Пляжная татуировка

Кукла Лена покорно стоит, повернувшись ко мне спиной, и бурно выражает возмущение моим самодурством:
— Это надо сказать открыто, и стесняться тут нечего. Я для тебя, обормот, просто маленькая девочка которая всегда виновата. Чуть что — и отческий шлепок по попе. Приучил меня, христопродавец, идти по жизни маленькой испуганной девочкой, крепко вцепившись за ладонь взрослого дяди — тебя, жидо-масона...
Я молчу и старательно тру мочалкой спину куклы Лены. А случилось вот что:
Мы летали покупаться в Израиль. Тель-Авив в августе — это +35° при сильной влажности. При напоминании об этом у меня от стресса выпадают волосы на ногах. Зато октябрь — это конец купального сезона в стиле пряного декаданса. А в ноябре уже температура воды начинает снижаться.  И потом, каждый еврей, по моему мнению, должен хотя бы периодически бывать в Израиле, чтобы почувствовать, как падает с души камень страха.
На израильских пляжах, помимо прочего, существует такая аттракция — наносят какую-то фигню, в результате чего на теле появляется типа настоящей татуировки, отличить невозможно. Но где-то за неделю она постепенно смывается..
У туристов это очень популярно, потому что стоит недорого, ты неделю ходишь по пляжу с самым вычурным рисунком через всю спину, а после окончания отпуска от этой «татуировки« остаются одни воспоминания и фотографии.
Кукла Лена, воспользовавшийся утерей мной бдительности, не только нанесла себе на спину орнамент, но ей еще туда и ракушки наклеили (см. картинку над текстом).
Ракушки смылись тем же вечером, а вот орнамент на спине, на момент возвращения на Новослободскую, хотя и поблек, но сохранился.
Вот я и поставил куклу Лену в душ, и стараюсь смыть восточную роспись с ее спины. А, тем временем, ее возмущению нет предела:
— А вот старая коммунистка говорит, что на протяжении веков евреи пытаются впрыснуть свой яд простому народу. В том числе и половым путем. Но большинство простых женщин из народа — против этого, а не «за», как это кажется на первый взгляд. И она права.
Я молча продолжаю свое дело, мое терпение безгранично, но кукла Лена не унимается. Тем более, что, в связи со случившимся, старая коммунистка, оказывается, затронула и иные темы:
— А еще старя коммунистка говорит, что для сисястых баб из простого народа связь с восточными мужчинами и прочими турецко-подданными христопродавцами — штука опасная. Зaeбут и мозг тоже.
— Я, как мне кажется невозмутимо, бережно тру мочалкой ее спину.
— Да, я девушка обездоленная и безответная, а ты этим пользуешься, сионист.  А все потому что нахожусь в том возрасте и не в тех изящных формах, христопродавец, когда гарантировано женское счастье. Если бы не ты, мировая закулиса — кто бы еще взялся меня кормить, поить и воспитывать? Только поэтому я не сопротивляюсь…
— Признаю, кукла Лена, что даже я не идеален, — говорю я, и чтобы было удобней тереть ей спину, свою левую руку кладу на ее живот… Сделал я это напрасно.
Поэтому поворачиваю куклу Лену лицом в свою сторону и все также молча начинаю вытирать ее белое тело полотенцем.
— Все смыл, мировая ты закулиса? — спрашивает она.
— Нет, еще осталось, — выдавливаю из себя я. После чего забираю из ее руки халат, который она собиралась надеть, и вешаю его обратно, где он висел.
— Чего молчишь, жидо-масон? О чем ты сейчас думаешь? Так и знай, твои жалкие попытки оправдания в этот раз не пройдут, христопродавец!
— Думаю я о том, что у тебя кукла Лена, слишком хрупкая и маленькая ладошка для простой женщины из деревни под Рузой.
При этом ее пальцы из своей ладони я, естественно, не выпускаю.
— Кукла Лена, забудь, пожалуйста, хотя бы на минуту о старой коммунистке.
— Почему это?
— Потому что интим не предполагает присутствия посредников.
— Дай хоть тапки надеть, обормот.
Опираясь на мою руку, она одевает тапки. И я веду свою куклу Лену в спальню В одних тапках.