Карма как линия жизни

В селе она появилась незаметно, как из небытия, зимним вечером, одетая в нелепый балахон, стоптанные ботинки, с чёрным платом на голове и с младенцем на руках. Приветила её  в своём доме Мельничиха, вдова Ефима Мельникова, георгиевского кавалера, сложившего голову  в боях год назад.
     Но мимо начальства не проскочишь. И дня не прошло, как явился урядник Савватеев с вопросом ,кто такая. Впрочем, его прежде всего интересовала сама хозяйка. Уж больно соблазнительной была вдовушка. Но и дерзкая, и своевольная.
С тех пор, как Ефим привёз молодую жену из дальних краёв, сильно переменился. Черноокая казачка Агафья всем показала, кто в доме хозяин, и скоро прозвали её Яга за характер и непокорность. И боялись, но и уважали, ибо занималась знахарством весьма успешно. Правда, считали ведьмачкой, но потихоньку, чтобы не рассердить.
     - Милейшая Агафья Тимофеевна! Слышал, что в доме у вас постоялица объявилась. Кто такая и откудова? Время нынче сами понимаете неспокойное.
    - Донесли уже? Ну и любопытные бабы! Ну ништо, попомню их настырность. А ты, сын Савватеев, зря пыхтишь. Сродственница это моя, дальняя. Беженка. Больная и с дитём малым. Без сознания нынче, в лихорадке. Намаялась. Ты бы лучше помог девочку окрестить, пока жива ещё душа.
     - Так документ нужон. Как без бумаги? Какого рода-племени и откуда прибыла.
     - Тебе бы только бумаги справить. Есть у неё бумага, да вся размякла в кармане. Сумеешь прочитать — новый выпишешь. Или жди — может оклемается, всё и узнаешь. А пока не тревожь меня. Выходить надобно и молодицу, и дитятко малое. Так что не беспокой меня попусту, а то ты меня знаешь!

     И правда, ему ли не знать, на что горазда Мельничиха. И не тронешь — вдова героя! А потому отстал с расспросами, и  со священником дело уладил . И дали малышке имя Анастасия.
Юная мать хворала долго, но Мельничаха своё дело знала туго,  с того света вывела, на ноги поставила. И Настеньку  выходила, не дала загибнуть девчоночке.  К весне постоялица оправилась, и на свежий воздух, на солнышко стала выбираться, но была так слаба, что и говорить трудов стоило. Но поведала: бежала из Бессарабии от войны, всех родных потеряла, муж как в воду канул, а она чудом сумела дойти до Москвы, где и родила доченьку. Да только и там пристанище не нашла, добрые люди помогли едой и одеждой, в поезд посадили. А как в село добралась и не помнила. И имя — Милица Баярко, дворянка. Правда или нет, кто мог разбираться, так что документы выписали, а уж как жить будет — на волю господа.
     Как окрепла, первым делом в церковь — помолиться, свечку поставить за спасение. Странно, но в селе на неё смотрели с опаскою и суеверием. И прозвали боярыней: черноокая и чернобровая, но лицо белое, ни кровиночки. А глазищи огромные, и в них такая вселенская боль, хоть икону с неё пиши. И руки белые, пальцы тоненькие, и перстень на левой руке с камнем алым. Одевалась в чёрное, как монахиня, и на голове — чёрный плат плотно повязан. И приветил её батюшка и к работе в храме приспособил. Жить осталась у Мельничихи вместе с дочерью, поговаривали, что ведает тайное знание и тем помогает в лечении, а ещё — имеет богатство и немалое, ибо живут благополучнее других селян. А тут ещё старуха  Егоровна случаем застала чернавку за исповедью. Грешно, но уши навострила. Ах, как плакала и винилась та «боярыня», всё шептала - «Это ад, ад кромешный! Всю душу вывернули, испоганили!» Но как не поведать всем об услышанном? И затаили бабы страх перед этой мученицы или грешницей — как понять?
     Дни летели незаметно, и до села дошли лихие времена. Мало войны, так революция, новые власти, иные порядки. Правда, бои миновали стороной, но новости сказывали страшные. Кто-то радовался новой жизни, а кто добро припрятывал и жил надеждой, что эта новая власть ненадолго. Не может того быть, чтобы всякая голытьба распоряжалась и повелевала. Но селяне старались жить потише, и любую власть принимали с низким поклоном.
     И впрямь — время было не то, что неспокойное, но и непонятное. Появились лихие люди, не щадившие никого. И это было страшно.
     Так в один из летних дней налетела такая оголтелая банда, председателя сельсовета расстреляли походя, стали искать активистов, чтобы разделаться с «комиссарами», но пуще всего бросились по домам, хватая всё, что на глаза попало, есть и пить. Часть во главе с атаманом обосновалась во дворе местного лавочника, бывшего старосты. Выгнали из дому домочадцев и детей, оставив женщин для обслуживания. Гуляли так лихо, что хозяин не чаял  избавиться от непрошеных гостей. И не нашёл ничего лучшего, как не поведать атаману о «боярыне», которая наверняка скрывает свои богатства.
Сказано — сделано: атаман с помощником  и доносчиком в автомобиль, лихо подъехали к дому Мельничихи, ворвались с грохотом, но грабить сразу не стали — с вопросами к Милице пристали. А что могла ответить пьяным разбойникам? Отказом раззадорила главаря ещё больше. Схватили, во двор выволокли, одежду сорвали и к яблоне привязали. Только на миг остановились, когда с головы плат скинули: женщина молодая, а волосы будто снегом покрыты.
    - Сказывали, мадамочка, храните вы драгоценности, а это никуда не годиться. Именем революции все подлежит реквизиции, так что выкладывай всё, а не то...
     - Нет у меня ничего, еле от ворогов сбежала, откуда богатство?
     - Кто тебе поверит, барынька?  Один перстенёк чего стоит! - и со смехом руку вывернул, с тонкого пальчика колечко содрал и стал рассматривать. В раже и не заметил, что над селом туча чёрная нависла, а издалека будто пушки гремят.
     - И давай-ка побыстрее думай, некогда мне. А коли упрямиться будешь, твою девчоночку на твоих глазах пристрелю. - и сделал знак своему помощнику, чтобы малышку привёл, но тому на дороге Мельничиха встала с топором в руке.
     - Нет у нас ничего ценного, а ребёнка моего не тронь, тебе же хуже будет.
Атаман со смеху аж присел с наганом в руке.
     - Ты, дурья башка, мне угрожаешь? Да что ты можешь сделать,
связанная по рукам и ногам. Я твой господин, в моей воле тебя казнить или миловать. Захочу — отпущу, а захочу — по кругу пущу. Редкая птичка — дворяночка.
    - Своей судьбы никто не знает, а за твоей спиной смерть стоит.
Как не храбр был атаман, но в страхе оглянулся, а пленница так дико захохотала, что у всех, кто присутствовал, кровь застыла от этого дьявольского смеха.
     - Замолчи, ведьма! Ишь, развеселилась. Где моя смерть не тебе решать, а твоя вот где! - и пригрозил наганом.
    - Прокляну! - вдруг проговорила женщина низким голосом, прозвучавшим зловеще. Она выпрямилась, седые волосы ветром разметало, а чёрные глаза словно загорелись.
    - Замолчи, проклятая! - в ужасе закричал смельчак и  бешенстве стал стрелять без разбору. В это время внезапно налетел вихрем ветер и с такой силой, что деревья погнулись, а с яблонь снарядами полетели яблоки. Небо раскололось надвое, стало светло, как днём, от чудовищной молнии, грянул такой гром, что  все присели и прикрыли руками головы. И хлынул дождь сплошной стеной. А над селом вспыхнуло зарево. Невольные свидетели - соседи бросились бежать без оглядки, атаман со своим подручным шатаясь и скользя на вмиг намокшей земле добрались до машины. Взревел мотор, и автомобиль словно взлетел над дорогой, исчезнув за околицей.
А в это время в центре села факелом полыхал дом бывшего старосты.
Буря так же внезапно утихла, тучи уплыли дальше, молнии сверкали уже в отдалении, и раскаты грома уже не казались такими страшными. Но ужас от увиденного потряс всех. За считанные минуты от дома остались обгорелые развалины. Там заживо сгорела почти вся банда, устроившая пьянку. Чудом не погибла семья лавочника, потому что  разгулявшиеся молодчики выгнали всех из дома. Из уст в уста передавали весть, как случился пожар: молния стрелой упала на дом, и огонь взвился до небес. Дождь не позволил пожару перекинутся на другие постройки. Неудивительно, что  эта ночь была бессонной для большинства селян, а ранним утром лавочник Митрохин со всем семейством спешно покинул родные места, и пропал без вести.
     Тем временем Агафья, ругаясь и обливаясь слезами, упоила малышку в спасительный сон, а сама пошла в сад и при свете луны отвязала мёртвую и на руках отнесла в дом. Омыла её , сокрушаясь: сколько раз стрелял в женщину бандит, а только всё мимо, одна единственная пуля попала прямо в сердце. И как же жаль совсем ещё молоденькую, пережившую страдания и безвинно убиенную. Как сумела - обрядила во всё черное, седину волос спрятала за платком,  свечи зажгла и ночь молилась за упокой. А с рассветом вышла в сад и отыскала перстень с камушком, что  убийца в ужасе отбросил. Отмыла и спрятала за божницу для сохранности.
     Утром селяне вышли, чтобы при свете дня рассмотреть получше, что сотворила гроза на селе. И вспомнили о том, что происходило у Мельничихи. Увиденное потрясло и сильно напугало: подсыхающая земля была усыпана яблоками вперемежку с гильзами, а в доме покойница. Но в стороне не остались, кто что мог принёс на похороны и поминки.
Днём же в село въехал конный отряд и два «комиссара» на машине. Стали выспрашивать, что и как случилось, особо интересовались, как сгорел  митрохинский дом, не было ли поджога. Впрочем, от молнии в ту пору пожары были нередкими. Затем побывали и у Мельничихи, всё осмотрели и переспрашивали, знает ли Агафья за что бандюганы измывались над девушкой. И всё записывали и записывали. Тем временем пришла новость: атаман со своим подельником на машине ,видно желая перебраться на другой берег, не рассчитали и утонули рядом с бродом. Разумеется, никто и не пожалел.
     Как и положено, Милицу похоронили на местном кладбище чин-чином, и крест поставили, и поминки справили. И на этом бы успокоится, но вдруг вспомнили о том, как кричала несчастная перед грозой и как угрожала проклятием. И решили — точно ведьма, не иначе. Ведь именно тогда и началась гроза, и молния ударила именно в тот дом, где пьянствовала банда, да и главарь погиб как-то странно. Припомнили и слова её исповеди об аде. Мельничиха, услышав разговоры, пришла в ярость:
    - Кончайте, дурьи бабы, сплетни небывалые разносить. Пошто безвинную страдалицу вспоминаете нечестиво? Это ж надо, напридумывали невесть что. Смотрите, услышу хоть раз, грех на душу возьму, порчу на вас напущу. Можете меня величать ведьмой, а её оставьте в покое.
    Напугала сильно, только долго ещё ходили пересуды шепотком, пока со временем и не забылось.
Настенька, дочка Милицы, так и осталась жить у Агафьи — крёстной матери, да и документы в ту ещё пору были выправлены на неё, ибо не надеялись, что беженка выживет. Тася, как стали все называть девчонку росла тихой и задумчивой, а уж для Мельничихи первая помощница. Та и нарадоваться не могла на птичку-невеличку, учила её знахарству, чем и жили. А как девочка подросла, люди стали замечать, что  черноглазая справляется с недугами даже лучше Агафьи. И словами утешит, и руки тоненькие касаются невесомо, и всё заживает быстро. Разом припомнили о погибшей: ой не спроста это, знать, ведает колдовство, не иначе ведьма. Но шепотком и с уха на ухо, чтобы не навеять на себя гнева ведьмочки и не лишится помощи.
     Когда Тасе исполнилось шестнадцать, достала Агафья  припрятанное колечко и на девичий пальчик надела: то, что от матери осталось. И , чтобы девушка память о матери хранила, всё заново пересказала. И пришлось то колечко впору, и как радостно иметь такую красоту, только  подарок послужил неким сигналом для недобрых людей. Тоже припомнили прошлое, и решили, что не только перстенёк хранила Агафья.
И однажды, пока Агафья с Тасей по лесу ходили, лечебные травы собирали, забрался в дом парниша, с намерением отыскать припрятанное. Был тот парень помазливым с детства, и не раз был пойман на воровстве, и бит соседями, но как не воспользоваться случаем. Все углы обыскал, подпол проверил, ничего не нашёл, но и пустым уходить обидно: снял с красного угла икону с золотым окладом и собрался незаметно скрыться. А на его беду знахарки и вернулись.
     - Ты что здесь делаешь, Проша? - только и спросила Тася, а тот от неожиданности сделал шаг назад и свалился в подпол. Шуму было много, пока доставали парня, да выясняли обстоятельства, но итог плачевный: сломанная нога и рука, и позор на всё село. Но негодяй не остался в долгу, стал рассказывать всем, что де Тася навела на него морок, так глянула, что и память потерял, а он-то пришёл пригласить девушку на гулянку. А про ту икону ничего не знает и не ведает, как она у него оказалась.
И затаил на неё злобу, тем более, что остался хромым на всю жизнь. Но и некоторые соседи, хоть и знали, что Прошка этот плут и воришка, но , тем не менее, снова стали шептаться, что неспроста всё, и точно дочка Милицы ведьма, и обладает тайными знаниями. Но в открытую не выступали, боялись гнева Агафьи. 
     Жизнь тем временем шла своим чередом, где ладно, где совсем никуда, а Тася выросла чисто красавицей. Волосы словно вороново крыло, а глаза колдовские! И парни на неё заглядывались, и не прочь бы поженихаться, но против родителей страшились, а сама девушка повода не давала — некогда. А как появилась на селе больничка и доктор, Тася там безвылазно находилась. Очень нравилась Виктору Павловичу способная да проворная помощница, а потому, как закончила школу, помог ей уехать в город учиться на врача.
Что касается Агафьи, то она была горда и счастлива, что выходила и вырастила такую толковую девицу. И, пока та училась, сама в город наезжала с подарками и подмогой, а и Тася на каникулах время проводила со своей мамушкой и в огороде, и в лесу.
     Казалось, что все беды миновали, но пришла страшная година — война. Вой стоял над селом: мужики уходили на фронт. И вот в морозный день приехала на попутке Тася с годовалой дочкой на руках.
     - Мамушка родная! Ухожу на фронт. Там нужны врачи. Прошу тебя сохрани самое дорогое — доченьку мою, как сохранила и меня в трудную годину. Бедствовать не будете — от нас будете получать средства по аттестату. И не поминай лихом, если что.
Ночь переночевала и уехала.
    - Ох, и судьба у тебя, Агафьюшка! - пожалели соседи. - Сколько сил потратила, одну вырастила, так она тебе и ещё  заботу подкинула.
    - Дуры вы бабы, как были дурами, так ничего и не поняли. Да я горжусь, что мне доверили дитя малое. Своих бог не дал, так без милости не оставил. Была у меня доченька, а теперь и внученька есть. Не одна я на этом свете. А вы о заботе болтаете.
     Спорить с Мельничихой никто не посмел: к кому за помощью обратишься, коли и врач ушёл на фронт, а фельдшерица совсем молода и неопытна. Но подивились, как похожа Ася на свою мать и на покойную бабушку. А глазищи-то как омут чёрный.
     Но всё когда-нибудь да кончается. И война закончилась, и жизнь  понемногу стала налаживаться, когда вернулась в село Тася. Было видно, что много пережила: не стара ещё, а на лице морщины, в волосах седина, а в глазах тоска.
     - Мамушка! Спасибо тебе за дочь. Если разрешишь, останусь с тобою жить. Некуда мне возвращаться — там руины. И муж мой погиб под самую победу, и у него родных не осталось.

     И осталась Анастасия Ефимовна Мельникова жить и работать там, где выросла, и стала врачом в новой больнице. Не могли селяне нарадоваться на «дохтуршу»: до чего же спокойная и радушная, а уж с детьми как мать родная. И как умеет с ними обращаться. Точно- знает колдовские слова: иной озорник вопит что есть сил — то ли от страха перед уколами, то ли капризничает, а она только подойдёт, и нет ни слезинки, сам руки к ней тянет. И дочка её Ася-Асинька при ней помощницей. Но и жалели: молода и как хороша, но без мужа. А как стал на село всё чаще приезжать районный начальник, да непременно заглянет в больницу, заволновались — увезёт, как есть увезёт «нашу красавицу».  Не сманил мужчина Тасю, но помог дом новый поставить рядом с избой Агафьи, ибо и тесно там, да и того и гляди совсем развалится  жилище.
     Постепенно жизнь наладилась, зажили хоть не богато, но спокойно. Агафья так и осталась жить в своей избе: привыкла, а Тася с дочкой в новом кирпичном дому рядышком. Время промелькнуло,  Ася школу закончила и учиться поехала на врача. На каникулы непременно приезжала, помогала и по дому, и в больнице. И как мать — красавица писаная! А через время привезла доченьку — Светлану, поскольку сама с мужем-дипломатом уезжала за рубеж.
Агафья будто заново расцвела. Разве не счастье — дочь себе как намолила, внученьку вырастила, а теперь и правнучкой богата. Уж как она девчушку лелеяла, да своему мастерству обучала. А Света-Светлячок до того была общительная, и певунья, и выдумщица, что и правда в селе светлее стало. А как хороша, вся в мать да в бабушку. Но не все люди добры, кто-то и пришёптывал про ведьмино племя: не иначе колдовством владеет, коли приворожила и стар и млад. Но помалкивали, ибо без дохтурши никуда.
А Мельничиха и впрямь как заговорённая, не болела и со всем делами справлялась легко, хоть и восьмой десяток разменяла. И всё же одним утром и не проснулась. Провожали всем селом, и похоронили по её завещанию рядышком с Милицей. Больше всех убивалась Тася, даже слегла. Была для неё Агафья дороже матери. Но поправилась, и вышла на пенсию, только работу не бросила: всем миром просили не уходить, для половины молодых что родная, всех выхаживала.
И было бы счастье, но нежданно вернулась Ася  одна и без мужа. Развод. Печально вздохнули бабы на селе, кто-то и словечко новое приговорил: карма! Видать на роду этим женщинам писано  в одиночестве век доживать, коль колдовское знание ведают. Всё припомнили и приговорили: ведьмы, не иначе. А ещё более в этом укрепились, когда  Ася чудом мальчишечку из смерти вызволила. Вдруг забился в судорогах малыш, посинел и дышать перестал. А что сделала Ася, никто и не понял, только на руки взяла,  он всхлипнул, закричал, да и ожил. Мать на коленях благодарила спасительницу, а по селу шепотком слух прошёл: ведьма она и есть. 
Так и заменила Ася мать на её посту, стала главным врачом, а Светлана всегда рядышком — мастерством овладевала, но и училась лучше всех. Время  её пришло, и отправилась в Москву на медицинский. А через пять лет вернулась в родные края с дочкой, но без мужа. И опять по селу слушок: видать точно судьба у них такая, вековать без мужиков. Но зато село медицинской помощью обеспечено по всем статьям.



    Но пришли тревожные и непонятные времена, и жить стали хуже, и новости из Москвы шли более чем странные. Власть что ли поменялась, привыкать стали к новым правилам, а вдруг объявились то ли барыги, то ли разбойники — стали земельные паи скупать. У стариков и одиноких или кто спиваться начал — легко и быстро, а потом стали и угрожать. И что делать — по миру идти? И мужчин на селе мало осталось — кто куда на заработки уехал. И с деньгами туго, ни пенсий, ни зарплаты, хорошо подворья сохранили, огороды да скотина выживать помогали всем.
Однажды вечером приехали на огромной  машине два  молодца, одетые в чёрные плащи  и с оружием. . Остановились перед домом Таси, по-хозяйски по саду да по двору прошлись.
     - Кто такие и что здесь делаете? - на крулечко вышла Ася, следом за ней Светлана.
    - Ася Сергеевна! Неужто не признали? - громко и нахально проговорил один.
     - Гришаня? Каким это ветром тебя занесло? Говорили, что в Москве обосновался.
     - Да ветром свободы! Или ещё и не поняли, что власть поменялась? Разогнали коммуняк к чертям собачьим, теперь мы хозяева. Нет больше советской власти, власть — это мы! - и горделиво подбоченился.
     - Слухом земля полнится, но вот ты-то каким образом властью стал. Ты и школу-то не закончил. И кто же ты теперь?
     - А я сам себе хозяин, что захочу, то и ворочу. Свобода! И под моим началом бригада большая, да и бабла сколь хочу.
     - Бандитом что ли стал? Видать, жизнь  так ничему не научила.
     - Вы бы поосторожнее, докторша, выражались! Ваше время вышло, откомандовались. Ведьмино племя!
     - Гриша! Что-то я не пойму, с чего это так смело словами бросаешься. Или забыл, как тебя выхаживали, от дурного вылечили? - на крыльцо, опираясь на палку, вышла Тася.
   Парень аж зубами заскрипел, покраснел и смачно выругался.
     - Анастасия Ефимовна, ништо живы? А кто не знает, что вы главная колдунья и есть. Дед мой Прохор рассказывал, как вы его заморочили, что он так и остался хромым да кособоким на всю жизнь.
     - И ты, конечно, веришь в россказни, хотя твой дед сам виноват, поживиться хотел, да не вышло. А может та икона и отомстила за воровство?
     - Знаю я всё о вас, притворялись добренькими. Как же, вроде врачи, а кто всяким зельем поил да уколы делал. На себе испытал. Колдуньи и есть. Только теперь конец вам вышел. Не по закону владеете подворьем да землёю. Мы, Савельевы, дальняя родня Мельниковым, а вы-то пришлые. И нет у вас документов, а если и есть — то фальшивые. Так что убирайтесь по добру по здорову. Место это больно удобное. Гостиницу построю, ресторан, и селяне прислуживать будут, куда денутся. Я хозяином буду!
     - Сам же знаешь, что лжёшь, но хорохоришься. И никуда мы не уедем, это наш дом по всем законам.
     - А вот как петух огненный ночью разбудит, сами слиняете, если живы останетесь. А так за халупу ваши так и быть заплачу, чтоб было на что прожить.
     - Никуда мы не уедем, не надейся. И не купишь, не продаёмся.И не стоит угрожать! Зло вернётся к тому, кто его творит.
     - И вы не пугайте, кто вас боится. Вы одни здесь, бабы ,живёте, кто вас эащитит? А за мной сила. Приедем и выбросим на улицу, вот тогда и посмотрим, кто хозяин.
     Неожиданно для всех, старый дом Агафьи странно сложился и рухнул. Замерли все.
      -Эй, вы там поосторожнее, чего творите, ведьмы проклятые! - залепетал Григорий.
    Его спутник побелел и плюхнулся на землю. Женщины и сами перепугались, стояли на крылечке статуями. В дополнение ко всему, из-под развалин  раздался тягучий звук, словно кто  тяжко вздохнул и застонал. Все замерли, вглядываясь в быстро набегающую тьму.
     -Люди добрые! Это что это дееться? - громкий голос Варвары, соседки , прозвучал в гнятущей тишине ударом набата, заставив всех вздрогнуть. - И кто такой борзый выискался, что решил нами распоряжаться? Нет, говоришь, власти? Так мы тебе покажем, есть она или нет.  Мужики, или у нас своих ружьёв не найдётся, чтобы проучить этаких прохиндяев? Мало я, тебя, Гришка, крапивой охаживала за воровство!  А ну, садись в свой драндулет и кати побыстрее, и чтобы носу сюда не показывал.
   К удивлению женщин, молодцы молча вскочили в машину, и видимо от страха, не сразу сумели включить зажигание, но потом сорвались с места и исчезли в темноте.
     - Ну, а вы, докторши наши, чего раскисли. Или забыли все свои  колдовские заговоры , заклятия?  Испугались этого прощелыгу?  Видать, Агафья, царство небесное, не выдержала поношения, вступилась за вас.
     - Варенька! Неужели веришь, что мы ведьмы. Разве от нас кто пострадал? Да мы же сколько ребятишек приняли, да и вырастили. Уж никак колдовскими заговарами.
     - Да, ладно, Анастасия Ефимовна, знаем, что кроме добра, от вас и не видели. И за то вам все и благодарны. Но не волнуйтесь. Мы вас в обиду не дадим. И пора сельсовет тряхонуть, какая-никакая власть.  Чтобы всякие хозяйчики не захаживали и воду не мутили.
     - Правду, Варя, говоришь! Утром и собирай народ, будем новый сельсовет выбирать. А то по одиночке всех погубят.
     - А и соберём? Подумать только, кого в председатели выбирать.
     - Так тебя, Варвара Ильинична, и выберем!
      - Ах, что я? Я и школу-то не ахти как закончила, совсем неучёная. Не справлюсь.
     - Зато ты самая храбрая и умная! Вон как сумела прищутить наглецов. Не они ли отобрали землю у наших селян? Добром или силой, но люди по миру пошли. Так что кто ещё поможет?
Но утро вечера мудренее, пора и отдохнуть. Завтра и займёмся делами.
      Все облегчённо вздохнули и отправились по домам. Варвара задержалась  у калитки, вслушиваясь в ночную тишь.
И как же не ведьмы? Конечно, колдуньи и есть — все, и младшенькая тоже. Это ж надо — как вовремя хата рухнула, как напугала. Сама что ли? С чего бы, столько лет стояла, и в одночасье рухнула? И кто так жутко стонал? Прям мороз по коже. Не иначе та самая — главная.    - и истово перекрестилась. -  А что, глядишь, и ещё поможет, подскажет! Ведьмы всякие бывают, но эти — наши!
И продолжая что-то бурчать себе под нос, удалилась в дом.

И востановилась привычная тишина. А на чёрном небосклоне  ярко светились звёзды, да полная луна равнодушно взирала на грешную землю.