Самозванец

Жил-был кот. Так уж случилось, что изначально у него осталось восемь жизней вместо положенных девяти в тот момент, когда первоначальный рассказ о нем погас на умирающем экране монитора престарелого ноута и не смог восстановиться.

Так вот. Кот был вовсе обычный, просто кот, стандартный, немного серый, немного пушистый, имеющий четыре лапы и хвост. Ситуация вполне себе реалистичная. Имени своего по родословным столбцам дворянского кот не заслужил, ибо отсутствовали в его жизни намеки на эти знатные записи,  поэтому откликался на весьма обывательскую и абсолютно кошачью кличку Барсик.

Счет своим дням кот тоже не вел, да и никто вокруг не задумывался о том, сколько же праздничных микродат, ознаменованных появлением в миске двойных порций разрекламированного «Вискаса», было проедено впустую. Но, судя по наличию кошачьего желания и полноценной возможности его реализации, было нашему герою не менее года.

Каждое утро кот, как обычно, жмурил левый глаз и потягивался. Если это ему удавалось не на все сто процентов, то он жмурил еще и правый глаз, а потом, по определению, не рассчитав амплитуду потягивания, неизменно падал с кровати. На которой ему позволяли спать. В ногах. Каждую ночь. Еще иногда вечерней порой его любезно гладили за ухом во время просмотра ужасно скучных информационных передач по телевизору, а иной раз даже почесывали бока и не ругали за летящие повсюду искры шерсти, так некстати линяющей от хозяйских прикосновений.

Что говорить, с хозяевами Барсику несказанно повезло. Утром кот всегда находил в дальнем кухонном углу заботливо наполненную свежей водой миску и чашку с сухим кормом. Как можно жрать такую мерзость, Барсик искренне не знал, но как не жрать – тоже. Он об этом не задумывался, ибо еда в жестяной персональной чашке с нарисованным на дне соплеменником казалась ему самым очевидным критерием полноценной жизни.

Да чего греха таить! Сытая жизнь фонтанировала бесперебойно – раз в неделю в чашке кота обязательно появлялись какие-нибудь потрошка, а если повезет, то и целые куски забракованного для хозяйского ужина мяса, с серебристым жирком, с бугристыми прожилками, словно вылепленными из… из мяса! В эти моменты Барсик забывал даже то, что на улице его с нетерпением ждет какая-нибудь Муся или Буся, приветливо помахивая своим пушистым, не утраченным в процессе эволюции атавизмом, – нет-нет, все - завтра! В приступе гастрономического наслаждения кот был готов забыть обо всем на свете, даже о самой нежной и выцарапывающе-шкодной, но, тем не менее, очень приятной кошачьей ласке. Если в тарелке лежит мясо – значит, день прожит не зря.

А потом можно всегда расслабиться после вкушения пищи Богов и беззастенчиво растянуться где-то посреди необъятной хозяйской кровати, закопаться в гущу маленьких французских подушечек, вышитых люневильской вязью, покататься плотным животом по ласково-обезоруживающей махровости итальянского покрывала и вточить свои сытые когти в такие притягательные бороздки между переплетением древесных фактур на нижнем правом бортике запретного ложа – ммм, что может быть приятнее! Даже терпкий горячий подзатыльник вечно орущего нестриженого двуногого лохматца не смывает вкусного колорита этой идиллической кошачьей мечты, ведь иногда можно изловчиться и оставить на его волосатой лапе тонкий, мгновенно вспухающий сочными кровавыми бусинами след. И за это, кроме крика и махания тапками, ничего не будет! А хозяйка – она рюшевая, плюшная, воздушная, с белыми нецарапаными ногами, на которых в самом низу, почти у пола, постоянно горят разноцветные фонарики, гордо именуемые педикюром, и которые иногда можно потрогать пышными бескогтистыми лапами – она, да! – внушает доверие и тепло, а также уверенность в том, что на следующей неделе опять в миске на кухне будет какое-нибудь мясо.

Самый щекотливый момент в своей жизни Барсик запомнил плохо. А зря! В какой-то ясный и очень резко пахнущий мокрой теплой березой март он ощутил в глубине своих пяти пушистых физиологически правильных сооружений, что между задними тремя возникло некое чувство легкой недотроганности. То есть собственным кошачьим языком получалось все очень даже ничего, но захотелось внезапно и неожиданно чего-то более экзистенциального и при этом примитивного до жути, а от этой странной надобности возникло бешеное желание орать ночами. И как ночь – хоть режь! Хоть мехом глотку затыкай – распирает пространство меж тремя углами и не дает сосредоточиться ни на подушках французских, ни на итальянских одеялах. Хозяйка мясом волокнистым и розовым все равно кормила, но смотрела порой недобро, а лохматец нестриженый бил на кухне двумя ногами оземь и что-то очень громко говорил.

И вдруг в один прекрасный день сошлись звезды на перламутровом небосклоне тараном, привычно высекая искры налево и направо, не определившись до конца в астрологическом прогнозе на вторник.

Двуногий молча ел борщ, иногда отвешивая незначительные фразы между глотком компота и перерывом на чесночные гренки, а рюшевая хозяйка металась по квартире, судорожно собирая в сумку какие-то важные бумаги. Очень важные.
В какой-то момент в нос коту ударил резкий запах медикаментов, чужого помещения и прочих неприятностей.

«А вот ни фига себе – вы принесли кота на кастрацию! А вы знаете, что это за порода?» И дипломированный специалист-ветеринар свободной от давления профессионально предписанной латексной перчатки рукой указал на выпуклый треугольник за левым кошачьим ухом, ранее не замечаемый никем.

Оказалось, что этот клейменый элемент, отвечающий за принадлежность к весьма древней и жутко редкой породе, нарочито долгое время скрывался под плотной неясного цвета шерстью Барсика от глаз общественности и являл собой тот самый неоспоримый факт, что в продолжении рода кот участвовать должен однозначно, следовательно, процедуры иссечения тех самых деталей, отвечающих за гламурность и принадлежность к высшей расе и внедрению в дворянские столбцы, априори не будет.

Кот понял все и в момент наивысшей радости хотел было дружелюбно вцепиться в нецарапаную ногу хозяйки, но поостерегся своих проявлений нежности, ожидая чего угодно, в частности, кам-бэка всей этой мерзкой ситуации и дальнейших проблем в виде отсутствия мяса, как ему показалось.

Что далее произошло – сказать однозначно можно лишь огульно. В тот самый миг, когда лицо нестриженого лохматца приобрело вполне осязаемое очертание, совпадающее с ширпотребным описанием тетки-коммунистки с жутко выраженной межбровной складкой на советском плакате «Не болтай!», а хозяйка разлилась в милейшей зефирно-ванильной улыбке, все Мурки и Муськи были выдворены за пределы досягаемости.

Коту разрешили все. Нежиться в неаполитанском стиле, невзначай распуская край дорогущего покрывала – не вопрос! Точить когти, невзирая на запреты и правила, где угодно – да ладно! А главное – кот теперь уже каждый день в своей тарелке наблюдал самые нежные, с изысканной люминесцентной прожилкой, источающие неповторимый аромат свежескошенного луга пионово-розовые куски мяса…

Бока кота наливались салом и здоровьем - это был кошачий рай.

А потом начался парад невест. Каких только сказочных бестий не приводили коту на церемонию возжелания! Мягкие персиково-розовые подушечки хорошеньких наманикюренных лапок тонули в мраморно-серых пушистых складках барсиковых мужских прелестей, гламурные кисы легонько и игриво отбивали нежными коготками дежурные дамские закидоны по морде, неистово мурчали и гнули свои королевские спины, сладострастно перекатываясь по персидским коврам, источая селективные амброзии дерзкого кошачьего счастья и воплощая самые потаенные и низменные хотения кота. Если какая-нибудь молоденькая рафинированная фифа вдруг позволяла строить из себя недотрогу, кот недоуменно смотрел на нее минуты две, лениво зевал и вразвалочку отправлялся спать, предаваясь блаженным мечтам на неземных хозяйских перинах, а чуть позже, отдохнув и набравшись сил, медленно возвращался к изволившей роптать, но уже осознавшей свою вину и раскаявшейся дебютантке, и безнаказанно и быстро завершал «лав-стори», переведя едва успевшую разгореться в ожиданиях хрупкой юной пушистой души смоковницу в дивизион бывалых боевых подруг и будущих мам.

Бесконечный праздник плоти продолжался все лето и даже в первые недели золотистого арбузного сентября, по качеству и скорости оказания услуг кот бил немыслимые рейтинги в сладострастном хит-параде романтических мяу-коллекций. С первыми холодами кошкин дом немного поуспокоился, рынок невест заметно поредел, а Барсик все чаще мечтательно дремал на подоконнике, погружаясь в волшебные воспоминания.

В канун Нового года в доме разразился скандал. В один сумрачный вечер имбирно-мандариновую тишину разрезал пополам истошный визг очень эмоциональной дамы, которая неожиданно возникла на пороге квартиры, принеся с улицы запах обледенелых декабрьских маршруток, рыночных елок и большую коробку, в которой шевелилось нечто - оно пронзительно пищало и источало дьявольский аромат опасности. Дама была вся рыже-меховая, с ворсинок ее шубы стекали крупные оттаявшие снежинки, которые разноцветными искрами разбивались о скользкий пол прихожей, и у кота в какой-то момент от этой иллюминации помутилось в глазах. В общей кутерьме и надрывных криках Барсик не разобрался, да он и не понял ничего даже тогда, когда меховая женщина, истерично бросив «Сами теперь это продавайте!» так же стремительно ушла, а на пороге дома осталась отвратительно пищащая скребущаяся коробка. Подозрительно втянув носом непривычный мускусно-молочный запах, кот все же преодолел брезгливый страх и заглянул внутрь.

В четырех картонных стенах на подстилке возились серые комочки, они жалобно скулили, качали полуслепыми мордочками, путались, цеплялись друг за друга, смешно падали на спины и беспомощно шевелили неуклюжими лапками…

Всю ночь кот не спал, на кухне о чем-то жарко спорили рюшевая хозяйка и лохматец, звенели какие-то склянки, постоянно пищали непонятные серые существа в коробке, задвинутой в угол к холодильнику, словом, атмосфера была очень недоброй, поэтому вальяжно растянуться на подоконнике и безмятежно всхрапнуть у Барсика не получилось.

На следующее утро кота ожидал еще один неприятный сюрприз. Вместо привычного лакомого куска свежайшего мяса он обнаружил лишь миску со вчерашней водой, а в момент недовольного удивления кот вдруг неожиданно для себя осознал, что все его пушистые конечности внезапно обмякли, а тяжелая рука лохматца надежно и цепко зафиксировалась на его, барсиковом, загривке. А дальше была непонятная темнота, потом очень яркий свет и противный вяжущий отдаленно знакомый запах медикаментов. Проваливаясь в тяжелый ватный сон, кот успел услышать странные, как ему показалось, из какой-то трубы доносящиеся глухие слова: «Какое ж это клеймо? Укус собачий это!» -  и увидел в какой-то немыслимой круговерти призрачные феерические очертания волшебных Мурок и Мусек, они амурно махали хвостами, нежно мяукали, и Барсик даже сделал попытку рвануться к ним на этот страстный призыв, но тело его уже не слушалось, а в самом эпицентре своего горячего мужского естества он вдруг ощутил непонятные пощипывания и покалывания...

На заброшенной загородной стройке некий человек с дипломом о высшем ветеринарном образовании внезапно понял, что хорошо в этой жизни и что плохо. Дико болела голова, а во рту был немного странный металлический привкус. Обрывки смутных воспоминаний проецировали странные видения: грубые голоса, какие-то яркие красные пятна перед глазами, летающие кулаки - кошмар, одним словом. Да ну их к черту, эти корпоративы и посиделки с клиентами! Человек попытался встать, но столь привычное движение принесло ему невероятную боль, острой волной пронзившую все тело, а память вмиг пасьянсом разложила в подробностях весь вчерашний день. Вне себя от накатившего ужаса и осознания всей дикости ситуации, человек помотал головой и устремил взор перпендикулярно вниз… «Да не может быть!»

Глубокое синее небо с мерно уносящимися вдаль облаками показалось ему волшебной новогодней сказкой.