Силикус

Аннотация: Тяжело быть Богом Плутовства и Тени – всё время надо выдумывать новые шуточки и хохмы, иначе какой же ты плут? После очередной удачной каверзы юный бог Силикус впадает в немилость Царя всех северных богов и получает изгнание из Царства Бурь. Теперь, чтобы вернуться в родные пределы, ему предстоит выполнить семь великих подвигов. И где же молодому богу лучше всего вершить свои славные деяния? Правильно! Подальше от надзора скучных собратьев, на далёкой от дома земле – в мире простых смертных…

Мир – это бесшовная конструкция, а его границы существуют лишь в пределах нашего воображения. И для немногих избранных, кто познал сию тайну, открылась бы истина: мир есть Полотно. Манящее, далёкое и бесконечное, как небесная чернота летней ночью. И чернота эта зовётся Астралом. «А что же из себя представляют эти яркие точки, которые мы звёздами называем, и кои мириадами усеивают это ваше полотнище?» – тут же спросят самые смышлёные. В ответ услышат они следующее: «звёзды – это Пределы. Именно они и есть не что иное, как наш с вами мир, и все существующие миры в целом.» У каждого из этих миров есть отражения. В них могут меняться имена, одеяния и внешность. Но герои и их славные деяния всегда остаются прежними.

«Книга Эпох»
 
Эта история случилась давным-давно, задолго до тех времён, когда Предел смертных познал великие ужасы Тысячелетних войн, пережил страшные последствия Великого Катаклизма и воочию столкнулся с Днём Последней Битвы, однако много позже тех дней, когда в стену мироздания ещё только закладывался первый камушек...


I

Предел, именуемый Стольмганом, Царством Бурь, обителью Северных Богов и прекрасной Небесной Кущей, – то место, куда после смерти чаял попасть каждый храбрый воитель, – дрожал до основания. Дрожали суровые замки, изящные дворцы и деревянные дома. Дрожали величественные дубы в мрачных лесах, дрожали массивные каменные стены, башни и фасады божественной твердыни. Дрожали чёрные, как смоль, клубящиеся тучи, кои, словно волны морские, омывали границы Стольмгана и являлись плато, на котором всё это великолепие и зиждилось. Дрожало даже пурпурное небо, усеянное сапфирово-синими звёздами и зелёными дугами извечного северного сияния. Казалось, что настало ужасающее землетрясение вот-вот расколет Царство Бурь на части.
«Но откуда в Небесном Граде взяться землетрясению?» – спрашивали одни жители Стольмгана. – Да такого ведь просто-напросто быть не может!»
«Правильно! – тут же отвечали им вторые, те, что были посмекалистее. – На небесах земли нет, а значит, и трястись она не может! Верно?»
 «Верно, верно, – отвечали и первым, и вторым третьи, самые сообразительные. – А раз так, значит, случиться могло только одно – Проказник Силикус опять что-то натворил...»

***

– Где он?! – ревел Дарон, Бог Грома и Молнии. – Приведите мне мальчишку! Живо, пока я не обрушил сам Астрал на ваши головы! Иначе заставлю вас всех жрать молнии и гадить громом!
Седовласый и седобородый, могучий, как тысячелетняя сосна, и сильный, как десять тысяч медведей, Царь Стольмгана был рассержен не на шутку. Он уже давно обещал разнести Царство Бурь по облачку, если его младший внук не перестанет паясничать. И сегодня, видимо, угроза громовержца должна была исполниться.
– Но, дедушка! – воздел руки к сидящему на троне бородатому гиганту в рогатом шлеме его старший внук Лотар. – Я почти уверен, что Силикус тут ни при чём. Многие знают, что мерзавец Хйодис подослал к нам гадких паков ! Быть может, они стащили твой годендаг ?
  Дарон молча смотрел на внука. Кустистые и белоснежные, как первый снег, брови, медленно опускались к переносице. Затем они затрещали ярко-голубыми искрами, а из глаз громовержца брызнули ослепительные молнии, расколов одну из высоченных, исписанных бирюзовыми рунами колонн зала на части. Старший внук громовержца убрал руки от головы, стряхнул с волос белую пыль и крошки мрамора.
– Ты! – прорычал бог грома, скрежеща зубами так громко, что плиты пола пошли трещинами. – Увалень! Недотёпа! Враль несчастный! Не смей покрывать брата! Иначе вместо него познаешь мою ярость!
Лотар, Вестник Бури, черноволосый и чернобородый увалень, здоровенный, что тур, и крепкий, как скала, Бог Грозовых Туч, а по совместительству посыльный громовержца, весь сжался и отступил, опасаясь попасть под горячую руку. Было дело, уже попадал, когда разок перепутал запад с востоком и случайно доставил лютую бурю не в те края, из-за чего полностью была уничтожена любимая цивилизация деда. Дарон ему тогда так всыпал: бедный Лотар аж три столетия сидеть не мог!
– Вы оба такие же бесполезные создания, как и ваш дурень-отец! – грохотал на весь Стольмган громовержец. – Не боги, а позорище! Старший в четырёх сторонах света путается, будто тупица в трёх соснах, младший только и знает, что паясничает, словно Король Обезьян из Солнечного Предела! И надо было вашей матери понести от этого сладкоголосого скальда Гулльнёрдтина? Такого же дуралея, как и его сыновья! Ну почему моя дочь, моя умница Мальгана не могла влюбиться в настоящего мужчину? В Ниирда, повелителя Стужи и Хлада! Или, например, в Балладура, Величайшего Охотника! Ну или хотя бы в Чукурона, Владыку Дождя, пускай он и туземец из чужеземного Предела. Но нет! Моей дочери обязательно нужно было влюбиться в лоботряса, который, кроме как валяться на облаках и весь день дудеть в сопилку, больше ничего не умеет! Ну и кого она могла мне подарить от такого-то союза? Ясное дело, кого! Двух недобогов! Пару неразумных лодырей, шутов небесных! Позорище ходячее. О, горе мне, горе…
Лотар, залившись краской, подобострастно опустил голову, прикусил густой чёрный ус и шмыгнул большим орлиным носом.
– Только попробуй попадись мне, братец, – пробубнил он тихо. – Если это действительно ты стащил дедов годендаг, я сам из тебя душу вытрясу… 

II


Силикус проснулся внезапно. Открыв глаза, он какое-то время лежал в тишине, пытался сообразить – трясётся он сам или вся округа? Затем плут с  хрустом потянулся, сладко зевнул и взглянул на златокудрую красавицу с вороными крыльями за спиной, что тихо сопела рядом, под шкурой. Арэя, очаровательная красавица и повелительница валькирий, не раз прощала Силикусу вольнодумный характер и падала в его объятия, сражённая теми неведомыми чарами, коими обладал Бог Тени и Плутовства. Однако после того, как он поступит так, как прежде поступал уже не одну тысячу раз, и как обещал больше никогда не поступать (то есть незаметно улизнёт!), Силикусу явно придётся несладко, если он вновь попадётся ей на глаза. Арэя потому и являлась Богиней Любви и Войны, что в ласках была искусна не меньше, чем в членовредительстве. Впрочем, когда его это останавливало?
Силикус мягко выскользнул из-под шкуры, беззвучно одел своё худое и жилистое тело в тёмные, облегающие одежды и покинул помещение, не издав ни звука. Уже на улице он осмотрелся и наконец сообразил, в чем дело. Дед, видимо, обнаружил пропажу годендага. А значит, настало время заканчивать комедию! Силикус кротко улыбнулся. Шутка удалась на славу, раз дрожит весь Стольмган. Осталось лишь завершить её изящным штрихом.
Плут шагал по широким, вымощенным серыми плитами улочкам Царства Бурь, насвистывал задорный марш карликов, который он подслушал в Подгорном Пределе, и наслаждался переливающимся всеми оттенками радуги сиянием на полуночном небе. Ночь сегодня была прекрасна! По правде говоря, в Стольмгане всегда была ночь, и всегда прекрасная, однако сегодня особенно. Видимо, всё дело в славном розыгрыше. А может быть, в ласках красавицы Арэи? Кто знает… Причину своему счастью, когда оно уже наступило, ищут лишь глупцы. Умные же просто наслаждаются.
Силикус шёл в сторону Торхсйальва – Дворца Грома, самого высокого чертога в Стольмгане, где проживал дед Дарон. Лёгкая и пружинистая походка плута говорила о том, что молодой бог проживает лучшие годы своей бессмертной жизни. Прямые, пепельного оттенка волосы по плечи плавно развевались на ветру, тёмно-серые глаза сверкали озорством, а красивое, худое и бледное лицо с высокими скулами озаряла белозубая улыбка. Проходящие мимо боги и прочие существа высшего порядка смотрели на него благожелательно: кто с ответной улыбкой, кто с ехидством, а кто – с лёгкой укоризной в глазах. Но злых взглядов не было, отнюдь: жители Стольмгана вообще редко на кого злились по-настоящему, и уж тем более на Бога Плутовства! На такого, как Силикус, просто невозможно было долго сердиться. Ну а сколько ярких, весёлых дней он им подарил своими шутками и выходками – не перечесть!
Плут взлетел по ступеням Торхсйальва, обменялся шуточками с двумя стражами-великанами, миновал увешанную топорами, мечами, щитами, копьями, шлемами и доспехами галерею, после чего впорхнул в Зал Небес. Не обращая внимания на грозный взгляд брата, Силикус, припав на колено, склонился перед троном. Хмурый и задумчивый дед, не замечая младшего внука, теребил белоснежную бороду и тихо бормотал под нос, глядя на свои огромные и мозолистые руки. Плут не спешил, ждал, покорный как ягнёнок. Наконец Дарон его заметил, помрачнел, сжал кулаки; потолок тут же набух черными, клубящимися тучами.
– Силикус, – угрожающе тихо произнёс Царь Северных Богов. – Явился, значит. Долго же ты шёл. Ответь мне: видел ли ты годендаг?
– Который именно, дедушка? – елейно произнёс Силикус, не поднимая головы.
Тучи над головой засверкали белыми молниями.
– Мой годендаг, – прогрохотал Дарон, пылая гневом. – Асагруном именуемый! Он у меня один такой!
Конечно же, Силикус знал, о чем речь, просто ломал комедию.
– Нет, дедушка, не видел, – ответил он еще смиреннее, склоняясь еще ниже. – А он что, пропал?
Четыре молнии, одновременно грохнув, сверкнули рядом с плутом и раскрошили вокруг него плитку; в воздух взметнулось множество осколков. Силикус даже не дёрнулся. Когда пыль осела, плут поднял голову. Лицо деда искажала гримаса такой звериной ярости, что, казалось, он вот-вот испепелит внука на месте.
– Пропал! – рыкнул дед. – Ищем вот… Нигде найти не можем…
– Правда? – Силикус задумался, затем просиял. – А вы за Троном смотрели?
Опешил не только топтавшийся позади Лотар, но и сам Дарон. Царь Богов посуровел, не выпуская Силикуса из виду, поднялся, шагнул в бок от трона и сунул руку за спинку. Гнев сменился непритворным удивлением. А на смену ему пришла холодная, как северные моря, ярость.
– Я не знаю, как ты это делаешь, – очень тихо сказал громовержец, вытаскивая из-за трона своё излюбленное копье, породившее все грозы и молнии на свете. – Но, клянусь своим первым именем, на этот раз ты перешёл все границы.
– Что такое, дедушка? – брякнул Силикус, склонив голову набок и округлив глаза. – Отчего злишься? Разве ты не получил свой годендаг?
Дед помрачнел еще сильнее, не сводя с внука светло-голубых, почти белёсых, глаз.
– Нашёл.
– Разве он не лежал у тебя под за… спиной?
– Лежал.
– Разве не я подсказал, где его искать?
– Ты.
– Тогда что не так, дедушка?
Дарон молчал, испепеляя наглеца взглядом. По лицу плута расползлась хитрая улыбочка.
– Не надо злиться, любимый дедушка. Злиться не хорошо, это не наш путь.
Воздух затрещал, тут и там стали появляться набухающие светом искорки; запахло дождём, в широком зале загулял нарастающий ветер; тучи полностью закрыли потолок, накрыв внуков громовержца гигантской тенью. Лотар, огромный и могучий, почти бесстрашный и едва не всесильный, весь сжался и обмельчал, постаравшись стать незаметным, отступил, едва на подвывая от страха.
– Ты ведь самый взрослый и самый ведающий, – продолжил, как ни в чем не бывало, Силикус. – Твой ум остер, как острие Асагруна, а мудростью ты превосходишь самых прославленных книгочеев во всех существующих Пределах! Так что не гневайся, дедушка… Не гневайся. Я вот думаю, что вместо чёрной злобы на ни в чем неповинного внука, лучше будет наградить его чем-нибудь особенным, чем-нибудь ценным, что каждый день бы напоминало внуку о том, как это хорошо и правильно: выручать любимого дедушку в трудный час.
От подобной наглости Лотар подавился. Перевёл взгляд на Дарона. И стало ему так страшно, как еще никогда прежде не было.
– Помни, что мы всегда рядом, готовы помочь и поддержать, – звонко хихикнул Силикус. – И не беда, что память уже подводит. В твои-то годы, дедушка, уже подвиг, если имя собственное еще помнишь! Ты ведь Первый из Богов, старее тебя только Хаос. А как учила нас матушка, старикам надобно помогать. Особенно если они дальше своих бород ничего не видят…
На мгновенье всё окутала пронизывающая тишина. Нарушил её Лотар: ругнувшись, Бог Туч развернулся на пятках и что было сил бросился вон из зала. И, надо сказать, очень прытко и ловко, для своей внушительной комплекции!
«Только бы успеть, только бы успеть! – думал он, чувствуя, как переворачивается сердце в груди. – Только бы выскользнуть отсюда, прежде чем дед…»
Не успел. За спиной с зубодробительным грохотом взорвались небеса, и весь чертог вместе с тремя его обитателями окутало белой, ослепляющей вспышкой.

***

– Всё так плохо?
– Похоже.
– Что будешь делать?
– Не знаю.
– Ты хоть понимаешь, что натворил?
– Вполне.
– И какие мысли?
Силикус с лёгкой улыбкой взглянул на брата и, бархатисто рассмеявшись, ответил:
– Я в порядке, не переживай.
– В порядке он! – рыкнул Лотар и, вскочив, принялся нарезать круги за спиной у плута. – Прям так и сказал: «Изгоняю тебя»?
– Вроде того, – беспечно отозвался плут. – Я уж и не помню точно…
Они находились в Небесной Гавани, на окраине Стольмгана. Вдоль пирсов покачивались гигантские драккары, построенные из черных костей великанов, а вокруг их мачт и спущенных парусов, завывая, шнырял холодный северный ветер; в свинцово-сером небе кружили тысячи воронов-глашатаев, оглашая округу хриплым карканьем. В их кличе звучала последняя громкая новость, которую сейчас не обсуждал только ленивый: «Силикуса прогнали, Дарон в ярости, внук перешёл последнюю черту!» Портиков здесь не было, а потому плут, сидя на самом краю пирса и свесив ноги, наблюдал за тем, как внизу расшибаются о сваи волны чёрных туч.
– Ума не приложу, как тебе это удаётся, братец.
«Легко и просто, – подумал Силикус. – Стащил годендаг, затем спрятал его в Усыпальнице Древних, там, где никто искать не будет, подождал несколько дней, пока не обыщут все пришедшие на ум места, а затем перепрятал за Трон деда. Тоже мне, велика наука, шутки шутить…»
Хмыкнув, Силикус обернулся к Лотару и ответил:
– А с чего ты взял, что это был я?
Вестник Бури остановился, взглянул на хлопающего ресницами, что юная девица после непристойного предложения, брата, и, нахмурившись, выплюнул:
– Вот мне только голову дурить не надо! Весь Стольмган… Да что там Стольмган! Вообще все Царства, населяющие Небесный Предел, знают, что на такие проделки способен только ты!
– Ну, если им хочется в это верить, – хохотнул Силикус, – то пускай так и будет.
– Ох, ну и дурак же ты, братец, хоть и притворяешься умником. Понимаешь, чем тебе вышла эта шуточка?
– Всего лишь временным изгнанием, – пожал плечами плут и, взяв из ивовой корзины наливное, спелое, покрытое золистой шкуркой яблоко, захрустел райским плодом.
– А если не временным? – взъярился Лотар. – Что, если пожизненным? Об этом ты подумал?!
– Подумал, подумал. – Силикус, едва надкусив яблоко, швырнул его в небесную заводь и взял новое. – Простит он меня, никуда не денется. Подобное уже случалось, злился дедушка не раз, и ничего.
– Злиться-то злился, но чтобы так сильно, еще никогда! Он ведь свой собственный чертог разнёс – осталась лишь груда камня да трон посерёдке!
– Подумаешь, – отмахнулся младший брат. – Сейчас кликнут карликов из Подгорного Предела, те в раз всё отстроят, лучше прежнего будет.
– Что по рогам, что меж рогов! – всплеснул руками Лотар. – Тебя изгоняют впервые, слышишь? Ах, да ничего ты не слышишь, глупец! Даже оказавшись в немилости у царя, вместо того, чтобы браться за ум, продолжаем паясничать. Шут ты яблоневый, а не бог!
Силикус, задорно поглядывая на брата, жонглировал сразу шестью надкусанными яблоками, при этом стоя на одной ноге на рукояти меча, упёртого острием в землю. Лотар, как всегда, засмотревшись на грацию и ловкость брата, в итоге пропустил момент, когда огрызки полетели в него. Все шесть попали в цель. Покрывшись бугристыми мышцами, Вестник Бури взревел, раскинул огромные руки в стороны и бросился на плута. В последний момент Силикус изящно перепрыгнул на широкие плечи брата, сделав сальто, соскочил на землю, а затем отвесил Лотару хорошего пинка. В догонялки они играли недолго: старший брат быстро устал и, махнув рукой, грузно плюхнулся на камни.
– Что именно он сказал, Силикус? Дал хоть шанс очиститься в его глазах?
– Дал, – ответил плут, уже найдя себе новое развлечение, прохаживаясь на руках, вниз головой, вокруг обливающегося потом Лотара. – Но я пока что не знаю, захочу ли им воспользоваться.
– Как это так – не знаешь?
– Он сказал, что мне надо доказать своё божественное начало и совершить Семь Великих Подвигов. А до тех пор путь в Стольмган для меня будет заказан.
– Так и чего ты ждёшь?
– Лётной погоды, – не поведя бровью, ответил Силикус и взобрался на могучую спину брата, а оттуда – на голову, где и примостился, упершись ладонью в волосатую макушку Лотара и удерживая свой вес на одной руке.
– Что? Какой еще лётной погоды? Ты что, птица?! У тебя даже крыльев нет!
Лотар резко тряхнул головой в надежде, что Силикус свалится прямо на землю, но плут, как всегда, перекувырнулся в воздухе и по-кошачьи мягко приземлился на ноги.
– Лучше, братец, – хихикнул он. – Я мечтатель! А мечтателю для того, чтобы летать, крылья не нужны.
– Ох, доиграешься ты, Силикус, – проворчал Лотар, поднимаясь на ноги. – С Бурей ведь балуешься. Доведут тебя шуточки до Загробного Царства, помяни моё слово…
– Ну и хорошо, я там еще не бывал. Заодно разгляжу всё, запомню, а, вернувшись в родной Стольмган, сложу о нём песню дивную, совсем как наш отец.
– Ответь мне, Силикус, ответь по существу: чем тебе твоя доля не мила? Почто с судьбой игрища азартные устраиваешь, беды ищешь? Чего не хватает твоей голове непутёвой да сердцу пламенному в бессмертной жизни, полной благ и беззаботной радости?
Бог Тени и Плутовства размышлял долго, повернувшись к разыгравшейся на горизонте буре, что озаряла черные небеса бирюзовыми вспышками. Наконец, вздохнув, ответил, как было прошено, серьезно, по существу:
– Жизни мне не хватает. Места в этом мире. Прошу, не прерывай! Я часто чувствую себя пустым, ненужным, неприкаянным. Скучно мне здесь, тоскливо. Вот и приходится всякие розыгрыши выдумывать, дабы уныние из сердца изгнать. А оно порой шепчет, что должен я отправиться в долгий путь. Увидеть далёкие Пределы, царства других богов, ступить на земли, где прежде ноги бога не бывало, и воочию узреть то, что не видел никто из живущих в Стольмгане. Поэтому я искренне рад вынужденному изгнанию. Сдается мне, что тому, кто заблудился в чертогах собственной души, отыскать путь обратно поможет только дальняя дорога.   
Лотар оскалил острые, как у волка, зубы, фыркнул и махнул рукой на брата.
– Дурак ты, Силикус. Дураком родился, дураком и останешься.
– Уж лучше стать дураком, видавшим мир, чем быть дураком, который видал лишь собственный нос.
Лотар нахмурился, затем скосил глаза и, сообразив, о ком речь, гневно сплюнул. 
– Ладно, любимый братец, пришла пора прощаться нам, – посерьезнел Силикус. – Отправляюсь я.
– И куда?
– В места, полные жизни и приключений, а не скучной и бессмертной бренности.
– Это где еще такие водятся? – прищурившись буркнул Лотар.
– Внизу, глупенький. На земле.
– Тебя туда дед послал? В мир смертных, Валластос?!
– Нет, – улыбнулся Силикус. – Он вообще не давал мне никаких распоряжений. Велел лишь семь подвигов исполнить, а после – возвращаться. 
– М-да уж, – поскрёб пятернёй в затылке Лотар. – Ну выбрал так выбрал! Тебе что, не хватает мест простых, небожительских? Вон, среди облаков и выше сколько еще уровней находится! Излазай все, хоть до дыр в сапогах, сонмы приключений и подвигов на каждом шагу встретишь!  Почему именно к смертным? Тебе здесь добра не хватает?
– Хватает. Просто тоска заела.
– Что? Да какая еще, к ледяным демонам, тоска?! Я всё понять не могу, о чем ты мне твердишь!
– Не ломай голову, она у тебя одна, – улыбнулся Силикус, затем подошёл к Лотару, привстал на цыпочках и поцеловал его в нахмуренный лоб. – Прощай братец. Увидимся… когда увидимся.
Лотар помрачнел еще сильнее, затем неохотно разжал кулаки и развёл руки. Братья тепло обнялись, похлопали друг друга по спинам и расцепились. После чего, по северному обычаю, крепко стиснули пальцами предплечья и напоследок заглянули в глаза.
– Ты давай там, братишка, не затягивай, – через силу улыбнулся Лотар. – Раз, два и обернулся. Уговор?
– Уговор! – хихикнул Силикус и отойдя, вытащил из-за спины руку со скрещенными пальцами. – Прощай, любимый брат! Не поминай Хйодисом!
– Ах ты плут, несчастный… Будь осторожен! – крикнул ему Лотар, когда Силикус сиганул с причала вниз головой. – Безрассудный, странный, дурашливый и непонятный, но оттого не менее любимый братец…
Силикус его уже не слышал. Со свистом в ушах, удалой улыбкой на лице да с неописуемой лёгкостью в груди летел он сквозь море чёрных туч, избегая яркие всполохи гроз, всё ближе и ближе к Пределу смертных, именуемом Валластосом, чувствуя, что наконец-то находится на правильном пути.


III

Оказавшись на земле, Силикус решил поосторожничать и не браться за подвиги в мире смертных, не познав сути жизни его обитателей. И прежде всего он задумал увидеть мир таким, каков он есть. За последующие годы, которые ему показались днями, Силикус, сменив десятки ликов и сотни масок, побывал на жарком юге, увидел дивный восток, посетил первобытный запад и взял курс на холодный север.
В стороне, где люди и нелюди первыми приветствуют солнце, ему встретились широкие и необъятные просторы. Там жили узкоглазые и круглолицые люди, знающие толк в науке и новых открытиях. Они возводили великие и могучие Империи, обрабатывали гигантские поля и проводили много времени в поисках ответов на нескончаемые вопросы. Были там и их заклятые враги – точно такие же узкоглазые и круглолицые люди, вот только уюту каменных стен предпочитающие жизнь среди вольных степей. Также там встретились и существа, лишь отдалённо напоминающие людей, больше похожие на своих предков – драконов, от которых они унаследовали власть огня и жажду разрушений. И людям востока, и детям драконов однажды предстояло сойтись в страшных и кровавых войнах за власть и царствование в одной из четырёх сторон света. Об этом Силикусу рассказали яркие звёзды за время, проведённое им в стороне степей и равнин.
На раскалённом Юге он видел жаркие страны посреди бескрайних морей, песков и барханов, где люди, носившие длинные одежды, были смуглы, худосочны и воинственны. Они превозносили господ своих, по своей же воле являясь слугами и рабами, а человеческая жизнь в тех землях ценилась не дороже бесчисленного песка под ногами. У них Силикус долго и тщетно пытался выяснить, почему одни люди зовутся невольниками и не имеют ничего, а другие – хозяевами, и имеют всё, ведь изначально, прибывая в мир смертных, все люди были равны! Но ни хозяева, ни невольники так и не дали ему вразумительного ответа. Также юный бог познакомился с удивительными созданиями – одними из первых, кто пришёл в мир смертных. У них были тела людей, острые зубы, кожа, покрытая чешуёй рептилий, и хищные жёлтые глаза с узкими зрачками. Эти существа называли себя Хранителями Пустынь и жили на самом краю южного мира, приглядывая за Синими Вратами, что вели в самые далёкие и тёмные Пределы океана-за-небесами.
Запад был дик и необуздан. Там Силикус видел много прекрасных пейзажей, розовых закатов, бескрайних лесов и высоких гор, но за всем этим великолепием скрывалась пугающая мощь первобытной природы – мощь земель, где человеческая нога никогда не ступала, и где царствовали твари, порождённые самим Хаосом. Прежде чем покинуть это место и отправиться дальше, плут долго наблюдал за диким краем и уловил тревожные веяния: глубоко под землёй, которую людям еще только предстояло освоить, спали древние, как сам мир, Силы. Они были темны и коварны, их мысли – пугающи, а желали они лишь одного – стирать и опустошать. Горы запада, являющиеся Стражами для спящих, шепнули плуту, что однажды этим Силам предстояло проснуться и, возможно, стать главной угрозой для мира смертных. 
В конце концов, Силикус порешил творить подвиги на Севере – земле могучих, бледнокожих и свободолюбивых людей, в которых по чуть-чуть сочетались качества всех прежде виденных народов. Именно они поклонялись и приносили жертвы богам Стольмгана; они же и грезили о загробной жизни в Царстве Бурь. Не удивительно, что Силикус решил закончить поиски на севере, ведь северяне были детьми его могучего деда.
Явился Силикус в земли той страны, которую здесь именовали Семирией – землёй Сильных Духом людей. Обошёл плут эти земли от края до края, побывал в самых великих городах, и осознал, что нет среди семиров мира, да и быть не может. А всё потому, что северяне были сильны. Ну а как известно, чем больше сила, тем больше гордыня. Им и делить-то было нечего: северяне не знали рабства, не ведали тирании правителей, что ставят себя на одну ступень с богами, не признавали зависти и жадности к ближнему своему, а споры старались решать честь по чести. Однако в каждой из больших и малых общин, что встретились на пути Силикуса, находился такой человек, который силой, доблестью, хитростью, а бывало, и подлым обманом возвышался над головами сородичей да пел им песни о лучшем мире, что ждет всех соплеменников в лоне его правления. Но впоследствии никто из тех возвысившихся не принимал ни одной правды, кроме своей: даже самый горбатый старейшина¬-сморчок самой захудалой деревушки на отшибе, - и тот мнил себя единым господином, который не станет гнуть и без того кривую спину пред другими. Чрезмерная гордыня и слепая вера – вот, что ослепляло детей севера и очерняло их помыслы.
И подумал тогда Силикус: что может быть величественнее, чем объединение упрямых гордецов под единым знаменем? Вот он, первый из семи подвигов! Приняв задуманное, плут обошёл мудрейших из мудрецов севера и дознался у них, что именно чтят люди земли этой. Мудрецы поведали ему о Мече Грома, именуемом Тондардуном, который по древним легендам приведёт народ Семирии к единому владыке да положит конец вражде и распрям. Тондардун был одним из первых творений Вольтира Кузнеца Богов. Он выковал его для Дарона, но, получив от громовержца неодобрение своей работы, вышвырнул Меч Грома из Небесных Пределов. Долго еще таил обиду Вольтир, прежде чем изготовил для Царя Стольмгана годендаг Асагрун, из-за которого Силикус и был изгнан из Царства Бурь. Ну а Меч Грома Тондардун, преодолев моря туч и сонмы гроз, упал прямиком в Предел Смертных. Где и лежал всеми безбожно позабытый, пока не оказался найденным семиглавым великаном Толатаром. Великан тот, пускай и не был богом, но по силе превосходил многих из них, особенно заполучив в свои руки оружие Кузнеца Богов.
Жил Толатар на высокой горе Ногд, которая некогда подпирала Небесные Пределы, пока те не поднялись на недосягаемый для мира смертных уровень. Вспомнив эту старую историю, Силикус решил наведаться к Толатару в гости.
Остановившись у основания горы, плут задрал голову и, размышляя, каким из способов будет интереснее взбираться, долго высматривал скрываемый за облаками пик, где даже орлы летать не смели. Силикус мог бы крепко оттолкнуться от земли и метнуть себя вверх с такой силой, что тут же оказался бы на вершине. Или, например, превратиться в сокола и воспарить к небесам на широких крыльях. Он мог бы даже протянуть свою тень через всю гору и выйти из неё уже наверху. Его мать – Мальгана – являлась Хозяйкой Ночи, разгоняющей мрак владычицей лунного ока. А там, где есть луна, всегда есть и тень. От матери Силикус и унаследовал великий дар, свою неизменную спутницу Теневую Сестрицу. Поразмыслив, плут пришёл к выводу, что, воспользовавшись простым решением, он лишит себя удовольствия длительного восхождения. Поплевав на ладони да откинув за спину длинные волосы, полез Силикус на вершину горы Ногд, как простой человек.
Как пролетели первые три дня и три ночи, он даже не заметил – слишком задумался о том, каково это быть смертным, пока руки и ноги делали своё дело. От глубокой задумчивости его отвлекло жалобное блеяние. Силикус осмотрелся и сильно удивился, обнаружив вокруг снег. Придерживаясь рукой за каменный склон, он двинулся на звук. Чуть ниже узкой тропы шириной в шаг лениво проплывали белоснежные облака, а за ними, далеко внизу, простирались зелёные равнины и леса Семирии. Несколько раз Силикус останавливался и любовался открывающимися видами, наслаждаясь порывами ледяного ветра.
«Наверняка на такой вышине ноги человека никогда не ступало, – подумал бог со странной тоской внутри. – Плохо быть смертным, ведь, постоянно о ней задумываясь, приходится столько всего прекрасного упускать…»
Наконец, выйдя на небольшой уступ, Силикус увидел белошёрстного горного козла. Он был огромный, размером с мамонта, а его вытянутую голову венчали закрученные рога не меньше, чем ветви дуба. Видимо, это был Царь всех козлоногих существ на свете. Рогатый застрял задним копытом меж двух камней на краю склона, в то время как большая часть туловища уже висела над пропастью. Круглые жёлтые глаза с узкими горизонтальными зрачками с живым интересом изучали юного бога. Силикус не стал растрачивать попусту ни свое, ни козлиное время и сразу же высвободил застрявшую конечность. Козёл постоял над пропастью, подумал, затем вернулся на плато всем телом. С еще большим интересом взглянул на своего спасителя сверху вниз. Тогда-то он и понял, кто его только что спас.
Приветственно заблеяв, Царь Козлов уважительно поклонился, но даже тогда его вытянутая морда оказалась выше головы Силикуса. Плут потянулся, тронул пальцами влажный нос и ощутил горячее дыхание, вырывающееся из ноздрей животного.
– Ты, дружище, больше не застревай, – произнёс Силикус с улыбкой. – В следующий раз меня здесь может и не оказаться. 
Козёл проблеял извинение. Силикус заглянул ему в глаза и, прочитав мысли, кивнул. За время своих странствий бог плутовства слышал от одного якобы мудреца, мол, у животных мыслей нет, как и души. Глупости! У всех живых существ есть как мысли, так и душа. Именно поэтому они и живые, а не мёртвые. Вскоре он уже восседал на спине Царя, пока тот нёс их вверх по склону, почти не касаясь копытами скал. Силикусу было приятно стискивать пальцами мягкую шерсть, ощущать холодок ветра в волосах и чувствовать на лице лучи яркого солнца. Подняв плута на самую вершину, козёл распрощался протяжным блеянием и поскакал обратно резвиться на снежных склонах. Силикус осмотрелся, заприметил уходящую сквозь снега и камень тропу. Она привела его к зеву огромной пещеры, в которой могла бы спокойно поместиться целая крепость. У входа прямо на камнях сидел Толатар. Размером великан едва уступал своей пещере – Силикус рядом с ним выглядел, что мышка возле слона.
Толатар был гол, не считая грубой и грязной набедренной повязки; огромное брюхо лежало на скрещенных ногах с торчащими в стороны, огрубевшими до состояния камня пятками. Все семь лысых голов с конскими хвостами на затылках одновременно повернулись к незваному гостю. Силикус в ответ внимательно рассмотрел круглые лица с тонкими, свисающими вдоль рта усами, пухлыми губами, мясистыми носами и раскосыми чёрными глазами. Великан упёрся руками в колени, наклонился и, потянув всеми ноздрями, хмыкнул.
– И кто же к нам пожаловал? – пророкотала центральная голова хриплым, утробным голосом. – Сам есть Силикус, небожитель, сын Гульннёрдтина, внук Царя Стольмгана!
– Привет тебе, Семиглавый Владыка Гор, – улыбнулся Силикус, приложив руку к груди. – Рад видеть, что, несмотря на заверения молвы, ты всё еще пребываешь в здравом уме.
– Это кто еще там обо мне что молвит?! – взвизгнула высоким голосом другая голова. – Имена! Мы требуем их имена, младший из богов!
– Мы им кишки выпустим, – прогрохотала третья, самая угрюмая. – А потом – съедим…
– Цыц! – рыкнула первая, центральная. – С богами я говорю, пока вы молчите. Усекли?
– А кто это тебя тут главным назначил? – скривила губы четвёртая, недовольная. – Ты нам не указ!
– Я, быть может, и не указ, – фыркнула первая. – Но рукам-то нашим, точно голова! Так что захлопнули пасти, не то поотрываю вас всех за ненадобностью. А жить дальше и с одной могу.
Головы покорно замолчали. Силикус во время перебранки изучал окрестности, но Меч Грома пока не увидел. Толатар, а точнее, первая голова ощерилась в кривозубой ухмылке.
– Что, Гуляющий Среди Звёзд, небось, наш великий Тондардун ищешь?
– Если честно, то ищу, – кивнул бог. – Меня заслал дед мой царственный, с тобою речь держать. Дело в том, что его любимый годендаг Асагрун потерялся. Дарон теперь в трауре, ходит по Небесному Дворцу, хнычет, лбом в стенки бьётся да причитает о любимой палочке. А тут – раз, и вспомнил о первой поделке Вольтира! Решил прознать, не желаешь ли ты, о могучий, обмен совершить?
– Обмен? Какой еще обмен?
– Самый что ни на есть обычный обмен. Ты нам – Тондардун, а мы тебе в ответ тоже что-нибудь дадим.
– Что-нибудь – это что? – прошипела, прищурившись, самая левая голова.
– А чего вы хотите?
Головы переглянулись, наморщили лбы. Вторая справа уже открыла рот, когда её неожиданно боднула соседка, лбом прямо в нос. Ярко-красная кровь хлынула из разбитых носопырок. Центральная голова, одобрительно кивнув боевитой напарнице, повернулась к Силикусу.
– Мы желаем Трон твоего деда. Хотим царствовать в Стольмгане.
– Боюсь, не получится, – вздохнул Силикус. – Даже если я уговорю дедушку отдать тебе Трон, то, как только ты на него сядешь, так сразу же и сгоришь. Тут ведь такая штука: чтобы править Пределом, надо быть Демиургом! Ну а ты, к сожалению, не дотягиваешь даже до бога.
– Мы тебе сейчас покажем, куда мы там недотягиваем! – рявкнула самая злая голова, вторая слева. – Сейчас мы до тебя как дотянемся, как сожмем в кулаке, да как выжмем все хохмы, как сок из винограда! Вот тогда посмотрим, как ты шутить станешь, сморчок говорливый.
– Цыц! – опять рявкнула центральная. – Замолчите. Он прав! Демиургом стать нам непосильно. Надо подумать, чего еще хотим…
Великан поднялся, вошёл в пещеру, и все семь голов, вытянув друг к другу шеи, взяли совет. Их шёпот был настолько громок, что Силикусу даже подслушивать не пришлось. Наконец Толатар вернулся, и все четырнадцать глаз хитро взглянули на бога.
– Мы выбрали, – промолвила первая ехидно. – Хотим твою Тень!
– Что? – Силикус потоптался на месте, пренебрежительно глянул на чёрную фигуру под ногами. – Зачем она вам? Какой от неё прок?
– Хитришь, плут, – оскалилась самая правая голова. – Знаешь ведь, какой!
– Ты, благодаря своей тени, в кого угодно обратиться можешь, – кивнула первая. – Хоть в муху, хоть в дракона, хоть в деда своего, царственного! Так что хотим Тень.
– Ну, что ж, – ответил Силикус, после раздумья. – Тень так Тень. Только вот прежде я хочу видеть Тондардун.
Головы снова переглянулись, заворчали, затем скрылись в пещере и вернулись с громадным мечом. Размером он был с вековой дуб, а то и больше. Широкое, усеянное рунами перламутровое лезвие, несмотря на более чем тысячелетний возраст, сверкало на солнце яркой новизной и прекрасной заточкой; вдоль дола бегали голубые, плюющие искрами молнии; гарду окутывали чёрные клубящиеся тучи. Меч Грома разил такой громадной мощью, что аж зубы сводило, как после глотка ледяной родниковой воды. Всю округу тут же залило бирюзовым сиянием.
– Ну что, небожитель, насмотрелся? – хмыкнула центральная голова. – Давай сюда свою Тень!
– Не так быстро, – скорчил мину Силикус. – А откуда мне знать, что он настоящий?
– Это как так? – удивилась вторая слева голова. – Совсем сдурел, плутастый? Он ведь один такой на свете!
– Ну да, один. А вдруг это – не Меч Грома? Может быть, просто хорошая подделка? Что же я тогда: выменяю свою настоящую Тень на Лжетондардун?
– Еще слово ляпнешь и будешь менять её на свою жизнь! – заверещала самая злая голова, но на неё шикнула центральная.
– Какие тебе нужны доказательства?
– Дайте-ка подумать, – произнёс Силикус, потирая подбородок, и тут же просиял. – Ага! Пускай моя Тень его лизнет! Она в таких делах хорошо разбирается, уж точно не перепутает.
Головы снова нахмурились, обдумали всё и, не найдя подвоха, положили меч на землю. Силикус опустился на корточки, протянул руку к земле. Тень под его ногами дёрнулась, по ней пробежала рябь, и вдруг теневая рука ухватила руку бога. Силикус потянул, Тень живо выбралась наружу и встала рядом – ну точная копия хозяина, только черна и непроглядна, как безлунная ночь. Пружинистой походкой она подошла к гигантскому мечу, встала рядом и ткнула в лезвие теневым пальцем. Затем на радостях подпрыгнула, жадно накинулась на Тондардун и тут же выросла до огромных размеров, полностью накрыв его собой. У шести из семи голов отвисли челюсти. Седьмая гневно жевала длинный ус.
– Это еще что такое?! – рявкнула центральная. – Пущай слезает, немедля!
– Увы, боюсь, теперь уже никак, – печально развёл руками Силикус. – Он ей понравился. Не отдаст. Видимо, действительно Тондардун.
– Что-о-о?! – взревели все семь голов Толатара. – Опять твои выходки, плут? Значит, мы заберем и Меч, и Тень!
– Не так быстро, друг мой крикливый, – хихикнул Силикус. – Тень никуда не пойдёт, пока я её не отпущу. Таковы законы.
– Так пусть слезет с меча, и катитесь вы оба к Хйодису!
– Не могу. Тень не слушается. Она у меня такая… своевольная.
– Дурачишь нас, Силикус? Сейчас ведь прихлопнем тебя, как козявку, не посмотрим, что бог!
– Не будем ссориться. Я сам остаюсь в проигрыше без Тени и Меча. И ты тоже, милый мой великан. Потому предлагаю поступить честно да по совести.
– Слушаем, – буркнула центральная голова, пока соседние шипели на крайние.
– Раз уж так вышло, что мы оба оказались ни с чем, так давай по старинке сыграем в игру. Я задаю загадку, а ты задаёшь свою. У кого ответ будет лучше, тот всё и забирает.
Великан помрачнел, задумался. Затем отвернулся, и шесть голов принялись за совещание. Седьмая, на пол оборота вывернув шею, внимательно наблюдала за Силикусом. Тот застыл херувимом – воплощением чистоты и честности.
– Ладно, – наконец буркнула центральная голова. – Уговор. Но чтобы честно!
– Честнее некуда! Итак, слушай мою загадку…
– А кто это тебе дал право первым задавать? – рявкнула злая голова. 
– А у вас уже есть готовая?
Головы переглянулись.
– Нет, нам надо подумать.
– А у меня уже есть! Так что я первый.
Головы нахмурились, Толатар опустился на землю, скрестил ноги и подпёр центральную голову кулаком.
– Слушаем, плут. Задавай.
Силикус посерьезнел, придал лицу задумчивости, прошёлся туда-сюда, остановился и, повернувшись к великану, нараспев произнёс:

Ни рыба, ни мясо, ни смертный, ни бог –
На семь голосов звучит его речь.
Но даже Дарон бы от зависти сдох,
Когда он берётся за свой чудо-меч!

 – Кто это?
Три из семи голов Толатара хищно осклабились. Еще две нерешительно покосились на соседние. Лоб самой правой прорезала глубокая складка мыслителя. И лишь центральная помрачнела, фыркнула сгустком ураганного ветра и недовольно хрюкнула.
– Нам надо подумать!
Силикус великодушно отошёл в сторону и отвернулся, делая вид, что разглядывает великолепнейшие пейзажи уходящей в горизонт равнины. Наконец центральная голова гаркнула:
– Мы готовы дать ответ!
Силикус вернулся к великану, спрятал руки за спину и, раскачиваясь на пятках, вежливо улыбнулся.
– Слушаю, о Владыка Гор.
– Ответ на твою загадку… – головы опять неуверенно покосились на соседей, пока самая левая нервно дожёвывала уже укоротившийся ус. – Вирин!
Долго висела тишина, лишь завывал холодный ветер между скал.
– Кто? – удивился Силикус, выпучив глаза.
– Вирин! – рыкнула самая правая голова. – Дух Летней Грозы!
– На востоке живёт, – добавила, важно кивая, вторая слева.
– Его еще называют Жёлтой Молнией. – поддакнула её соседка.
– Все верно! – оскалилась центральная, шикнув на остальных. – Вирин! А теперь – отдавай нашу Тень и наш Меч.
– Не так быстро, мой семиглавый друг, – ответил Силикус. – Давай обдумаем твой ответ. Вирин, значит? Ну смотри! «Ни рыба, ни мясо, ни смертный, ни бог». Подходит Вирин под это описание? Подходит. Дух Летней Грозы не является ни мясом, ни рыбой, ни богом, ни смертным.
Головы недовольно забурчали, но Силикус продолжил:
– Дальше упоминается семь голосов. Но разве есть у духа столько? Верно, верно, не буду спорить, как говорится, один гром дважды не повторяется.
– Прекрати тянуть время! – брызнула слюной самая правая голова. – Мы сейчас рассердимся!
– А когда мы сердиты, то сразу хотим есть, – печально пробасила её соседка.
– Осталось совсем чуть-чуть, дорогие мои, – заверил их Силикус. – Что там дальше было? «Но даже Дарон бы от зависти сдох, когда он берётся за свой чудо-меч!» Скажите мне: есть ли у Вирина чудо-меч?
– Есть! – уверенно заявила левая соседка центральной головы. – Мы однажды были на востоке и видели, как он своим мечом лупит в небеса, когда солнце стоит. Потому Вирин и зовётся Духом Летней Грозы!
– Да-да, все верно, так и было, так и видели! – одобрительно загалдели остальные.
– И здесь не стал бы я спорить, – хихикнул Силикус. – Вы совершенно правы. Вирин действительно за что-то обозлён на Небесные Пределы – возможно, за то, что его в боги не приняли!  Потому и разрывает облака, когда просыпается от спячки, а просыпается он только летом. Но есть здесь одно «но».
Силикус назидательно покачал пальцем.
– Вы перепутали его излюбленное орудие. Вирин пользуется не мечом, а луком, из которого стреляет в Ирий, надеясь своей стрелою пробить крону мирового древа и поразить одного из богов востока. Так что, к сожалению, вынужден вас огорчить, но ваш ответ – не верный!
И вновь шесть челюстей отвисли почти до земли, лишь центральная голова шумно дохнула носом, что разгневанный тур.
– А какой же тогда верный? – прорычала она сквозь зубы.
– А этого я говорить уже не обязан, – развёл руками Силикус. – Мы так не договаривались.
Все семь голов на мгновенье замолчали, а затем разом взорвались:
– Обманщик!
– Вшивый плут!
– Держите нас семеро!
– Зашиб-ё-о-о-м…
Их шеи аж удлинились – настолько сильно каждой голове хотелось первой добраться до обидчика. Благо, руководила всем процессом центральная. Заткнув соседок, она окинула Силикуса мрачным взглядом и произнесла:
– Ладно, плут. Наша очередь загадывать.
Силикус изящно поклонился и спрятав руки за спину, всем видом продемонстрировал, что готов слушать.
– Ни рыба, ни мясо, ни божество, ни смертовство… – забормотала центральная, ей тут же подсказала соседка, – громка и страшна… эээ… речь его!
– Но Дарон – и тот злится пуще и пуще! – брякнула другая.
– А всё потому, что меч у него большущий! – радостно закончила самая левая.
– Короче говоря, ты понял, плут, – скривившись, как от зубной боли, закончила центральная.
– Это что ж, получается, мне собственную загадку разгадывать?
– Не умничай, – буркнула правая, злая голова. – Отвечай. Кто это?
Силикус прищурился, опустил голову, задумался, словно бы вспоминая ответ. И когда поднял обратно, его лик озаряла плутовская ухмылка.
– Правильный ответ – Толатар!
На этот раз челюсти отпали у всех семи голов. Три из них покраснели, две пожелтели, а одна – позеленела. У центральной головы кровь отхлынула от лица, а глаза превратились в две щёлочки.
– Мы, значит? Но ведь это же самый простой ответ… Мы ведь сразу же догадались, но так было бы слишком просто…
– Все верно, семиглавый мой друг. Ты всё понял правильно, однако забыл о древней, как Стольмган, мудрости: самая сложная загадка, как правило, имеет самую простую отгадку.
Силикус выжидающе смотрел на Толатара, пока тот менялся в цвете, что листья дерева осеннею порой – от зелёных к жёлтым, а от жёлтых к красным. Бог плутовства был готов к чему угодно. Даже к тому, что великан схватит корень раздора – Меч Бури – и попытается зашибить его. А таким оружием можно убить даже бога. Ну или, по крайней мере, сильно искалечить. Эта мысль пугала, однако при этом и наполняла Силикуса странным, но приятным чувством. Он наконец-то ощущал себя живым.
– Так не пойдёт, плут, – в итоге выдохнула центральная голова. – Мы отменяем наш спор.
– Но как же так, Толатар? – удивился Силикус. – Ведь я победил, а ты проиграл! Неужели ты готов заклеймить себя самым бесчестным в мире великаном просто потому, что не любишь принимать поражение? Смотри, такие поступки имеют плачевные последствия! Твоим почитателям-циклопам это придётся не по нраву.
– Нам плевать на циклопов. И мы не можем проиграть в нечестной игре, – рыкнул великан, поднимаясь на ноги. – Убирайся с нашей горы, бог плутовства, и забирай свою поганую Тень! Чтобы больше мы вас здесь не видели. Никогда. Иначе клянёмся – зашибём. 
Тон Толатара убедил Силикуса в том, что шутки кончились. Бог едва заметно шевельнул пальцем, и Тень, тут же соскользнув с меча, метнулась ему под ноги.
Великан поднял меч, закинул его на плечо и, развернувшись, бросил:
– Уходи и не возвращайся.
– Ладно, – кивнул Силикус и добавил уже тише: – Еще посмотрим, кто кого.
Плут пошёл к спуску, ни разу не оглянувшись. Толатар долго провожал его злобным взглядом в спину из темноты пещеры, совершенно не замечая оставшийся на земле клочок тени. 

***

Этой же ночью, ночью томной и волшебной, полной причудливых образов, тихих шепотков и предвкушения надвигающихся чудес, в час, когда фонарь луны окутал верхушку горы Ногд мягким и баюкающим светом, а на чёрном небосводе зажглись сотни ярких подружек-звёздочек, семиглавому великану Толатару приснился дивный сон. В том сне к нему в пещеру заглянула высокая – почти такая же высокая, как и он сам! – фигура. И оказалась она фигурой о семи головах. Её мускулы были крепки, как камень, шеи в обхвате, что стволы сосен, а в плечах она даже превосходила Владыку Гор. Фигурой оказалась безымянная великанша, которая тут же поразила Толатара в глубь великаньего сердца.
В том сне ему не хотелось быть сильным и всемогущим, а совсем наоборот, хотелось быть мягким, пленённым и податливым в её мозолистых пальцах, как разогретый свечной воск. Так и вышло. Великанша, распалив грубое, но горячее сердце Толатара, довела его до состояния полной покорности и раболепия, и когда он уже был готов к главному блюду, попросила взамен одну лишь вещь. Толатар согласился, даже сам не помнил, с чем именно. И когда наконец-таки всё произошло, Владыка Гор осознал, что минувшие тысячелетия он не жил, а вёл серое и безвкусное существование. 
Той дивной ночью пара семиглавых исполинов слилась в единое четырнадцатиголовое целое, состоящее из дикой любви, звериной страсти, поросячьей нежности и слоновьей радости, со всеми аспектами подобной любви: укусами, царапками, затрещинами, заломами, взаимным сквернословием и влажными лобызаниями. И так хорошо им было вдвоём, что даже небесное светило, солнцем зовущееся, да первые петухи верхних Пределов так и не смогли растревожить дивный сон великана Толатара. 

***

Силикус было уже спустился с горы, когда гулящая чертовка наконец-то догнала. За спиной у блудной сестрицы на перевязи болтался Меч Грома Тондардун. Только уменьшенный в сто раз от прежнего, подстроенный под размеры нового хозяина.
– Ну, проказница, давай, хвались, – улыбнулся Силикус вышагивающей рядом Тени. – Долго хомутала здоровяка?
Его копия без черт лениво отмахнулась. Меч с широким лезвием при ходьбе легонько шлёпал по теневым ляжкам.
– Ну тебе ведь понравилось?
Тень повертела теневой кистью, мол, ни так, ни сяк. Затем нарисовала рукой круг в области живота и сделала вид, что баюкает малютку.
– Даже как? – вскинул брови Силикус и звонко рассмеялся. – Поздравляю! Папашке будешь сообщать, когда придёт время?
Тень поскребла пятернёй в затылке и пожала плечами.
– Что ж, вот и первая пара подвигов позади, – подвёл итог Силикус. – Мне следует избрать достойнейшего из племени семиров, дабы передать ему новую реликвию народов Севера. Выбирать буду тщательно, взвешенно да по совести. Не хотелось бы вручать подобную силищу кому попало! Люди севера, конечно, хорошие, добрые в душе, вот только властвовать не умеют. Как наденут короны на головы, так сразу же из героев первых превращаются в гадов последних. Видимо, дедушка, когда их лепил, под конец совсем устал и схалтурил.
Тень качнула головой, что могло означать что угодно. Силикус оценивающе взглянул на меч и протянул руку.
– Ладно, плутовка, поигралась и хватит. Отдавай Меч Грома.
Тень повернулась к нему, продолжая вышагивать рядом. Её лик, такой же чёрный и непроглядный, как и прочие части тела, не имел черт. Однако Силикус все равно увидел опасный блеск и смятение в душе Теневой Сестрицы. Как она приходилась ему родной сестрой, так и он ей – родным братом, а потому оба прекрасно чувствовали друг друга без слов. Он остановился, Тень тоже. Силикус с бесстрастным лицом настойчиво протягивал руку. Сестра не двигалась. Плут вспомнил пророчество, которое много лет назад ему нагадала спящая беспробудным сном Слепая Провидица Дроммара.
«Тень твоя, Плут, сестрою названная, та, что самым близким и родным, сопутствующим тебе по жизни другом будет, хранит во чреве своём Начала Тёмные, – хрипло произнесла старуха в рваной накидке, с повязкой на глазах, водя костлявой рукой над ржавой чашей, что до краёв была наполнена серебряной водой. – Как пиявка вытягивает кровь гнилую из тела больного, так и Сестрица твоя вытянула из тебя чёрные пороки, что даны были тебе от рождения, и заключила их в себе, дабы уберечь родную и любимую душу от падения в безумия Бездну. Но ничто на свете, ни в мире живых, ни в мире мёртвых, ни даже в мире бессмертных не даётся бесплатно. У всего есть цена. Сестрица уберегла тебя от незавидной участи ценою уснувшего проклятия своего естества. И однажды настанет день, когда барьеры падут, проклятие проснётся, и цена будет уплачена. Живи и радуйся жизни, Плут. Придёт час, когда Тьма, обитающая внутри твоей спутницы, вырвется наружу. Будь готов защищать себя, своих близких и всё, что тебя окружает, от того врага, страшнее которого тебе не встретить ни в одном из существующих Пределов…»   
Неужели настал тот самый час? И сестрица, взмахнув мечом, обрушит мощь Тондардуна на голову братца, которому она клялась служить верой и правдой до конца жизни? Но нет. Как всегда, обошлось. Тень покорно сняла перевязь и отдала меч брату.
– Благодарен я тебе, Сестрица любимая, – улыбнулся Силикус, слегка вытащив меч из ножен и любуясь перламутровым отблеском. – С меня должок. А теперь, будь добра, займи своё место.
Тень, всплеснув руками, понуро опустила голову, изобразив, будто вздыхает, и, ударившись о землю, шмыгнула под ноги Силикусу, пока тот уже размышлял над следующим подвигом.

IV


Долго ли, коротко ли шёл Силикус и пришёл в итоге к порогам Подгорного Предела, именуемого Ульдерхарндом, где его встретил владыка гигантских пещер, изумительных палат и величественных залов, титан Огимон. Угостив Силикуса чаркой Огненной воды из подземных источников, хозяин повёл его по своим владениям.
– И как поживает твой величественный дед?
– Занятой совсем, весь в делах. То на север пошлёт гром и молнии, то на юг обрушит бурю, то восток зальёт дождями. Ну а когда совсем невмоготу ему становится скука небесная, спускается мой дедушка в Царство Вечного Хлада, к синезубому Хйодису в гости, где оба старика попивают жидкий морозец, закусывают костями китов да вспоминают подвиги былые и войны забытые. В общем, хорошо поживает, передаёт тебе низкий поклон.
– Добро, добро…
Воздух был горячим и спёртым, пахло прогорающим деревом, углём, железом. Со всех сторон звучал мелодичный перестук молотков, звон наковален, дыхание мехов, потрескивание раздуваемых в печах углей и шипение опускаемых в воду раскалённых железных заготовок. В полутьме, подсвеченной багровым заревом горнил, беспокойно работали, копошились и туда-сюда сновали низкорослые бородатые фигурки – карлики-рабы Верховного Титана. Сам правитель – высокий, грузный, широкоплечий и важный – лениво и неспешно переваливался с ноги на ногу, показывая Силикусу местный быт. Кожа Огимона блестела, как начищенная и отполированная до зеркального блеска сталь, свободная одежда лишь подчёркивала огромные размеры, а суровое, квадратное лицо с резкими и прямыми, даже гротескными чертами, отражало свет пламени. 
– Ну, плут, поведай уж, раз пришёл, – лениво протянул низким, металлическим голосом титан. – Чего вдруг пожаловал без зова? Почто явился? 
– Дед мой великовозрастный послал с поклоном, – ответил Силикус. – Захотелось ему прознать, как ты здесь живёшь-поживаешь.
– Не тужу, не жалуюсь.
– Так ему и передам.
– Добро, добро, – пробасил Огимон, и Силикус в очередной раз приметил заинтересованный взгляд титана на Мече Грома, что висел за его спиной.
– Скажи мне, друг Огимон, а слуги твои трудолюбивые – они чем занимаются?
– Мне прислуживают, чем же еще? – хохотнул Огимон. – Оружие они куют. И доспехи. Для богов окольно обитающих, для гениев из миров далёких и даже для смертных, что ходят по нашим потолкам, ни о чем не подозревают. Но в первую очередь – для меня. Лучшими творениями я пополняю свою великолепную коллекцию, а остальное пускаю по миру.
– Вот как? – удивился Силикус. – Так, значит, ты тоже одаряешь средних, вышних и всевышних?
– Не только ваш чванливый Вольтир славится своим ремеслом. Половина богов близлежащих Пределов жаждет получить в дар изделия моих рабов. Они трудолюбивы, кропотливы и выносливы, не знают голода, жажды и усталости, а потому каждую работу доводят до совершенства.
Силикус окинул взглядом сонмы трудящихся вокруг карликов и подметил: 
– Рабство и помыкание чужими судьбами – дело неблагородное, друг мой титанический. Как же свобода воли, личные прихоти, вознаграждение за труды, наконец? На моём излюбленном севере такого не встретишь. Там люди рождаются свободными, свободными и умирают.
– Брось, Силикус, – отмахнулся лениво Огимон. – Твой дед сам не знал, почто народ северный создавал, потому и даровал им право самим решить свои судьбы. Я же, в отличии от него, зрел в ядро! Давным-давно я смешал землю с камнем и первоискрой вдохнул в получившуюся массу жизнь. Мои рабы были созданы невольниками, и всё для того, чтобы служить мне, а потому ни до чего другого им дела больше нет. Искусство да совершенство – вот их жизнь, цель и бремя. Так что брось, не упрекай меня в тирании. Они довольны и счастливы, а потому все силы вкладывают в достижение лучшего результата. Не пройдёт и пары тысячелетий, как все существующие Пределы признают их мастерство, а затем приползут ко мне просить о милости изготовить для них то, что нигде больше не сыскать, хоть трижды обойди всё мироздание.
– Вот оно как? – развёл руками Силикус. – Настолько они искусны?
– А ты сам погляди…
Огимон привёл его к высоченным створкам, окованным красивым, переливающимся всеми цветами радуги железом. Сняв с запоров сложный механический замок в форме зубастой головы карлика, титан открыл вход в святая святых Подгорного Предела. Силикус узрел бесконечный высокий зал, уходящий в глубь горы так, что конца и края видно не было. Левая стена зала была увешана оружием всех сортов и размеров: от небольших кинжалов, булав и мечей до громадных копий, секир и пик; правая – бронёй и латами: пузатыми панцирями, тончайшими кольчугами, гигантскими щитами да всяческими разномастными шлемами, сапогами и перчатками. Здесь царила мощь, изящество, величавость и красота истинного искусства.
– Ну, плутовед, – пробасил Огимон. – Что скажешь?
– Скажу, что хороша твоя чаша, жаль не наша, – поклонился Силикус. – Однако и мы тоже судьбой не обижены.
Бог медленно извлёк Меч Грома из ножен и подождал, пока бирюзовые искры, пробежавшие по клинку, не разгонят застоявшийся в округе мрак, отразившись в больших и круглых, как висящие на стенах щиты, глазах титана.
– Хм, хм! – подбоченился Огимон. – А я хожу, гляжу заинтересованно, думаю: неужели сам Тондардун иль похож просто? Теперь вижу дань искусству, зрю детище истинного мастера, Вольтира, стало быть. Пускай и чванлив ваш кузнец, но своё дело знает…
– Верно, верно, его мечик, – нахально прыснул Силикус.
– Откуда он у тебя, плут?
– А пока до твоих Красных Гор добирался, заглянул на пряники к Толатару.
– К этому многоликому великану? – холодно хмыкнул Огимон. – Не самое лучшее знакомство, скажу я тебе.
– И не самое умное! – хохотнул бог. – Представь себе: он проиграл великий Меч Грома мне в карты! Это же каким надо быть неумным, чтобы ставить на кон такую ценность? Верно говорю или нет? Скажи мне, титан всех титанов!
– Верно, верно, – задумчиво пробасил Огимон, не отрывая взгляда от объятого голубыми искрами клинка. – В карты, говоришь, выиграл? А что это – карты?
– Неужели не слыхал? – удивился плут. – Людская придумка! Таблички с рисунками, которыми можно бить друг друга без ущерба для здоровья. Очень интересная штука, скажу я тебе честно!
Силикус слегка привирал: игральные карты были его придумкой, а не людской, и подсунуть их людям он собирался только через пару-тройку тысячелетий. Своё изобретение плут впервые проверил на жителях Стольмгана, из-за чего перессорилась и передралась добрая половина царства, пока Дарон не запретил азартные игрища, не преминув после оборвать внуку уши. Но тот все равно остался доволен полученным результатом.   
– Вот думаю теперь, размышляю, что с ним делать, – лениво протянул Силикус, небрежно опираясь на воткнутый в землю Тондардун. – То ли пойти кому-нибудь в карты проиграть, то ли вспороть им небеса и поглядеть, сколько земель накроет всемирным потопом…
– Бичевание смертных – дело-то, конечно, интересное, – пробормотал Огимон, жадно глядя на меч и проводя серебристым языком по железным губищам. – Но, право, жаль будет, если Тондардун затупится об одну из Великих Туч, пока ты небеса кромсать будешь! Да и негоже проигрывать его в споре азартном какому-нибудь недалёкому божку, который даже не оценит свалившегося на голову счастья. Тондардуном должен владеть тот, кто по достоинству оценит всю грацию, силу и стать подобного произведения оружейного искусства…
– А где же сыскать такого? – грустно вздохнул Силикус. – Пределы уже давно не те, как и населяющие их боги! Тесно стало в царствах богов, переполненных скучными и трусливыми жителями, негде больше разгуляться настоящим страсти и азарту удалого соревнования.
Титан стиснул губы и, прищурившись, взглянул на плута.
– Скажи мне, друг мой Силикус, – осторожно начал он. – Насколько ты уже породнился с этой безделицей?
– Ты про Меч Грома? Да хоть сейчас бы выкинул, чтобы пояс не оттягивал! Но все же жалко – вдруг еще Вольтир обиду затаит…
 – А не хотел бы ты его на что-нибудь обменять?
– Обменять? Хм… Почему нет? Вот только что у тебя есть, Огимон? Оружие меня не интересует, даже не предлагай. Быть может… Отдашь мне своих рабов?
– Что, всех?! – выпучил глаза титан.
– Ну зачем сразу всех? Можешь оставить себе одного или двух.
– Нет, плут, так не пойдёт! – надул губы Огимон. – Меч Грома – оружие прекрасное, но моих рабов он не стоит. Может, тебя интересует что-то еще?
Силикус придал лицу выражение глубокой задумчивости, окинул взглядом бесконечный оружейный зал, даже прикусил кончик языка, закатывая глаза и натужно хмуря лоб… Но все же помотал головой.
– Нет, друг мой титанический, – улыбнулся он мягко. – Боюсь, нечем тебе меня заинтересовать.
– Больно надо! – фыркнул Огимон. – Пойдём, пойдём к выходу, пока пыль времён не добралась до моей коллекции… Да и тебе наверняка уже пора! И у меня свободного времени в обрез.
– Я что-то запамятовал, когда сообщал о том, что спешу! – хмыкнул Силикус и по-дружески хлопнул титана по плечу. – Бывай, Огимон, рад был тебя видеть. Я уж было думал предложить тебе пари, но вдруг вспомнил о том, что мне и правда пора. Не поминай Хйодисом!
– Погоди-погоди! – всплеснул руками титан. – Ну и куда ты засобирался? Даже пировать еще не садились. Каким же меня хозяином назовут во всех Пределах, коль гостя великого за стол не усажу? А что там за пари ты упомянул?
– Да так, глупое пари, забудь, не буду отнимать твоё время…
– А у меня его навалом! Всю работу рабы выполняют, мне и заняться-то, по-хорошему, нечем. Давай, плут, не томи. Какое пари пришло в твою теневую голову?
– Ну коль ты так просишь, я не в праве отказать. Ты хвалился, мол, никого искуснее рабов твоих в мире больше не сыскать?
– Не хвалился, а говорил, как есть. Они лучшие из лучших!
– А мне вот сдается, что брешешь ты, милый друг, – ухмыльнулся Силикус. – Они мастеровиты, спору нет, но до оружейников Вольтира им, как от Небесного Предела до Царства Мёртвых.
– Что-о-о?! – возмутился Огимон. – А ну ка давай, сядем, сразимся в эти твои карты, я тебе покажу, за кем из нас правда! Или испугался быть побитым?
– Нисколечко. Просто нечестно это будет. Карты – дело непростое, а ты и правил-то не знаешь. А то вот возьму, выиграю, а ты меня после плутом клеймить будешь…
– Ты им и так по жизни заклеймён, – буркнул Огимон. – Хорошо, говори уж, что придумал…
– Пускай твои рабы докажут, что они настолько искусны, насколько ты их хвалишь. Докажут сами, без твоей помощи!
– И как же это сделать?
– Допустим, они выкуют для меня оружие. Скажем… молот. Да, молот подойдёт! Пусть не спешат, вложат в него душу, я подожду. А как закончат работу, так мы сравним их молот и мой меч. За кем будет правда, тот оба оружия и заберёт. Что скажешь?
Огимон размышлял долго, взвешивал все за и против. Наконец махнул рукой и кивнул.
– Хйодис с тобой, плут. Твоя взяла. Выкуют они тебе такой молот, что даже дед твой царственный прибежит ко мне с поклонами!
– Посмотрим, – сверкнул жемчужной улыбкой Силикус. – Пускай берутся за работу. Ну а я покамест придумаю, как мы будем испытывать наше оружие.


***

Бородатый и низкорослый народец Огимона, который он именовал «dwergara’s», что означало «каменные рабы», оказался шустер, ответственен и спор на дело. Получив заказ от владыки, они быстро пошептались, немного покричали, слегка даже подрались, а затем всё же сошлись в едином мнении и приступили к работе. Три года, три месяца и три дня ковали рабы великий молот на рунной наковальне, сплетая воедино все самые лучшие и чудесные  металлы, дарованные им как недрами земли, так и высотами небес. Затем еще столько же времени одарённые даром волшбы дверги вдыхали в тот молот силу, крепость и мудрость всех троих Великих Титанов Подгорного Предела.
Наконец принесли они Огимону лучезарный молот на длинной рукояти, горящий мягким янтарным светом рун, вырезанных на бойке из заговорённого сплава. Сей молот был наречён ужасающим Цурвлагом, что означало «Крушитель Гор». Как понял Силикус, маленькие крепыши благоговели перед всем, что крушит, и всем, что связанно с горами.
– Что скажешь, плут, – взвешивая молот в руке, горделиво произнёс Огимон. – Достойная ли вышла работа у рабов моих?
– Это нам покажет испытание, – улыбнулся Силикус.
– И что за испытание ты придумал?
– О, испытание это будет под стать испытуемым! Твои рабы сами мне его подсказали. Раз уж твой молот поименован Крушителем Гор, так давай же проверять его на право носить столь гордое имя! Согласен?
– Разрушить гору? – расплылся в широкой улыбке Огимон. – Ха! Да я это и без молота могу сделать!
– И всё же спору быть. Условия таковы: я указываю тебе на гору – ты её разрушаешь. Одолеешь три – Тондардун твой. Но не порушишь хоть одну – забираю Цурвлаг себе.
– Почитай, Меч Грома уже мой! – раскатисто захохотал Огимон, и вместе они отправились на земную поверхность.
Поперву Силикус выбрал Пик Талато – одну из самых древних гор Севера, на склонах которой обитал странный народец вувуканов. Они поклонялись Первобогам, которых давным-давно Дарон вместе с другими богами-демиургами сверг с Престола Мироздания в Войне Творцов. А так как вувуканы своей верностью свергнутым богам жутко раздражали всех жителей Стольмгана, Силикус решил, что славно будет избавить мир от этого мерзкого племени руками Огимона; тем более, вувуканы были народом примитивным и кровожадным, любящим жертвоприношения, массовые оргии и набеги на земли семиров.
Подойдя к Пику Талато и залихватски перебросив молот из руки в руку, Огимон вскинул Цурвлаг над головой, размахнулся и, громко крякнув, обрушил страшный удар. Руны на мгновенье вспыхнули янтарём, из-под бойка сыпануло мириадами искр всех цветов радуги, а затем землю вокруг горы сотрясло до основания. Из недр послышался медный гул, сменившийся громоподобным треском. В том месте, куда пришёлся удар, образовался глубочайший кратер. Из его низин прямиком к Пику устремились сотни трещин. Когда они достигли горы, ненадолго всё стихло, после чего Пик Талато в одно мгновение рухнул и рассыпался на множество осколков. Силикус даже слышал, как в едином вопле ужаса возопили обитатели горы, и как одновременно оборвались тысячи жизней, навсегда положив конец кровавой истории племени вувуканов. Там, где совсем недавно возвышался великий зуб земли, остался лишь колотый камень и гигантское облако пыли.
– Я жажду видеть восхищение безмерное в очах твоих, Силикус! – взревел довольный Огимон, потрясая молотом над головой. – Быть может, закончим сей глупый спор, и ты сразу отдашь мне Тондардун, сохранив и своё, и моё время? 
– Обязательно, друг мой, – мягко улыбаясь, отозвался Силикус. – Как только ты разрушишь еще две горы.
Следующей жертвой спора Силикус избрал гору Калогиран. Она являлась высочайшей горой Севера, а также непреодолимым препятствием между землями Семирии и лесами Кеиллиндена, где проживал человеческий народец, почитающий силы природы. Силикусу нравилось лесное племя, и он честно надеялся, что однажды кеиллиты подружатся с семирами его деда. Поэтому он и решил, что настоящей дружбе ничто не должно быть помехой. С горой Калогиран Огимон расправился еще искуснее, чем с Пиком Талато – даже не вспотел.
– Уверен, что хочешь ждать до конца? – снисходительно поинтересовался титан, пока они шли к последней горе. – Смотри, плут, коль сдашься прямо сейчас, то успеем даже попировать в честь моей победы.
– Уж как-нибудь переживу отсутствие еще одного пира в своей жизни, – вежливо отозвался Силикус.
Третья гора звалась Рагоспайн. Была она и не самой высокой, и не самой красивой, и даже не самой древней, однако Силикус для завершения спора решил избрать именно её. Огимон, почти не замахиваясь, обрушил на гору ужасающий по мощи удар, уже предвкушая скорую победу. Каково-же было его удивление, когда он увидел, что Рагоспайн устояла! Поплевав на ладони, титан перехватил Цурвлаг двумя руками, широко замахнулся и, на этот раз не забыв приложить силы, вмазал молотом по горе. Земля у основания Рогоспайн раскололась на две части, образовав ущелье, в котором пропали все близлежащие леса и долины. Было то ущелье настолько глубоким, что простиралось оно почти до Нижнего Предела, где обитали души умерших – вот-вот Хйодис вылезет и начнет ругаться, что потолок сыпется! Однако на горе Рагоспайн и трещинки не осталось.
– Ничего не понимаю! – пробормотал Огимон. – Нечистое дело. Твои забавы, плут?
– Да как я смею? – удивился Силикус. – Древнейшую гору ты уже порушил, высочайшую тоже расколол. Осталась лишь неприглядная. Вот я и подумал: а вдруг самый невзрачный из земных зубьев на деле окажется самым крепким? Сдается мне, я не прогадал.
– Требую еще одну попытку! – недовольно засопел Огимон. – Боги любят троицу, я точно знаю.
– Боги-то, может, и любят, а вот споры – нет. Я дам тебе еще один шанс, но при одном условии. Если с третьим ударом ты не разрушишь эту гору, то, помимо Цурвлага, отпустишь всех рабов и даруешь им волю.
– Ни за что! – решительно мотнул головой Огимон. – Рождённому для труда отдыхать не дано!
– Значит, я победил?
На квадратном лице титана отразилось сомнение, злость, отчаяние и в итоге смирение.
– Хйодис с тобой, плут, – вздохнул он. – Коль победишь, отпущу один клан и дарую им свободу.
– Три клана, Огимон. Боги любят троицу.
Титан послал богу плутовства остервенелый взгляд и взялся за молот двумя руками. Долго крутил он бойком над головой, долго примерялся, пока не ударил так, как еще никто доселе не ударял по земной поверхности. Сотрясло так, что Огимон не удержался, припал на одно колено, но даже ловкий Силикус – и тот едва устоял на ногах.
Когда вековая пыль наконец стала оседать, сквозь завесу проступили очертания твердыни по центру гигантского, раскинувшегося на сотни лиг вокруг кратера – таких дыр в земной коре свет еще не видывал! Но всё же целая и невредимая гора Рагоспайн возвышалась над морем черноты, являя собой символ нерушимой воли. Силикус, ощутив, как вновь дрожит земля, не сразу понял, что это – всего лишь зубы Огимона в бессильной ярости скрежещут друг о друга.   
– Увы, друг мой, – улыбнулся Силикус. – Сдаётся мне, ты проиграл… Но не расстраивайся. Гора Рагоспайн когда-нибудь рухнет, ибо ничто не вечно. Просто не сегодня и не твоими стараниями. Позволь зачитать тебе следующие строки, которые, быть может, хоть немного облегчат твою обиду…

Ничто не вечно под луной,
А то, что вечно – лишь фантом.
Повязан мир одной судьбой – 
Уснуть однажды вечным сном…

V

Покинув Подгорный Предел, Силикус отправился на юг, всё больше отдаляясь от Красных Гор. Теперь ближайшие пятьсот, а то и тысячу лет в Ульдерхарнд его вряд ли пригласят, впрочем, плут не особо переживал по этому поводу. За спиной весело болтался Меч Грома Тондардун, тяжесть Крушителя Гор – молота Цурвлага – оттягивала пояс, а потому юного бога переполняло невероятно возвышенное настроение. Следующий подвиг он порешил совершить в тайных лесах Улатанара, что находились где-то в Срединных землях, неподалёку от Очага Жизни, и вход в который был хорошо упрятан от чужих глаз. В Стольмгане говаривали, что у тамошних нимф, именуемых дриадами, имелся один непростой цветок, который мог наделить бессмертием любого, кто вдохнёт его дивный аромат. Правда, также говаривали, что те леса ревностно охранялись страшными безымянными существами, способными изничтожить любого, кто дерзнёт встать на их пути, а потому Силикус заранее предполагал, что испытание будет нелёгким. Так чем же не Великий Подвиг? Лишь через несколько дней после завершения спора плута и титана Силикуса наконец нагнала Сестрица Тень. К тому времени бог уже был на полпути к лесам поющих нимф.
– Долго же ты шла, – беззлобно бросил он. – Сильно тебе досталось?
Тень бросила на него яростный взгляд и нервно тряхнула волосами.
– Ладно, прошу прощения, – виновато улыбнулся плут. – Понимаю, каких усилий тебе стоило выдержать все три удара. Немногие из богов смогли бы выстоять против мощи Огимона и Цурвлага! Я смело заявляю, что горжусь тобой, сестричка. Ты была воистину великолепна! Правда, теперь твоя сила пугает даже меня...
Взгляд Тени слегка потеплел, но остался настороженным. Силикус, опрометчиво осознав, какому риску он подвергал Тень, когда просил её превратиться в гору, по которой пускай и бессильно, но очень страшно лупил молотом титан, на время притих. В благодарность за помощь, без которой плут ни за что бы не выиграл спор, весь оставшийся путь до Улатанара он позволил сестре идти рядом и быть самой собой. Тень любила свободу и вскоре оттаяла, чем плут тут же и воспользовался, как только они оказались на границе запретных лесов.
– Ладно, погуляли и хватит. Давай уже, шмыгай на место, – приказал бог. – Мы почти пришли.
Сестрица смерила брата пристальным взглядом. Вновь его посетило чувство, что она, распробовав вкус свободы, взбунтует и больше никогда не вернётся ему в услужение, но это чувство прошло так же быстро, как дождь в середине лета. Беззвучно вздохнув, Тень ударилась о землю и нырнула под ноги хозяина. 
Вскоре Силикус понял, что где-то свернул не в ту сторону, потому как вместо Очага Жизни мира смертных он увидел морское побережье и одинокий дом неподалёку от воды. Затем плут разглядел и хозяина домика – простого человека. Лысый, весь в морщинах, седобородый и худой, словно скелет, рыбак, одетый в тряпичную, засаленную мешковину поверх выгоревшей на солнце бронзовой кожи, своими жилистыми руками вытаскивал на берег деревянное корыто со скудным, еще трепыхающимся на дне уловом.
– Приветствую тебя, друг! – поздоровался Силикус, приближаясь к человеку. – Не подскажешь, в каких краях я оказался?
Рыбак аж подскочил, в страхе обернулся, затем схватился за весло и, прижав его к груди, выпалил:
– Кто такой? Не подходи! Не то как врежу – мало не покажется!
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – тепло улыбнулся бог, показывая пустые руки. – Но, как видишь, у меня нет оружия, да и надобность в твоём скромном добре тоже отсутствует.
– Ты откуда взялся, чудак? – подозрительно буркнул старик. – С неба, чтоль, свалился?
– Почти. Я ехал с караваном через здешние леса, где на нас напали разбойники. Всех поубивали, один лишь я сбежал.
– Сбежал, говоришь? Видать, так быстро бежал, что аж одёжку чистую прихватить успел!
Силикус осмотрел свои руки в тончайших перчатках из драконьей кожи, тёмно-серый, расшитый звёздным бисером кафтан, коего не погнушался бы носить и король, высокие сапоги, на которых не было и пятнышка грязи. Костюм, избранный специально для очарования дриад, выдавал его, а потому плут не стал отнекиваться.
– Вижу, тебя не проведёшь, человек. Я – Бог Плутовства и Тени. Скажи мне, есть ли в этих землях мои почитатели?
– Бог? – фыркнул в ответ рыбак. – Ты-то? Ну-ну! А я тогда йельф ушастый!
– Ты хотел сказать «альв»? Что ж! – Силикус щёлкнул пальцами. – Вот теперь взаправду на альва похож.
Рыбак, видимо, почуяв неладное, дотронулся до своего уха и, ощутив под пальцами удлинившийся острый кончик, икнул и выронил весло.
– Ах ты… ты… – проблеял он севшим голосом. – Колдун проклятый! Верни, как было!
– Коль желаешь.
Щелчок. Уши рыбака вновь стали человеческими. Убедившись, что всё в порядке, старик вновь пугливо подхватил весло.
– Правда бог, что ли?
Силикус, разведя руками, опустился в лёгком поклоне.
– А доказать-то делом слова свои могёшь, бог?
– Как мне заставить тебя уверовать в мое божественное начало, человек?
Рыбак опустил весло, поскрёб пятернёй макушку и просветлел.
– А налови-ка мне рыбки! Чтобы на всю деревню хватило.
– Наловить, боюсь, не смогу, – пожал плечами плут. – Однако попросить море поделиться дарами способен.
Силикус повернулся к воде, вытянул руку, поманил. Море вспенилось, забурлило. Подул яростно ветер. Волны, накатывая всё сильнее и выше, бросались на пляж, самоотверженно расшибаясь о берег. Из пены одна за другой стала выскакивать рыба: большая, средняя, маленькая, со сверкающей на солнце чешуей, удивлённо раскрывая и закрывая рты, пуча круглые глазищи. Потрясая плавниками, шлёпая хвостами и шевеля жабрами, всё больше и больше рыбы трепыхалось на песке. Когда же на берег выбросилась зубастая акула, а за ней, фонтанируя водой и утробно завывая, полез кит, рыбак замахал руками и возопил:
– Хватит! Хватит, верю! Пускай прекратят!
Град из морских обитателей тут же прекратился.
– Чудо-то какое! Уверовал я, еще как уверовал! – запричитал рыбак, упав на колени и уткнувшись лбом в песок.
Силикус ухмыльнулся и пошёл исправлять вызванный его же руками слепой и совершенно никчёмный фанатизм. К вечеру они сидели у костерка, над которым, подвешенный за треногу, булькал закопчённый от времени котелок с рыбным наваром. Подкинутые в котелок коренья и травы лишь усиливали дивный аромат. Силикус долго еще не мог поверить, что еда смертных может оказаться не хуже пищи богов, если приготовлена с любовью. Позже, когда их ложки заскребли по днищу котелка, а животы оказались раздуты приятным теплом, они разлеглись на мягком песке, закинув руки за головы и уставившись на усыпанное белыми звёздами тёмное небо.
– Сейчас бы еще трубочку закурить… – мечтательно произнёс рыбак.
Силикус щёлкнул пальцами. Рыбак хмыкнул. Воздух наполнился терпким ароматом табака. Человек и бог, словно добрые друзья, наслаждались теплотой и нежностью волшебной ночи.
– Чувствую в глубине твоей души давнишнюю рану, друг мой, – произнёс Силикус. – Пускай твоя боль хоть и притупилась, исцелённая временем, но всё же не угасла до конца.
– От богов ничего не скроешь, – вздохнул старик. – Моя боль всегда со мной. Дочка – умница, любимица, единственная кровинушка – покинула меня в одночасье, сделав несчастным до конца моих дней. Нет тяжелее испытания для родителя, чем пережить своё чадо.
– Как её звали?
– Оливия, – еще грустнее отозвался человек, но в голосе проскользнула теплота. – Красивая была… смышлёная… но главное – добрая. Всех вокруг любила, ни с кем в деревне не ссорилась, в людей верила! И меня верить учила…
– Что отняло её у тебя?
– Не что, а кто, – голос рыбака посуровел, в нём зазвучал металл и мрак. – Один мерзавец по имени Вотелло, ревнивый выродок, сын деревенского старосты. Любил он её, как говорил, больше жизни, свататься приходил, руки просил, осыпал дарами и благами. Хотел бы я выдать дочь за него, да не мог заставить, не мог видеть печаль в её глазах, ибо знал, что любит она другого. Отказал я Вотелло, повздорили мы с ним. Грозился он, что мы пожалеем, ну а я, дурак старый, не поверил его словам. И спустя несколько дней, когда Вотелло узнал, кому именно принадлежит сердце Оливии, он нашёл влюблённых бедняжек и убил обоих.
– Ты простил его?
– Я кто, по-твоему, агнец всепрощающий? Аль, быть может, еще и левую щёку ему надо было подставить? Око за око, зуб за зуб. Он отнял у меня дочь. Я отнял у него жизнь. А прах скормил морю, как завещали поступать с врагами старики. Пришли потом мужики старосты меня карать, да им деревенские не позволили, встали за меня стеной люди, сказали, что Вотелло заслужил свою участь. Вот и оставили меня в покое. С тех пор живу на отшибе, в деревню редко хожу, только за самым необходимым. Осуждаешь меня, бог?
– Ничуть, – ответил Силикус. – Осмысленно свершивший убийство, прощения не заслуживает. Всему есть цена, каждый обязан платить. Вотелло уплатил её сполна. Но также стоит помнить, что выносящий приговор палач, взымая плату, в ответ платит частью своей души.
Старик лишь горько хмыкнул да зашипел трубочкой, в которой прогорали табачные листочки.
– Жаль мне мою Оливию, – всплакнул наконец рыбак. – Каждый день думаю о ней. А как тоскую – словами не описать… Страшная доля выпала мне, терзающая словно крючья, тяжёлая, что каменное надгробие! Только из-за заветов старцев, воспрещающих накладывание рук на себя, до сих пор я не бросился в пучину морскую.
– И это тоже правильно, – согласился Силикус. – Человек, как и железо, испытаниями закаляется. Ну а мир… сложная конструкция. Тысячи судеб переплетены великой паутиной фатума, у каждой жизни своё предназначение. Однако тот, кто самовольно обрывает собственную нить, вносит Хаос в устройство мироздания, не достигнув той цели, для которой был рождён.
– Но как быть, бог? Как вынести душевную муку? Где сыскать лекарство от боли?
– Не могу ответить. Это не в моей власти. 
– А в чьей? Вы же всевышние! Вы – творцы, созидатели и бессмертные мудрецы! Скажи мне: неужели никто из вашей братии не способен хотя бы на краткий миг озарить светом измученное сердце старика? Я бы всё отдал за то, чтобы увидеть мою Оливию еще разочек. Хотя бы одним глазком взглянуть на родное сердцу личико…
– Душа смертного после прощания с бренным телом отправляется к Хранителям Врат, кои находятся меж мирами живых и мёртвых. Зовутся они Руками Смерти. После суда именно Руки распределяют души по присуждённым им Пределам.
– И что? – всхлипнул рыбак. – Неужели их никак не умаслить? Хотя бы на мгновение повидать родное личико…
– Мёртвых к жизни не вернуть, таковы заветы Старших. О подобном просил бы лишь безумец, – вздохнул плут, однако, хихикнув, тут же добавил: – Правда, сдаётся мне, я знаю одного такого, кто мог бы рискнуть!
Старик резво сел, взглянул на бога глазами полными надежд.
– Правда? И где же его найти? Как звать чудака, что осмелится просить Великих Хранителей за простого смертного?
– Не надо его звать, он сам тебя уже нашёл, – лучезарно улыбнулся бог плутовства. – А имя ему – Силикус.


VI

Потолок Торхсйальва усеивали каскады чёрных, сверкающих яркими всполохами туч. Грохотал гром, мрачная тень накрыла тронный зал.   
– Лотар.
– Да?
– Подойди. Ближе. Да не чурайся ты так, не уничтожу я тебя! По крайней мере, сейчас же…
Вестник Бури, стараясь держаться гордо и прямо, осторожно подошёл к трону. Дарон, как всегда величественный и грозный, восседая на Троне Бурь и держа в правой руке упёртый в пол годендаг Асагрун, левой рукой рассеяно поглаживал белоснежную бороду. Голубые, как утреннее небо, глаза смотрели сквозь Лотара. Мысли деда сейчас находились далеко отсюда.
– Ты звал меня?
– Звал, – ответил Дарон, наконец с трудом обращаясь к старшему внуку. – От твоего брата всё еще нет вестей?
Лотар поджал губы и нерешительно воззрился на предка.
– Нет, – со вздохом ответил он. – Последний раз его видели в Ульдерхарнде, в гостях у…
– Знаю, знаю, – небрежно махнул рукой Дарон и нахмурился. – У титана титанов Огимона. Глупец повёлся на шуточки Силикуса и уничтожил две Первогоры из трёх. Вот же дуралей медноголовый!
– Да, но вместе с тем он избавил мир от вувуканов! – с жаром возразил Лотар. – Это гнусное племя испокон веков изничтожало семиров – твой народ! Огимон, можно сказать, оказал нам услугу…
– Услугу? – буркнул Дарон. – Ты, Лотар, такой же глупец, как и Огимон, если не глупее. Услугу, говорит он! Мой народ – стадо баранов, которые бодаются в широком поле, ибо чудится им, что тесно в мире становится. Однако не понимают семиры, что мир огромен, а места в нём на всех хватит с лихвой… А сколько еще других, не менее глупых людских народов населяют Валластос? Людям, что южным, что северным, что западным и восточным, нужен общий враг, потому что, как только его нет, они тут же принимаются друг за друга. И вувуканы мерзопакостные, являющиеся злом в самой своей утробе, отлично подходили на роль врага людского! Пока Силикус с Огимоном к ним не явились… Теперь вся моя работа насмарку. Тфу!
– Но… разве... вувуканы, это…
– Моих рук дело? А чьих еще по-твоему? Я их специально создавал такими кровожадными и уродливыми, дабы ненавидеть легче было! А теперь супротив кого семиры воевать будут? Правильно! Против семиров!
Лотар наконец закрыл раззявленный рот и понуро опустил голову.
– Ладно, не горюй ты так, – произнёс Дарон. – Дело у меня к тебе есть.
– Дело? – тут же вскинул загоревшиеся глаза Вестник. – Дело – это хорошо! Какое дело, дедушка? Ты только укажи, дык я сразу же все дела переделаю! Это я могу, это я мигом…
– Так захлопни свою пасть и слушай! – рыкнул громовержец. – Раскудахтался, слово вставить не даёшь.
Лотар спрятал руки за спину, вытянулся по струнке и весь обратился в слух.
– Брат твой в большой опасности, – произнёс тихо и мрачно Царь Стольмгана. – Угроза над ним зависла, что меч над осуждённым…
– Какая, дедушка?
– Смертная угроза. Я, когда Силикуса изгонял, думал, он в верхние Пределы отправится. А он, мозгляк, по нижним начал шастать! Да еще и большую часть времени по земле бродит, со смертными якшается. Безрассудный мальчишка.
– Но что в этом плохого?
– А то! Боги – на то и боги, что обитают там, куда смертным вход воспрещён. Мы есть всевышние мудрецы, а потому черпаем силы в родных Пределах. Подгорные – в Подгорных, Подземные – в Подземных, Небесные – в Небесных… Нам нельзя надолго спускаться в мир смертных. Это истончает связь с Первоначальным Домом, где все мы были рождены.
– Но мы ведь бессмертны…
– До той поры, пока связь с Первоначалом крепка! – рыкнул Дарон и стукнул годендагом о пол с такой силой, что весь Стольмган содрогнулся. – Однако если бог проведёт в мире смертных слишком долгое время, то… он тоже станет смертным. Пускай и наделённым божественными силами.
Лотар долго молчал. Наконец с трудом закрыл рот и грустно вздохнул.
– Что же нам делать?
– Силикусу пора возвернуться домой, – стальным голосом ответил Дарон. – В Стольмган, где ему самое место.
– А как же твоё изгнание?
– Да плевать мне уже на изгнание! И на глупые подвиги твоего безрассудного братца тоже! Сейчас меня заботит только его благополучие и сила моего рода. А если Силикус станет смертным, сила рода ослабнет. Да и не может внук самого Царя Стольмгана стать жалким человечишкой. Не бывать этому! Потому я тебя и позвал, старший мой внук, наречённый Вестником Бури.
– Что я должен сделать? – едва слышно спросил Лотар с испугом в глазах.
Дед долго молчал, оценивающе изучая его светлыми глазами.
– Я приказываю тебе привести Силикуса в Стольмган, – наконец грозно и возвышенно ответил Дарон. – С его согласием… или без оного. Да будет так. Слово царя было сказано. Услышал ли ты его, мой внук?
– Услышал.
Усеивающие потолок Торхсйальва тучи неистово зарокотали. 


VII

В царство Вечного Хлада Фьярхеин, куда после смерти отправлялись души северян, погибших своей, а значит, бесславной смертью, Силикус заглянул ненадолго – спустился только, чтобы переброситься парой слов с Повелителем Мёртвых, что верхними богами зачастую поминался недобрым словом, Синезубым Хйодисом. Мрачный старик, кутающийся в чёрную хламиду поверх костей, обтянутых пергаментной бледной кожей, одним только видом внушал ужас: его вытянутый череп венчала острозубая корона, длинная борода обросла колючими сосульками, а черные дыры глазниц сверкали жутким синим светом. Хйодис встретил бога плутовства, восседая на троне из чёрного льда, держа в одной руке ледяной меч, а в другой – ржавый, покрытый инеем щит, среди царства белых пустынь и вечной вьюги, где гуляке ветру вторили хоралы множества несчастных мертвецов.
Силикус, глядя на то, как тысячи павших душ, обмороженных до чёрных пятен на белой коже, без глаз, ушей и носов, со впавшими щеками, в покрытых снегом одёжках сквозь метель и вьюгу тащат огромные ледяные глыбы для очередной пирамиды во славу своего повелителя, внутренне содрогнулся. Бог плутовства был не робкого десятка, но даже ему стало не по себе от подобного зрелища.
– Опасную игру затеял, Силикус, – проскрипел Хйодис царапающим слух голосом, скаля в сардонической улыбке синие зубы. – Искать эту парочку – дурная идея… Тем более, играться с Хранителями Врат.
– Я не собираюсь с ними играться, – сказал плут, кутаясь в плащ с меховой оборкой. – Мне надо задать им один вопрос, и я уйду.
– Сколько неоправданной уверенности, сколько дерзкой наглости, сколько не сбитой спеси! – хохотнул Хйодис. – С чего ты взял, что я тебя отпущу? Ты силён, вынослив, молод. Дерзкий дурачок, самостоятельно забравшийся в мои пределы, тебя-то мне и не хватало в хозяйстве…
– Если не вернусь, тогда уже мой дед спустится, – нахально улыбаясь, произнёс Силикус. – А заодно разворошит здесь всё, разнесёт по ледышкам твои смешные пирамиды да всех твоих рабов перетопчет.
Хйодис фыркнул, сверкнув острыми, как кинжалы, зубами. Синие огоньки в глазницах воспылали еще ярче.
– В словесной удали тебе не занимать, Силикус, – хохотнул он. – Однако ж мне тут Ворон принес, что изгнан ты давно из Стольмгана, а дед твой царственный понятия не имеет, где же носит его шелудивого внука. Так что язычок свой остренький лучше спрячь за пока еще целыми зубками, все одно, не поможет.
Силикус вздохнул, покачал головой, лениво пнул один из сугробов и медленно поднял глаза на повелителя мертвецов.
– Я ведь по-хорошему хотел, дядька Хйодис, – произнёс плут, продолжая улыбаться, вот только взгляд уже был совсем не добрым. – Но ты не оставил мне выбора.
– Дерзишь, щенок? – зашипел Хйодис, медленно поднимаясь с ледяного трона. – Ох, видимо, придётся мне все же огорчить дедушку Дарона…
Силикус, скрестив руки на груди, качнул головой, мол, оглянись. Повелитель мёртвых наконец увидел сидящую на спинке трона теневую фигуру с громадным мечом Тондардуном в руке. Искрящий голубыми искрами клинок упирался в шею костлявого старца.
– Так вот оно что, Силикус, – оскалился Хйодис. – Решил против меня выступить? Ну я тебя за это…
– Перестань сыпать пустыми угрозами, – оборвал его бог плутовства. – Оба ведь знаем, что моя сестрица снесёт тебе голову быстрее, чем ты произнесёшь любое из слов Силы.
– Я – Демиург и Владыка Предела, а потому истинно бессмертен! – прошипел Хйодис, дыша гневом. – В отличие от тебя, божок фокусов и выкрутасов.
– Знаю, – пожал плечами Силикус. – Но пока твои снеговики пришьют тебе голову на место, я уже буду в недосягаемости твоих угроз. Поэтому предлагаю разойтись полюбовно.
– Выскочка! Мозгляк! Недоросль! – взорвался Хйодис. – Я тебя убью, сорву кожу со скелета, высосу мозг из косточек, а затем…
– Дядь Хйодис, хватит, – зевнул Силикус, в то время как клинок Тондардуна царапнул шею Повелителя Мёртвых, заставив того дёрнуться и скривиться от боли. – Мы оба знаем, что я уйду отсюда на своих ногах. Вопрос лишь в том, где в это время будет находиться твоя голова. На плечах или закопана под снегом?
Меч Бури раскалился еще сильнее, заплевал искрами и запылал синим светом, исходя паром и сжигая падающий снег. Тень, пригнувшись к Хйодису, плотоядно ухмыльнулась, правда, видел это только Силикус.
– Не стоит заставлять мою сестрицу ждать, – серьезно сказал он. – Нервная она. Особенно когда угрожают её брату…
Синеватый череп Хйодиса стал совсем белым, как снег.
– Спрашивай, что нужно, и убирайся!
– Охотно. Я ведь и одет не по погоде. Так вот, мой вопрос: как найти Хранителей Врат?
– Туда нет пути ни смертным, ни богам… – тихо ответил Хйодис. – Там даже твой дед не осмеливался бродить…
– Зато ты осмеливался. Потому я и пришёл к тебе, а не к деду.
– Глупый и безрассудный мальчишка, – злобно ухмыльнулся Хйодис. – Смерти ищешь? За тем, кто её кличет, она приходит раньше времени…
– Ближе к делу, дядь Хйодис, у сестрицы рука уже устала.
– Твое дело, плут. Когда Руки тебя убьют, и ты станешь моим рабом, я вдоволь с наиграюсь с твоей душонкой. Однако просьбу удовлетворю. Путь к Хранителям лежит через мир смертных, далеко-далеко на юге, у самой окраины земли, там, где находится Первый Очаг Творцов…
Затем Хйодис поведал Силикусу, как именно найти дорогу к Рукам Смерти.


***

Силикус открыл глаза. Он стоял посреди ослепительно-белого мира, хотя помнил, что после того, как шагнул в Первый Очаг, бесконечно долго падал во тьму. Бог втянул носом воздух, но ничего не почувствовал. Обернулся. Вокруг – пустота. Ни неба над головой, ни земли под ногами, ни гор или лесов на горизонте, ни самого горизонта, ни дуновения ветра или плеска воды, ни тепла или холода. Лишь белое ничто, которое было сразу всем. В данном месте этот цвет отличался от того, что Силикус видел прежде. Белый цвет никогда не бывает идеально белым, ибо он всегда окружён другими оттенками, которые так или иначе подчёркивает или отражает – даже первый снег отражает лёгкую синеву неба и золотистый отблеск солнца. Но здесь ничего подобного не было, потому и здешний белый был особенным. Истинно белым. Совершенным.
Силикус пошёл вперёд. Наверное, вперёд. Трудно понимать, где перед, а где зад, когда ориентиры отсутствуют. Сапоги бесшумно вышагивали по белому не-полу. Пальцы бесчувственно касались белых не-стен. Грудь бездушно наполнялась белым не-воздухом. Силикус ощущал себя странно: и волнительно радостным, и тревожно несчастным одновременно. Это место было единственным в своем роде Пределом вне Пределов. Местом, куда попадают души умерших для распределения в дальнейшие места вечного или временного пребывания. Во что бы там люди ни верили, но Силикус знал, что у этого места даже названия нету. Потому боги так и говорили – Белое Ничто.
Силикус шёл очень долго, быть может, даже годы, но ощутить это было невозможно – понятие времени здесь отсутствовало, как и усталость, чувство голода, жажда. Здесь даже мысли как-то странно путались: с одной стороны, вроде бы о чем-то думаешь, но с другой – как только пытаешься вспомнить, о чем именно, так сразу же забываешь. Ни радости. Ни грусти. Ни даже желания куда-либо прийти. Просто идёшь – и ничего. Ничего… совсем ничего.
Возможно, он провёл здесь целую вечность, и за это время все известные Пределы и обитающие в них боги – да что там боги, даже Великие Демиурги! – и те сгинули, сменились новыми Создателями, Силами и Порядками, пока Силикус бродил по месту, состоящему из ничего. А возможно, он провёл здесь меньше дня. В конце концов, бог плутовства услышал голос, от которого вздрогнул – настолько уже привык к отсутствию каких-либо звуков в этом мире:
– Куда идёшь?
Силикус остановился. Голос был нигде и сразу повсюду. Не высокий и не низкий. Не приятный и не отталкивающий. Никакой.
– Туда, куда ноги ведут, – ответил бог плутовства.
– И куда тебя ноги ведут?
– Туда, куда я иду.
Раздался смешок. Впрочем, это мог быть любой другой звук, отражающий состояние его создателя – от хохота до плача. В любом случае настоящей, живой эмоции в нём не было. Краем глаза Силикус различил движение и обернулся. Собеседник позволил ему себя увидеть. Это был… мужчина. Наверное, мужчина. По крайней мере строение его тела больше напоминало мужское, нежели женское. Не высокий и не низкий. Не стройный и не упитанный. Никакой. На плечах – простая серая накидка. Босые ноги ступали по белому бесшумно.
Силикус заглянул в лицо собеседнику и пошатнулся, едва не упав. Он словно увидел лица всех мужчин, мальчиков, юношей и стариков на свете. Разом. Одновременно. Больше такой ошибки не повторял. Запомнил только глаза – всех возможных цветов и оттенков. Удивительно живые. Полные силы, огня и вечной молодости. 
– Привет тебе, Нортус, – поздоровался Силикус. – Как поживаешь?
– Я не поживаю, – бесцветно ответил названный, – и ты прекрасно об этом знаешь. Так зачем ты сюда пришёл, плут? Надоело вести бренное существование? Хочешь окончить свой путь? Стать… частью вечного ничто?
– Нет, нет, что ты, я жизнь люблю! – хохотнул бог плутовства. – Жизнь – прекрасная штука, как бы скучно это ни звучало. Весёлая, красивая и немного грустная.
– У бога. Но бывал ли ты в шкуре смертного? Разве их жизни тоже прекрасны? 
– Не бывал, но могу представить, – отозвался Силикус с улыбкой. – Я умею понимать людей. Пропускать через себя их чувства. Мне это нравится. Их жизни такие… яркие. И радостные, и грустные, полные как счастья, так и боли. И даже когда они, казалось бы, ничего не чувствуют, все равно люди рождают Огни в своих душах. Все, без исключений. Боги так не умеют.
– За всё приходится платить, в том числе и за бессмертие. – Сказал Нортус. – Ты не ответил на вопрос, бог плутовства и тени. Зачем ты здесь?
– Хотел попросить об услуге, – честно ответил Силикус, отворачиваясь. Руке Смерти, видимо, захотелось поиграть – Нортус уже который раз пытался встать так, чтобы Силикус увидел его лицо, но бог успешно этого избегал.
– Услуге? О какой услуге такой, как ты, может просить такого, как я?
– Хочу вернуть кое-кого.
– Вернуть? Куда?
– В мир живых.
Неожиданно Нортус оказался прямиком за спиной Силикуса. Бог мог бы почувствовать тепло его дыхания на своей шее, если бы Нортус дышал, а его дыхание было бы тёплым.
– Ты хочешь нарушить Закон Первых? Знаешь ли ты, чем это может обернуться, Силикус?
– Знаю. Но все равно прошу.
– Безрассудно, – бесцветно хмыкнул Нортус. – Ради кого ты хочешь рискнуть всем, что имеешь?
– Ради одного рыбака.
Рука Смерти рассмеялся. Но все также пусто и бесцветно.
– Ты смешной, Силикус. Зачем тебе это?
– Он накормил меня вкусной похлёбкой. Хочу ответить добром за добро.
– Значит, по-твоему, нарушение Закона Первых равносильно пиале вкусной похлёбки?
– Даже не знаю, – задумчиво ответил плут. – Таких вкусных похлёбок я еще не ел…
Нортус появился вдалеке от Силикуса, небольшой, размером с мизинец. Но даже с такого расстояния у Силикуса рябило в глазах, при взгляде на Руку Смерти.
– Я не стану этого делать. – Сказал Нортус. – Можешь уходить. Из уважения к твоему деду я тебя отпущу. На этот раз… Но больше тебе нельзя сюда возвращаться. В следующий раз ты останешься здесь навсегда.
Силикус долго молчал, размышлял над ответом. Наконец вздохнул и вежливо поклонился.
– Значит, придётся просить твою сестру.
Нортус в мгновенье ока преодолел разделяющее их расстояние и оказался перед богом.
– Нет. Ты этого не сделаешь. – Голос Нортуса был всё так же пуст, но Силикус услышал едва промелькнувшее волнение. – Сатиру нельзя беспокоить.
– Да? А что будет, если побеспокою?
– Будет плохо.
– Мне?
– Всем.
Силикус с трудом смотрел в лицо, расколотое на тысячи ликов. Едва стоял на ногах, но продолжал глядеть прямо и даже позволил себе ехидную улыбку.
– Значит, если твоя сестра оставит меня здесь навсегда, то у тебя будет много времени разъяснить, где именно я ошибся.
– Уходи. Пожалуйста.  – Не просил, а приказывал Нортус.
– А что будет, если останусь?
– Будет плохо.
– Тебе?
– Всем.
Силикус улыбнулся еще шире.
– Тогда выполни мою просьбу. И я уйду раз и навсегда. Обещаю.
– Ты же знаешь, что я не могу, – с едва промелькнувшей досадой ответил Нортус. – Если она узнает…
– Не узнает, – твёрдо заявил Силикус.
– Откуда такая уверенность?
– Поверь мне. Ей сейчас совсем не до нас.
– Объяснись.
– Я попросил сестрицу пошалить у неё под носом.
Силикус поднял ногу. Там, где должна была быть тень даже в мире Белого Ничего, тени не было.
– Все равно нет, Силикус, – после долгой паузы ответил Нортус. – Я не хочу нарушать Закон Первых. Не хочу… и не буду.
– О, друг мой, – на этот раз улыбка Силикуса вышла хищной. – Поверь мне: когда ты увидишь ту, кого я хочу вернуть, тебе самому захочется нарушить все мыслимые и немыслимые законы…


***
 
– О, дивное чудо, рождённое от семени простого смертного, – завороженно выдохнул Нортус. – Кто она?
– Володана. Царица сурового Севера.
Силикус тщательно скрывал победоносную улыбку. Как он и предполагал, Рука Смерти ожил сразу же, как увидел душу самой красивой на свете владычицы людей. Володана – царица далёкой северной страны Гравины – была прекрасней всех когда-либо живущих женщин, и слава о её красоте докатилась даже до порогов Стольмгана. Цари, князья и короли мира смертных несли ей бесценные дары, дабы хоть одним глазком увидеть лицо, от которого щемило в сердце каждого мужчины без исключений. По одному мановению её руки самые воинственные полководцы опускали оружие и прекращали войны. Самые талантливые и сладкоголосые барды, скальды и менестрели выстраивались в очереди, желая воспеть красоту северной владычицы. И даже богини, дивы и нимфы Верхних Пределов завистливо кусали локти, глядя с небес на прекраснейшую из женщин земли. Мир смертных обзавёлся истинным чудом, и люди были счастливы пребывать в лоне волшебного света, рождаемого красотой и грацией царицы Володаны. Но, как это всегда бывает, счастливому мигу рано или поздно наступает конец: в Гравину пришла Старуха Чума, страшная и беспощадная, которая не делит на богатых и бедных, молодых и старых, грешных и святых. Царица Володана умерла, и вместе с ней умерла частичка того немного и прекрасного, что еще оставалось в мире смертных, объятом бесконечными войнами и бедствиями.
Силикус, помня об этой истории давно минувших дней, разыскал неприкаянную душу царицы в одном из загробных миров и показал её Нортусу. Они стояли у Колодца Времени, глядели в его радужные воды и наблюдали историю жизни прекрасной владычицы севера. Лицо Руки Смерти постепенно изменялось – от беспристрастно-спокойного к охваченному интересом, затем волнением, а после – преисполненному фанатичным влечением. Когда же Колодец показал последние дни жизни Володаны, а потом и её смерть, лик Нортуса исказила такая вселенская мука, что Силикус понял: Рука Смерти в его власти.
– Неужели… она умерла? – едва слышно прошептал Нортус.
– Увы, – вздохнул бог плутовства. – Удел смертных един для всех. Рано или поздно их бренное существование заканчивается.
– Нет, нет, нет! – взъярился доселе спокойный Нортус. – Так не должно быть, так нельзя. Такие, как Володана, не могут идти дорогами простых смертных. Несправедливо равнять её, неповторимую, со всеми. Она заслуживает иную участь.
– Я тоже так думаю, друг мой, – траурно произнёс Силикус. – Но, к сожалению, это уже произошло. Не стало прекрасной и единственной, кто несла свет и красоту миру смертных. И только ты можешь это исправить.
– Я? Могу ли?
– А разве нет? Ведь ты – сам Нортус, Левая Рука Смерти, Великий Хранитель Врат между мирами живых и мёртвых! Никто больше не способен на это. Потому я и пришёл просить именно тебя об услуге.
– Услуге? – глаза Нортуса округлились, как у простого мальчишки, узнавшего страшную тайну.   
– Услуге, – кивнул Силикус, через силу заглядывая в лицо Руки Смерти. – Верни её, Нортус. Верни Володану в мир живых. И пусть земля смертных вновь ощутит благой свет того великодушия и пламенной красоты, которые несправедливо забрали жестокие законы бытия…
Нортус сопротивлялся до последнего. На его лице разыгралась битва между долгом и желанием. Плут покорно ждал и, наконец, дождался. Желание победило.


VIII

Силикус сидел на заросшем соснами холме возле искрящих яркими красками вод Радужного Озера. По центру широкого водоёма находился небольшой вечно зелёный островок, на который доселе не ступал ни один смертный. Бог даже издалека прекрасно видел две маленькие фигурки на том островке: Нортус и Володана держались за руки, глядели друг другу в глаза и молчали, наслаждаясь безмерным покоем и вселенским счастьем. С тех пор, как Рука Смерти вернул северную царицу из загробного мира, миновало несколько дней, а может быть, и недель – Силикус не знал точно, ибо за временем не следил. Ему было приятно просто сидеть на холме и наблюдать за влюблёнными сердцами, которые наконец-то отыскали друг друга. И любовь их была чистой, как первый снег, глубокой, как морское дно, и согревающей, как первый луч солнца зимним утром. В ней хотелось бесконечно купаться и нежиться, тонуть, выныривая наружу только лишь для того, чтобы глотнуть воздуха. Волшебное чувство.
Её приближение Силикус почувствовал издалека, впрочем, она и не скрывалась. Статная, грациозная, величественная и ужасная в своем великолепии. Сатира. Старшая сестра Нортуса и Правая Рука Смерти. Та, кто по мощи своей равносильна отцам-создателям, именуемым Демиургами… А быть может, и сильнее. Как узнать силу того, с кем никто и никогда не осмеливался сражаться? Силикус был готов к этой встрече еще с того момента, когда только впервые подумал о том, чтобы отправиться к младшему брату Сатиры. Но все равно, сейчас ему стало жутко не по себе – отвратительное, липкое, лишающее всех сил чувство. Наверное, это и есть страх, который ведом только смертным?
«Если так, то я восхищаюсь ими еще больше, – подумал плут с улыбкой, слыша за спиной мягкую поступь. – Тот, кто способен встретить смерть лицом к лицу и не отвернуть взгляд, воистину достоин пировать за одним столом с богами…»
Она остановилась за его спиной. Силикус продолжал сидеть, глядя на милующихся влюблённых, на островке.
– Нет, плут. То, что ты испытываешь – это еще не страх. – Произнесла Сатира низким и глубоким, пленительно-завораживающим голосом. – Но очень близко к нему.
– В чужие хоромы да без разрешения, – тем же тоном отозвался Силикус. – Непозволительно даже тебе, Сатира.
– Мне позволительно всё. Однако я не по своему желанию влезла в твою голову. Такова моя суть. Я не могу иначе.
– Знаю. Потому и не гневаюсь.
Рука Смерти встала совсем рядом. Силикус не оборачивался. Знал, что даже недолгий взгляд на Сатиру будет стоить гораздо больше, чем взор на её брата.
– Они так счастливы, – сказала тихо Рука Смерти. – Так наивны. Молоды. Полны любви и жизни.
– И ты собираешься всё это у них отобрать.
– Законы Первых нерушимы. Вы оба это знали.
Силикус не стал отрицать. Глупо спорить с тем, кто знает твои мысли наперёд.
– Зачем ты это сделал, плут? Ведь ты прекрасно понимаешь, что натворил.
– Зачем ты спрашиваешь, если знаешь ответ?
Сатира тихо хмыкнула, но этот звук был такой же бездушный, как и всё прочее, что было связано с ней.
– Значит, великий подвиг. Хочешь вернуться назад, в Стольмган, во славе светозарной окрылённый? Единственный из богов, кто убедил Руку Смерти нарушить Закон Первых. Да уж, похвально. Действительно Великий Подвиг. Значит, ты таков, плут. Ради своей цели готов поступиться всем и каждым. А совесть, Силикус… Совесть не замучает?
Силикус, не поворачивая головы, медленно поднялся, бездушно хмыкнул ей в тон и вздохнул полной грудью.
– Я ведь Плут. Какая у меня может быть совесть?
– Знаешь, Силикус, а ведь ты мне всегда нравился. Тем, что не похож на других богов. Ты больше походишь на смертных, они тебе ближе. Такой же живой и чувствительный. Не подверженный хандре бессмертных существ, которая, так или иначе, забирает тех, кто живёт веками и тысячелетиями.
– Благодарю за лестные слова. Они действительно греют мне душу. Но почему же ты говоришь обо мне так, Сатира, словно я уже стал прошлым?
– Именно потому, что этот разговор уже состоялся. Ты, как никто другой, должен знать, что я не говорю с теми, у кого есть будущее.
– Знаю.
Силикус повернулся к Сатире. Его лицо было спокойным и безмятежным, как лицо человека, который еще в полночь смирился с казнью на рассвете, а теперь встречал первый лучик солнца, как последний подарок жизни – с улыбкой и лёгкой тоской о непрожитых годах.
Перед ним стояла она. Сатира. Силикус поднимал глаза снизу вверх, словно взбираясь на вершину и наслаждаясь каждым мгновением, проведённым в пути. Не молодая и не старая девушка в черной накидке. У неё была стройная фигура, босые стопы, изящные белые руки, округлая грудь и красивая лебединая шея. Серебристые, словно ртуть, волосы по плечи стянуты простой черной перевязью на лбу, а из украшений – только серьги с агатовыми шариками.
Лицо Сатиры было прекрасным, идеальным, самым красивым из тех, что он видел – даже красивее лика Володаны. И всё же абсолютно безжизненным и пустым. Силикус знал, что глаза Сатиры всегда закрывала повязка из белого шёлка. Но не в этот раз. Сейчас глаза, в которых отражались судьбы всех богов и смертных, всех концов и начал, всех миров и пределов, были устремлены на бога плутовства. И Силикус увидел в глазах Сатиры всё о себе. Весь свой путь от первого шага до последнего вздоха.
– Это был Великий Подвиг, – грустно улыбнулась она. – Ужасный, но Великий. Прощай, Силикус. Пришло время покоя.
Она медленно протянула руку. Белые и холодные, как лёд, пальцы легли на грудь бога. Сердце, которому было суждено биться вечно, сковало холодом. Затем Сатира шагнула вперёд и обняла бога, прильнув к нему всем телом. Объятия смерти были обжигающе ледяными и опаляюще горячими одновременно. Глаза Силикуса расширились, губы слегка приоткрылись, он вздрогнул и, будто не веря в происходящее, ухватился за плечо Сатиры. Та подхватила под руки прекрасного белокурого юношу, удерживая его на слабеющих ногах, готовая бережно опустить на землю, уложить на последнее ложе.
– Мне жаль, что всё закончилось именно так, – произнесла Сатира сама, удивляясь тому, что говорит и делает. – Тебе бы еще жить и жить… не совершая того, за что простить тебя я не в силах.
Силикус медленно, с трудом пошевелил губами.
– Что ты хочешь сказать? – спросило тихо и печально Сатира. – Я уже не слышу твоих мыслей, плут…
Жизнь медленно покидала Силикуса. В его светлых глазах в последний раз отражались все звёзды и огни небосвода. Они завораживали грустью и смирением. Его блестящие тонкие губы манили словно сладкий мёд. Сатира с несвойственным ей смятением почувствовала, что хочет познать их вкус. Это чувство было настолько ей незнакомо, что Рука Смерти впервые испытала ужас. Но сопротивляться последнему желанию бога, у которого она забрала жизнь, было выше её сил. Сатира позволила юноше приблизиться и не отвернулась, когда он её поцеловал. Тот миг был волшебен: подобно танцу пламени и льда, он соединил две несовместимые сущности, связал в единое целое две противоположности и создал то, что сотворить было невозможно.
Едва сдержав вздох, Сатира неимоверным усилием воли оторвалась от сладких губ умирающего бога. Заглянула в его глаза. И только тогда поняла, что произошло.
– Благодарю тебя, прекрасная госпожа, – очаровательно улыбнулся Силикус. – Ты спасла обречённого на смерть и подарила ему то, на что рассчитывать он даже не смел…
Сатира смотрела на плута и не могла вымолвить ни слова. Подлец обманул её: своими неведомыми по силе чарами заставил совершить непростительную ошибку. Как могла она забыть, что её объятия и её поцелуй несли в себе совершенно разные последствия? Впрочем, мало кого она целовала, чтобы помнить об этом…
– Я недооценила тебя, Силикус, – пустым голосом отозвалась Сатира. – Ты оказался гораздо опаснее и хитрее, чем я считала.
Плут с кривой ухмылкой театрально раскланялся и взмахнул полой плаща.
– Я не забуду этого поцелуя, моя госпожа. Награды выше мне не сыскать.
Сатира долго смотрела пустым взглядом на бога, у кого она забрала жизнь и кому нечаянно же вернула. И даже зная, что Силикус её хитро обманул, Сатира любовалась его лицом, глазами, улыбкой. 
– Уходи, плут. Уходи, немедленно. Ты обманул моего брата. Обманул меня. То, что я собираюсь сделать с Володаной, рассорит меня и Нортуса навеки. Если мне не удастся с ним справиться, и я паду, мир навсегда изменится. Он уже изменился. Но если победит Нортус, то первым, на кого падёт его гнев, будешь ты, Силикус.
– Премного благодарен за совет, уже откланиваюсь. Прощай, моя госпожа. Я никогда не забуду наш поцелуй.
Тепло улыбнувшись на прощание, Силикус шагнул назад и пятном тени упал на землю, чтобы через миг уже быть смытым яркими лучами солнца. Сатира еще долго стояла на холме, глядя вдаль, туда, куда унёсся такой юный и такой безрассудный бог. Смахнув одинокую слезинку и повязав белый шёлк на глаза, она двинулась вниз, к озеру. Туда, где стояли влюблённые, еще не знающие о том, что вскоре должно было произойти – Левая Рука Смерти Нортус и Прекраснейшая из смертных, Царица Севера Володана.

***
 

  Опрометчивость своего поступка Силикус осознал лишь спустя время, после памятного поцелуя на холме у Радужного Озера. Закон Первых гласил: – «то, что мертво, возвернуться не может». Сатира, за нарушение данного постулата своим братом прокляла Володану, извратив её сущность до неузнаваемости. Вместо прекраснейшей царицы мир смертных получил ужасающее Нечто. Ночной кошмар, противопоставление самой сути природы, ни смерть, ни жизнь во плоти. Нечто, коим стала бывшая царица, обрело дыхание смерти и ненависть ко всему живому. И было названо оно Драугром, как напоминание о преступлении закона, который ни за что нельзя было преступать.
Нортус в ответ на деяние сестры возненавидел её лютой ненавистью и обрушил свой гнев на мир смертных. Сняв границы с Врат, что извечно разделяли миры живых и мёртвых, он повторил деяние сестры, только наоборот, желая уничтожить всё, над чем так ревностно годами трудились боги. Тысячи тысяч оживших мертвецов вслед за Володаной восстали из могил, и, не зная жалости, чёрной волной смерти и разрушения прокатились по землям живых, оставляя за собой лишь трупы и опустошение. Армия Нортуса с каждым днём пополнялась новыми силами. Смертные взывали к богам, но те были глухи. Пророки и жрецы твердили о Конце Света, и недалеки они были от истины.
Силикус, узнал обо всём этом от великого ворона Корвейна – короля чернопёрых вестников, что разгуливают меж мирами живых и мёртвых. Ужаснулся тогда плут последствиям своих деяний. Осознание того, что его проступок послужил причиной гибели тысяч и тысяч смертных, резануло по нутру, словно острый кинжал, ранило в самое сердце, отрезвило, как ушат ледяной воды. Понял Силикус, что заигрался, а юношество закончилось, и пора бы уже распрощаться со славными, но плачевными шутками. Также Корвейн рассказ плуту о старшем брате, который спустился с небес на землю смертных, дабы разыскать младшего. И попросил тогда Силикус короля воронов передать Лотару, что он будет ждать его на дальнем севере, там, где оканчивался Валластос.   

***

Вестник Бури и Бог Плутовства встретились на краю мира, в глубоких снегах северных пустынь, там, где извечно бушевала пурга, а ледяной ветер омывал границы Предела смертных.
– Ты поступил необдуманно, братец! – проревел Лотар, перекрикивая вьюгу. – Даже я не ожидал от тебя подобного!
– Всем нам свойственно ошибаться, – пожал плечами Силикус. – Не я первый, не я последний.
– Но ты обрёк мир смертных на неминуемую гибель. Неужели тебе наплевать?!
Белые хлопья били в глаза, холод жадно покусывал кожу, а морозный ветер трепал плащи и развевал длинные волосы: одни чёрные, как непроглядный мрак безлунной ночи, другие – светло-серые, что пепел прогоревшего костра.
– Нет, не наплевать, – наконец, ответил Силикус. – Я знаю, что натворил. Потому собираюсь всё исправить.
– Как? Что можешь ты поделать, младший из богов, в войне Рук Смерти, куда даже Старшие Боги и Демиурги не смеют вмешиваться?
– Кое-что, быть может, и могу. По крайней мере, я должен попробовать, прежде чем опускать руки.
– Нет! – мотнул головой Лотар. – Я не пущу тебя. Ты и так слишком долго гулял среди смертных. Тебе пора возвращаться в Стольмган.
– Но как же судьба Предела смертных? – удивился Силикус. – Неужели вам на них наплевать?
– Рано или поздно мертвецы вернутся в могилы! – махнул рукой Лотар. – Наш дед ходил к Дроммаре, спрашивал её совета. Провидица сказала, что мы не должны вмешиваться, это – война Рук Смерти и смертных с умершими, но не богов. То, что сейчас происходит – не Tag Nur Slag! Теперь мы оба это знаем, потому можем не беспокоится. Люди – живучие создания, они пережили Войны Богов, Великую Засуху и Первый Звездопад. Переживут и восстание мёртвых. А когда всё успокоится, заново отстроят свои города и разрушенные цивилизации. Идем, братец. Пора домой.
– Я не вернусь, пока не исправлю содеянное. Ты можешь мне помочь, Лотар!
– Нет. Дед приказал вернуть тебя в Царство Бурь, пока еще есть время. Идем со мной!
– Ты знаешь, что я не могу, – голос Силикуса опустился, наполнился сталью. – Иди сам и передай деду мой ответ. Я не вернусь, пока всё не исправлю.
– Я должен исполнить его приказ, – искренне взмолился Лотар. – Пожалуйста, братец. Неужели не понимаешь? Если ты и дальше останешься в мире смертных, твоя связь с Первоначалом утончится, а затем и вовсе исчезнет! Ты станешь смертным, брат. Готов ли ты пожертвовать положенной тебе вечностью ради людей?
На лице Силикуса проступило изумление. Нет, об этом он не знал. Впрочем, его раздумья были недолгими.
– Раз цена спасению мира смертных – моё бессмертие, то так тому и быть. Я готов заплатить.
Лотар стиснул острые зубы и зарычал в бессильной ярости. По его заросшим чёрной бородой щекам сбежали две слезы, тут же превратившись в лёд.
– Не заставляй меня делать то, чего я делать не желаю…
– Я всё сказал, – отчеканил бог плутовства и скрылся за белой стеной снега. – Увидимся, когда увидимся, Лотар.
– Брат! – закричал ему вслед Вестник Бури. – Молю тебя! Я не хочу с тобой драться!
– Так не дерись, – прилетело сквозь воющий ветер. – Мы делаем лишь то, во что верим, и нет нашим поступкам иных творцов и судий, кроме нас самих…
Лотар провожал его взглядом, полным тоски. Сжав пудовые кулаки, он вскинул руки над головой и призвал верных слуг. Чёрные клубящиеся тучи сгрудились в северном небе. Вокруг стало темно. Вестник Бури страшно закричал, небеса подхватили его вопль, и ярость грома обрушилась с небес. Оглушающая канонада сотрясла округу, и сотни ослепительных молний ударили в землю, разогнав тьму голубыми вспышками. Когда Лотар закончил, земля исходила паром. На месте заснеженного поля и высоких сугробов образовался глубочайший кратер. На дне без чувств лежал его младший брат. С болью в сердце Лотар спрыгнул вниз, пролетел сквозь молочную завесу и приземлился рядом с лежащим ничком Силикусом. Тело брата было страшно обожжено, одежда оплавилась, волосы сгорели, а кожу усеивали сетки жутких ожогов. Лотар со всей доступной ему нежностью аккуратно перевернул Силикуса на спину и, подхватив на руки, прижал к широкой груди.
– Прости меня, братец, – всхлипнул он, глядя сквозь слёзы на изувеченное лицо. – Так будет лучше всем…
Неожиданно по телу Силикуса пробежала рябь, оно потемнело, истончилось и, словно вода, просочилось сквозь пальцы Лотара. С земли поднялась непроницаемая фигура Тени.
– Ох, ну и глупец же я! – только и успел произнести Вестник Бури, прежде чем молот титанов Цурвлаг врезался ему в затылок. Лотар грузно рухнул на землю, да так и не поднялся.
– Еще какой, – улыбнулся стоявший позади Силикус. – Но я все равно люблю тебя, братец. А теперь прости, мне пора. Извинись за меня перед дедом. Я скоро вернусь домой.
Оставив рядом с лежащим без чувств Лотаром молот Цурвлаг, Силикус дождался, пока сестрица нырнёт ему под ноги, и изо всех сил понёсся на юг, туда, где Смерти бушевали.


IX


Страшной была битва Сатиры и Силикуса с Нортусом и его армиями нежити. На помощь первым пришли некоторые из младших богов, титанов, гениев, асов и даже ангелов. За плечами второго стояли сонмы некогда живых и теперь вернувшихся после смерти людей, великанов, двергов, альвов и даже драконов. Долго сражались два воинства на просторах Предела смертных, постепенно Нортус теснил богов. И когда уже никто не верил в победу, на помощь богам неожиданно пришли защитники и хранители своего мира – цари и чародеи. Поддерживаемые армиями смертных народов, Силикус и Сатира наконец смогли одолеть Левую Руку Смерти. Они заковали обезумевшего от горя Нортуса в Цепи Времён, а затем низвергли его в изнанку Предела вне пределов – Белого Ничто. И если сторона, в которой некогда обитали брат и сестра, состояла из белого света, то её изнанка была непроглядно черна, а потому звалась она Чёрным Ничто. Ужасными и яростными были угрозы поверженного и обезумевшего от горя Нортуса, прежде чем его упрятали за решётки темницы вне времени и пространства.
Боги и смертные плечом к плечу отстояли право мира на жизнь. На этот раз отстояли. Но несмотря на всеобщее ликование и радость победы, каждый из них знал, что эта битва была далеко не последней.

***

Они стояли на том же холме, где некогда Сатира отняла у Силикуса жизнь, и где поцелуем вернула её обратно. Островок посреди Радужного Озера, где когда-то миловались Нортус и Володана, тоскливо пустовал. На небе зажигались звёзды. Вечерело.
– Благодарю тебя, плут, – глухо произнесла Сатира. – В одиночку я бы не справилась.
– Всё, что произошло, случилось по моей вине. Неужели я заслужил благодарность?
– Заслужил. Хотя бы за то, что, осознав свою ошибку, ты вернулся её исправить, несмотря на то, что тебя пытались вернуть домой.
– Так ты и об этом знала?
– Я знаю всё, плут. Почти всё.
Они долго молчали, стояли рука к руке, наслаждались быстро ускользающим мгновением. Силикус сплёл свои горячие, что пламя, пальцы с холодными, как лёд, пальцами Сатиры. И она не отняла руку.
– Что будет с Нортусом? – наконец, спросил бог.
– Он останется в Чёрном Ничто навеки.
– Ты сможешь его там удержать?
– Надеюсь. Как я уже говорила, мне ведомо почти всё. Однако мой брат уже начал пропускать в Предел смертных нити своего безумия. Я постараюсь не допустить того, чтобы кто-то из чародеев этого мира осмелился воспользоваться его дарами, иначе даже смертные смогут нарушать Закон Первых. Наверняка я могу сказать лишь одно: в тот миг, когда Нортус вырвется из своего плена, начнётся Tag Nur Slag, Последняя Битва. Так однажды мне нагадала Дроммара. Если бы мы только имели способность понимать всю суть предсказаний именно тогда, когда их слышим… но так не бывает.
– Та битва будет битвой смертных за свой Предел?
– Нет. Это будет битва всего сущего с тленом. И против сил опустошения выступят не только смертные, но и боги, ибо полное уничтожение будет грозить всем нам.
– Что видела ты в чаше провидицы? – спросил Силикус как никогда серьезно. – Ты видела Анд всего сущего? Или Арс? Кто выйдет победителем из Последней Битвы? Неужели я, своими же руками устроивший войну Рук Смерти и заточение Нортуса, подвёл всех нас к возможной гибели?
– Я не знаю, плут, – ответила тихо Сатира. – Но если это произойдёт, знай, что твоей вины здесь нет. Великие Жернова извечно мелют времена и судьбы. Все мы – лишь часть большого Замысла, который задумали Первые задолго до нашего появления. Чтобы ни произошло, это уже давно записано в Скрижалях Времён.
– Я не верю ни в Скрижали, ни в Замысел, ни в Судьбу, – ответил бог плутовства. – Никто никем не повелевает. Каждый из нас, будь то бог или смертный, – сам кузнец своей судьбы.
– Блажен тот, кто верует, – впервые за всё время улыбнулась Сатира, но улыбка та была грустной. – Именно этим ты мне и понравился. За это и люблю. Прощай Плут.
– Прощай, Смерть.
– Когда мы встретимся в следующий раз, даже мой поцелуй тебя не спасет. Помни об этом.
– Я буду, – тепло улыбнулся Силикус, растворяясь в сгущающихся тенях. – Я буду…

***


Дарон сидел на Троне Бурь, хмуря белоснежные кустистые брови. Правой рукой он сжимал годендаг Асагрун, в то время как левая рассеяно поглаживала длинную бороду. Перед ним, скрестив руки на груди и сверкая насмешливой улыбкой, стоял Силикус. Позади брата, угрюмо повесив голову и спрятав руки за спиной, возвышался Лотар. На поясе Вестника Бури висел прекраснейшей работы молот, имя которому было Цурвлаг. 
– Мда уж, – в который раз уже мрачно протянул Дарон. – Мда уж… Итак, внук мой Силикус. Ты – смутьян, изгнанный из Царства Бурь за недостойное бога поведение, отправился скитаться по миру смертных, где и решил искупать вину Великими Подвигами.
Силикус молчал. Знал, что дед сейчас говорит не с ним, а с самим собой.
– Поначалу ты отправился к Семиглавому Великану Толатару, у которого раздобыл Тондардун, благодаря непотребному поведению своей сестрицы, мерзавки-тени. К слову, где теперь Меч Грома?
– У твоего народа. У семиров.
– Что?! – взревел Дарон. – Ты отдал творение Вольтира глупым смертным? Ты понимаешь, что они могут натворить с подобной силой в руках?!
– Глупым смертным? – хмыкнул Силикус. – А я-то думал, ты ваял их по своему образу и подобию, дедушка… Уж не знаю, что они там натворят в дальнейшем, но сейчас твой народ забыл прежние обиды и сплотился пред своим правителем, избранным не кем-то там, а тобой, ибо только Создатель мог избрать смертного для подобной ноши! Правителем, в чьи руки я от твоего имени и отдал великий Меч Грома. Теперь, когда в Семирию пришёл мир и процветание, семирам не грозит уничтожение от рук своих же собратьев.
Лотар опустил голову еще ниже. Когда он осмелился открыть глаза, то увидел побагровевшее лицо деда, особенно выделяющееся на фоне белоснежной бороды, но при этом – ни намёка на молнии и гром.
– Допустим, – прохрипел Дарон. – Допустим… Затем ты отправился к Титану Огимону, заставил его выковать молот Цурвлаг, после чего обманом присвоил его себе. Опять же, благодаря вмешательству твоей Тени.
– Огимон сам виноват. Не надо было спорить и хвалиться почем зря, – пожал плечами Силикус.
– А затем ты отправился в Царство Вечного Хлада, где угрожал Повелителю Хйодису, – между прочим, такому же Демиургу, как и я! У него ты выведал дорогу к Пределу вне Пределов, где запудрил голову Нортусу и заставил того нарушить Закон Первых. Ну а его сестру Сатиру – наказать воскресшую Царицу страшным проклятием не-жизни. После чего развязал войну между братом и сестрой, что Смертью названы, где полем битвы выступил мир смертных, существование которого пало под угрозу уничтожения. И получив приказ вернуться в Стольмган, ты нагло проигнорировал его, затем создал союз в лице себя, Сатиры, младших богов, джинов, асов и ангелов, – проще говоря, самых горделивых и неспособным к союзам существ! – и помог Сатире заковать Нортуса в изнанке их мира. Я всё правильно вспомнил? Ничего не упустил?
– Еще мы слегка повздорили с Лотаром, – без тени хвастовства ответил Силикус. – Но как любящие братья – лишь самую малость.
– Знаю я вашу малость! – крякнул Дарон, поднимаясь с трона. – Ты же его отдубасил, как сопливого юнца, хотя он вдвое старше и опытнее тебя.
Поднявшись с трона и остановившись напротив внуков, – одного спокойного и собранного, другого же красного и опозоренного, – Дарон раскатисто расхохотался и заключил Силикуса в медвежьи объятия.
– Ну внучок, ну хорош! – проревел он сквозь смех. – Горжусь тобой, Силикус. Не посрамил имя своего деда – сухим из воды вышел, даже пятки не обмочил. Молодец! Вот бы всем в нашем роду быть такими же удалыми и головастыми, как ты…
На этот раз уже Лотар заскрежетал зубами так, что аж стены затряслись.
– Все Семь Подвигов – твои! – подвёл итог громовержец. – Дарую тебе право вновь нежиться под куполами великого Царства Бурь. Навеки! И ни одна из твоих будущих выходок не заставит меня изгнать тебя повторно. Клянусь! Вот только вещи мои не трогай, не то обещаю, что не поленюсь и отдеру тебя за уши при всём честном народе.
– Хорошо, дедушка, благодарю, – улыбнулся Силикус. – Я честно рад, что смог порадовать тебя. Есть лишь одна маленькая вещичка. Я ухожу.
– Уходишь? – опешил дед и обернулся на полпути к трону. – Куда это?!
– На землю, в Предел смертных. Жизнь среди людей полюбилась моему сердцу, а скитание под вечными звёздами заменило мне все радости, что только есть в Небесном Царстве.
– Да что ты такое мелешь, сопляк! – взревел Царь Стольмгана, брызгая божественной слюной. – Да что ты о себе возомнил?! Чтобы мой внук скитался по низкому Пределу и жил среди смертных? Не бывать этому! Никогда! Ни за что!
– Прости, дедушка, но я всё решил, – улыбнулся Силикус и попятился к выходу. – Надеюсь, когда-нибудь, если я решу заглянуть вас всех проведать, твой гнев к тому часу сойдёт на нет, и ты пустишь меня на пороги Стольмгана…
– Только попробуй оставить Царство Бурь, и ноги твоей здесь никогда больше не будет!
– Жаль. Значит, это наша последняя встреча.
По вытянувшемуся лицу Дарона стало ясно, что только теперь он осознал всю серьезность намерений младшего внука.
– Лотар, увалень чернобородый! – рявкнул он на старшего, застывшего с отвисшей до пупа челюстью. – Хватай его, дурень, скорее же!
Вестник Бури, захлопнув рот, взревел и, растопырив руки, бросился на Силикуса. Неожиданно бог плутовства стал тёмным и непроглядным, а Лотар, уже разогнавшись, зачерпнул лишь воздух. Пройдя сквозь Тень, он врезался лбом в колонну, да так, что расколол её на куски. Тень, хищно ухмыльнувшись, присела в глубоком реверансе, и прежде чем в неё попала молния Дарона, бросилась на стену, обратилась теневым зайчиком и, вмиг взлетев к оконцу под потолком, выпорхнула из дворца.
Громовержец еще долго выкрикивал имя Силикуса вперемешку с проклятиями, в то время как Лотар, сидя на полу и массируя огромную шишку, тихо бубнил под нос:
– Ушёл… Действительно ушел… Оставил всех нас… Насовсем…

X

Силикус, разувшись и взяв сапоги в руки, шагал по остывающему после дневной жары песку. Его стройное тело укрывала грубо сотканная льняная рубаха, на ногах были простые шерстяные бриджи, а в карманах – шаром покати. Именно в этом и заключалось для него счастье. Лик бога озаряла широкая счастливая улыбка. Когда же солнце коснулось горизонта, оставив на воде красную дорожку, он пришёл к одинокому рыбацкому домику на берегу моря. Навстречу ему вышли двое – уже седой, но все еще крепкий отец-рыбак и его прекрасная дочь Оливия.
Силикус обнял её, как родную, а она уткнулась носом ему в плечо. Глаза рыбака, полные отцовского счастья, с благодарностью смотрели на бога плутовства, но также в них искрилась глубокая мудрость и обещание унести их тайну в могилу. Силикус прижался губами ко лбу девушки и вдохнул аромат её волос. Запах был дивным, словно бы давно знакомым, полным любви и нежности. Так пах родной край. 
Обнимая девушку, Силикус вспомнил о Нортусе и Сатире. Когда Рука Смерти воскресил Володану, он настолько был увлечён прекраснейшей из цариц, что совершенно не заметил простую дочь простого рыбака, душу которой Силикус спрятал за душой Володаны. Но вот его сестра… Сатира вряд ли могла бы зваться самой Смертью, если бы упустила подобный трюк. И её слова: «Я знаю всё, Силикус. Почти всё» – теперь имели для него совсем иное значение. Он послал весточку благодарности с последним лучиком солнца, зная, что Сатире, когда она её получит, будет приятно.
Рука бога поползла вниз, спустилась с плеча вдоль талии, пока не остановилась на округлившемся животе девушки. Сейчас внутри этой чудной и такой милой окружности спал сладким сном их сын. Силикус чувствовал крепнущую между ними связь, и его распирала неземная любовь к еще не родившемуся чаду, а также к его матери. Бог Плутовства и Тени был счастлив, потому что наконец-то он был дома. Именно этими чувствами живут смертные. Именно этим они выше и сильнее бессмертных богов. И только знание далёкого будущего не позволяло Силикусу полностью забыть о том, кто он есть.
В тот момент, когда бог заглянул в глаза Сатире – в глаза самой Смерти, – он узрел многое. Что-то из этого должно было произойти. Другое же ещё можно было исправить. Силикус знал точно, что девушка по имени Оливия, та ради кого он рискнул целым миром, умрёт во время родов в страшных муках. Также он знал, что её отец, не выдержав горя, бросится в пучину морскую, и синие воды заберут его, как и завещали старики. Силикус знал, что их сын вырастет сильным и крепким человеком, которого ждёт непростая судьба. Он не унаследует божественную силу отца и проживёт долгую смертную жизнь, полную суровых испытаний и славных деяний, а затем уйдёт из неё, как и подобает смертному. Ну, а Бог Плутовства и Тени, подаривший ему эту жизнь, будет жить дальше, как и подобает богу. И пускай из-за того, что Силикус, вместо вечных пиров в чертогах Царства Бурь выбрал земную жизнь среди людей, в итоге лишился своего бессмертия, оковам времени он так и не стал подвластен. А значит, ему еще предстояло пережить не одно колено своего потомства, не раз обойти землю от края до края и увидеть не один виток истории этого мира.   
Но главное же, что знал Силикус – его семя, проросшее во чреве простой девушки, сохранит в своей крови Память для будущих поколений. И пустив корни, пронесёт её через многие сотни лет. Однажды эта память проснётся в далёком родственнике его сына – простом мальчике, которому будет уготована непростая судьба. В руках этого ребёнка окажется сила знака Арс и сила знака Анд – истинного предназначения и безвозвратного конца. Потомку Силикуса предстояла нелёгкая доля, ведь от его поступков и решений будет зависеть судьба не только Предела смертных, но и судьбы всех Пределов, которые только были, есть и будут. Ну, а какому именно из Великих Путей суждено будет исполниться, Силикусу было неизвестно. Он подождёт и увидит всё своими глазами, как увидел предначертанное в глазах Сатиры.
Но, это всё потом. Еще очень и очень нескоро. Главное же – Силикус знал своё предназначение и следовал к нему. Ну а пока что Бог Плутовства и Тени обнимал простую дочь простого рыбака, любовался алеющим закатом и просто, по-человечески, был счастлив.

***

На песке за спиной Силикуса молча и неподвижно лежала Тень. Сейчас она чувствовала себя спокойно и безмятежно. Хорошо ей было рядом с братом, ведь она любила его больше всего на свете. Куда он, туда и она. Тень, как и Силикус, тоже взглянув в глаза Сатиры на холме у Радужного Озера, увидела своё будущее. Страшным было оно. Горестным и ужасным. Полным крови, смертей и разрушений. Знала Тень, что однажды Тёмные Начала, которые она вытянула из брата, сейчас же спящие внутри неё глубоким сном, вырвутся на волю. Тогда её жертва будет исполнена. В тот час она погибнет, переродившись в страшную сущность, с которой и будет сражаться предок Силикуса за жизнь или смерть всех существующих миров и пределов.
Но, это всё потом. Еще очень и очень нескоро.





Глоссарий

1. Стольмган – Царство Бурь, один из Небесных Пределов, где живут праздной жизнью Северные боги, и где правит суровый Громовержец бог Дарон.
2. Валластос – Земля, Срединный Предел, ставший пристанищем для множества смертных народов, беспрестанно воюющих за власть над этим миром. 
3. Ульдерхарнд – Подгорный Предел, мир Железа и Пламени, где поколения каменных рабов-карликов извечно куют оружие и доспехи для своего властелина Титана Огимона.
4. Фьярхеин – Самый нижний из Подземных Пределов, Царство Вечного Хлада, где в наказание за бесславную жизнь замёрзшие души возводят ледяные пирамиды во славу Повелителя мёртвых, Синезубого бога Хйодиса.




Джонни Рэйвэн
Сентябрь 2018