Газетная сенсация
– К лету сошью себе новые платья, – восхищалась новенькая сотрудница покупкой ткани.
Все с завистью и вниманием наблюдали за элементарной радостью специалистки, переводчицы с высшим образованием, когда она посещала столовую, где хорошо могли накормить, тем более могли поддержать добрым словом усталых печатников, сотрудников бухгалтерии и персонал редакции. Молоко, творог, сметана – эти слова были из художественной литературы писателей-диссидентов, покинувших Россию из-за куска швейцарского сыра, вареной говядины, свиного окорока, копченой грудинки и вяленых сосисок в натуральной оболочке.
На прилавках магазинов лежали паровые цыплята, пирожки с ливером, соленая капуста, любительская колбаса. Всего один сорт голландского сыра, купленный обывателями, был деликатесом, фигурируя на столах многих, таких же, как они, горожан, являясь обычным явлением голодного перерождения нации. Из могущественной и процветающей державы страна могла превратиться в вымирающую толпу, спасибо, если не сумасшедшую, а то и исступленную. Хлеб был двух сортов: для детей – батоны, для взрослых – серый и черный. Торты, пирожные, кексы выглядели аппетитно только на витринах кафетериев и кулинарий.
Женщины, в том числе и Настя, с упорством ежика в пустыни, продолжали, как в войну делали тыловики, вечерами перевязывать старые распущенные кофты, чтобы согреться. Настя отдавала дубить овечьи шкуры, присланные братом мамы из деревни. Стригла их. Пряла шерсть. Связала себе несколько новых вещей из беловатой, собственного производства, пряжи из искусственных, цветных, самых дешевых ниток – нитрона, которые тянулись, напоминая капрон при носке. Бывшие однокурсницы предлагали купить у нее что-то стоящее.
– Зачем тебе столько вязанных трикотажных вещей? – интересовались они, в том числе Люда и Маша, мечтавшие заполучить хоть одну вещь за минимальную плату.
– Буду носить сама. Зимы у нас холодные, батареи едва греют. Дома сношу, – объясняла Настя, утомленно улыбаясь, не теряя надежду пережить кризис в правительстве среди господствующей процветающей верхушки населения.
Она снискала уважение в коллективе за трудолюбие и оптимизм, с напряжением воли довольствовалась мизерной оплатой труда, считая дни и часы отдыха, чтобы насладиться видом ухоженных растений в соседнем с издательством сквере с коллегой-репатрианткой – Таней Ивановой, имеющей деловые связи, после приезда из процветающей Америки.
– Давай сходим в ресторан или кафе в выходной… – предложила как-то Настя во время вычитывания очередной полосы газеты своей коллеге из среды бывших американских эмигрантов – высокой жизнерадостной девушке – Тане, закончившей биологический факультет, но устроенной в редакцию корректором своей матерью-коммунисткой, имеющей связи среди журналистов.
Все в редакции считали, что Калашин – отец Тани, в чем Настя очень сомневалась, так как была у них дома, познакомилась с дочерью заведующего отделом пропаганды, но спорить, вникая во внутренние дела, обсуждая досужие сплетни, не хотела. Но с благодарностью поняла, что все они – одна семья, о чем ей сказала старший корректор – Сара Федоровна в первый день ее появления на работе.
– Поговорим об этом после смены, – обрадовано поддержала находчивая Таня, расчесывая очень короткую стрижку выкрашенных хной волос. – Давай читать дальше…
– Хорошо, – безразлично сказала Настя, складывая измятые листы с текстом. – Будем читать.
– Смотри, не забудь, – примиренчески добавила Таня, желая быстрее отмотаться от надоевшей ей работы.
Курьер принесла досыл, а девушки углубились в чтение приевшейся восхваляющей пропаганды тяжелой реальной действительности. Все на бумаге выходило гладко. Без сучка и задоринки работали предприятия. Передовики перевыполняли планы пятилетки за три года. Портреты накрашенных девиц с фабрик в белых халатах и шапочках вставляли на первую полосу. Закрома ломились от зерна. Пропаганда вела бой с ленью и разгильдяйством. Университеты, вузы, колледжи, детские сады, школы, ясли воспитывали подрастающее поколение в лучших традициях. Театры функционировали в нарастающем темпе. Милиция изловила всех тунеядцев, а слово «терроризм» не было таким популярным. Зато армия наращивала свою мощь, устраивая учения на сопредельных территориях.
Девушки закончили вычитывать полосы, посмотрели на часы: было без четверти два. Пришли сменщики-корректора. Таня и Настя покинули редакцию вместе. Они зашли в центральный ближайший небольшой парк с множеством лип, каштанов, елей, туй. Встали у самого входа. Было довольно тепло для зимы. Все было запорошено мокрым снегом. Таня с ростом модели закурила, выпуская дым в сторону. Она вела себя гордо и надменно, возвышаясь над стройной Настей. Коллега недавно вернулась из полугодовой экскурсионной поездки по США с семьей, где им не предоставили бесплатно, как они заранее предполагали, президентских апартаментов. Лишь выделили грязную комнату в общежитии для беженцев.
– А ты куришь? – спросила Таня заискивающе, глядя с уважением на капитана МВД, кем стала Настя вскоре за проделанную серьезную работу по защите Отечества от диверсантов.
– Нет. Раньше некоторое время курила, а сейчас бросила, – призналась подруга.
– Хочешь покурить? – подмигивая, спросила Таня с юмором, чтобы пойти с коллегой на откровенность.
– Ты угощаешь? – спросила Настя, зябко вдыхая холодный воздух и выпуская пар. – Давай, – согласилась она, взяв протянутую ей болгарскую сигарету, и тоже закурила. – Что-то прохладно…
– У тебя был друг? – внезапно спросила Таня, дабы выяснить, на какой стадии у коллеги решена проблема семьи и детей.
– Да. Мы сейчас не живем вместе, а разъехались. Жили в гражданском браке четыре года. Так надоело, знаешь… – Настя задумалась, вспоминая своего мужа – детского хирурга и его выкрутасы. – Он – педиатр, кандидат наук… Очень долго рассказывать… Не буду ворошить прошлое… Противный был тип и очень ревнивый. Шагу не давал ступить, ревновал к каждому столбу.
– Правильно, – подбодрила Таня, увлеченная рассказом. – Понимаю.
– Когда надумала идти в кафе? – спросила Настя, выбрасывая окурок в снег. – У меня сейчас все вечера свободны.
– Скажу. Сходим. Не волнуйся за меня. Я тебя не подведу. Посидим, выпьем сок, коктейль на выбор, – обрадовано поддержала Таня. – Договорились?
– Да, согласна, – ответила Настя, глядя на увесистые снежные комья на огромных елях, подтаявшие дорожки, серовато-белую жижу под ногами, запорошенный кустарник, стоя в аллее сквера. – Отдохнем от трудов праведных. Может быть, познакомиться с кем-то интересным…
– Договорились, – поддержала Таня, снова закурила. – У нас намечается вечер встречи знакомых репатриантов через неделю. Будет много парней, мечтающих избежать службы в армии…
– Куда пойдем? – спросила Настя, наивно полагая, что они найдут где-то уют и тепло.
Обе ультрамодные девицы, решающие мировые проблемы, смотрелись со стороны совершенно непритязательно, но свежо и симпатично. По аллее парка проходили такие же, возвращающиеся с работы, жители города.
– Сама не знаю… Редко хожу в кафе или рестораны. А ты что предлагаешь? – спросила Таня, надеясь, что у подруги есть маломальский вкус и чувство такта.
Высокомерная репатриантка не любила распространяться о печальной участи диссидентов, как и Настя не придавала значения преходящим трудностям, дефициту продуктов питания, лекарств, импортной одежды.
– Недавно открылось модное кафе в районе берега Волги. Давай сходим туда посмотрим? – спросила Настя о популярном молодежном одноэтажном клубе «Зеркальное», построенного по современному проекту с высокими прозрачными окнами.
Раньше она посещала с подругами из университета и холостым двоюродным братом подобную точку питания, но в другом районе. Свадьба брата после инцидента с дракой прошла дома в присутствии соседей. У него были свои виды на досуг. Он продолжал контролировать каждый шаг двоюродной сестры, переубеждая всех, что он – пацифист.
– Как скажешь, – согласилась немногословная Таня.
– Когда сможешь пойти, скажи заранее, – попросила Настя, обрадованная по-детски, что можно поговорить по душам.
– Слышала? – спросила Таня, глубокомысленно жуя край сигареты, сплевывая постоянно в снег горькую слюну.
Она была в скромном серо-синем, под цвет тающего снега, пальто с маленьким меховым песцовым воротничком, шапке из искусственного меха. Таня нравилась самой себе с ярко накрашенными глазами синими тенями, черной подводкой и тушью. Импортный крем для лица – «Дермоколор» – лежал ровным слоем, создавая неестественный цвет загара. Обведенные красным карандашом губы и малиновая помада придавали облику сходство с матрешкой. Эту «тонну» косметики она хранила в элегантной сумочке. Чувствовалось, что вся зарплата уходили у нее на театральный грим, сигареты и дорогу до редакции. Это очень ей нравилось.
– Что? – спросила Настя, растерянно, глядя на заядлую курильщицу.
Обе девушки были совершенно счастливы, что нашли единомышленницу на постоянной работе среди образованной части населения на основании дипломов, роста, моложавости, умения вести себя среди опытных пожилых журналистов и ответственных ведущих сотрудников издательства.
– Как что? – недоумевающе переспросила Таня, если бы это была избитая истина. – Будет война с Америкой или Афганистаном. Все говорят и знают об этом…
– Нет. Впервые слышу от тебя, – испуганно высказалась Настя, чувствуя свою полную незащищенность перед политическими выступлениями союзников.
– Ладно. Забудь и растопчи, – постаралась успокоить Таня-разведчица из Америки. – А как вы живете? У вас отдельная квартира? – вопросы имели направленный характер.
– Да. Отцу дали, но он успел прожить там только год, – ответила Настя с добродетелью и печалью.
Она не стала рассказывать о двадцати годах ожидания новой квартиры, периодических визитах к представителям органов власти, обсуждения с Ниной Афанасьевной плюсов и минусов биографии, на основании чего можно было встать на очередь для получения нового жилья со всеми удобствами.
– Извини. А мы живем пока в бараке, но копим деньги. Возможно, вступим в кооператив, чтобы когда-нибудь купить хотя бы однокомнатную квартиру, – призналась Таня, набираясь терпения.
Стоять среди небольшого лесного массива девушкам было холодно и неуютно, когда под ногами начала хлюпать тающая вода, а с деревьев посыпались снежинки от крыльев ворон, перелетающих с ветки на ветку.
– Хорошо. Потом разберемся, – сказала Настя на прощанье, приберегая под конец какую-то фразу, чтобы сгладить острые углы разговора. – Иди к черту… До встречи!
Они расстались друзьями и коллегами. Таня с Настей встретились у самого кафе «Зеркальное» в субботу в шесть часов. Вечер знакомств, задуманный заранее, удался. Выступали посетители, как в немецком кабачке: кричали, аплодировали по пустякам желающим уехать навсегда из страны, пели, хорошо знакомые всем с детства, песни и романсы, вызывали на драку соседей, затем успокаивались. Сидели очень тесным кругом за небольшими столиками, вмещавшими до десяти человек. Без закуски пили, принесенные с собой, напитки: соки, коктейли, минералку. Заказывали кофе, чай, пирожки, салаты. Кто что хотел. Денег на элементарную еду хватало.
Официанты не подходили с папкой меню, где бы вырисовывался список блюд, а сидели где-то особняком, подсчитывая прибыль за истекшую неделю, когда они работали в ритме общепита. Из зала парни поднимались на сцену, начиная бряцать на гитарах. Только их столик был уставлен едой, бутылками с минералкой и соками.
– Кто там у самой сцены, ты знаешь? – спросила Настя, глядя на толчею и отсутствие свободного пространства, когда их посадили на кожаные кресла за центральный низкий полупустой столик без скатерти.
– Музыканты отдыхают. У них перерыв. Но если кто-то желает, можно заказать им песню. Они споют и сыграют, что угодно, – объяснила Таня, подпрыгивая на месте, когда кто-то протискивался мимо, чтобы выйти из-за стола.
– Спасибо, не надо, – негодовала Настя. – В другой раз…
– А я бы заказала что-нибудь им спеть. Например, «Катюшу», – предложила девушка, глядя на появление в зале парней в военной форме цвета хаки.
Постоянные перешептывания за барной стойкой официантов, интриги музыкантов, запах кирзовых сапог, потной одежды – все напоминало присутствующим об опасном предвоенном периоде. Очень громкие медляки, как перед отправкой на фронт, на вокзале. Желание оркестрантов заработать копейку злило посетителей еще больше. Внезапно Настю пригласил на танец любитель музыки, накаченный парень в сером классическом костюме, лет восемнадцати, назвавшись Мишей. Они познакомились.
– Я сам смогу так сыграть, когда вернусь из армии. Хочу научиться хорошо играть на гитаре, поступлю в Музучилище. Буду ездить на гастроли. Настя, тебе нравится музыка? – он стал предполагать свою будущую карьеру
– Здесь слишком шумно, – ответила она, фильтруя его предложения, предполагая, что его собираются скоро забрать в Вооруженные Силы.
– Поедем сейчас ко мне или к тебе… Отдохнем, а завтра в армию или на флот, – сказал парень с чувством юмора, расхваливая прелести супружества, настаивая на немедленном свидании, где-то наедине в семейном общежитии с продолжением.
В воздухе витали пары мужского одеколона и лосьона после бритья.
– Поздно сейчас ехать, – она еле отделалась от него, сославшись на плотный рабочий график. – Завтра идти на работу… Можем встретиться с тобой в другой день, – вынашивая план возвращения домой, сказала она.
– Нет, не могу. Меня забирают завтра в военкомат… – Миша периодически отворачивался, чтобы в упор не дышать на партнершу по танцу.
Настя и Михаил понимали, что их судьбы радикально расходятся.
– Я ухожу, – сказала она Тане, когда танец закончился.
– Что так быстро? – не удивилась соседка по столу. – Давай что-нибудь закажем.
– Хорошо. Выпьем по стакану сока. Согласна? – спросила Настя, так как ужасно захотела пить в духоте помещения.
– Ладно. Потом я еще что-то закажу, – улыбаясь, ответила подруга.
Они заказали два стакана персикового сока у подошедшей к ним официантки, сразу выпив чуть сладковатый с мякотью нектар. Настя резко встала и произнесла:
– Извини. Я пойду, а ты оставайся.
– Иди, если решила, – согласилась та. – Поговорим на работе, – она еле расслышала сквозь грохот музыки, доносившейся с эстрады.
Очень навязчивый, обходительный и вежливый кавалер не замедлил проводить Настю до дверей, подал шубу и шапку, отворачиваясь, стыдливо скрывая появившиеся на лице юношеские красные пятна. Она быстро укатила из молодежного клуба на троллейбусе, выпив перед этим еще стакан безалкогольного коктейля.
На неделе у Насти не было дежурств и встреч с Таней, чтобы обменяться впечатлениями о прошедшей экскурсии в кафе. Опытная сотрудница Веста Алексеевна – высокая представительная дама – заменила ушедшую на пенсию Сару Федоровну – бывшего старшего корректора, которая скоропостижно скончалась. Сотрудники собрали материальную помощь и деньги на цветы, откомандировав туда двоих человек, в числе кого оказалась Таня. Остальные, кто был знаком с покойницей – интеллигентной женщиной, посвятившей себя работе в редакции – тоже явились на похороны без приглашения, отдать дань уважения своей бывшей подруге. Настя, хотя была дальней родственницей умершей, очень сожалела, что не присутствовала по объективным причинам на похоронах.
Но вскоре новенькие сотрудницы все-таки пересеклись, оказавшись за одним корректорским столом.
– Что было, когда я уехала домой? Кто-то появился новый? – она из любопытства хотела выяснить окончание очередной армейской вечеринки.
– Мы вскоре с друзьями вернулись в наш лагерь. Я вышла недавно замуж за отличного парня из «наших». Он переехал ко мне жить в барак. Нам выделили отдельную комнату, – честно сообщила она счастливую весть об изменении своего семейного положения.
– Вот это да… Ты просто метеор, – Настя несказанно удивилась такой скоропалительности, потому что сожитель Тани был из их круга репатриантов, наметивший себе гражданскую карьеру.
– У меня в тот сумбурный день произошел странный случай с моим знакомым по бараку – Фимой, – Настя узнала от деловой Тани.
– Какие-то проблемы со здоровьем? – наобум спросила коллега.
– Нет, здесь все нормально. Мы тогда доехали на такси из кафе, но денег у него не было, поэтому я заплатила за двоих. Ведь он вызвался провожать меня до дома, – объяснила ситуацию Таня.
– Желаю счастья в личной жизни, если вы решили пожениться и свить гнездышко, – культурно поздравила ее подруга.
Впоследствии Танин муж – Фима – белобрысый парень в очках, с научным подходом к ведению домашнего хозяйства и содержанию семьи – нашел где-то номер телефона Насти, чтобы ближе познакомиться, но свидания и снисхождения не добился, бравируя своим разводом. Поводом послужили объявления Насти о репетиторстве и уроках английского языка, которые она решила давать, чтобы поправить свой, разъезжающийся по швам, бюджет.
– Настенька, давай срочно встретимся, – твердил он заученную фразу в телефонную трубку, вставляя ненормативные выражения, – люблю тебя, приезжай ко мне, будем вместе жить. Вообще переезжай в мою квартиру. Сейчас один, без моей «дылды». Найдешь работу рядом…
У Насти удивление переполняло сознание, а присутствие мамы вызывало смущение такой откровенной, нечленораздельной беседой.
– Я вышла замуж. Позвони в другой раз. Завтра, например, – она предложила, стараясь отбить у назойливого абонента интерес звонить по ночам, но это сообщение вызвало противоположную реакцию.
– Давай поженимся. Бросай свою работу. У меня… – дальше следовало изречение, имеющее под собой значение об его колоссальной энергии и отличном настроении после сытного ужина с закуской.
– Постарайся не звонить, – увещевала девушка, вспоминая свои домашние обязанности, как жены и мамы, так как у нее родился ребенок, когда она расписалась с приличным и перспективным преподавателем вуза, читающим лекции по вечерам студентам и аспирантам.
– Купил щуку, хочу тебя угостить, но надо пожарить или приготовить как-то… – забавляя себя разносторонними вкусами, добавил Фима – выпускник того же колледжа, где она одно время вела группы студентов, работая на пол ставки, носясь с одной работы на другую.
– Можешь сделать заливное… – сказала она, злясь, что он отвлекал от написания очередной методической разработки для студентов Медуниверситета, с кем у нее установился тесный контакт, так как, получив часы, пять дней в неделю бегала туда на кафедру иностранных языков на работу. – Мне сейчас некогда с тобой разговаривать, а переезжать к тебе в ближайшее время не собираюсь. Отстань!
– Ты что на английском пишешь? – спросил он, коверкая каждую букву, заикаясь и проглатывая слюну.
– Надо быть полной занудой, чтобы писать сейчас на иностранном языке, – иронично сказала она, переворачивая очередную страницу в компьютере, адаптируя академическое издание американской книги на английском языке по психологии. – У меня времени нет на рассказы.
Она собиралась в последствии приняться за трактат по Фармакологии, материалы для которого у нее уже были в наличии, чтобы написать монографию страниц на сто.
– Просто меня все отвлекают, но с тобой нам надо обязательно встретиться на этой неделе, – украшая свою речь бытовыми фразами, добавил он.
– Прекрати придумывать сказки о твоем плохом житье-бытье и разводе, – сказала наугад Настя, не зная, о чем он говорил до этого, периодически откладывая трубку в сторону, чтобы не слышать его стонов и ламентаций на недопонимание от детей и близких.
– Так люблю тебя! Дорогая, понимаешь ты меня или нет? – голос у Фимы был полон истомы, нежности и сострадания к самому себе.
– Ничего не понимаю. Перезвони в другой раз, – сказала она, потому что от такой наглости терпению пришел конец.
Она с силой бросила трубку. А он повторял идиоматические выражения собственного изобретения, чтобы вызвать любопытство у слушающей, периодически вешающей на рычаг трубку, Насти. Фима набирал ее номер телефона снова и снова, создавая неудобство для всех членов Настиной семьи, включая серого кота, лежащего у нее на коленях, который спрыгивал, начиная тянуться на полу.
– Что у тебя происходит? С кем ты разговариваешь? – спросила Настю мама, поняв, что что-то не так.
– Старый знакомый, хочет научиться разговорному английскому, – ответила Настя, успокаиваясь.
Летом они с семьей продолжили гулять по набережной, заходили в кафе, пили соки с пирожным, ездили к себе на дачу, на пляж, занимались вместе в библиотеке, сокрушались о талантливых, разносторонне развитых детях. Настин муж дарил ей розы, покупал копченую говядину. Она жарила ему картошку с луком. После свадьбы они поехали в путешествие по странам Европы. Посетили Монако, Италию, Германию, Австрию, Польшу, Чехию, Францию, а у Насти остались в душе неизгладимые впечатления о счастливых днях, проведенных в Венеции, катании на гондолах и упоительных ужинах в колоритных ресторанах. Зимой они посещали горнолыжные курорты.
Иногда воскресными вечерами заглядывали в центральное кафе, где однажды видели, как Фиму – мужа Тани – арестовали за препирательства с органами правопорядка в пьяном виде, а его подруга довольствовалась одной бутылкой пива по сходной цене. Он при всех ругался, что сожительница претендовала на жилплощадь, дралась, повредила ему голову, показывая красновато-беловатые полосы на голове, а сама же вызвала полицию для наведения порядка в кооперативной квартире на окраине города. Фима в который раз был отвезен в отделение и оштрафован.
Настя с мужем выглядели претенциозно, но богато. Она носила свою шикарную, пятнистую, длинную шубу из ондатры, купленную за сущие пустяки в присутствии Нины Афанасьевны у местных продавцов на деньги, заработанные репетиторством. Она смотрелась очень нарядно, зная из изречения Горького, что высота культуры всегда стояла в прямой зависимости от любви к труду. А муж, улыбаясь, постоянно хвалил грамотное обслуживание населения. Буфетчицы снисходительно посматривали на пару, раскладывая на прилавке деликатесы: бутерброды с колбасой и сыром, пирожные, орешки, пирожки с картошкой и мясом. Оркестр только собирался начать играть, как всегда, медленно раскладывая ноты и инструменты перед заштатной публикой, одетой по-зимнему. Они задержались недолго в традиционном кафе со скатертями и салфетками на столах. Быстро вернулись домой. У них была новая черная иномарка BMW. Она регулярно меняла фирму сотового телефона. Мужа хвалили сотрудники, кому помогал выбрать тему диссертации, проверяя рефераты, курсовые работы. Настя корректировала главы его книги перед отправкой в печать.
Саша с Настей иногда ссорились, но так в шутку. Они восхищались природой средней полосы, а он читал ей рецензии на свою изданную книгу, где на обложке красовался его большой портрет.
Свидетельство о публикации №218101201007