А из тебя я человека сделаю

«А из тебя я человека сделаю»
С уверенной улыбкой сказал Стас - и ей стало страшно.

Терпение лопнуло в долю секунды и бесшумно, как мыльный пузырь, в который оно, наверное, и превратилось за последние полгода. Может быть, оно ещё какое-то время и продержалось, но срок годности наконец истёк. В сердцах и чувствуя, что сейчас попросту разрыдается злыми беспомощными слезами, Вика как попало накинула джинсовую курточку, сорвала с вешалки сумку и выскочила на тёмную лестничную площадку: свет уже привычно не горел. Скатилась, не разбирая ступенек, с четвёртого этажа, не сразу нашла домофонную кнопку, отпирающую дверь, и только на улице расплакалась. Слава богу, было поздно - и никто не мог увидеть её в таком жалком состоянии. Она почти без сил стояла под козырьком подъезда и - хочешь не хочешь - прислушивалась, не поспешил ли Стас за ней. Да где уж там! За спиной - тишина. Размечталась, глупая баба...

Вика достала из сумочки бумажную салфетку, осторожно промокнула глаза, всхлипнула ещё чисто по инерции и с горечью подумала: «Дожила... Вот так доведись - и податься некуда». Конечно, можно выйти на дорогу, поймать машину и поехать к матери. Но уже, считай, ночь, а добираться на другой конец города - не близкий путь. Да и... Вика даже головой потрясла от ужаса, представив, какими словами встретит её мама, с которой последние шесть лет, с тех пор как умер от инфаркта отец, происходили крайне неприятные и, видимо, необратимые вещи, сделав общение с ней практически невыносимым.

 

Если посмотреть беспристрастно, у них была достойная зависти семья. Папа - мастер на большом производственном объединении, умница и работяга, чей портрет не сходил с Доски почёта у проходной. Мама - школьный учитель математики, из тех, кого называют «строгая, но справедливая». Домой она приходила только поужинать и переночевать. И Вика с детства привыкла видеть отца и у плиты, и со шваброй, и за постирушками. Правда, мама умудрилась родить ещё младшую, Юлечку, но на работу вышла сразу же, как только девочку пристроили в ясли-сад. У папы, конечно, резко прибавилось домашних забот, однако он никогда не ворчал и не сердился. А по вечерам, когда мама была на каком-нибудь очередном собрании, факультативе или важном мероприятии, лепил из пластилина для дочек забавных зверюшек, читал им сказки, укладывал спать. И если Юлечка начинала хныкать: «Где мама? Маму хочу!», гладил её по пушистой светлой головке и утешал: «Мама пока занята. Но она скоро придёт, не плачь, ладно?».

Мама вернулась домой не так уж и скоро - лишь когда её деликатно спровадили на пенсию. И согласилась она на заслуженный отдых только потому, что и у самой уже просто не было сил цепляться за школьную дверь. Внезапная потеря мужа сильно подкосила её. В большой трёхкомнатной квартире на тот момент они остались вдвоём с Викой, которой было уже под сорок. Юлечка покинула родной дом после своей свадьбы, не сразу, правда, и не без скандала. А Вика, категорически отвергнув два предложения мужчин, показавшихся ей вовсе не подходящими на роль супруга, пребывала в одиночестве и прилагала мощные усилия, чтобы не ухнуть в депрессию. А позже с досадой поняла ошибку: найти такого человека, каким был отец, совершенно невозможно. Изменилось время - изменились люди. Их воспитывают теперь по другому принципу, который звучит: «Живи для себя».

 

Вика несколько лет работала в одном и том же круглосуточном продовольственном павильоне. Загулявшие до ночи дядьки любезничали с ней, иногда отпуская пошлые шуточки, потому что чувствовали, что защитить её некому. Вика вынужденно научилась огрызаться грамотно - чтобы и отпор дать, и клиента, хоть он и нахал, не отпугнуть. Молодой и очень энергичный хозяин павильона ценил её за безупречную честность, платил хорошие деньги и даже, если выручка была высокой, накидывал сверху премии.

Вернувшись с суток, Вика закрывалась в своей комнате и отсыпалась. И всё было нормально, пока мама не стала пенсионеркой. Не зная, чем себя занять и ничего, по сути, не умея, она бродила по квартире и попросту разрушала тот порядок, который Вика всё с большим трудом поддерживала: одежда опять оказывалась разбросанной по углам, кухонная плита заляпывалась неизвестно чем, мелкие, но всегда необходимые вещи - расчёски, ножницы, нитки, ручки - уже не имели постоянных мест и кочевали по квартире весьма неожиданными и запутанными маршрутами. Понятно, кто, в конце концов, сурово обвинялся в «вечном бардаке» и выслушивал язвительные замечания по поводу полной безрукости и бестолковости. «Да кто ж тебя такую замуж-то возьмёт?» - с ядовитым пафосом восклицала мама, а Вика молчала, потому что даже малейшие возражения могли вызвать целую лекцию с явным педагогическим уклоном, прочитанную нудно-менторским голосом.

А тут ещё возьми да и нагрянь Юлечка. Насовсем. С чемоданами и какими-то коробками. Ушла от мужа бесповоротно и безоговорочно. Как поняла Вика, разлад случился из-за того, что Олег наотрез возражал против рождения ребёнка. Юлечка ждала-ждала, когда он одумается, и не дождалась. В общем, разругались в пух и прах. А Вике стало полегче. Теперь мамуле было кого пилить за «дурь в башке». Юлечка не возражала, терпела, но через несколько месяцев привела Антона - нового мужа. Мама обрадовалась так, что праздничное выражение не сходило с её лица.

Антон с первой минуты превратился в удобную мишень для воспитания. Если утром он рано убегал на работу, то вечерами и в выходные ему доставалось сполна. И образования маловато, и зарплата фиговенькая, и родители - колхозники деревенские, и одеваться не умеет, и чай швыркает, как поросёнок... Но он был непробиваем, видимо, считая, что спорить с ней недостойно мужчины. Только бледнел и опускал глаза. И тогда начинался уже истерический крик: «Ты ещё и презираешь меня, сопляк!». Вика выходила из своей комнаты и пыталась успокоить мать, украдкой виновато улыбаясь Антону, но вызывала лишь усиление «огня». Юлечка страдальчески морщилась. Они - все трое - с недоумением переглядывались за спиной у мечущейся и разъярённой непонятно чем и становящейся с каждым днём всё невыносимее и страшнее в своей непредсказуемости почти чужой женщины. И ничего, кроме обречённости, в этом взгляде не было. Малейшие намёки на размен квартиры мать отвергала немедленно. Антон начал поиски жилья в аренду, однако просили не по карману. Выход оставался в том, чтобы поменьше времени проводить дома. А Вика уже вообще не могла больше оставаться в этом ежедневном аду.

 

Тогда-то, с отчаянья, она и решилась. На сайте знакомств завела переписку с неким Стасом. Он ей понравился: приятное лицо, подтянутая фигура. А Стаса ничуть не смутило, что «невеста» старше на пять лет. Весёлый и говорливый, он в первую же встречу потащил Вику к себе домой, мол, не надо бояться, он вполне порядочный джентльмен. Накрыл стол, выставил коньячок. Они болтали и хохотали до ночи, когда уже поздно было ехать домой. Вика всё же хотела вызвать такси, но Стас мягко остановил. И она почему-то согласилась, позвонив сестре, чтобы не ждали...

Через неделю, после жутких скандалов с матерью («Я знала, что ты идиотка! А ты ещё и шлюха!»), она перебралась в квартиру, так сказать, гражданского мужа. Мать выкрикнула вслед, чтобы больше её здесь и духу не было! Три месяца счастья промчались, как один сияющий день. Вика еле-еле выживала сутки на смене, скучая по Стасику. Возвращалась утром уже в пустой после его отъезда на работу дом - и тут же звонил телефон: «Вик, завтрак на плите. Разогрей обязательно! Спи и жди меня. Люблю-люблю!».

А потом он, видимо, поостыл-попривык и обнаружил, что Вика - страшенная неряха: то тапочки не туда поставит, то забудет в раковине одинокую немытую кружку, то не заметит свежую пыль на экране телевизора. Для неё же, хорошо помнящей отца, было дико, что Стас, вместо того чтобы передвинуть эти злополучные тапочки на место, быстренько ополоснуть кружку и стереть еле видный слой пыли, вдруг раздражался и аж трясся от негодования. Вика кидалась за тряпкой, а он, развалившись в кресле, с удовольствием наблюдал за её испуганной суетой.

 

И всё настойчивей и настойчивей Стас стал высказывать удивление, почему это она после смены так долго спит. Можно ведь ограничиться четырьмя, ну, пятью часами и заняться полезными делами - например, каким-нибудь мелким ремонтом в квартире, иначе - если не поддерживать порядок постоянно - всё придёт в упадок. Потом он потребовал отдавать ему всю зарплату, поскольку только он умеет считать деньги. Вика подчинилась, а Стас, подкопив, заменил старый компьютер и вечерами азартно играл в «войнушки». На попытку поговорить серьёзно откровенно нагрубил: «Я два раза был женат - и обе две оказались истеричками и дурами. Но из тебя я человека сделаю!» - и почему-то больно, как нашкодившую девчонку, щёлкнул по носу. Вика от обиды заплакала, но Стас и внимания не обратил. В другой раз его выходной совпал с её «отсыпочным» днём, но он не позволил ей лечь. Оказывается, купил новые обои, которые надо срочно - сегодня же! - поклеить в кухне и в комнате. Вика впервые повысила на него голос. Стас ошарашенно открыл рот, но ничего не сказал. Только усмехнулся. Она ведь всё ему рассказала о том, почему не может жить с матерью. И они молча несколько часов клеили эти чёртовы обои...

 

А сегодня он ударил её. Не больно, скорее для острастки. Ударил по лицу за то, что отдала не все деньги, оставив часть, чтобы купить подарок Юлечке к дню рождения. Нет, Стас не против недорогого подарка. Но как Вика посмела распорядиться их общими деньгами без разрешения? Это просто оскорбительно для него. Ну, так вот тебе наказание в форме лёгкой пощёчины. Прежние жёны и сильнее получали - неплохо бы учесть на будущее. Всё ясно?

Вика бродила вокруг дома и не знала, что делать. Свет в квартире погас - значит, Стас спокойненько лёг спать, не тревожась, где она и как себя чувствует. Уверен, никуда Вика не денется. Некуда ей деваться. Ну, это мы ещё посмотрим. Сейчас придётся вернуться. А утром с работы она позвонит матери и попробует поговорить с ней по-другому. Как? Время на обдумывание есть. Ну, родные же люди всё-таки. И... она соскучилась, если честно, по дому и маме. Вика поглядела на затянутое тучами небо и нехотя пошла к подъезду...