без даты 9

Всегда было интересно, что сложного в правде?
Нет, серьезно, пустота. Я субъект безусловно дефективный, я, собственно, и не отрицаю, но никогда не понимал этих сложностей.
Ведь мир удивительно прост. Неужели вы до сих пор этого не поняли, за несколько тысячелетий вашей истории, люди, странные, разные, глупые люди… Глупость человеческая – нечто непреходящее. Стабильная хрень, знаешь же, на редкость стабильная. За десятки веков ее наплодилось столько, что систематизировать не представляется никакой возможности. Но все это было. Рассуждать о глупостях любят все. Дети.
Не говорите мне про то, как все это было, я без вас все прекрасно помню. До самого конца – это я стоял у распятого Христа, это я перерезал чье-то горло во славу Перуна, я грабил Палестину, я шел в Медину по пустынным османским дорогам, горел на инквизиторском костре, гнил в недрах таежной Сибири. Это я лез на тот самый броневик, насиловал женщин в советских деревнях, я разбивался на мотоцикле под Рамштайн. Я самая конченная мразь и самый благородный праведник. Я – Гойя.
Не говорите. Я и без вас все прекрасно помню.
Человечество удивительно самонадеянно в своем вранье. В этом есть что-то детское, есть – наивность, наверное. Но этого недостаточно.
Воистину, что значит детская наивность без детской непосредственности.
Они так честно стараются выглядеть взросло, что становится даже смешно. Есть только больные, поседевшие, разбитые мальчики и девочки. Они умрут  – и на смену появятся новые дети, которых делают ночами в бетонных коробках картонного образца. Такие же дети.
Они настолько простые, что даже к концу недолгой жизни ни в одной плешивой голове не мелькнет идиотская мысль — а какого, собственно, черта.
Они родились детьми. Они умрут детьми. Спасибо миру за счастливое детство длинной в жизнь.
А если серьезно, то к чертям собачьим такую благодарность. Вот почему я курю. Я курю, и меня не вставляет. Даже это удовольствие ты у меня отняла. Я бросил все. Мозг матерится.
Посмотри на них. Они хранят свои секреты, будто это важно.
Секреты. Боли. Слова. Воспоминания.
И все в сущности – такие мелочи.
Ты не помнишь, кто сказал, наклоняясь над столом, опираясь на локоть в помятой рубашке (хотя локти на стол, как известно, не кладут):
— Что значит любовь к женщине по сравнению с любовью к истине?
А на самом деле это был фильм, и сказано это было совсем по-другому. Какая, в самом деле, разница?
Суть в том, что все человечество увлечено любовью. Культура любви – боги, кому я рассказываю? Ее же тонны, тонны, тысячи галлонов, она вливается в глаза, в ноздри, в уши. Дамбу прорвало.
Запах розового масла был ненавистен не только прокуратору Иудеи, всаднику Золотое копье.
У меня аллергия даже на неосторожные ассоциации, и этим я безнадежно болен. Боги, о чем мы говорим. Ведь в каждой же мало-мальски приличной канаве сейчас играет что-то за любовь. Оно объясняет, что любовь — штука тонкая. Не обывательщина и не пошлятина. Она выше этого, она панацея и божество, священная индийская корова.
Ты же знаешь, как из этих коров потом с особой жестокостью (и вполне законно) делают плохонькие прохимозенные дубленки? Ты все знаешь, я все знаю. Мы все знаем. Зачем тогда мы с таким мазохистическим наслаждением висим над розовой водой прорвавшейся плотины?
А ведь у меня аллергия, я больной человек. Тебе ли не знать.