13. Первозданный Копчик. Чусовские вогулы

     Что ощущаешь, когда уносишь ноги от медведицы через Дунину гору, когда проходишь мимо старинного кладбища, и вдруг лес распахивается полем, широким привольем? Радость, будто заново родился, и восторг, словно ты на краю волшебной, неведомой земли.
Полтора века назад учёный из Казани Сорокин так же "был очень рад, когда мы выбрались из чащи и под горой, в овраге, заметили несколько изб д.Копчика".

Горный луг был окаймлён Дуниной горой. Он подходил высоко к Реке Теснин. Священная Чуоси отошла на второй план, спрятавшись внизу. Оба берега сливались огромными полями, огороженными вдалеке еловым тыном. Раздолье для луней и кобчиков. Был бы соколом – взлетел!
 
Эх, можно и на лосе перелететь на другой берег! Наверное, так показывали молодецкую удаль косатые отыры, таёжные воины из дружины мансийского князя-хона.
Длинные волосы, заплетенные в две косы, хранили четвертую из пяти душ мужчины. Для воина важнее было спасти душу и волосы, чем сохранить жизнь. У поверженного противника снимали скальп, иначе его душа возродится. Тех, кто попадал в рабство, брили наголо, оставляя без мужества. Косатые отыры были командирами отрядов ополчения манси, а в мирное время – гонцами и послами князя, сборщиками ясака.

Манси – "младшие братья" для коми. Русские вслед за коми-пермяками стали звать их вогулами (коми – "дикий", "чужой"). Были времена, когда были они не "чужие" друг другу. По легенде, племена объединились в одно войско в битве при Чулмандоре (устье Чусовой на Каме). Ополчение из коми-пермяков и остяков (хантов) вместе с вогульскими отырами остановило татаро-монгольские орды! Та битва осталась в сказаниях коми:

"И разозлился Ош, приказал народу точить топоры и ножи, взять покрепче сабли и намазать острые стрелы сильным ядом и повел народ против врага да на чудского же пама, с реки КэспамаЮксю... Не сберег ни Ойпель, ни большой бог. Не сберег, не остановил ни Кудым-Оша, ни старого Юксю. Встретились возле реки Кэс, как нож и камень: один не может резать, а другой не режется.

Ни дня, ни ночи не знают, все дерутся, земля под ногами дрожит, тайга кряхтит, а кровь ручьём бежит в реку Кэс, красит чистую воду в красный цвет. Три ночи, три дня дрались, все с ног свалились: кто от топора-ножа, кто от острого меча и острого копья, а кто от усталости".

На рисунке Антона Шкурко изображён косатый отыр на боевом лосе. Боевые лоси – не миф, они наводили ужас на противника. Опыт манси был использован для вооружения Красной Армии. К 1939 году в Волосовском специальном питомнике № 3 было подготовлено и обучено более 1500 боевых лосей.

*** ДЕРЕВНЯ ОБРУСЕЛЫХ ВОГУЛ ***
Много воды утекло в Реке Теснин с той битвы при Чулмандоре. Наши железные лоси плыли в высокой траве. Мы оглядывали цветущую покатую землю, выпирающую из-под Дуниной горы.
Манси в XIII – XVI веках владели священной Чуоси. К XVIII веку на Чусовой остались считанные мансийские деревни. Здешнее селение в 1773 году посетил учёный Иоганн Георги и записал название Kopsich-biul, Копчик-пав(ы)л. Копчиковы Юрты он назвал "деревней обруселых вогул". Что за "юрты" увидел немец Иоганн?

Сергей Гринкевич пищет, что "манси в Пермском крае строили бревенчатые прямоугольные "юрты" с земляным полом и плоской крышей, покрытые расколотыми бревнами (плахами) и берестой. К концу сруба пристраивались сени и крыльцо. Для домашних вещей и продуктов ставили амбар на четырех столбах".

Илья Абрамов запечатлел одинокую избушку манси в ушминском МиронВаськапавле. Чем-то похожа на неё низкая избушка, в которой жил охотник Костя на реке Серебряной. Тогда, в 2015 году нам не удалось застать Костю дома – он уехал в Кын, а мы пошли дальше, на Борихин Ключ. Теперь не у кого спросить, но он мог быть последним потомком чусовских вогул.

В путевых заметках путешественник Георги писал:
"По устройству жилищ своих, по образу жизни, по одежде, они совершенно русские крестьяне, и, будучи весьма склонны к пьянству, празднуют, когда есть деньги, все русские праздники. Хлебопашеством они совсем не занимаются, но держат несколько домашнего скота. Главное их занятие охота; кроме того они зарабатывают несколько денег на соседних заводах лесными работами, чрез что могут покупать себе муку и уплачивать подати".

"Хитрых, лукавых людей между ними, кажется, совсем нет... Они покупают себе жен, и могут иметь их столько, за сколько могут заплатить, или сколько могут прокормить. Но из здешних Вогул никто не имел более одной жены. Калым заранее условливается; по уплате его жених ведет невесту к себе в дом, а она становится его женою: не бывает ни подарков, даже платьем, с которой либо стороны, ни свадебных пиршеств...

За красивую, в их вкусе, девушку платят до 15 рублей, деньгами или скотом; но можно приобрести жену даже и за 5 рублей. Женщины занимаются теми же работами, как и у Русских, и прядут и ткут то же. Роженица считается шесть недель после разрешения от бремени нечистою. Новорожденному ребенку должна дать имя какая-либо посторонняя женщина".

Манси – народ невысокого роста, меткие стрелки и охотники. По воспоминаниям Нины Желонко о вогулах Шахманаевых из Бабенок в сороковых годах ХХ века, они "отличались острым умом". "Роста они были небольшого, смугловатые, с черными прямыми волосами".
Думаю, среди них бывали красивые, "в их вкусе", вогулянки-девушки, как на старинном рисунке с портретами лозьвинских манси.

В метрической книге Кшивского завода Кунгурского уезда 1805 года сохранилась запись от 21 августа о бракосочетании Петра Шахманаева из деревни Бабенки и Федоры из деревни Копчик, дочери Ишкинина Фёдора. О Петре коротко – "вогул". Федора удостоилась отдельного социального статуса – "дочь вогула".
Вспоминая Охонюшку из повести Мамина-Сибиряка, с восхищением скажу о ней - настоящая "отецкая дочь"!

Правобережный Копчик протянулся подгорным лугом от речки Студёновки до большого острова. Левобережный  - раскинулся полями от Афонина лога с небольшой скалой до устья реки Мельничной.
Я пытался представить себе, как выглядела деревня 245 лет назад. Как ютились в овраге её низкие бревенчатые избы с берестяными крышами, как дочери вогул пекли хлеб в глинобитных чувалах-нянькурах.

Тогда "взрослые и недряхлые ещё мужчины проводили большую часть зимнего времени в лесах, в охоте за зверьми". По наблюдению И. Георги, вогулы употребляли "иногда огнестрельное оружие, но чаще луки, которые не отличаются от употребительных в Сибири; но наконечники стрел делаются у них из заостренных камней и оперяются перьями глухаря, тетерева, рябчика".

Охотничьи участки, как и расстояния между деревнями, были большими. Вогулы из Копчиковых Юрт делили лес с бабенскими. Если по левому берегу ходить, так Бабенки от Копчика в двух шагах всего. Это для людей-сплавщиков долгий путь по Чусовой.

Если обернуться лосем, да от устья реки Бабенки подняться в её верховья, там медведем пролезть между горами Бабенской и Омут-Камнем, серым волком спуститься по Бабенскому логу да быстрым зайцем проскочить по лугам вдоль Чусовой – и ты в левобережном Копчике! Оборачиваться нужно уметь каждому индейцу, коли ты "взрослый и недряхлый ещё".

Восемь вёрст – не крюк. Гора и лог носят названия соседней вогульской деревни Бабенки, видно по ним граница участка охоты шла. В те времена эту деревню называли Garewal biul, она же Babonkina (Г.Ф.Миллер), потому что место для поселения было на гари, росчисти на буреломе, "поломе".
Ржаной Полом – старинное село на вятской земле, сохранившее название бурелома. Речка Бабенка звалась у манси Bulumbuss-ja (Балымба-са, Балым-босья) от слова "полом" и коми-пермяцкого мос - "ключ".
Это ключ и к названию речки Билимбайки в районе Первоуральска.

В чусовском диалекте вогул при усваивании пермяцких и русских топонимов происходило озвончение: вместо  *р получалось *b (п – б). Речка Потяж у вогул называлась Botisch-ja. Река Ослянка носила имя Bossa-ja, от слова коми пос - "переход, переправа, взвоз". У Нижней Ослянки, действительно, есть места брода, переправы через островок на реке.

На коми-пермяцком "полом" означает испуг, страх. Страх, когда бежишь через Мултык Камень или Дунину Гору неизвестно от кого. Испуг, когда ураган ломает сосны на бойцах, как спички. И нет спасения тебе, коли не веришь.
Во что верили вогулы?

*** ВЕРА***
Иоганн Георги из бесед с вогулами деревни Копчик выяснил, что "они веруют в единого Бога, которого они называют Тором, и в то, что он правит миром и судьбами людей, делает что хочет, и причиняет, по воле своей, и добро и зло". "Смерть считают они Божеским наказанием".
"О дьяволе, которого они называют кул и русским чортом, они нисколько не заботятся и хотя не отрицают существования его у Русских, но кажется считают его просто пугалом".

О молитвенном месте у Вогульского Пня:
"Они говорили единодушно, что не имеют никаких идолов; однакож, после русские крестьяне уверяли меня, что у них есть спрятанный в лесу, вблизи молитвенного места идол, представляющий маленькую человеческую фигурку, и закутанный в красные лоскутья и что они этого идола выставляют во время жертвоприношений".

О праздниках:
"Чтобы угодить Богу (Тором) они ежегодно торжествуют два праздника жертвами, молитвами и увеселениями, кроме того они приносят жертвы и в другия времена, во исполнение данных обетов. Главный праздник есть вместе с тем и их новый год. Они называют его Елболела и отправляют его в первый день Пасхи и говорят, что это день сошествия Бога на землю, разумея под этим наступление весны, что относят они, кажется, к солнцу, в направлении к которому обращают свои поклоны и молитвы".

"Другой праздник бывает во второе новолуние после Пасхи и называется анкобо. Празднуется так же как и первый, но жертв приносится меньше. И тут они опять обращаются при молитвах своих к югу или к поставленным на юге жертвам. В жертву годятся: из зверей - красная дичь, домашний рогатый скот, лошади, козы, овцы; из птиц - только лебеди".

На удачную охоту устраивался "медвежий праздник", когда добыли "лесного старика" – медведя. Это было целое представление на несколько дней. "Старика" всячески умащивали и просили прощения за то, что пришлось убить.

Сергей Гринкевич отмечает, что "вогулы часто покупали либо обменивали на какой-нибудь товар лошадей. Они им нужны были, однако, не для работы, а для жертвоприношений, так как культ коня у манси сохранялся еще с того времени, когда их предки покинули древнюю степную родину".

В экспедиции 1872 года казанцы Сорокин и Малиев отметили, что копчиковские вогулы совершенно обрусели и носили русскую одёжу, забыли свой язык, и стали православными: "о жертвоприношениях, описанных Георги, нет и помину". "Идолов и других предметов, напоминающих собою прежния времена язычества, мы не могли найти".

Потомки вогул в глубине души продолжали верить в Елболелу и в наступление весны, когда Бог сходит на землю. Людмила Александровна Дылдина, по записям Елены Вяткиной, помнит, что в Бабенках всегда праздновали Троицу, а в Копчике – Николин день!

По словам Л.А. Дылдиной, в Копчике на Николу Вешнего устраивались соревнования с оглоблями в руках. Праздник назывался Стеговой.
"Стеговой - жердями или оглоблями бились до того момента, пока жердина сломается первой. У кого сломатся, тот проиграл".
Из других деревень приходили поглядеть и поболеть за участников.

П.И. Мельников в 1874 году писал: "Как почитанье Грома Гремучего при введении христианства перенесли у нас на почитанье Ильи Громовника, а почитанье Волоса, скотьего бога, - на святого Власия, так и чествованье оратая Микулы Селяниныча перевели на христианского святого - Николая Чудотворца.

Оттого-то на Руси всего больше Николе Милостивому и празднуют. Весенний праздник Николаю Чудотворцу, которого нет у греков, заимствован был русскими у латинян, чтоб приурочить его к празднику Матери Сырой Земли, что любит "Микулу и род его".
Так совпало, что праздник Николы Вешнего был по душе и русским, и вогулам.

*** КРЫЛЬЯ-ПОЛЯ КОБЧИКА ***
Русское слово "копчик" связано с клювовидной формой кости, которая на древнегреческом называлась kokkus, "кукушка". Кукушкины имена есть на Чусовой.  Птичья версия приведёт нас к кобчику -  так зовут мелкого ястреба, сокола-воробьятника.
Возможно, прилёт соколов-кобчиков для жителей Копчика знаменовал начало весны и был праздником?
У коми-язьвинцев есть народный весенний праздник "Сарчик". 22 мая в деревне Антипиной Верх-Язьвинского поселения они отмечают прилёт сарчика – трясогузки.
Александр Шатрабаев говорит о родной деревне, в которой жил вольный, как птица, народ: "Здешние берега с полями чем-то напоминают крылья. Если Чусовую, её русло, принять за туловище, то с крыльями-полями оно похоже на кобчика в полёте".