12. 10 10

Я переубиваю из всех, я клянусь тебе, пустота. Потому что когда они пытаются думать, получается такая дурь, что мне становится страшно.
Думать у них получается плохо. А ведь они единственные, кто на это способен. Единственные (по их мнению, разумеется) разумные существа на планете, в которых стремление запихать себя в рамки догматов сильнее стремления жить и познавать.
Это с каких пор неумение думать стало называться способностью мыслить?
Скажи, а изначально как все это задумывалось? Они тоже обычно обращаются к истокам. Всегда надеешься, что в начале ручья, отравленного по пути всем, чем только можно, окажется бьющий ключ, льющийся на землю откуда-то из глубин веков. Чистый. Такой правильный-правильный, и в брызгах его плещется радуга.
Ручьи по воздуху не текут. Но даже если б могли, в конце пути они бы умудрились нахвататься человеческих ядов.
Марксизм. Феминизм. Христианство. Любая религия, любое движение и любая идеология, когда-либо рожденная в их головах. Парнишка надвигается на меня, у него широкий нос и синие треники. «Рабочая социалистическая партия». Теперь еще и листовки?
— Вы уже писали, — говорю я, разрывая бумажку надвое на его глазах. — И, надо сказать, достали со своей навязчивостью.
— Спасибо за совет, — втыкается мне в спину. Я бросаю бумагу в урну, иду, злой как черт. И останавливаюсь.
Вернуться. Рассказать. Объяснить. Объяснить, что они травят родник. Что они родники, которые травят другие родники. Грязная река человечества лижет планету, пытаясь отравить все живое. Остановить, остановить, пока не поздно, и догма не пришла на смену догме, и снова завертелось колесо, которое так давно нужно было сломать...
Я оборачиваюсь.
А их уже нет.
Как много воды утекло. И все не туда.
А суть, как всегда, в том, что все до безумия просто. Можно ведь сколотить желоб. И не один, и даже не десять. Бесконечные желоба длиной в жизни, строить их, как раньше, в двадцатые годы самого красного века истории, двигались по пустыням укладочные городки. Куда угодно. Куда захочешь — вперед или назад, к роднику, к бесчисленному множеству других ручьев. Куда захочешь.
Не собирая на себя отраву догматов.
Это как ионизация. Только сознание — не вода. Догмы разрывают связи — и люди начинают считать, что они умеют думать. А это просто галлюцинации страшного отравления водой из грязной реки. Критическое мышление в этой лирике очень некстати, да?
Надоело сравнивать. Дожили, да?
Любая догма, любая, которую вы в себя всосали, сознательно или несознательно, по желанию или без — отравляет ваши мысли. Суть ее — в отсутствии мысли. Вы не сможете критиковать догму — а значит, вы не мыслите. Вы не сможете создать идеальную догму — а значит, рано или поздно уткнетесь в ее казавшийся недостижимым идеологический плинтус. Это — ваши рамки, ваши границы, ваши цепи, если хотите, и от них нельзя избавиться просто так. Их можно только разбить. Ампулу с вашим самым губительным ядом.
Но вы же, сука, так любите травиться.
И травитесь. Всю свою жизнь травитесь. Да, конечно. Ваше право. Но знаете, пошли вы к дьяволу со своими правами. До прав вы еще просто не доросли.
Я их переубиваю, пустота. Ей-богу, переубиваю.