16. Происшествие на проспекте Героев

ГДЕ бы ни случилась весна, пусть в самом унылом, скорбном или неопрятном месте, всякое место она красит, везде затепливает надежду и дает недолгое отдохновение усталому роду человеческому – это банальное рассуждение пришло в голову Павлу  Полуянову в виде предполагаемого лирического текста, когда он во вторник направлялся после работы домой, в свою пятиэтажку, в свой спальный район.

Толпа людей валила мимо него, опережая его неспешный шаг, из метро на весенний солнечный и такой же пыльный как в центре проспект, перетекала к троллейбусным и автобусным остановкам. Троллейбусы и автобусы один за другим отходили от остановок тяжелые  человеческими телами, выпирающими и свисающими из открытых дверей. И все равно на остановках оставалась еще уйма народу.
 
В скверах и открытых, засаженных деревьями пространствах между домами еще белели куски ноздреватого слежавшегося снега, но уже вовсю зеленела свежая трава, пробиваясь между кочками сухой прошлогодней растительности, в зеленой дымке нежной листвы стояли деревья, еще несколько дней назад совершенно голые. Оставалось удивляться только как быстро и незаметно все совершилось. Неприглядный спальный район превращался в парк, убогая архитектура получала временное прикрытие.

Вдоль дороги были выставлены рекламные щиты с различными изображениями. Где то были тюбики зубной пасты или каких-то чудодейственных лекарств. Где-то – женские ягодицы обтянутые то джинсами то колготками, в зависимости от того, что предлагалось купить. Кое-где в промежутках между зубной пастой и задницами, обтянутыми чем-нибудь, а иногда и вовсе - для пикантности -  ничем не обтянутыми, виднелось знакомое сытое и румяное лицо Самохвалова с белозубой открытой и добродушной улыбкой. Он был в костюме с галстуком, но почему-то и в строительной каске и стоял на фото в обнимку с парнем в строительной робе и тоже в каске. Надпись на фото гласила: «Вместе мы повысим уровень жизни!» Паша усмехнулся про себя двусмысленности этой фразы.

 Квартирка в «хрущевке», где обитал сейчас Паша Полуянов с женой и двумя сыновьями была результатом трудного обмена, в  исходном пункте которого значилась когда-то давно комнатка в коммуналке, к которой впоследствии, несколько лет назад приложилась неслыханных размеров сумма, скопленная многолетними халтурами, отказом себе во всем. Теперь семья помещалась в четырех крошечных комнатках, таких тесных, что квартиры этого типа прозвали в народе издавна «обезьянниками» и в обмене приравнивали к двухкомнатным квартирам в стандартных блочных домах. И все-таки это было отдельное собственное жилище, где двери закрывались и не впускали никого, кроме членов семьи, где по утрам можно было спокойно плестись в ванную, едва продрав глаза, не рискуя натолкнуться спросонок, в несобранном и беззащитном состоянии на совершенно незнакомую, абсолютно чужую и нередко агрессивную личность. И еще, на каждого члена семьи здесь был свой уголок.

Павел искоса взглянул на скамейку, где лежал какой-то человек, одетый добротно, в кожаную приличную куртку с мехом, в почти новые джинсы, но все это было невероятно грязно. Бродяга спал, подставив солнцу загорелое щетинистое лицо. Павел подумал, что раньше на вес золота была одежда, но у всех было жилье, - ну хоть какое-нибудь. Теперь стало наоборот: хорошей одежды кругом полно, ее выбрасывают на помойку, отдают даром, но зато у многих не стало никакого жилья. Чего ради люди устраивали эту очередную русскую революцию? Вспомнил как жадно все накинулись на тряпки и аппаратуру поначалу.После дефицита и распределения советской жизни, нежданное изобилие красивых вещей пьянило людей.Иногда казалось, что это опьянение отвлекало от чего-то важного, от сути. Но Павел не мог это сформулировать.

Жилье все же важнее тряпок. Это очевидно же..

Не так давно, в пределах одной человеческой жизни, эти места на окраине города были вожделением и мечтой для тысяч горожан. Наспех расселенные и выровненные, кое-как застроенные однообразными конструкциями из клеток с окнами, эти районы все таки давали возможность жителям обрести хотя бы в таких пределах жилище, где семья могла бы себя почувствовать действительно если не крепостью, то хотя бы небольшим дотом на передовой сражений за собственное существование. Теперь, по мере перемен, эти районы с каждым днем все более теряли свою привлекательность, становились порой проклятьем для тех, кто продавал свой труд в центре города, но по цене слишком низкой, чтобы обзавестись собственным транспортом. Общественный транспорт как пережиток прошлого постепенно отменялся. По неистребимому в России принципу отчитываться в выполнении руководящих указаний, лозунгов и доктрин в буквальном виде, несмотря даже на то, что это приводит к явно нелепому порядку вещей и даже уводит далеко в сторону от изначального замысла.

Архитектор времен развитого социализма планировал этот район полным воздуха и «зеленых насаждений» (так назывались в официальных отчетах деревья и кустарники). Так оно и было поначалу. Зелень росла медленнее домов и на первых порах новостройки всегда были особенно неприглядны, но со временем немного прихорашивались за счет зелени. Новые времена внесли  свои поправки и в эту небольшую традицию. Теперь строителям было крайне невыгодно обживать новые районы (это было дорого) и они предпочитали уже занятые территории, хищно простирая свою руку именно на этот пресловутый воздух и эти любовно взращенные  «зеленые насаждения». Поэтому, невзирая на протесты местных жителей, которым незапланированные дворцы заслоняли вид из окон или даже само солнце или вытесняли детскую площадку или еще что-то важное, невзирая на протесты этих малозначительных жителей и точные расчеты социалистических архитекторов, новые застройщики частенько втискивали среди жалких коробок свежеиспеченное высокое здание со звуконепроницаемыми стеклопакетами в оконных проемах, с невиданными украшениями, например, округлых форм эркерами, похожими на иллюминаторы инопланетных кораблей, с террасками для барбекю и иными всякими затеями.

Мимо одного из таких зданий и предстояло пройти сейчас Павлу Полуянову. Здание передним фасадом выходил на тротуар, тогда как другие дома стояли в глубине квартала и отстояли от проезжей части значительно дальше, за двумя полосами зелени: лип и барбариса. Непрошенное жилище нуворишей отделяла от кромки тротуара лишь одна линия деревьев, теснимая парковкой шикарных автомобилей.

Проходя мимо этого нового и непривычного еще здесь дома. Павел увидел, что на асфальте перед офисными дверями первого этажа лежит  человек. Довольно высокий, если бы он стоял, худой, возрастом к пятидесяти, в черных джинсах, дорогих кожаных черных ботинках и свитере цвета кофе с молоком, довольно грубой вязки, но тоже явно не из дешевых, почему-то это было ясно.

Судя по открытым, неподвижным серым глазам, по взгляду, отсутствующе устремленному в небо, этот человек был мертв. Упал, по расхожему выражению, словно громом пораженный. Из-под затылка вытекала струя темной крови, увеличиваясь на глазах.

«Наверное, инсульт, а кровь потому, что головой стукнулся», - подумал Паша. «Жил-жил человек, шел куда-то, упал, и все».
 
В выгнутых темных стеклах овальных эркеров отражались облака.

Люди проходили мимо мертвеца, не останавливаясь. В последнее время как-то стали привыкать к мертвецам, как-то притерпелось все. И только в стороне, у самой двери офиса, боковым зрением Павел отметил группу людей, в основном женщин, оживленно что-то обсуждавших.

«Наверное, вызвали скорую», - подумал Павел.

Уже пройдя мимо на некоторое расстояние, Павел подумал, что странно, этот человек ударился затылком и так сильно повредил его. Слишком много крови. Может, он выпал из окна? Тогда почему навзничь и так аккуратно лежит? Внезапная догадка поразила Павла. Неужели. Да, только этот ответ и мог быть.

Тем временем он уже вошел в подъезд своего дома и поднимался по лестнице. Только этот ответ и мог быть. Да. Ну и дела!

-Привет, -  сказала с улыбкой жена Галина, выходя в тесную маленькую прихожую их квартиры в кухонном переднике, руки мокрые с растопыренными пальцами. – Прости, но придется тебе сбегать за хлебом. Сергея дома нет, а у тебя мобильник отключен… - она развела руками.

- Дурная голова ногам покоя не дает, - согласился Павел, поставил в углу свою рабочую сумку, взял полиэтиленовую авоську и спустился вниз по ступеням.
Чтобы попасть в ближайшую булочную, надо было опять пройти мимо дома с овальными эркерами.Опять он идет по этому тротуару.Но ситуация иная..Минут пять назад здесь ничего особенного не было. Парковка, спешащие мимо люди. Теперь же территория дома и парковки была ограничена яркой красно-белой полосатой лентой. Постовой милиционер на тротуаре вежливо просил прохожих обойти место кружным путем. Тут и там толпились люди, что-то оживленно обсуждая, Стояли машины милиции, белый микроавтобус с красным крестом. За чертой ограждения Павел приметил и потрепанный «рафик» телевизионщиков, но не стал рваться к коллегам, а смешался с толпой людей на углу.

Какая-то женщина возбужденно рассказывала

- Этот прогуливался туда-сюда спокойно так, а другой подъехал, тоже так спокойно, такой молодой парень в куртке, нормальный такой, главное – все спокойно так, вышел из машины, раз так, прицелился в затылок, и готово, сел в машину и уехал. И все на глазах, без всякого стеснения.

- Ну и дела,-  сказал мужчина средних лет в спортивной куртке и кепке, - до чего дожили, среди бела дня людей стреляют, как мух бьют.

- Нас с вами не застрелят, не волнуйтесь, - сказал, похлопав первого по плечу лысоватый мужчина за пятьдесят с авоськой в руке. – Это они друг друга, по делу, за деньги или еще что, чего у нас нет. Так, что не переживайте.

- Деньги наши делят, награбленные, все поделить не могут, - низким голосом добавила полная краснолицая женщина с двумя тяжелыми сумками в обеих руках.

- Главное, спокойно так все. Один спокойно ходит, другой спокойно стреляет, -не унималась свидетельница. Видно было, как ее  бьет крупная дрожь.

- Оборзели совсем, не напьются все людской крови, вурдалаки, - сказала старушка в выцветшем стеганом пальто и вязаной свалявшейся шапочке.

- А вас уже допрашивали? – поинтересовался лысоватый мужчина у свидетельницы.

- Уже записали показания, - ответила женщина, - у меня и еще у них там, нас было несколько человек, кто видел. – Она махнула рукой в сторону. – Теперь боюсь, я ведь киллера видела в лицо.

- Не бойтесь, они все равно его не поймают, - сказал первый мужчина.

- Они и искать не станут, - вставил лысоватый со злорадным смешком. – Там уже все распределено без нас, кому жить, кому на погост. Не угодил мужик кому-то или помешал. Все, списать его, - он махнул  рукой, как бы сметая что-то ненужное в мусор.

Разговор продолжался в том же духе. Бесцельный, бессмысленный, замешанный на растерянном любопытстве, равнодушном возбуждении, глубоко застрявшем страхе и неизмеримой, в нескольких поколениях накопленной, усталости, а с нею и притерпелости к любому злу. Павел отошел от толпы и направился к булочной.
Почему-то сейчас он не испытывал никакой досады, что с ним нет аппаратуры и он не может поснимать это происшествие. Зачем? Чтобы заработать на этой информации, надо еще очень постараться, пристраивая ее, и все будут пытаться попользоваться бесплатно. А для себя это тем более уже совсем неинтересно. Надоело.