатняка Гвелд перекрестился. В тех песнях говорилось, как он со смаком бил деревенских девок, а после имел на сеновале во всех позах. Пел и пел, до мельчайших подробностей. Рядом стоял кувшин с вином, куда постоянно доливали брагу. Говорить ему что – либо было бесполезно, на полу валялись осколки предыдущего кувшина. Вдобавок этому товарищу стали другие мужики подпевать, тоже пьяные.
     Гвелд сел неподалеку, и подумал, смотря на все это безобразие: «Хороша Матушка – Россия, раз носит на себе таких сволочей. Видимо, это и есть тот самый барин, о котором говорили все, в том числе и Марфа. Этот барин, как известно, любит рисовать неподобающие картинки, по своим песенкам. Наверняка дома у него целая выставка. Обычный моральный урод, страдающий половым расстройством. Спермотоксикоз однозначно. Не говоря уже о том, что он имеет и своих дочерей двенадцати лет, и никто с ним НИЧЕГО сделать не может. Всем плевать. Только не мне. Если ты, сволочь, полезешь к моей Анастасии – тебе однозначно придет конец. Всему есть предел, и за свои зверства ты получишь когда – нибудь»
     Василий купил штоф водки и принялся пить, закусывая блинами. Нервно причем. И параллельно применяя магию, списывая информацию с барина – зверя. По ходу, вдобавок у этого монстра прогрессировала шизофрения, да еще может и пострашнее что – нибудь.
     Прошел час. Совершенно ТРЕЗВЫЙ Гвелд наблюдал и дальше за барским поведением. Тот, все не переставая горланить, поймал за косу проходящую мимо сенную девку, резко развернул к себе и лапнул за грудь. Девка пронзительно завизжала, больше от боли. Она на вид была еще совсем юной, другая бы с размаху пощечину залепила. Василий продолжил наблюдать.
     - Девка хороша, вполне сгодится для того, чтобы прямо здесь ее оприходовать, под столом. Орально! Мне же все можно! Мужики, несите мне еще вина, сейчас будем веселиться! Масленица же! – Он качнулся на стуле, наматывая еще туже косу на руку. Девушка постоянно пыталась вырваться, но похоже это было бесполезно. Барин был среднего, но крепкого телосложения. Видно было – силы в нем было еще много, да рука тяжелая.
     - Нет, барин, это совсем не та девка! – сказал сидящий рядом мужик, хлопнув его по плечу. Вид у него был не лучший – обычный пьяница, который пропил последние остатки совести. Как и окружающие компанию. – Песни про вас можно сложить и получше…
     - Про красавицу! Нет, про красавиц… - добавил второй.
     - И почему же мои песни плохие?! – барин взял его за грудки. Девка тут же убежала.
     - Песни можно сложить и получше, про то, как вы оба на сеновале милуетесь, а то не оба, а сразу с несколькими девками! Тебе, друже, нужно молодое тело, а баба, как мы все знаем и тут, не хозяйка своей жизни. Ты ж, значит, недавно жену похоронил?
     Барин отпустил его тут же, немного протрезвев. Кивнул.
     - Да. А ты действительно прав. Я приглядел ДРУГУЮ девку, видел в Губернии красавицу. Это дочь Ивана, зовут ее Анастасия. Лик ее как яичко красы пасхальной, а фигура в сарафане даже – вылитая Афродита. Увижу ее где – нибудь еще раз – не поленюсь, утащу к себе на сеновал, если понравится, то женюсь. Я ценю красоту, мужики. И в баньке опробую… со всеми вместе. Как смогу…
     Услышав такое, Гвелд едва не слетел с места к ним. Он естественно понял, О КОМ идет речь. Но каким – то ЧУДОМ сдержал себя. Выпив стакан водки залпом, Энрике пересел поближе. От волнения вместо блина он закусил свои пальцы.
     - Эх, ГДЕ же мои умения колдовать в этом трактире?! – прошептал он. – Я б тебя… но этого мало. Потому что вдобавок разбить морду этому выродку – значит ничего не сделать…
     Тем временем разговор трех пьяниц шел дальше.
     - А что это за девка – красавица? – сказал кто – то из них. – Дай и нам ее попробовать. – И все трое выпили. Один после повалился под стол и принялся там блевать. Мимо шедшая девка наморщила носик.
     - Девка та внешне – вылитая Афродита! Одна такая у нас. Вот ее и желаю я ее в жены взять! Хочу! Она будет моей! А кто встанет у меня на пути – запорю до смерти! Да яйца отрежу и собакам скормлю, чтобы не лезли к ней в постель через окно!
     Гвелд еще больше рассвирепел.
     - Знаешь, а где – то читал я, что когда – то был в Англии король Генрих, который казнил своих жен только за то, что они не могли родить ему сына, или же ему измены казались. Ты же уже пятерых девок отлюбил, а те утром взяли да и померли. – ответил второй его собутыльник. Оба были уже в «хорошем виде». Гвелд еле сдерживал себя, чтобы не начать бойню. Вот бы Настя сюда не зашла ненароком… Проходящая мимо девка просто так получила стакан вина и была осмотрена с ног до головы да отпущена со словами:
     - Некрасивая ты, давай отсюда!
     - Я не отдам тебе мою возлюбленную, сволочь! – прошипел Энрике, представляя, как его катана сносит голову барину где – то в лесу среди березок. – И уд с яйцами я тебе лично отрежу! Не постесняясь при этом спросить, у кого он короче или длиннее… Сдается мне, что ты в своих покоях да банях, да в борделях НИЧЕГО не умеешь. Как облезлый пес, берешь жестко сзади и в кровь, без ласк. Вот и умирают женщины и девочки. Если бы и умел, то не залюбил бы женку до смерти. – И еще водки выпил.
     И тут, как некстати, мимо прошла полноватая женщина с подносом, поставила барский кувшин на него, и ласково, мурлыкая и улыбаясь, спросила:
     - Барин ты наш, свет очей моих, не желаете ли еще вина выпить?
     Тот поднял свои пьяные глаза и сразу выдал:
     - Вместо вина я бы предпочел тебя в бане, баба румяная, вениками отхлестать! – и страшно захохотал. После смачно ударил ее по заднему месту. – А после бы погадала мне, как Судьба сложится!
     Энрике аж поперхнулся: Марфа! Да неужто она на него и вправду работает?! Послал тут же Ворожее Зов, а у той после сего пыл и поугас. Поняла она – если что не так сделает – все, в Штаб и на Суд. Она взяла барскую кружку и хлебнула вина. Ей тут же стало не по себе. Не то от вина, не то от Гвелда.
     - Да ты что, батюшка барин, я не желаю с тобой в баньке париться… Некрасива…
     - Не бывает некрасивых! Вот тебе моя ладонь – гадай, всю правду говори, сегодня же Масленица!
     Марфа покосилась в сторону Архимага и взяла ладонь в руку, принявшись хмуриться. А барин сначала принялся глазеть на ее пятого размера грудь, после чего принялся ее слушать, закусывая принесенными блинами с икрой.
     - Есть у нас в Губернии колдун… - начала Ведунья. – Если ты пойдешь против него, то потеряешь ВСЕ… Род барский вымрет в этом случае, потому как гнев колдуна падет на тебя. Не переходи дорогу этому человеку. Никогда. Хоть и молод он, но ОЧЕНЬ силен. Никакая власть твоя его не остановит.
     - И как же я ему перейду путь? – малость протрезвел злодей. – Он что, будет мне смерти желать, коли согрешу ненароком? Не было у нас отродясь колдунов. А надо будет – он по - своему получит! Убью! И ничего не будет!
     - Никак не получится этого человека убить. Не найдешь ты его. Нигде. А вот он тебя отыщет с легкостью. За красавицей не ходи – головы лишишься. Дети будут у нее, от тебя, или от кого там, да только мира они не увидят. Твоя рука – чужая Судьба. И Судьба колдуна будет зависеть от девки той и барина. Да сам колдун потом будет барином.
     - ЧТО?! Колдун, коего я даже в глаза не видел никогда, встанет на мое место?! – Злодей вскочил. Трезвый, словно и не напивался.
     - Да нет, нет! – Марфа резко одернула жестокого человека. – Будешь и дальше жить так, как раньше. Будить с девками на сеновалах… Коней поить – кормить… Бойся тех двоих – красавицы с телом Афродиты и колдуна.
    - То есть, эта красавица, - жена колдуна? Жаль…
    - Нет, еще не жена… Да и не суждено ей вообще быть женой с кем – либо надолго. Грех на душу возьмет, да и все. Помрет брюхатой. Утонет. И с этого начнется бунт здесь.
     После сего предсказания Марфа глянула на столы, не ушел ли Энрике. Нет, он все это время был здесь, только буравил Темную суровым взглядом. Видимо, уже прочел все сказанное. Она кивнула уверенно, и, сказав злодею, что через некоторое время вернется, подошла к Архимагу. Тот треснул кулаком по столу и спросил:
     - ЧТО ты там такое ему наговорила, про меня?! Про Настю?! Отвечай, сволочь!
     Видя такую бурную реакцию, Марфа сказала с грустью на челе:
     - Зачем ты так грубо вопрошаешь, Гвелд? Для тебя же и стараюсь. Чтобы этот зверь ушел от тебя куда подальше. Давай сыграем в игру… для этих…
     - Я не шутки шутить пришел… Ты что, не видишь, КАК мне плохо?! – сурово сказал Энрике. – Пришел за народом и за тобою понаблюдать. Что ты с моей любимой Анастасией сделала, на ней лица не было! Вы говорили на торговой площади! И довольно долго. Она убежала! Сама не своя!
     Марфа поняла: шила в мешке утаить не получится. Будет буря… Серьезная.
     - Да ничего особенного. Серьги мои она возжелала, ибо никогда ранее ни у кого не видела. Просила продать. Да и колечка змеиного испугалась. Решила, будто ожило оно. И немудрено: сложная у девки жизнь будет. Скажу тебе прямо, без утайки: не быть ей женой никому… даже ее СМЕРТЬ тебя ТАК коснется, что соль сахаром покажется. Чтеца обмануть НЕВОЗМОЖНО! Я вижу по лицам будущее, и у нее с тобой НИЧЕГО не выйдет, так как на нее положил глаз этот зверь… и ты НИЧЕГО с этим не сможешь сделать. Потому как скрываешь личину свою. Барин да, умрет бездетным, это я итак вижу, если свяжется с твоей возлюбленной. Она же первая красавица у нас. Сказала ему чтобы тебе дорогу не переходил, да не сказала кто это… Барин теперь озадачен: что за колдун появился в Губернии. Может он подумал что это я! Он наверное решил по – своему – Граф Калиостро прибыл. Что я, дура что ли, тебя ему показывать?
     - Ты про Настю не смей… Я за нее разорву любого! – прошипел Энрике. – Хоть я Архимаг и Инквизитор. Я хочу спокойно жить, Марфа, я так УСТАЛ от всего этого, хочу спокойно побыть, а не пресмыкаться перед этим кобелем.
     - Про кобелей отдельный разговор… тут ты в корне не прав. Ты сам себя вспомни, Гвелд – Кельтский, ЧТО творил в далеком прошлом. По сравнению с тобой тот человек – никто. С амурными кошмарами среди кельтов? Он ноль. Скольких ты испортил и убил, и сколько он.
     Энрике улыбнулся.
     - Ты еще не забывай, Марфа – Темная, что помимо всего этого блуда в молодости человеческой я похоронил своих детей! Последнее, что у меня было – жена беременная! Которую убили у меня на глазах в Китае. – в глазах его промелькнуло отчаяние. – Это страшное ГОРЕ непереносимо! Хоронить себя таким образом! Что, сама никогда не беременела?!
     - Представь, никогда. Не дала мне жизнь детей. – Марфа опустила глаза.
     - Значит, есть за что. Я могу тебе помочь, только если сама мне поможешь. Не физиологически. Если мне совсем свет не мил станет. Ты лучше сначала мне поясни, почему мне снятся странные сны, словно я живу в другой Вселенной. Они меня ЗАМУЧИЛИ!
     После этих слов Темная поняла – Гвелд без ее советов в этой стране точно свихнется. Женщина также своим чутьем понимала: парень устал от груза веков и желает тут окончательно закрепиться с Настей. Покачала головой, а потом принесла пирогов и блинов, чтобы хоть как – то скрасить трапезой разговор. Энрике понял, что беседа долгой будет. А для барина она пролетит – со стороны если наблюдать – как десять минут. Гвелд откинулся на спинку стула и опять взглянул Темной в глаза.
     - Ну так что, Марфа, а мне что наговоришь? Я не Чтец, как ты. Разве что о настоящем. Сумрак в помощь. Я открыт.
     Прежде чем ответить, Темная сидела и перебирала карты. Таро. Страшные карты Грядущего… Они ей НИКОГДА не врали. Они указывали путь на много лет вперед. Эти двое сидели слишком долго, и Архимаг спрашивал сначала о своих снах. Марфа сидела, раскладывая колоду несколько раз, - старшие Арканы, младшие Арканы… Ведунья сидела, раскладывала – раскладывала, но нет – карты молчали. Видимо, не время было будущее открывать. Гвелда это значительно коробило, но он понимал – здесь перечить бесполезно. Наконец, Марфа выдала:
     - Твои сны рассказывают тебе те вещи, которые еще не свершились с тобой. Тут недавно перед Императором явился некий Авель – монах, расписавший по крупицам потомков Династии Романовых. Дошел до двадцатого века, а дальше – стена. Твои сны – так это предупреждение, то, что тебе пока делать категорически нельзя. Ну нежелательно. Так все и будет, если кто – то поменяет Грядущее своими поступками. И та любовная ночь с Анастасией… что тебе снится и которая видимо уже была – скрывай ее ото всех, прячься… Зла тебе я не желаю. Пока ты здесь, как и я, мое дело – предупредить.
     Гвелд спокойно слушал, допивая последнюю водку. Хмель совсем не ударял ему в голову, просто надо было маскироваться. Слушал он также и о жизни в губернии, что сволота – барин лютовал и ранее, что его отец зарубил из ревности мать, и понеслось… С одной стороны, сделать извергом человека достаточно легко. А с другой стороны – просто ПОПРОБОВАТЬ человека просто ПОНЯТЬ, даже ревнивого, его боль и душу. Также негативно Марфа отзывалась о девках, раскрашенных, как матрешки. Рассказал подробнее ей Энрике и о жизни в Китае. Поразилась Темная стойкости парня. И спросила, не смущает ли людей его катана – тут же такого отродясь не видали. Энрике улыбнулся и сказал, что смущает. Оба рассмеялись.
     - Люди здесь живут так, словно под занавесом. Вера одна, труд на помещиков, женщины, как правило, бесправны. Их можно спокойно убивать, даже детей, и такому помещичьему произволу нет границ. Барин жену ищет, и ты слышал, кого он хочет.
     - Что?!
     - А это я сейчас узнаю… - Темная раскинула карты. – И что бы я ни говорила, слушай меня внимательно. Настя твоя недолго пробудет здесь. Проживет короткую жизнь. Она всего лишь обычная девушка, очень впечатлительная, влюбчивая. Это ведь твой эталон женской красоты…
     Энрике кивнул, доедая последний пирог.
     - Если я кого выбираю, то это навсегда.
     - Знаешь, Инквизитор, твое «навсегда» ограничивается смертью любимых или друзей из людей. А Настя влюбилась в нашего Гвелда, как кот в сметану, я же сказала… не будет венчальной свадьба, вашей не будет, этот человек не рожден, чтобы быть Иным, но меня насторожило, что она видит то, что показывает лишь Сумрак. Этот человек обречен. Скоро, скоро твоя любовная тоска по ней будет жрать душу червем, и поутихнет, поблекнет радость и все остальное. Готовься к худшему, Гвелд. Резня будет страшная, так как на тебя объявят охоту, и только по одной причине – на шее висит коготь Дракона. А для народа русского это чуть ли не Чернобог – если говорить по – нашему. Грех типа это. Да плюс твоя внешность… старинная, прекрасная, такая подозрительная… Знал бы ты, сколько народа тебя ненавидят…
     Теперь разговор в трактире пошел в еще более дремучее русло.
     - Не обязан я ни перед кем отчитываться, в том числе перед теми, кто иноверец!
     - А это ты им сам объясни…
     - Я им не могу растолковать, что коготь на шее – не есть плохо! Они просто не поймут!
     - Тогда расскажи им о том, как викинги захватывали Ладогу в девятом веке, как сожгли порт Рерик и повесили отца Рюрика – Годолюба… Может, тогда дойдет…
     - Ничего до них никогда не дойдет, это СОВСЕМ другой менталитет людей! Я это итак понял уже… Другая культура, другая страна… Это же не Китай в конце концов…
     - Это – то и так понятно… Что не Китай. Что здесь скажи что – тебя сразу вон или разорвут. Я сама сижу тихонечко, чтобы никакие там фанатики не добрались.
     - По твоим словам, этого барина прикрывают?
     - Конечно! Народ дикий. Это же не Москва и не Петербург, где еще можно что – то понять. Хорошо, что они не знают о капище в лесу… Тут бы такое началось… И кстати, знаешь ли ты, про Татаро – Монгольское Иго?
     - Ну, слышал, и что такого? – буркнул Гвелд, смотря так, словно издеваясь.
     - А его на самом деле и не было! А была война между князьями и теми, кто сохранил свою веру. Так вот, те, кто насадил христианство, и прикрыл все свои преступления. Этого тебе НИКТО не скажет. А Сумрак не соврет. Вот точно также и кроют этого барина, чтобы самим не попасться.
     Уже и не чувствовался праздник, а дурные предчувствия закрались в голову. Масленица Масленицей, но уже Судьба плела другой сюжет. И это пугало.
     Русская рубашка Гвелда была испачкана в масле от блинов, так как стол был итак грязный, а в едва пробивающихся усиках, казалось, при свете свечек, пробилась седина. Но нет, седины НИКОГДА и не было у Василия. И вот, какой – то мужик, идя мимо, сильно толкнул Гвелда в спину ладонью и спросил:
     - Ну что, не хочешь со мной выпить? Потом пойдем на сеновал барских девок…
     Гвелд ТАК на него посмотрел, что незнакомец споткнулся на ровном месте.
     - Ты ЧТО мне тут смеешь говорить?! Да я тебя в полнолуние… - начал Архимаг. А мужик от таких речей нервно перекрестился:
     - Видимо, не наших ты… Какое полнолуние?! Грех это! Русалок пойдешь соблазнять или гонять волков в лесу?! Свят, свят…
     - А ты меньше пей, добрый человек! – присоединилась Марфа и поправила тяжелые волосы. – Ну выпил мужик, вот и сказал!
     Энрике кивнул и икнул в знак подтверждения. Вытерев рукавом усики.
     - Я про полнолуние учту, Василий! Подкараулю, и если что не так, - косой по чему попадет или серпом! До смерти!
     Энрике встал и отвел разъяренного мужика в сторону. Заросший щетиной барыга… ничего не представляющий из себя. Тот хлебнул еще водки со стола и засучил рукава. Видать, это был кто – то из барских друзей. И даже сам барин привстал, чтобы поглядеть, что же случилось в разгар веселья. Марфа сложила карты Таро и стала наблюдать за процессией. Тем временем барыга подошел к стене и снял серп.
     - Честной народ! Мне очень не нравится этот молодой наглый крестьянин, который всем говорит, будто бы с коня упал и ничего не помнит! Откуда он взялся и почему сидит здесь, и по его словам сейчас, русалок и леших по ночам вызывает…
     Люди принялись смеяться. И перестали есть и пить. Действительно, КАКИЕ лешие и русалки в нашем государстве? Нет их давно? Ну или мавки или кикиморы… Надо батюшку позвать, чтобы тот юноша сознался в содеянном. Энрике оглядел трактир и хищно усмехнулся. Уж он – то знал, что это все БЕСПОЛЕЗНО. Ну увидит батюшка, что мужик напился в зюзю, и что ему мерещатся русалки. Пьяному море по колено и океан по шею. Но намечалась буря со смертельным исходом. Для одного. Ну или разве что протрезвеет алкаш…
     Да еще смешно было, потому что Марфа еще была тут. Это почему – то умалчивалось. Вся сложность заключалась в том, что Гвелд не имел права даже в Сумрак уйти – люди бы сразу все поняли. Ну… завязали бы пить. Реакция была бы такой же, как у хоббитов, когда Фродо надел в трактире кольцо Всевластия на палец – и нету его. Ну и в церковь Энрике бы потащили, вопя, что это он колдун, что мол надо сжечь, или в землю по голову зарыть… А собственно, ЗА ЧТО?! За то, что он другой? Может быть? Ну решили бы еще что он оборотень.
     Иной просто снял с потолочного крюка серп, прыгнув на стол, и стал.
     - Ах ты так… - распалялся дальше пьяница, - сейчас я тебе уд срамной поотрезаю… И пойдешь кровью кормить своих русалок!
     - Может, ты рот закроешь, а то водкой разит… - спокойно ответил Архимаг. Он мог и молнию метнуть куда надо, но не стал. Вместо этого пришлось еще достать спустя минуту из – под стола китайскую катану в мешке. Катана редкой красоты в мешке со звоном брякнулась о доски. Поутихли даже шальные бабы.
     - Какой он красавец… - шепнула одна из них и перекрестилась. Как и следовало ожидать, ей понравились локоны Архимага. Гвелд так глянул на женщину, что та поняла: место занято, и здесь нечего ловить в плане любовных утех и прочего.
     - Значит, я буду, по – вашему, уважаемый, кровью по ночам поить утопленниц?! Скорее всего, это ты их насытишь в озере, из того же места, да не кровушкой… Хочешь бой? Давай, иди сюда! Дай мне в лицо, и я пойду русалок кормить, или рыб, либо не мели чушь и просто убирайся отсюда! Раз нажрался, - вали к бабам! – после этих слов Энрике поправил русскую рубашку.
     А барин глядел на Гвелда такими глазами, словно тигра увидел. Бой на серпах на столе – это что – то из ряда вон. Это не петушатина и не медвежьи бои. Особенно ему стало любопытно, что же Гвелд за железку прячет в мешке.
     - Хорошо, что ты не видишь сей драки, моя милая… - произнес Архимаг и принял боевую стойку. Кто – то поднес ему водку, кою Василий с удовольствием выпил. – Настя, любимая, да не увидят крови твои очи…
     Мужик нанес удар первым, и поразился, с какой легкостью Василий отразил удар. Практически не глядя. Все ахнули. Руку просто вытянул, и все тут… Пьянчуга поразился реакции противника – ПОЛНЫЕ СПОКОЙСТВИЕ И БЕЗРАЗЛИЧИЕ. Но это еще больше и разозлило всех.
     - И что вы еще мне хотите показать, уважаемый? – улыбнулся в пробивающиеся усы Энрике. – Вы же мне в пра – пра – пра – пра – правнуки с неизвестной величиной годитесь, я постарше тебя, хоть и молод, как ни странно… - произнес он негромко. В ушах Гвелда и в голове заиграла музыка будущего вперемешку с кельтскими мотивами родного народа. Он вновь почувствовал себя тем молодым бесшабашным парнем, который напивался на пирах вздрыг и вообще, переворачивал столы, имел девок под столами по – всякому, не стесняясь никого… НО! Ничего этого кельтский воин не собирался делать. Он просто умело отразил удар. Удивив всех. А после достал китайскую катану и перешел на нее. Стояла абсолютная тишина среди присутствующих. После пошел бой… Энрике показал всего несколько приемов из монастыря Шаолинь, и достать его даже серпом при этом было просто невозможно. И после той драки после таких нерусских трюков и чудного оружия парня стали считать колдуном. Во время драки люди еще заметили на шее Василия огромный коготь Дракона, и пошептались о своем на этот счет. Впечатление новичок оставил сильное, и тем самым подставил под удар и Ивана, и жену его, и Анастасию. Не говоря уже о том, что мужик решил Энрике убить, и потому в трактире была разбита посуда, но не вся, а потом и народ, когда Архимаг начал пируэты в воздухе, стал с криками выбегать из заведения. Кончилось это тем, что Энрике выбил серп из рук озверевшего мужика, которому было невтерпеж устроить свальный грех. Как следует, от души, за оскорбление врезал, слушая после проклятия в свой адрес.
     - Значит, ты там что – то говорил про русалок, и мне про мою кровь?! Тебе их показать? Сейчас увидишь… Я итак прекрасно понял – я вызываю презрение и подозрение у многих. Давай мы поступим также с тобой, как ты сказал, чурбан неотесанный! – Гвелд поставил ногу между ног противника, улыбнувшись. Нет, он пинать туда не собирался, просто хотел как следует проучить гада. – Я понимаю, кто вы все и откуда… Убирайся!
     С разбитым лицом, с горящими глазами, мужик харкнул Василию на рубашку. Никогда его так не унижали и не побеждали! А тут какой – то молодой отрок взял и сделал… Василий даже бровью не повел. Лишь с каменным лицом посмотрел в глаза. Прекрасно зная, что этот человек хотел выслужиться перед барином, узнав с помощью придирки о Энрике все. А катана – тому подтверждение. Никогда в Российской Империи такого не видали, и потому впоследствии поползли слухи, будто Васька кого – то ограбил. Потом этот пьяница всем говорил, что этот парень не чтит ничего русского. Мужик после той драки ушел, пообещав отомстить. Но их разняли. А тогда Энрике сказал этому пьянице:
     - Русалки спят зимой подо льдом! Мне некуда кровь спускать! Свою, ну или твою…

     По снегу бегали взволнованные люди. Барин, понимая всю сложность процесса, приказал вечером спустить собак. Кровь после драки окрасила снег траурным цветом. И начинались серьезные неприятности. Настроение было испорчено. Про катану люди быстро рассказали друг – другу, посеяв между собой страх и подозрения. А так слово за слово… и Гвелда распорядились искать, дабы избавиться и обвинить еще в колдовстве. Потому как на то время в Российской Империи можно было исповедовать только ПРАВОСЛАВИЕ. За иноверие просто закапывали в землю по шею. Что многим очень не нравилось. Особенно страдали мусульмане и буддисты.
     Тучи начали сгущаться, и из разговора с Марфой было понятно, - вкусная жизнь это не навсегда. Особенно если это касается мужчин. Потому как молодость прошла, и все… Да еще эти кошмары по ночам. Марфа все – равно что – то скрывала от Инквизитора. Да и та сущность Гвелда, которая открылась во время драки, опозорила в первую очередь барина и его дружков. Что касается русалок, которые типа пили кровь мужиков по ночам, и отродясь не было их в таких местах. Горело чучело Масленицы на празднике, на площади, девки пели и плясали, народ жевал блины… Но тот инцидент запомнился надолго.
     А Настя… Она не видела, чем все закончилось – она, плача, убежала домой, и проплакала весь день. Ей стало страшно и за любимого, и за себя, и за родителей. Но тот пьяница не собирался так просто сдаваться и дальше…
     Неизвестно было, что решила в данной губернии делать Марфа, но было видно: несколько веков назад, еще будучи девушкой простой из бедной семьи, она прикипела к Гвелду. Но… все складывалось в этом плане совсем не в ее пользу. Молодость прошла, и Марфа, дабы дальше не становиться дряхлой старухой, остановила магией старение, и приобрела такой вид, в каком ее и встретил Гвелд на поле. Ворожея постарела, но все равно хотела своего. Да, она могла вернуть молодость, как в Эпоху Возрождения, но не сейчас. Ее манил этот древний юноша, который был ГОРАЗДО старше… И видела эта Иная, что НИЧЕГО хорошего с Настей не выйдет даже, что закончится их любовь трагедией для ВСЕХ. Ну и для барина особенно. Помрет Анастасия очень скоро, заколотят ее в гроб и похоронят. И не найдет тогда Архимаг покоя. Хотя… может быть, найдет себе на время утешение в виде кого – нибудь, да успокоится. А потом пошлет куда подальше, сказав: «ОДНУ ее люблю»! И не хотела Ворожея пока Энрике расстраивать. Потому как все равно он бы ей не поверил… Карты молчали о будущем Гвелда после Насти, выдавая невесть что. Не пришло время значит.
     Но Судьба и Боги распорядятся по – своему… В пользу парня – кельта. Он им всем потом еще спасибо скажет.
     После того погрома в трактире Гвелда стали ни на шутку бояться. Странный меч… Внешность скандинава. Для этих мест сие было ужасным, страшным. Греховным. Для менталитета жителей…
     Но единственные люди, которые не боялись Василия, были родители Насти и она сама. Которые жили в захолустье почти на окраине Губернии. А в захолустье – как в глухой деревне: куртку одел другую, которую не видели жители – все, ты гад… И куртка тоже… Не так понята ситуация, и либо прибьют перед этим облив отборной грязью, либо будут бояться… И вот, случилось.
     После предсказания Марфы тот барин объявил охоту на колдуна, а перед этим захотел он получить меч – кладенец… чтобы похвастаться. Да и на уме у него было еще одно – конкурента потенциальной невесты ликвидировать. Неважно как, но лишь бы мертвым привезли в телеге. Хотя была у него мысль, что парень не тот колдун, но тоже надо и его убрать куда подальше.
     Гвелд, слыша такие новости, смеялся над этим всем. Да чтобы его поймали – да не в жизнь! Потому что еще НИКТО за всю историю из людей НЕ СМОГ. И было ему очень интересно, и в то же время горько, что в Империи творится бардак. Не знал также Энрике, что само крепостное право отменят лет через шестьдесят – восемьдесят, и что привычный для всех мир просуществует сто лет с копейками. И затем раз и навсегда РУХНЕТ. Сгорит в огне Октябрьской Революции. Сны продолжали сниться кельту, и они становились все страшнее.
     Утешала его только любовь. И не мог Гвелд понять, Иная Анастасия на самом деле или человек. Правильно сказала Марфа, что в ней это все непонятно. Или полуиная… Это был какой – то странный знак. Похожий на свойство недозрелого яблока. Также была одна проблема: НИКОГДА не обвенчается он с ней. Им просто НЕ ДАДУТ. Ну если и обвенчается, то по обряду Словен. И то для такого шага Настю придется убедить, что язычество это не зверства вовсе, о которых говорят в веках, а просто религия прошлого… хотя нет, это была и не религия… а философия Природы. А чего бояться Природы, которая тебя окружает? И которая тебя родила в свое время так сказать? И по людским поверьям, ведьмак в храм войти не может. Да только эти поверья нагло врали, поскольку Гвелд спокойно заходил, и НИЧЕГО ему не было от этого. Не крутило, не ломало. И больше всего он хотел детей от Насти, сыновей, ну может еще и дочек, и чтобы их всех никто больше не трогал. Но, увы… По картам Таро не мог Архимаг гадать. Они ему не нужны были вовсе.
     Жизнь шла дальше, и также как все, Василий трудился наравне с крестьянами. Мучаясь в свободное время дома думами, а периодически, когда дома никого не было, просто снимал внутреннее напряжение со слезами на глазах. Он до безумия хотел возлюбленную, и слова его Марфе, что не ее дело, ЧТО он делает с ней в постели до венчания, были просто отмазкой. Не трогал он ее. Потому что жалел. Потому что она считала внебрачную близость блудом. И знал Гвелд, что если он ее обесчестит, то дверь вымажут дегтем, и не поймут ни родители, ни Настя, ни народ, что это вовсе не блуд был, а Любовь. Да и вообще, КТО бы проверял девку, невинна она или нет?! Мать? Вряд ли.
     Энрике держался с трудом, и много раз клял тот день, когда влюбился. Вдобавок не прикасался к женщине давно. Никто еще не осудил влюбленных. А здесь – совершенно другая страна, иные порядки, законы… Где в светском только обществе можно буквально ВСЕ, и ничего тебе за это не будет. Конечно, Энрике был не гусар с принципом: пока не поимею сто девиц, не женюсь! Он любил по – настоящему ОДНУ женщину, и больше не желал никогда ни с кем быть. Иногда Архимаг думал, что Ингрид умерла по замыслу Судьбы специально – путь для Настоящей Любви расчищен. Иначе и быть не может. Перекрыли неправильный путь, и все.
     И придется Василию все время, пока жива Анастасия, бродить невенчанным. Бобылем. И дети его будут незаконнорожденные. Байстрюки. А может, даже некрещеные. КТО станет их крестить при таком отце? Отце с ликом скандинава? Да ладно уж, со скандинавской внешностью! Люди просто дикие. Вот и весь сказ. Даже если барин Гвелда изловит, то ему это ОЧЕНЬ дорого обойдется – род вымрет. Шарахнет магией так, что и собирать будет нечего… А тронут любимую – будет еще хуже… для этого изверга.
     Первой красавицей Анастасия была, идеалом его грез, который сразил Энрике, как серп сечет колос. Так и пал, раз и навсегда, Архимаг Гвелд, к ногам обычной девушки. Забыв всех предыдущих. И в следующей жизни Насти эти двое будут вместе, уже без крестьян и барина… без всего, что им МЕШАЕТ. А сейчас просто ДРУГАЯ, НЕ ТА эпоха.
     И горько было для Энрике, что Настя когда – нибудь умрет, и от ее красы не останется и следа. Что будет она дряхлой старухой, у коей медленно поедет крыша от маразма. Что начнет она на людей с топором бросаться, думая, что те прошли мимо для того, чтобы дом спалить… Что и дети Архимага также состарятся и умрут, может быть, еще получив в наследство его сверхспособности… став магами или колдунами. И внуки тоже сойдут в могилу… И так будет всегда.
     Потому, каждый раз, вечером, когда оставались силы, Гвелд просто делал свои дела… плача при этом, горячие слезы жгли щеки и уши. КАК ему хотелось быть счастливым, иметь в этой избе много ребятишек, слышать в горнице или в сенях их смех заливистый. И семени Энрике ничего не оставалось, как умирать раз за разом… Создавалось впечатление, что это все – какой – то разгон вперед, черновик, проверка на прочность. И это умирающее семя, которое будет виновато в плане «блуда», нереальности быть на собственном венчании… чтобы на свадьбе Словен или Скандинавов Настя чувствовала себя плохой? Чтобы она чувствовала всю жизнь, что случилось нечто ужасное, не то, к чему она привыкла? Все было ПРОТИВ здравого смысла в тот раз. И это не на шутку настораживало. Словно Гвелда тренировали. И вообще, ЗАЧЕМ он эту страну выбрал? Чтобы поспокойнее было? Где даже его семени негде прижиться. В прямом смысле. Где оно просто гибнет раз за разом. И не дает плода.
     НЕ В ТО ВРЕМЯ.
     НЕ В ТУ ЭПОХУ.
     НЕ В ЭТОМ ГОСУДАРСТВЕ.
     И слезы, слезы, сплошные… Неостановимые… Когда даже магией не воспользуешься. Когда тебя, вполне безобидного парня (а парня ли?), боятся. А в лицо не могут сказать прямо. Проще трещать за спиной. А в лицо улыбаться. Проще гадости по свету разносить. И знал Гвелд, что у барина регулярно помирали молодые девки в родах. Некоторым было двенадцать – тринадцать лет. И никто им не помогал рожать. Если умирал ребенок, то девица на псарне кормила молоком щенков. Барин насиловал и убивал. Как Калигула. Насиловали девок и его пьяные дружки. Так что байстрюков было полным – полно. Они населяли в прошлом – от его отца – соседнюю деревню, и так случалось, что две деревни потом соседние породнялись. Фактически, большинство жителей Империи были друг – другу родней по крови. Дети барина своих матерей не знали. Все они с малолетства работали от зари до зари. А помещичий двор по воспроизводству населения тем временем работал, как безостановочный конвейер. Также он производил собак, лошадей, скот. Все сие было очень дико и страшно. Девку купили – считай, что похоронили заживо.
     Местный батюшка только руками разводил на жалобы родителей несчастных девиц. Все скрывалось, и когда приходила проверка, и даже если царь хотел разбираться со всем этим беспределом, ничего не находили. Говорил Святой Отец, что прав не было у крестьян вообще, чтобы дать отпор. Создавалось впечатление, что их калечили специально. 

 

     А Марфа (тогда ее звали Изольда – во Флоренции) еще с девического возраста на Архимага положила глаз. Во Флоренции, в 1450 – х годах, она жила впроголодь, промышляя гадалкой и танцовщицей на площадях и улицах. Ей было восемнадцать лет. Жила на краю города, в старом, полуразвалившемся сарае, где ютилось еще несколько человек, помимо нее. Перспектив у нее не было, и Изольда не знала, что ждет ее дальше в жизни. Иногда приходилось питаться хлебом, где кишели белые черви. Другого выхода просто не существовало – не было другой работы, а проституцией она и не думала заниматься. Пила протухшую воду. Спала на лавке. Черноволосая, худая, с горящими глазами, она напоминала Эсмеральду. Когда Изольда шла по улице, то девушку обходили стороной. Но ее не трогали тогда по одной причине: она еще в детстве научилась гадать на Таро, да и на обычных картах, да причем ТАК, что ВСЕ ее предсказания с УЖАСАЮЩЕЙ точностью сбывались. Несмотря на столь ЮНЫЙ возраст, она предсказывала ИДЕАЛЬНО. Некоторые ей не верили, некоторые еще начинали и больше спрашивать. Да и Инквизиция не дремала, и как – то раз Изольду схватили за руку на площади у храма. Кому – то ее гадания не понравились. Решили, что она ведьма, кою необходимо уничтожить. Схватил обычный человек, которому нужны были деньги, и продал ее Кардиналу. Естественно, за такую добычу денег мерзавцу заплатили много. Девушку начали пытать, да только на нее ничего не подействовало. Да и обычные допросы не дали результата. Но и за танцы ей хорошо платили. И знала Иная – за гадания на картах будет одно наказание – КОСТЕР. Она была Темная, но зла не делала. Это потом она стала творить непонятно что…
     А тем временем у Кардинала служил другой Иной, только Архимаг. И постарше он был на тысячу с лишним лет, и звали его Гвелд Кельтский. Естественно, что в человеческом мире паренька кельтского происхождения звали иначе. Да и он прекрасно шифровался. Этот парень не поощрял творения Инквизиции, считая это дикостью и зверством, потому как гибли абсолютно невинные люди. И не раз ему приходилось присутствовать на казни несчастных. И сделать он с этим НИЧЕГО не мог, поскольку СРАЗУ бы подозрение в колдовстве пало бы на него. Потушить костер взмахом руки – да ЗАПРОСТО, но НЕЛЬЗЯ. СКОЛЬКИХ он мог бы так спасти…
     У Кардинала паренек практически не занимался серьезными делами, а лишь разбирал архивы, находя при этом интересные бумаги, да и просто получал опыт, причем анализируя поведение католиков. И поражался, насколько темны они в плане знаний. Что готовы отправить на Смерть любого, кто говорит иначе, чем они. Разговоры Гвелда с Кардиналом были разные, в особенности о том, чему молодому послушнику нужно было научиться. Говорилось и о том, что ведьмы – самое ужасное, что можно себе представить. Самое худшее из всех зол, и их пачками необходимо уничтожать. Причем ВСЕХ. А то, что в стране стремительно падала рождаемость, НИКОГО не волновало. То, что гибли абсолютно НЕВИННЫЕ люди, Кардиналу было плевать. Наверное, среди всего этого двора Гвелд был ЕДИНСТВЕННЫМ, кто знал правду обо всех. Переть против Кардинала было просто невозможно, а иначе отправишься на Костер к праотцам, как обычный еретик.
     Тем временем Изольде вменили в вину, что она колдует при помощи карт. Конечно, она не знала о том, что она Темная. И она удивлялась тому, что ей стоит о чем подумать, и человек это произносил. Но это было только начало ее Иного пути. Тем временем Штаб Иных ее заметил. И давно хотел призвать к себе. Да и сны девушка хорошо растолковывала. В итоге она для начала была высечена кнутом. Позвали и Гвелда на это поглядеть. Он пришел. И вмиг понял, кто перед ним. И решил помочь несчастной. Обнаженную, ее секли так, что кровь летела на стены. Темная глядела на парня и молила спасти… так как почувствовала в нем свое… Иное… Нечто мощное, что явно превосходит стандарт…
     А выглядел Энрике так: огненные волосы (чисто для прикрытия окрасил Силой), за поясом пистолет, черное одеяние, крест на шее да плюс Звезда Давида на груди. И раньше Изольда видела этого юношу на площади, и он ей периодически монеты кидал, за танец в основном. И понравился он ей. Пожелала она как – то раз его соблазнить. Да не получилось: Архимаг это моментально просек и отшил недотрогу. Отразил ее чары, и послал холодно. Да и до этого Гвелд смеялся над тем, как при танце Изольда пыталась показать ему ноги. И жалел также Энрике эту несчастную ведьмочку, у коей в голове была жуткая каша. Гормональная каша. Также ходили слухи, что Святой Престол боится какого – то там юношу… На которого, по слухам, не действовало НИЧЕГО… - ни распятия, ни Святая Вода, ни молитвы… В народе стала гулять легенда, что тот, кто его сильно обидит, будет наказан до седьмого – десятого колена. Получался замкнутый круг – боялись Гвелда, да не видели его по сути… А он под носом ходил, улыбаясь. Иногда говорили, что если какая – нибудь ведьма увидит его в толпе во время казни, то будет спасена. И очень часто видели молодого католика у сожженного помоста, когда жгли ведьм, еретиков и колдунов. Сидя на корточках, он молча, длинными пальцами перебирая пепел и  обугленные кости, плакал. Сомкнув зубы. И понимала даже Изольда несправедливость этого мира.
     И спас Гвелд несчастную, когда огонь вспыхнул на помосте и стал касаться одежд, подняв руку и щелкнув пальцами… Он стоял рядом с Кардиналом. Заплаканная, Изольда с изумлением смотрела на своего освободителя, который подошел к ней, раскидал солому и дрова, взялся за цепи, и порвал, как гнилые нитки. Вся площадь ахнула и рухнула на колени, опасаясь худшего. И крикнул Энрике: «Видите?! Бог пощадил эту женщину, Кардинал отправил на Смерть безвинного человека! Бог потушил огонь! Ты свободна, Изольда. Пойдем… А тем, кто осудил несчастную, будет этот же костер! Выполнить»!
     Люди вытянули шеи и с испугом стали глядеть на Небо, думая, что Бог теперь каждого поразит молнией. Кардинал со страхом поглядел на судей, опасаясь худшего. А потом на своего ученика, который сурово поглядел на него.
     - Бог помиловал Изольду, я отпускаю ее! Твое место вместо нее! Ты отправил на Смерть просто так, потому что почудились простые рисунки вместо колдовства!
     - Святая Мария, Святая Мария, огонь потух сам! Богородица явилась к нам!
     Укутал Энрике Темную в свой плащ и повел к себе. Домой. Больше Изольду никто не трогал с тех пор.
    
     Тем временем барин ходил по комнате и в конце концов решил собрать мужиков, чтобы изловить и расправиться с магом, который, по слухам, лишит его как невесты потенциальной, так и потомства. Это все так выбесило его, что не хотелось спать ни днем, ни ночью. Ему очень хотелось голыми руками убить того незнакомца, причем самым жутким способом, и лишить всего дорогого – девушки да возможности размножаться. Оскопить полностью.
     После того разгрома на Масленице изверг думал, что же ему делать дальше. Этот меч у парнишки чудесный был, только что это за парень? Отобрать меч, найти парня, да выгнать. А того мага… на дыбу. А что касается умений – да ничего, хребет сломаем, ну или руки и ноги, и будет этот странный и ненормальный отрок на словах учить мужиков также, как и он, драться. Но сначала обоих собаками затравить – и все… Уж связанные и покусанные, они уже НИЧЕГО не смогут сделать. И тут засвербило под ложечкой… Захотелось выпить.
     - Ключница! Водки мне принеси!
     Сразу же в помещение вбежала молодая сенная девка, и поклонилась, ожидая худшего. Барин оглядел ее с головы до ног и промолвил, кашлянув:
     - Сегодня у меня будут друзья, и ты будешь им прислуживать, причем так, как я скажу. Возникла некоторая проблема, и я буду ее решать так, как привык. Чтобы водки хлебной было побольше, да чтобы глаза на пол не опускала!
     Девка сенная решила все – таки спросить, что, собственно говоря, случилось.
     - Барин, а что в Масленицу – то было? Вы вернулись, дрожа, злой – презлой… Говорили бабки, что погром был. Что какой – то отрок с мечом – кладенцом разрушил трактир. И мужика одного поломал. И что этот отрок страшен.
     Барин рассмеялся и улыбнулся.
     - Знаешь что, Маня, а ты очень болтлива, как я смотрю, и любопытна! Не ваше бабье дело, что там случилось и кто там пил, да подобных тебе имел! Мне неважно, сколько тебе лет, меня интересует, как обслуживаешь ты меня и друзей.
     Маня стыдливо опустила голову. Действительно, не ее дело болтать. При том, что болтливость что мужиков, что баб всегда считалась очень уж дурным тоном. И в рядах строго наказывалась. Ненавидел дворовых баб тот барин за длинный язык, да и отрезал он порой его – и то за дело, чтоб знали, почем трещать о чужом, да или отправлял на псарню кормить щенков, чтоб сплетен да утомления от бреда меньше было. Те же, кто не мог вообще жить без болтовни, сходили от такой жизни с ума, или же специально их насиловали дружки барина, причем до достижения результата – беременности. Либо просто лицо разбивали. И лишь у некоторых девок включались мозги, чтобы наконец – то понимать, что НЕЛЬЗЯ всем подряд рассказывать обо всем. Но было уже слишком поздно. Некоторых жизнь вообще НИЧЕМУ не учит, несмотря на удары Судьбы – как были дурами и дураками, так и оставались. Так и жил двор. И терпел, потому что там было положено. Но скоро этому придет конец.
     Барин выпил водки, ладонью вытер усы и бороду, и спустился вниз. Сел в кресло, долго курил трубку, думая, что же предпринять. Захотел он чудесную катану, да только он не знал, КАКИЕ в результате последствия от нее будут.
     И снова ключница принесла водки, а потом изверг попросил еще и еще. Нет, он не собирался напиваться, а просто стал думать. На столе перед ним на серебряном блюде красовалась жареная утка с кашей, с яблоками, подстреленная только вчера. Она напоминала о том, что все на этом свете можно получить просто так, и нифига тебе за это не будет.
     Он съел первую утку, после попросил курицу. Да посматривал на ружье, висящее на стене. Оно досталось барину еще давно, и хозяин любил это оружие за практичность, красоту и точность выстрела. За гибкий ствол и хорошие патроны. Иногда душегуб долго гладил оружие, как кошку. Именно из него он и решил пристрелить с одного выстрела того мага. День клонился к вечеру, и пора было решать вопрос по поводу убийства потенциального соперника. Если это тот странный парень, конечно.

     - И зачем ты нас сюда привел? – спросил некий Матвей, покуривая хороший табак. – Ты после того, как тот отрок разгромил все в трактире, сам не свой до сих пор.
     -  А я хочу его убить, - хмыкнул живодер. – Убить как паршивую собаку, чтобы не жил и больше не вылезал из своей норы! Загоню в угол и его же мечом прирежу.
     - Он что, провинился только тем, что тот злополучный трактир разнес? – Мужик, некий Иван, поднял брови. Не понимая ситуации. Девочки сегодня были обещаны, но, похоже, все это откладывается. – Ну подрались, двое сцепились, как два пса, ну и что такого? Кстати, скажу честно, тот непонятный отрок нехило морду пьянчуге разбил. Тот, как бабы и мужики говорили, как домой вернулся, так зубы и выхаркал.
     Барин расхохотался.
     - Ты что, думаешь, будто я этого не видел?! Что будто не знаю, как этот, теперь беззубый, ищет отрока, натачивая топор в своей избе? Могу и его позвать на охоту, чтобы он того непонятного сопляка, как свинью, разделал. – Он глянул на штоф водки, который был уже наполовину опустошен. Так, водки все равно было маловато. И, значит, надо больше. – Он не из наших, видно по его поведению. Плюс этот его меч, который ни днем, ни ночью мне покоя не дает.
     - И ради меча, получается, ради этой железки красивой надо парня до смерти гончими загнать. Ну что ж, сделать это вполне можно. Только куда потом его труп девать? Честной народ найдет, потом начнет батюшке рассказывать, жаловаться… Батюшка, естественно, найдет виноватых. Но только не нас. Скажет только: раз подох как собака – значит, был грешен, и грехи утянули к Лукавому.
     - Да кому этот бобыль вообще нужен?! Да получится, что не как собака, если, к примеру, горло ему вскрыть. Значит, убили. Дальше вопрос – а за что его убили? За то, что меч хороший имел, кому – то оружие приглянулось видимо. Вот и все. И еще можно, конечно, и коготь его с шеи снять, да ужас он наводит на меня. Такие даже медведи не имеют, он ГОРАЗДО больше! Словно с Ада принес, как будто Дьявола поборол и вот, как трофей забрал.
     - А кто его знает? Может, и видел он Лукавого, да молчит. А может быть и не коготь это а просто кость… КУДА только потом девать это мракобесие? Народ итак ополчился на отрока из – за этого когтя. – Зевнув, Матвей плеснул себе еще водки. – Коготь мы оставим себе, где ж еще в нашей Губернии отыщешь… Да вдобавок ТАКОГО зверья у нас отродясь не водилось.
     - А если парень выживет? – спросил Иван.
     Барин вытер усы и с интересом взглянул на него.
     - Да КОМУ он нужен будет, весь переломанный?! Сам помрет, да никто его и не защитит. А тех, кто его сокрывал, я выпорю кнутами! Небось, поганый язычник выискался, вот и шарится здесь почем зря! Обычная погань, которую нужно убивать, не щадя, и неважно, повенчан он или нет, есть дети или нет… Меня также не волнует, что у него могут быть мать и отец!
     Они принялись обсуждать план охоты и нападения на парня. Но, прежде всего, надо было выследить похожего, или его… Хотели даже батюшку подключить к делу, да передумали. А тем временем дымилась еда на блюдах и в тарелках, горели свечи в канделябрах восемнадцатого века, и запах пчелиного воска наполнял небольшое помещение, навевая мысли, что возьмут да прибьют… Маня иногда подносила то, что ее просили, при этом очень боялась расправы. Вдобавок до несчастных крепостных стало наконец доходить, что их господин умом нездоров. Потому как он стал также походить на Салтычиху да на Кровавую Графиню Батори, коя обожала девиц мучить, убивая их и выпуская из них кровь, а тела после бросали в лесу в ямы, заранее вырытые. Так и тут. Барин привязывал на морозе девок голых да издевался над ними как хотел, а после убивал. Трупы находили в лесу, но закопаны они были настолько хорошо, что собака вроде бы и чуяла человечину, да не понимала, где все это. Все стали валить на непонятного мага, который мол насилует поначалу жертв, а после, спуская кровь, убивает. Либо сами при родах помирают. Или от чего другого.
     И вот… Ели мясо мужики, водкой запивали, а что барин говорил, они не понимали. И плыла паутина над потолком, небрежно сорванная чьей – то брошенной шапкой. И иногда крепостные крестьяне натирали пол до блеска, который гости наследили ногами. То с конюшни, то просто со двора приходили мужики, готовя ружья, вилы, колуны… Начиналась небольшая война, направленная неграмотными людьми на безвинную личность, на ученого и философа… Чтобы просто ради своей забавы и неправильных выводов растерзать, разорвать в клочки.
     Паук, проснувшийся в конце зимы, от тепла, сжался испуганно в углу. Даже ОН понял, что намерения у людей дурные, и что тот парень вообще ни в чем не виноват. Насекомое не захотело разделить участь с Энрике, и просто принялось многочисленными глазками наблюдать, что же там такое происходит дальше. Где – то отыскал у себя в закормах засохшую еще осенью муху, и принялся ее грызть, думая о чем – то своем. Наверняка о том, чтобы не погибнуть под веником. Запах пчелиного воска возбуждал, и хотелось просто вылезти на белый свет, где летают белые пчелки. Может быть, это они производят воск, из коего делают странные палочки, которые тают под солнышком – огоньком? Однако, все равно надо было забиваться куда – подальше, до лучших времен, и опять спать, до поры, пока воздух не наполнится ароматом белых подснежников…
     А сейчас светлицу сотрясали крики пьяных мужиков, которые решили после убийства просто взять да ограбить избу, где живет Энрике. Один из них выблевал прямо на пол, не обращая ни на кого и ни на что внимания. По помещению понесся специфический аромат. Аромат разложения и деградации. Дальше все пошло еще хлеще.
     - А что ты с мечом будешь делать?
     - А ничего! Просто хочу его себе, только потому, что я, - это я, а этот – никто! Он просто юный неопытный дурак, который занимается непонятно чем и бесовщиной! Буду я вспоминать его предсмертный взгляд…
     За окном завыла метель. Сугробов намело столько, что дверь было не открыть. Кто – то подбросил дров в печь. Разговор был достаточно долгий. И будет решено, что сначала устроят разведку по селу, а после, когда выследят паренька, будут брать его тепленьким. После этого барин с дружками устроит обычную оргию с крестьянками, не думая о наказании.
     Но скоро Гвелд нашел сам того изверга и устроил ему неделю веселого и интересного похода в лес.


                - 6 –


     … Солнце ярко светило в окно. Будто и не было той метели. Снега намело немеряно, и не выйти было на улицу, но все равно душу грело то, что рядышком, за стенкой, спит юная красавица. Мать Анастасии что – то варила в печи, и запах мяса – козлятины – постепенно заполнял помещение. Козла забили два дня назад, колом, быстро и умело, так как нечего почти было есть. Надвигались морозы, и также нужно было заготавливать побольше хвороста и дров. И для этого нужно было просто отправиться в лес неподалеку и все сделать. И на этот счет Гвелд был всегда готов, главное чтобы силы оставались. Вдобавок, погода позволяла. Да и зверья поблизости пока что нет. А то иногда волки воют по ночам, а то и днем тоже. Либо от голода, либо еще от чего – то там. А теперь…
     Теперь начиналось все очень интересно… И понадобится помощь. Особенно после того, как разнесся слух, что готовится облава. Другой вопрос, КОГДА это все будет.
     Морозный, свежий воздух бодрил, давая оптимизм. Хрустел снег под ногами. Хотя самого оптимизма на самом деле было ноль, вот так. Поскольку после той бойни в Масленицу понеслась родимая… И теперь, если Василия кто опознает, - начнется самое настоящее веселье в кавычках. И УЖЕ опознали. И даже вычислили, выглядели место, где он живет. И теперь придется защищать не только себя, но и своих близких. Постарались «добрые» дикие люди. Ради собственной выгоды. Особенно малые дети, которые всем все расскажут, если попросить, - что надо и что не надо. Что называется, нашли, кого отправлять на разведку. Выглядело это довольно нелепо сначала, но потом стало всех настораживать, кто проживал в избе, что детей на окраине стало достаточно много. Больше, чем обычно. Быстро Гвелд прочел их мысли, и все понял.
     Что малолетние байстрюки выслужиться хотят. И посмеялся, с горечью думая: «Насколько же наивны дети, что им можно что угодно внушить… И это очень печально. Ну ничего, ваш гнусный родитель скоро сдохнет, как крыса корабельная, уж я об этом позабочусь»!
     Снег хрустел под теплыми валенками, и с каждым шагом было видно: сугробы становятся все глубже и глубже. Зима у этом году выдалась снежная. Это было как раз на руку в данный момент. Раз разгорелся такой сыр – бор.
     В лесу Гвелд набрал хвороста, забросил связки на сани, а после принялся колоть дрова, которые сам и нарубил. Закончив работу, он ухмыльнулся. Ох нарвался барин на проблемы, нехило нарвался, на матерого Архимага, и теперь будет ему очень даже весело.
     Отогнав лошадь с санями к селу, он снова отправился в лес. Животное было смирное и послушное, и потому смиренно дожидалось хозяина.
     А Энрике забрался в самую глушь, присвистнул, а после завыл, как настоящий волк. Спустя некоторое время из – за деревьев вышел черный, громадный волчище, с голубыми глазами. Гвелд поднял руку, и животное подошло к нему, чувствуя благодать Природы и Силу. Волк поднял морду и лизнул Архимагу руку. Кельт погладил его за ушами, и по спине, хищно улыбаясь. Поднял руку во второй раз, и завыли волки вокруг. Навскидку их было две сотни, не меньше. Они слышали Голос Архимага, и вожак так сказать тоже подавал им импульсы. Улыбался хищно Энрике, совсем как Темный, предвкушая наживу. И то, ЧТО потом будет.
     - Мне нужна сейчас твоя помощь, вожак стаи. Зло замыслили против меня. Что я мол очень опасен. Что убить хотят меня. Да и вас также будут стрелять, серые братья. Помогите мне, благородные волки. Скоро в этот лес придут люди, ища меня. Даже по ночам. Делайте с ними что пожелаете, они все злы и алчны. Защитите меня и мою любимую! Барин – тот, кто придет в лес сюда – очень злой. И он никого не жалеет. Даже детей малых. Его необходимо покалечить как следует, до полусмерти покусать, а остальных, кто с ним придет, убить. За ваших загубленных волчат. И за меня. – Он встал на одно колено и поглядел вожаку в его ясные глаза. Волк как бы улыбнулся, все прекрасно понимая.
     Да, он все сделает как надо, выполнит… разорвет в клочья, и будет доволен. Зверь преданно смотрел в глаза Гвелда и урчал, словно сытый кот. Энрике пальцами гладил длинную, жесткую шерсть, она была довольно плотна, красива и необычна. Вожак положил на колени Архимага свою огромную голову и лизнул его в щеку.
     - Я никогда не обижал ваше племя. И вы меня не обижали. Собери всех своих сыновей и братьев, и делай с моими врагами все, что хочешь. Я щедро отблагодарю тебя, принесу мяса и прочего.
     Вожак принялся и дальше лизать руки Энрике, присоединились к нему и другие волки. Они сели вокруг и завыли в знак одобрения. Гвелд улыбался, потом встал, погладил каждого по голове и рассмеялся. Дико и страшно, прямо как в далекой юности, когда ему было всего пятнадцать – девятнадцать лет.
     - Не получишь ты, тиран, ни меня, ни мою Анастасию! Скажешь еще спасибо мне за то, что я медведей не позвал! А я МОГУ! Но это будет так скучно и быстро… Медведей на площади водят на цепи, этого мы уже насмотрелись до рвоты, я мог также и по курятникам пройтись, набрать самых драчливых петухов, да и натравить. И пока моя магия действует на животных, ты их даже из ружья не убьешь! Они бессмертны! До того момента, когда я сниму заклятие. Будут иметь тебя в жопу, петухи например, клювом, яйца твои постылые расклюют, чтобы у тебя, сволочь,  никогда продолжения рода не было… Ты же вроде там хвастался, что мне серпом уд срамной отрежешь! Только… - Он согнулся пополам от смеха, - мой уд ГОРАЗДО живее и здоровее твоего! Ты только блудных девок имеешь, да невинных девочек, которым порой лет пятнадцать! Если тебе его не откусят мои волки, я лично тебя, изверг, за уд и яйца притащу, в Губернию, и тогда будем разговаривать… - У Энрике слезы от смеха наворачивались, катились градом, - у этого урода и зверя была идеальная жена, да мало ее ему стало, поливать начал беднягу грязью и заявил ей, что она не годится как мать, что ему лучше будет найти пять баб мясистых, и несколько стройных лучше подать, что оприходует он их, и будет четыре сыночка и лапочка дочка… Или лучше несколько дочек. Родила от него, бедная, да дитя не увидела: померла родами. Ничего, скоро тебе детей нечем делать будет. И это только начало! Страшный ты, весом под сто двадцать килограммов, вечно пьяный, любящий пороть до смерти крестьян во дворе! – Но про умершую жену Гвелд сказал спокойно, сочувствуя несчастной женщине.
     И волки завыли снова. Своей, лесной музыкой. И прекрасно знал Энрике, что барин имеет низкий уровень развития, раз выбрал распутную жизнь да тиранию. И с ним пора бы заканчивать уже. Ну, когда – нибудь.
     Мучил этот изверг слабых – теперь его шутки закончились, и пора его проучить тем же способом. Только теперь охота будет на него, а не на Энрике. Волки били снег хвостами, рыли его лапами. Они были готовы прямо сейчас налететь на барский двор и порвать там ВСЕХ. Всех, на кого укажет Василий – Энрике, только Гвелду этого показалось мало. Это все походило на древние разборки, - стенка на стенку, а после такое повторилось и через двести лет, - когда развалился СССР, и братва рвала друг – друга в клочья.
     В этот день Гвелд вернулся домой несколько позже обычного. Сурово, с каменным лицом, он быстро прошел в избу. Кинул собачью шапку в сторону печки и сел за стол.
     - Дрова через час раскидаю в поленницу. – Сухо сказал он Ивану, который вышел, услышав, как тяжелая дверь хлопнула. Мужик сразу поспешил узнать, что же там такое случилось. Солнце уже клонилось к вечеру. И небо окрасилось в яркие малиновые, оранжевые, желтые, темно – голубые цвета, они растеклись полосами по небу. Снег посинел и добавлял красок в пейзаж, а неподалеку синел – чернел лес. Где – то в поле старый лис бежал по полю, выискивая добычу. Но даже от такой красоты на душе было не легче.
     Когда вдалеке раздался протяжный колокольный звон, душа сразу попросилась куда – то вдаль. В покой, где никто не будет выяснять, кто есть кто. Где не станет тебя осуждать дикий местный люд, кто там колдун, а кто человек православный. Да и эта дикая котовасия порядком надоела. Ну СКОЛЬКО можно считать обычного заезжего молодца неизвестно кем из – за невежества собственного?! Спросили бы лучше просто в лоб, - а ОТКУДА у тебя этот коготь, откуда этот сказочный меч? Сказал бы спокойно, - из далекой страны, где в детстве был… Ну не мог же Гвелд сказать, что ему почти две тысячи лет! Ему бы просто НЕ ПОВЕРИЛИ и посчитали бы за бесноватого – сумасшедшего. Вот и все.
     Гвелду было ОЧЕНЬ тяжко жить здесь, из – за дикости людей из этих мест. НАСТОЛЬКО был дик народ. Все как кролики перед удавом, нет, чтобы взять и как следует вдарить извергу. Причина – деревенский менталитет. Такой, что его даже ломом не перешибешь. А отправляться в Москву или Петербург очень не хотелось, - там все вылизано, непривычно, как натертый паркет, все настолько искусственно… Да только проституток там среди обычных девок очень много, а если в окружении появляется поэт или писатель, - все, начинается повальная очередь к нему в кровать. Часто на этот шаг шли девки из бедных семей, чтобы прокормить родителей или младших братьев и сестре. Иногда родители сами их продавали. Ну, были там и публичные дома, и геи были. И девицы публично зарабатывали, вытирая слезы. Детей – то рождалось очень много, и всех прокормить было просто нереально. Особенно девочек. Но иногда было, что и парней было много, четырнадцать – двадцать… И ни одной души женского пола.
     Лет через сто с лишним все это закончится, также как и количество детей в таких крестьянских семьях. И все потомство это будет принимать участие в Октябрьской Революции, и будет перестреляно коммунистами. Расстрелами, мором, войной выкосят всех… и больше НЕ БУДЕТ столько рождаться… Почему – большой вопрос. Полетят головы только так. ВСЕ нажитое за века пойдет прахом.
     Сидел Гвелд, а рядом стоял Иван, и на его лице была глубокая скорбь. И вот он произнес такие слова:
     - СНИМИ ты наконец этот странный коготь с шеи, люди боятся его. И негоже хри…
     И тут нервы Василия не выдержали такого пилежа мозгов:
     - А МНЕ ПЛЕВАТЬ! – взорвался кельт, вконец потеряв терпение. – Мне это досталось ДАВНО, и я не собираюсь эту вещь снимать, кто бы что ни говорил! – Энрике со всего маху треснул кулаком по столу. Удар отразился эхом от стены. – Не обижайся, Иван, но если я скажу тебе то же самое про крест православный, - тебе бы это понравилось?! Если ты считаешь, что я действительно лютый враг, можешь выгнать меня прямо сейчас, я не пропаду! – Гвелд развернулся вполуоборота, и сурово посмотрел на простого мужика. Тот пошатнулся от ТАКОГО взгляда. Перекрестился. А Архимаг сглотнул слюну, его кадык шевельнулся туда – сюда и замер.
     - Я НИКОГДА не осуждаю тех, кто не похож на других. А ты, взрослый мужик, Иван, как увидел нечто новое для себя, так сразу: то плохо, это плохо, грешно и прочее! Мой коготь плохой, мой меч плохой! Чего ж твоя жена, ты и дочь тогда приютили меня, в тот день, когда Анастасия едва не утопла в озере?! Про меня, знаешь, уже слухи пошли, что я якобы колдун страшный! Какие же вы все дикие и темные тут… - Энрике достал из своей светлицы катану и обнажил за секунду. – СМОТРИ! ЧТО ТУТ СТРАШНОГО И ГРЕШНОГО?! ЭТО ЖЕ ОБЫЧНЫЙ МЕЧ!
     Иван понял, что Гвелд надолго завелся.
     - Но он странный для наших мест, Василий. Никогда и никто такие клинки здесь не ковал… - пробормотал Иван, побледнев. Меч действительно был шикарен.
     - Не выковали у вас в Империи такое, и не смогут, но это не значит, что ВСЕ, что отличается от вашего понятия мира и мировоззрения, надо в проделки Лукавого заносить, и орать по селу, что так и есть!!! Ну видели и видели, меня с мечом таким, удивились. А я, между прочим, могу обучить красивой технике боя своих будущих детей, или тех, кто захочет. Но вам это дико все, и наплевать на хорошее. Потому что вы ВСЕ больше ничего в жизни, кроме своей Губернии, и не видели! Оттого и дикость такая в вас всех. Постыдились бы своего невежества, Мир не ограничивается одной Губернией!
     Иван слушал все это, и бледнел все больше и больше. Гвелд попал ему в больное место. И сказать простому мужчине было просто нечего. Одновременно он не понимал, ОТКУДА в столь юном отроке взялось столько МУДРОСТИ. Да и глаза Василия показались ему СЛИШКОМ взрослыми для своих лет. Они смотрели на Ивана спокойно, но очень строго. Казалось, не юноша сидел двадцати лет, а мужчина почтенных лет, к которому вернулась непонятным образом молодость. Большие зрачки, очень правильная форма радужки, глаза – цвета васильков в поле, или озер горных в ясный день… И ОЧЕНЬ небольшие, пробивающиеся усики. Отсутствие бороды… Почему он без бороды? Ведь русские мужики тут обычно не бреются. А этот…
     Проглядывал через рубашку и расстегнутую шубу исполинский коготь. Вместе с серебряным крестом. ОЧЕНЬ теперь все складывалось странно. Коготь, меч… И эти длинные, золотые волосы древнего цвета, кои на концах свиваются в тяжелые кольца… Тяжелый, серебряный крест с Христом небольших размеров выглядывал из – за горловины рубашки. И не понимал все равно Иван, КАК можно носить эти две совершенно разные вещи вместе.
     - Почему ты носишь и коготь, и крест рядом? Никто так не делает из наших!
     Гвелд чуть не заорал, но сдержался, потому как понял – объяснять без толку.
     - А ты на охоту ходишь в лес на зверье? И не хотел бы ты разве коготь медведя или орла себе на цепочку повесить? Странный ты. – ответил крепостному Гвелд. – Я сегодня даже вашего коровьего молока не хочу пить. Из – за твоих обидных слов. Ты оскорбил меня очень сильно. Просьбой снять коготь! Я коготь этот НИКОГДА не сниму! ЗНАЙ об этом, даже если мою голову на плаху положат!
     - Да я же хотел только лучше сделать! – пытался оправдаться Иван, поняв, что сболтнул лишнего. – Люди косятся теперь и крестятся.
     - И ЧТО С ТОГО?! – возразил Василий. – Мне – то ЧТО? Они все при этом на меня с вилами набрасываться будут? У нас тут появилась проблема, которую я без вас всех буду решать. Ежели я вам противен до ТАКОЙ степени только из – за того, что ношу коготь как память, - можете вообще меня выгнать! Ничего, не пропаду, в лесу жил и не помер.
     - Никто тебя не собирается выгонять, Васька! – всплеснул руками хозяин избы. – Да неужели нельзя просто не привлекать ТАК к себе внимание?!
     И тут Энрике потерял терпение – он понял что разговаривает со стенкой. Его не слышали и не хотели слышать.
     - НЕЛЬЗЯ, ПОНЯЛ?! И плевать мне, что там кто думает! Тут кстати дети стали часто забегать к нам во двор, и на меня как на чудище пальцем тыкать! Мне этот балаган ОЧЕНЬ надоел! Дикие вы все как звери, боитесь всего нового. И пора с этим заканчивать. Вот у вас на окраине вообще ведьма живет, и что – то никто и пальцем не пошевельнул, чтобы узнать, чем она занимается! А как я появился тут, так все, сразу гад, плохой и прочее и прочее, и прочее… Знаете, нехорошо честного человека обвинять в том, чего он вообще не совершал! Еще православные! Но здесь, похоже, всем ПЛЕВАТЬ на это – судят, не разобравшись! – Энрике плюнул на пол. – Может мой плевок это яд, а? Возьми и проверь! Раз умный!
     - Василий, успокойся, ради Бога!
     - Не поминай Бога лишний раз, иначе потом не допросишься у него помощи в серьезных делах. – отрезал Архимаг. И этим заткнул собеседника.
     - Я вот что хочу добавить… раз ты у нас пока что живешь. Настя очень переживает за тебя, весь день плачет сегодня.
     - Люди здесь по невежеству своему и ошибке объявили на меня охоту. И я люблю вашу дочь. Но на ней жениться мне все равно местные люди не дадут. Они посчитают, что я поганый, и откажут. – Гвелд пошел в сторону сеней и убрал катану подальше от испуганного взгляда Ивана. – Ему стало уже все равно на все и на всех.
     Слова про любовь сбили Ивана с толку. Выдать красавицу дочь замуж за парня, который с лошади упал и головой ушибся… Зачем вообще это надо? Может он сумасшедший? Ну если допустим и так, то он еще с ума сойдет окончательно, и начнется череда несчастий. Этого крестьянин как раз и боялся, хоть и уважал молодого работягу. Еще дочь обесчестит. Но не пьет и табака не курит. Относился хозяин к Гвелду с некоторым страхом, даже с ужасом суеверным, да только не хотел его ум понимать, что Василий – то нормальный, он просто ДРУГОЙ.
     У крепостного задрожали губы. С одной стороны, давно он хотел выдать дочку за достойного человека, потому как краше Насти никого здесь не было из девок. С другой стороны, Анастасия была с непростым характером да с античной фигурой, как у нимфы или Венеры Милосской. А такая худоба очень не приветствовалась. Девка с ней считалась больной и не способна была, по тому времени, детей рожать, да и работать тоже. Вот почему Анастасию никто в жены и не брал. А вот то, что при зачатии гены ДНК так легли, в красивую внешность и остальное, НИКТО еще не знал вообще. Такое невежество тех времен сгубило жизнь многим девкам, которые закончили свои дни в монастырях и в публичных домах. Брали же замуж раскормленных, полных, а худышек продавали барину на потеху. Потому как боялись за потомство – что будет хилое оно или помрет. А зря…
     Молчал, молчал Иван под взглядом Гвелда, который сидел на деревянной лавке и смотрел ему в глаза с укором. И с отчаянием. И не мог не признать мужик, что этот юноша прекрасней всех, кого он встречал в жизни.
     Да и парней, которые приходили свататься, Настя отправляла восвояси. Тем дуракам нужно было не заботиться впоследствии о жене, а властвовать, бить ее, и чтобы молчала и не пикнула при этом. Так большинство и жило. Сватался и первый парень в Губернии, но и его девушка жестко прочь отослала. До этого этот местный ловелас попортил кучу девок, а когда увидел Настю, просто очумел. Увидел в храме в воскресенье на утренней службе, и все… Всем мужикам потом сказал, что его девка будет. Те были уверены, - так и станет. А после того, как красавица его попросту послала, гаденыш рассказывал, утирая сопли, что теперь в его душеньке травма. Потому как еще НИКТО ему не отказывал. Что Настя была пределом его мечтаний. А потом появился Гвелд, и все… Только Гвелд никого не портил, а ходил с каменным лицом. Ему было плевать на местных девок, которые на него глаза таращили. И полюбили Настя и Гвелд друг – друга.
     Навсегда.
     - То есть, ты любишь мою дочь… И не можешь жить без нее. Если я…
     - Что «если ты»? – спокойно спросил Энрике.
     - Если я с матушкой дам свое благословление на брак, то ты женишься на моей дочери. А может, и не женишься, потому что народ тебя боится. Я не смогу его переубедить. На семью падет позор. Иначе и меня народ начнет считать соучастником. А Настя тогда в таком случае НИКОГДА ни с кем не обвенчается. КТО возьмет девку, которая жила с тобой?! А вот работник в помощь мне нужен. Оставайся как работник.
     Гвелд стиснул зубы. И губы. Он все понял. Что тут все, шансов нет, стена глухая. Как работник значит…
     - То есть, даже батюшка нас не обвенчает? Нигде в Империи разве?! – опешил он.
     - НИГДЕ. – Иван покачал головой.
     - Добудь сначала доказательства, что якобы я колдун, а потом твои люди пускай извинятся за свое невежество! Хороший ты мужик, да многое не знаешь. В мире не только яблоки растут, но и лимоны, апельсины и ананасы. И не только раки в реках ползают, но и омары, и даже акулы есть в морях! Нигде видите ли меня не обвенчают! Это еще мы поглядим!
     Гвелд резко встал и вышел в гневе, хлопнув дверью. И заплакал в сенях, горько и тяжело. Вот что бывает, когда ты просвещеннее и умнее других для своего времени. Оперся рукой и зарыдал. Да, что – то НЕПОНЯТНОЕ НЕ ДАВАЛО ему жениться. Он чувствовал себя в обществе круглых неучей и дураков. Как будто сам Господь не давал сие действо осуществить.
     - Ненавижу… Ненавижу! Вас всех женят и выдают замуж так, словно это товар на рынке! И всем все равно! Да как так можно?! А влюбленных клеймят позором, словно это блуд какой – то! ДИКОСТЬ! И правильно делают влюбленные, что сбегают… Или все должны травиться в склепах, как Ромео, и закалываться после кинжалом, как дурочка Джульетта?! Нет, спасибо! Хоть волком вой от такой жизни… Морального рабства и слепоты гашения разума…
     Неизвестно, сколько прошло времени. Дрова были вывалены во дворе с саней, лошади накормлены и отведены в стойло. КАК это при нервном срыве сделал Гвелд, он и сам не понял. Ему было НАСТОЛЬКО плохо, что хотелось просто взять и уничтожить весь этот дикий распорядок. Его опасения раз за разом оправдывались. Причем полностью. Не успокаивал даже запах дубовых венков в сенях, которые были заботливо заготовлены для бани на зиму.
     Анастасия услышала хлопок двери и увидела, как Энрике вошел в избу, и следом за ним вошел отец. Дальше мужчины долго о чем – то говорили, после еще два хлопка дверью, - и рыдания возлюбленного в сенях. Что мог сказать такого ему отец? Она и не слышала. Но, видимо, что – то очень обидное и серьезное, или выгнал вообще?
     Она просто пекла блины и думала о своем. По избе разносился упоительный аромат. Масленица давно прошла, но из – за того, что девице сказала Марфа, было очень не по – себе. Так что Анастасия просто решила сделать себе маленький праздник. Блины получались средней аккуратности, то ли от нервных переживаний рука дрожала, то ли тесто такое получилось. Исподнее платье грело фигуру, а обычное было так, для красоты. И, наконец, не выдержав, и дожарив последний блин, девушка нашла Василия в бане.
     При зажженной лучине, в полумраке, он сидел в валенках и в тулупе, в заячьей шапке, обхватив руками голову. Тулуп был расстегнут, и проглядывала льняная русская рубаха. Девушка сначала боязливо стояла на пороге, потирая руки, не зная, что и спросить. На ее лице была маска страха.
     - Я не хочу блинов. – коротко и сурово сказал Гвелд.
     - Василий, что там случилось? Расскажи мне. Что батюшка такого тебе наговорил? – Настя уже начала терять терпение.
     - Да ничего! Барин озверел вконец. И меня в краже обвиняют. Хотят найти да собаками затравить. Буду разбираться. Остальное говорить не стану. – Гвелд стащил с себя шапку, и стиснул зубы, опустив голову. Горько ему было, невыносимо горько. – Когда – нибудь ты, надеюсь, поймешь, НАСКОЛЬКО народ здесь дик. Я живу и каждый раз ужасаюсь реальности этих мест! С вами всеми обращаются как с вещами, а вы ничего и сделать даже не можете! ПО – ЧЕ – МУ?! – Он со слезами на глазах РЕЗКО повернул голову к возлюбленной. – ПОЧЕМУ вы не можете дать отпор этому извергу сами?! Все чуда ждете?! Так вот, чудес здесь НЕ БУДЕТ!
     Настя только плечами пожала:
     - Таким Мир создал Господь. Мы НИЧЕГО не сможем поделать.
     Началось опять двадцать пять… Василий разочарованно повернул голову в сторону. Она НЕ ПОНИМАЕТ, что порядки в Мире создают ЛЮДИ, и портят жизнь и общество ЛЮДИ. Ей НЕРЕАЛЬНО было растолковать положение вещей. Не поймет.
     - Ладно… А САМИ вы делали хоть что – нибудь, чтобы вас прекратили мучить, как скотов?! Меня обвинили в том, что я коня и щенка барина увел! КАК?! КАК я мог это сделать, находясь здесь?!
     Настя подошла ближе и обняла Архимага. Она переживала, по виду это чувствовалось. А тому, казалось, до этого и дела не было. Мысли заняты были совсем другим.
     - Если твои родители скажут мне, чтобы я ушел, - пожалуйста! Уйду. Мне давно все понятно. Вы не видите ничего перед собственными глазами.
     Настя побледнела.
     - Выгонят?!
     - Могут. Чтобы отвести от себя подозрения. Если что пойдет не так. А ты что в этом случае будешь делать?
     - Я не знаю…
     - Подневольная… Нам не даст пожениться народ, это я точно знаю. Больше не спрашивай ничего. – Он обнял Настю и поцеловал в губы. Его рука скользнула по ее спине, дошла до поясницы… Вдобавок он намотал крепко длинную косу на руку. Девушка и не сопротивлялась. Потом она просто потрясла любимого за плечо, и закрыла дверь на засов. В бане недавно мылись, и она еще не остыла. А потом девица с мольбой посмотрела на парня.
     Тот все понял.
     Понял, ЧТО она хочет.
     - Хоть здесь и есть лавки и солома, ну или просто теплый пол… В таком состоянии, как сейчас, я НЕ МОГУ взять тебя, несмотря на то, что люблю! Хотя я ОЧЕНЬ тебя возжелал сейчас. – произнес огорошенный Гвелд. Он резко отошел в сторону, пораженный таким поведением. – Да ты что, с ума сошла?!
     Глаза Насти были одновременно в слезах и в неописуемом восторге.
     - Раз уж мой отец тебя гонит… - начала она. – это лучше, чем век в девках вековать! Не пойду я за другого никогда! ПОЗНАЙ МЕНЯ!
     Гвелд поглядел на нее как на сумасшедшую.
     - Ты… ты… - у него дрожали губы. Руки тоже. Одно дело, что ОН ее желает, но чтобы Анастасия САМА об этом просила, - такого еще не было. Дождался называется. Выбрала место самое хорошее – баня… Девичий жест.
     - Что – то мне блинов захотелось… - спокойно сказал Гвелд, упав на лавку. Выглядел он как Ди Каприо в «Титанике» перед обнаженной Кейт Уинслет. А девушка так и сделала, сбросив с себя одежды. ТАКОГО поворота Энрике не ожидал. Он просто хлопал глазами, думая, что делать дальше.
     - Ты же специально хочешь это сделать, чтобы стать порченой! И что, на прощание решила меня отлюбить, чтобы было, что вспомнить? Это ОЧЕНЬ глупо и наивно с твоей стороны. Я не трону тебя. Ну нельзя так делать!
     - Я не могу жить без тебя, любимый мой… - по щеке Насти вновь покатилась слеза, а взгляд превратился в одержимый. – Я НИКОГО больше не полюблю! Вдобавок ты мне сам сказал, что венчания не будет. И помру я девкой.
     У Архимага отпала челюсть. ПЕРВЫЙ раз он не знал, что делать в такой ситуации.
     - Ты пойми меня правильно… НЕЛЬЗЯ строить любовь только на телесном понятии. Вот ты передо мной стоишь нагая… и ждешь. Когда я накинусь зверем. А я этого не сделаю. Я не изверг.
     - Но ты же уже видел меня нагой, значит, теперь я тебе жена. – Толстая коса девицы блестела при свете лучин, которые Василий успел зажечь. Свечи бы при таком тепле расплавились.
     - С чего это ты так решила? Да, я ХОЧУ на тебе ЖЕНИТЬСЯ, но не так, а по – человечески. Как делается – с благословения. А его и не было. Единственное, что я могу сейчас с тобой сделать, это… - Энрике резко встал, подошел и обнял недотрогу. Он безумно хотел ее, но не мог просто взять и сорваться. Рано еще было давать волю чувствам и телу. Он просто гладил крестьянку по спине и наслаждался этим. А потом просто лег с ней на лавку в чем был, и прижал к себе.
     - Чего ты хочешь от меня? Ты же НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ и НЕ УМЕЕШЬ в плане познания мужского тела. НИЧЕГО. И что ты, Настенька, собралась со мной делать? Целоваться – обниматься? Мне этого МАЛО будет, я мужчина.
     Вопрос поставил неопытную девушку в тупик. Она глаза вытаращила.
     - Чувствовать меня, как мужчину, угадывать, где мне приятно, а где нет… Уметь ласкать, гладить… Ведь это не стирать – гладить и хорохориться. Это СОВСЕМ другое. Это ты все умеешь? Или только я должен любовью заниматься с тобой, а не ты со мной? Я ОДИН должен все делать? Ты же не полено!
     После этих слов девка поняла, что сделала глупость несусветную. Зарделась румянцем.
     - Или ты хочешь, чтобы кто – то после венчания в первую ночь брака тебя бил, или говорил: «Ляг на спину и молчи»? А ведь так и будет. И все получится грубо и очень больно. Причем настолько больно, что пару дней не будешь ходить. Да ты сама подумай: КТО твою честь будет проверять? Отец? Мать? Люди?
     - Можно только после венчания в постель ложиться, а до венчания это блуд. Но я люблю тебя! – голосила девушка. Энрике понимал, - у нее в кровь хлынула животная страсть, как и у него в свое время. Прижимая к себе возлюбленную, он просто ее гладил. Постепенно опуская руку все ниже. Со спины рука перешла на талию, оттуда на колени. Аромат женского тела пьянил, хотя непонятно, что это было на самом деле, - пот или сама девушка так возбудилась.
     - Ты очень многого не знаешь. И скоро нам будет очень неспокойно жить. Узнаешь. А потом… - Он не выдержал и жадно стал целовать ее косу. Измученный воздержанием, он решил позволить себе хоть какую – то половую радость. А потом просто ласкал губами шею, осторожно поглаживая по бокам, и Настя и боялась, и хотела этих странных ощущений. Но вот когда Гвелд случайно задел ее грудь – Настя замерла. Грудь спокойно поместилась в его руке, при этом зубы коснулись ключицы. Он ласкал грудь, плечи, руки, спину… В голове нехило загудело, но Гвелду все было мало. Большего он не позволял себе, хотя и хотел. Она попросила, - что ж, просто поступил сначала как настоящий мужчина, - отказал. А теперь вот, гладит. Большего она не поймет и шарахнется. Успокаивает. На грани секса балансируя. ОЧЕНЬ он хотел поласкать Настю и по – другому, голова горела… а ей, похоже, все понравилось. Губы ее стали пунцовыми, щеки порозовели. И тут Энрике как громом поразило.
     - Твои отец и мать тебя не хватятся?! – Это изначально следовало бы спросить.
     - Нет. Они уже спят. Когда я пекла блины, они ложились.
     - Запомни: я тебя поласкаю, но НЕ ТРОНУ и честь не заберу. НИКОМУ кроме меня ты больше не достанешься. Поэтому я ИМЕЮ ПРАВО на ласку. Да и тебе это нравится, я смотрю. Мне продолжить? Я давно к девушке не прикасался. И не был плох. Но я не буду этого делать. Только потому, что…
     - Почему?
     Гвелд строго посмотрел на милую.
     - Я должен решить некоторые дела. Не беспокойся за меня. Я придумаю что – нибудь. И мы всегда будем вместе. Теперь ты хоть узнала чуть – чуть, как живут в браке.
     Крепостная вытаращила глаза.
     - А ты – то откуда знаешь?!
     Она быстро оделась и села. Глаза заблестели от любопытства.
     - Я же мужчина… И, к сожалению, до травмы головы я был женат. – холодно ответил Архимаг. – Жену убили вместе с чадом.
     Настя разочарованно опустила голову. Ей было обидно, что она не первая возлюбленная. По ее щеке скатилась слеза. Она решила, что Василий ее запросто обманывал. Женат был значит… Значит, не забыл свою бывшую, вот и все.
     - Ты что, плачешь?! – поразился Энрике, не ожидав такой реакции, - ты что?!
     - Да ты все еще любишь ту, которая умерла! И того ребенка. – Настя отвернулась и зарыдала. – Значит, ты венчанный… - Она присела на лавку, обхватив руками голову. Все очарование ласк с нее, похоже, слетело напрочь.
     - Слушай, хватит плакать уже! Если бы я не любил тебя, то не жил бы здесь, не обнимал, не целовал? И что, что я венчанный был? ОНА МЕРТВА! НЕТ ЕЕ БОЛЬШЕ! И я виноват сам в ее гибели. Не бойся! И если бы Господу было угодно, то не свел бы он нас с тобой. Успокаивайся и угости меня блинами, прошу. Я голодный.

     На столе дымился горячий травяной чай, - из листьев малины, земляники и смородины. Аромат придавал бодрость, силы и надежду. Из погреба Настя и Гвелд достали сыр козий, сметану, из берестяной хлебницы, - бездрожжевой хлеб с семенами подсолнечника. И там же, на столе, на вышитой крестом льняной скатерти, стояла стопка блинной в деревянной тарелке.
     - Присаживайся, Василий, откушай моих блинов. Первый получился не очень. Жарила на свином сале.
     Архимаг взял первый блин, и свернул его в треугольник. Красивый, дырчатый и поджаристый. Замешанный на коровьем молоке. Потом, отведав его, отрезал бездрожжевой хлеб, и попробовал его с сыром. Улыбнулся хозяйке.
     - У меня не получилось погадать на детей, сколько их будет… - расстроилась девушка, и растерянно взяла блин и сыр.
     - И не надо на это гадать. Тебе уже погадали на Масленицу на улице. Местная колдунья. Я видел. И уже пообщался с ней на этот счет. ЧТО она наговорила тебе?
     Настя перестала жевать и круглыми глазами посмотрела на Энрике. Рука с блином так и замерла над мисочкой со сметаной. Ей опять стало страшно, и она побелела как мел.
     - Я попросила у нее серьги… Такие же, как у нее… Она сама подошла ко мне. Я испугалась, наслушалась всякого.
     - И что же она сказала? – нахмурился Энрике.
     - Что я стану когда – нибудь барыней, а ты барином, где – то за мостом…
     - По твоему лицу не особо было видно, что сказали именно это. – жестко сказал Архимаг. – Ты убежала с ужасом и в слезах! Так что никаких гаданий про детей, для меня это СЛИШКОМ больная тема! Понятно тебе?
     - Но… Все же деток хотят…
     Энрике не выдержал непробиваемости любимой и со всего маху ударил кулаком по столу. Настя в ужасе отшатнулась.
     - Это для вас, девок, нормально разговаривать от зари до зари про деток! А вот поднимать тему при тех, кто их желал и в итоге потерял, - верх наглости! Попридержи язык, или мне придется поговорить с твоим отцом на сей счет!
     Раньше Гвелд думал, что она умнее. Но понял, что все запущено. Что она ПРОПИТАНА воспитанием и не понимает многого от незнания и наивности. И он также все списал на менталитет этих мест. И на женский пол.
     - Василий, девки наши любят ходить к той колдунье Марфе! И она им гадает, причем так, что сбывается все! Они боятся, но идут.
     - Интересно, приходил ли кто насчет меня к ней? – хищно ухмыльнулся кельт, доедая блин. – Очень мне кажется, что приходили такие дуры, хотящие сделать приворот. Да только любая, кто это делал когда – либо на меня, умирала в страшных муках на ровном месте, так до меня и не добравшись. НЕЛЬЗЯ приворотом заставить человека влюбиться в себя, и счастья в таком случае НИКОГДА не будет. НЕТ на свете белом ни одной семьи, которая бы стала счастливой с помощью приворота. Таких пар НЕТ, НЕ БЫЛО, и БЫТЬ НЕ МОЖЕТ! Там смертный бой в семье, там муж бегает с топором за женой, и пока не убьет ее в беспамятстве, не успокоится. Только Господу подвластно сводить людей вместе в счастливые союзы, и там радость. Магия там бессильна. Господь дает любовь НАСТОЯЩУЮ, а Лукавый толкает привораживать. Девкам только кажется, что раз – сходил – и там счастье. А нет! Если насильно удерживать даже собаку на цепи, и не давать ей мяса, а кормить одной кашей, потому что ты так хочешь, она рано или поздно накинется на человека и искусает, ну или с нее шерсть слезет и она умрет.
     Многое было говорено и не понято… Но некоторые вещи для Гвелда стали проявляться. Он понял окончательно, что менталитет есть менталитет, и его не выбьешь. Что Настя будет с девками говорить о том, как Марфу встретила… Вот только ЗАЧЕМ?! КОМУ ЭТИ РАЗГОВОРЫ СДАЛИСЬ?!


                -  7  -


     Сотня здоровых мужиков с барином во главе ехали в санях в глухой лес, и породистые кони в яблоках резво копытами разбивали снег. Настроение у всех было приподнятое, ведь на колдуна устроили облаву. Со смертельным исходом для него. По словам детей, вчера он ушел в лес, и показали куда примерно. И засел там. Народ запасся вяленым, жареным мясом и прочей провизией, чтобы продержаться в глуши как минимум неделю. Но на самом деле было человек не сто, а сто один – дворовая девка, Маня, увязалась вместе с барином в лес. Известно, КАК он расположил ее к себе. Та уши и развесила. И поехали они все в лес, не зная, ЧТО их ждет.
     То, что логика была дубовая у всех, - это доказывало само обстоятельство: поездка в лес, в санях, НЕПОНЯТНО КУДА, в неизвестность. В лес, который кишмя кишел волками. Ну да, можно и поохотиться на них. Главное медведя не поднять. Потому как еще можно настрелять белок, соболя, лисиц и прочего… Планировали остановиться на большой поляне, которую знали немногие и подсказали, и разбить там лагерь. Ночевать планировалось в санях или же прямо на снегу. То, что в таком случае можно насмерть замерзнуть и не заметить, даже в марте, НИКОГО не волновало. Народ был исполнен жаждой крови и страха, и ненависти…
     Куда ехать? Зачем ехать? Чтобы просто разобраться с одним молодым парнем, который находится под подозрением, без доказательств. Все было скомкано, непонятно, народ просто целенаправленно ехал УБИВАТЬ. Думая, что это простой человек.
     Наконец, была найдена поляна, и тепло одетые люди сошли на землю. Распрягли коней, отвели их к небольшому ближайшему озеру, и принялись рубить лед топорами, чтобы напоить животных. Кони с жадностью набросились на воду, пыхтели. После встал вопрос, куда их девать. Либо отправить мужиков строить загон, благо недалече, либо оставить так, не замерзнут.
     Мужики, разведя костер, причем гигантский, грелись и обсуждали детали убийства и облавы. Смеялись дико, что, мол, никуда не денется тот колдун, и скоро попадется. А потом его, если выживет, разом к батюшке, да окунуть в святую воду. Чтобы очистился, гад. Наивные! Они еще не знали, с КЕМ имеют дело. С КЕЛЬТОМ.
     Пища уже была привезена, - то, что перед отъездом получилось приготовить. Куры, пироги с кашей, хлебное вино, и прочее, и прочее, и прочее… Беззубый, который получил от Энрике по полной, жрал больше остальных. В скором времени был построен загон для коней – из поваленных сосен, получилось все по – свойски, но сносно. Как шалаш.
     Животные успокоились. Но позже принялись нюхать воздух и копытом бить. Им что – то явно не нравилось. А пока что все шло очень хорошо. Половина людей осталась вместе с барином, который клялся и божился, что раньше ходил и на медведя, и на кого – то там еще, надо только кости размять. Люди рассеялись неподалеку, что остались, и по глупости искали и след, и зарубки на деревьях… Но нет, ПУСТО… Только тявканье лисье да карканье ворон слышно. И тут до них дошел идиотизм и маразм положения.
     - ЗАМЕЛО ВСЕ! Ничего, мужики, он объявится, вылезет, как голодная крыса… - говорил кто – то перезаряжая ружье. Человек просто увидел лисицу и решил подстрелить. У него получилось убить зверя наповал, и со смехом и радостью мужик пошел за добычей, увязая в сугробах по пояс.
     В этот момент из – за дерева выглянул Гвелд в белых словенских одеждах, хитро улыбаясь. Его голубые очи горели холодным огнем, а ноги были обуты в теплые белые сапоги из козьей шкуры, с вышивкой по бокам. Холода Архимаг не чувствовал, - он был закален. Он просто ЖДАЛ подходящего момента. И прекрасно знал, КАКИХ мужиков набрал изверг. Добряков там и в помине не было. Были убийцы, пьяницы и моральные уроды. Нормальные люди предпочли не соваться, куда не надо. А сидеть дома.   
     Даже батюшка отговаривал барина ехать в лес и кого – то там ловить. Просил опомниться, покаяться в грехе, когда тот зашел в храм попросить помолиться за него.
     - НЕ УБИВАЙ безвинного отрока, раз нет доказательств его вины! Он ходит к нам в храм Божий хоть и не часто, но никого же не убивает! Господь его создал так же, как и всех нас. Не губи душу его и свою! Не благословляю я тебя на убийство! Идешь, как Каин Авеля убивать, из злобы!
     Ответил ему барин:
     - Да если я его не убью, весь мой род вымрет!
     - А кто тебе это сказал? – спросил Отче, удивившись. Даже он жалел Гвелда и не боялся его. Решив, что это не просто парень. А просто больной малость.
     Посмотрев презрительно на старца, барин сказал:
     - Это народ сказал. Если я женюсь на красавице, и она будет принадлежать тому колдуну, то будет все очень плохо для меня, и потому я любой ценой разыщу этого щенка и убью! Да и ты мне не указ. Вот, я свечу поставил за отца и за мать. И на службы хожу.
     Батюшка в ужасе перекрестился. Он понял, что человек умом тронулся. А злодей вышел из храма. А Отче, глядя на лики Святых и на свечи, сел и заплакал.
     - Господи, сохрани жизнь тому отроку безвинному, которого хочет Сатана через злодея угробить! – взмолился он.
     В храме пахло ладаном, и пора было начинать службу.

     А Марфа в это время раскладывала ТАРО и улыбалась – у нее складывался весьма интересный узор в плане Инквизитора. Пока что. А в плане барина выпало две карты, - Повешенный и Рушащаяся Башня. Она знала, что будет дальше.
     Где – то далеко звенел колокол, словно предупреждение. Звенел над белым снегом и Безмолвием. Скоро это кончится. И будет жатва… И лишь в Небесах блестела яркая Полярная Звезда, как Надежда на что – то лучшее. И сегодня Гвелд домой не придет, - много дел придется сделать. Он двигался по снегу бесшумно, - как кошка по ковру, плюс погружался в Сумрак, не чувствуя низких температур вообще. Да вдобавок и волки были недалеко. И вот, вожак ходил рядом с Энрике, и Архимаг трепал его в холке, и зверь лизал лицо кельту. А после животное просто повело кельта к своим. И волки обступили Дитя Тысячелетий, он лег на середину круга, и звери принялись его греть своими телами… Архимаг спокойно заснул. Зная, что волки пойдут на разведку. А потом… А потом взошла Луна. Ее мертвый свет озарил ближайшее поле, храм вдалеке, лес и поляну. Волки завыли. Сначала тихо, а после погромче. Но и ЭТО не испугало мужиков. Которые потом свалили еще несколько сосен и берез, добавив их в кострище. Рассказывали разное, ели жареную птицу, печеный картофель, лук… пироги, пили пиво и водку, не задумываясь даже, что их всех ждет, и что во хмелю бесполезно искать кого – либо.
     Туч не было. Была ясная и прекрасная ночь. Как в Рождество. Звезды огромными точками зажигались в небе. А потом по небосклону разлился волшебной дорогой Млечный Путь. Как надежда на лучшее. Как путь в Другой Мир. Березы покрылись инеем, и казалось, что они вырезаны из бумаги талантливым человеком. А дальше, за горизонтом, было поле, как и говорилось выше, и там была совершенно другая, своя жизнь. И волчий вой, да тявканье лисиц, какие – то шорохи… Ночная жизнь вступила в свои права.
     Мужики давно вернулись с разведки, не найдя никаких следов. Перепились, да и свалились на снег спать. На посту никого не было. Костер все еще горел, и потому тепла было достаточно для всех. Маня спала в санях, под теплыми вещами. Укутанная по самое не хочу, в платке по самые глаза, она спала, похрапывая. Ее разрумяненные щеки от мороза горели цветом, как яблоки. Неказистая внешность у нее была, да нос в веснушках. Наобещал ей барин всего – и богатства, и лошадь, и сани, чтобы кататься, и остального… вот и отдалась ему, как полная дурища, потому в лес и увязалась. Поверила, дурында, во всю эту чушь, и все. Выдержит она, не выдержит жизнь зимой с неделю, - БОЛЬШОЙ вопрос. Ведь мог злодей и поленом забить, да чего ее бить, - и нос не тот, и фигура не та, и глаз не тот. Годится только, чтобы тряпкой полы натирать да приносить то, что попросят. Остальные девки содержались в комнатах, где окна были зарешечены, и некоторые, не выдерживая побоев и издевательств, соглашались на изнасилование. За такое девок кормили, поили, хорошо наряжали. И плакали несчастные о своих родителях, кои были против воли оставлены. И когда родители своих детей отдавали барину, - дочь в услужение или сына, - то плакала вся семья. И хода назад НЕ БЫЛО. Иногда девке за непослушание могли вырвать волосы, избить, голой привязать зимой к столбу и обливать ледяной водой до тех пор, пока та не станет ледяной статуей.
     Убийства и насилие в плане крепостных не считались каким – либо преступлением, - убил и ладно, чего такого, с кем не бывает… найдутся новые, бабы родят. После чудовищных преступлений Дарьи Салтыковой, у которой в молодости после смерти мужа разум помутился, и которая умерла в заточении в тысяча восьмисотом году в январе, ждать от барина – тирана пришлось всякое. И творил он почти то же самое, что и она.
     Гвелд жаждал этому несчастному народу помочь, да вот КАК убедить всех, что он не враг?! Ведь если все подряд темному люду показывать, или же начать чему – то полезному учить, чего они вообще не знают, то те решат: все, по шею в землю закопаем, и нет человека. Люд был просто НЕОБУЧАЕМ и все новое считал за грех и зло, поскольку другой жизни не знал. Если Европа развивалась в то самое время, то в Российской Империи после смерти Екатерины Второй начался бардак. Ее сын Павел, у которого было шестнадцать детей, поменял все, что мог. И от кого был Павел, - большой вопрос, то ли от мужа, то ли от Григория Орлова. Павел ненавидел свою мать за убийство отца (а отца ли?) и поменял закон престонаследия так, чтобы трон в Империи наследовали только мужчины. Да плюс к нему приходил некий Авель, который предсказал ВСЕХ потомков Романовых до революции. Ну и революцию он малость описал, а потом заплакал.
     И так будет всегда, потому что менталитет русский соответствующий.
     Здесь ВСЕ знания Энрике, полученные за ВЕКА его долгой жизни, фактически пропали. И не мог он из – за невежества народа раскрыться ПОЛНОСТЬЮ. Да и не сможет до революции.
     А от изверга надо избавиться. ЛЮБОЙ ценой. Хотя бы так. Пусть потом кто как хочет, так и думает о произошедшем. И пока народ на снегу спал у костра, Гвелд ходил бесшумно между тел, осматривая, что тут есть. Так… ружья заряжены, серпы и косы даже есть. Есть много еды, которая успела подмерзнуть. Ходил так Архимаг и удивлялся. Удивлялся ДИКОСТИ и НАИВНОСТИ. И специально оставляя следы, чтобы шума наделать.
     Волки тем временем подходили все ближе. Гвелд достал из мешка в санях пару зажаренных кур и воем позвал вожака. Тот появился сразу, и Архимаг щедро его покормил. НИКТО из спящих не проснулся. А вожак не боялся костра, он взглядом спросил: начинать? Энрике кивнул ему и погладил по голове. Но приказал уничтожить ровно ПОЛОВИНУ провизии. Что зверье и сделало, да и не только провизия ушла в брюхо. Люди даже не пошевелились от того, что дико заржали от страха кони. Улыбнулся Гвелд и указал на построенную конюшню вожаку.
     - Поем и я с барского стола, раз ты, сволочь, глаз положил на мою женщину и меня решил убить ни за что! – посмеялся Архимаг и запрыгнул в сани. Достал оттуда гуся и куру да хлеба круглого и вина, принюхался и принялся трапезничать. Ах, как же хороша была трапеза! Прямо как в Инквизиции, когда все за столами собирались да обсуждали как свои дела – дела Иных – так и людские. Дымились яства, обсуждались проблемы, и горели тысячи свечей в Зале. А теперь, - он, Инквизитор, влюблен по – настоящему в простую девушку, - сидит в санях в лесу глухом, и наслаждается. А тем временем волки смыкают кольцо, и их глаза огнями то там, то тут загораются. Пировал Гвелд под храп мужиков, попивая вина и пива.
     А тем временем кони пытались копытами отбиться от хищников, но все было тщетно. Тех было очень много. Завалив пару лошадей, стая принялась их пожирать, вытащив всем «скопом» из конюшни. Оттащили туши ближе к костру и сожрали до скелета. Даже череп разгрызли как – то и мозг выжрали. А после Энрике, когда пиршество закончилось, взял топор и вырубил конский хребет и ребра в Кровавого Орла. Чисто для устрашения.
     - Теперь вы отрезаны от внешнего мира, насильники сенных девок и убийцы безвинных, пьянь! Туда вам и дорога – в волчью пасть… Будете знать.
     Снег был пропитан кровью, причем так, что под ногами она пузырилась и хлюпала. Сытые волки довольно облизывались. А Энрике отпустил третьего коня прочь. Приказав стае его не трогать. Стая и не тронула, и животное спокойно вернулось домой, перепугав там всех. ОЧЕНЬ хотел Архимаг просто взять и на месте прикончить барина, да поинтереснее убить. И он потом додумался, как включить мозги насчет себя неуправляемому люду. Другого способа практически не существовало. На этот счет.
     Волки потыкались мордами в спящих, кто – то пронзительно крикнул, и тут же затих. А Архимаг спокойно намотал какую – то тряпку на палку, зажег ее да и ушел отдыхать.
     Когда костер уже потух, и стало заметно холодать, кто – то проснулся. Когда этот крестьянин продрал свои заспанные глаза, его взору предстало страшное зрелище. Нет, чудовищное. ВСЕ было залито кровью, стоял ее тяжелый запах, тошнотворный даже, два коня были сожраны до костей. Скелет одного был неимоверно скручен. Сани были перевернуты – с едой, а сама пища раскидана. Также было видно, что кто – то очень хорошо поел.
     Началась нехилая паника. Когда стали разбираться, что есть что, обнаружилась существенная пропажа запасов. Растолкали Маню, которая сладко спала в санях, которые не были перевернуты, и устроили ей нехилую трепку. И взбучку с допросом, куда все собственно делось. Та заявила, что ничего не помнит. Мужики дали ей оплеух и принялись клясть, что мол зря потащили бабу в лес. Та плакала, просила, чтобы ее не били, но поленом по хребту тупая девка все – таки получила. Будучи полной дурой, с умственной отсталостью с рождения, она говорила, что не знала, что в лесу так будет и что звери так могут, и что они с колдуном приходили.
     Ситуация накалилась до предела.
     - КУДА мы денемся теперь?! Лошадей волки задрали! Все в крови, и нас зверье погрызло! Половину еды сожрали и утащили! А последняя лошадь убёгла, как теперь назад?! Здесь буреломы и сугробы, нам не убежать от волков! – орал протрезвевший народ. – На скелетах поскачем?! Да и жрать скоро будет нечего! Мы же умрем здесь!
     Решено было протянуть день как – нибудь, а после не спать всю ночь. Как было уяснено, надолго сил не хватит при любых обстоятельствах. Погибших похоронили прямо в снегу – волки задрали пятерых насмерть. И стали думать, что делать. На всю ночь сна не у всех хватит, потому выбрали самых выносливых. Делать нечего, будут сидеть, и караулить врага. Но не понял никто, что враг очень умен. Особенно перепугалась Маня. Она сидела и постоянно плакала, навзрыд, не в силах успокоиться. Прекрасно удался план Энрике: еды почти нет, воды тоже. Ездить обратно не на чем, мороз крепчает, и зверье кругом… готовое грызть.
     Да еще ночью тут прошелся этот несносный и страшный колдун. Иначе КТО бы так изувечил останки лошадей? Причем ТАК, как раньше делали скандинавы, хотя до скандинавов люду было очень далеко знать – не видели, значит и не было. Костер запылал снова, и зашел разговор о язычестве, а проще – Родноверии.

     - Гаврила, ты как думаешь, как так можно ДИКО изувечить позвоночник скелету? Да еще мозг выжрать? ВЫЖРАТЬ!!! Не иначе, как здесь был обряд языческий, поганый, вот и умерло несколько наших. Нет, он здесь не один. – Мужик доел свой обед и уставился на небо.
     - Волки приходили вместе с ним, значит. Чего тут думать? А коней – в жертву тому же Перуну! И его свите! Потом и до нас доберутся. На запах крови придут. Мы просили ребятишек показать, где может быть этот нехристь. Вот они и ткнули пальцем. С когтем он ходит. А коготь висит на шее, гораздо больше медвежьего, словно этот молодец с Преисподней его вынес, Лукавому лапу отрубил чем – то там. Если эта погань языческая придет к костру, серпом ему глотку перережу! Не должно быть погнаных на православной земле! Ни евреев, ни буддистов, ни муслимов! Только наши! Остальных убить! – ответил Гаврила, мужик средних лет, заряжая ружье у костра. Патронов пока было достаточно в запасе.
     - Допустим, убьешь ты этого, не знаю, как назвать, и что дальше? А волков куда денешь?! Они же просто так не уйдут от нас! Они будут приходить, и жрать, а после придут за нами, и утаскивать в свои норы! А назад не повернуть, на лошадях еще можно было найти дорогу, пешим ходом не уйти отсюда… Снега намело… утонем!
     Мужик задумался.
     - Действительно, убив парня, мужика, старика или кого там, мы не добьемся ничего! Мы должны найти логово этих язычников, и перебить их, жестоко! Потому что это звери, кои бродят в звериных шкурах! Не дорубил Святой Владимир Князь этих выродков… Лучше отдать его барину, а дальше – на площадь. Сжечь заживо!
     Оба с такими решениями обратились к барину, но тот заявил, что сам будет со всем разбираться с тем колдуном. Что, ежели это парень молодой, то оскопить его и все. Мол, чтобы такие, как он, не размножались. Совет мужиков решил, что все будут спать с ружьями, и стрелять туда, откуда донесется вой. Раздавались также голоса, что, мол, зря столько вчера пили, и надо было головой думать. Барин решил перебить всех волков и назад. А вот как – обещал подумать.