Рождественская история с участием святого Николая

На земле приближалось Рождество. Над планетой летали ангелы и щедро рассыпали снег, чтобы укрыть и согреть землю. Дороги, поля, дома и деревья даже в вечернее время сияли, припорошённые белым. В окнах загорался тёплый жёлтый свет ламп, а на улицах включались фонари. Снежинки летели к этим лучам, полагая, что именно там, в чудесном свете, они смогут как нельзя лучше показать свою красоту и изящество формы. Они танцевали парами, тройками и даже группами, но люди не понимали этого и полагали, что это просто крупные снежные хлопья.

В направлении населённого пункта А по дороге двигался человек. Он был одет ни бедно ни богато, ни модно ни по старинке, он был ни стар ни молод, ни красив ни уродлив. Его отличала белая борода да старинной работы походный посох, на который он опирался. Он шёл быстро, и снежные заносы ему не мешали. Он шёл только вперёд, и никто не замечал этого человека, как будто его не было вовсе.

Населённый пункт А был городом. Этот город был не слишком большой, но и не слишком маленький. В старину это был важный город, с княжеским престолом, шумный ремесленный и торговый центр, ибо стоял он на пересечении оживлённых торговых путей. Но времена меняются, ремёсла и торговля переехали в другие места, ещё более оживлённые, и город начал пустеть. Позже  он снова ожил: там построили большое предприятие, названное градообразующим, а также несколько средних фабрик. И ещё около тридцати мелких заводиков. В общем, люди там снова стали жить неплохо. Однако спустя время большое предприятие закрылось, из нескольких средних фабрик работали только две, да и то одна из них была на грани банкротства, а мелких заводиков тоже почти не осталось. Люди занялись мелким бизнесом; огромные цеха перестроили под современный торгово-развлекательный центр. Торговля там шла довольно бойко, а из развлечений предлагались предприятия общественного питания разных ценовых категорий: как для очень бедных, которым каждую копейку считали, так и для очень богатых, которые в МакДональдс не ходили только потому, что там слишком дёшево. Средние фабрики переделали в рынки и бизнес-центры, а мелкие заводики перепрофилировали где под шиномонтаж, а где под ремонт  всего на свете: от мобильных телефонов до иностранных авто.
Вот в таком состоянии пребывал город А в преддверии Нового года и Рождества.

На площади перед бывшим градообразующим предприятием поставили высокий металлический конус,  покрашенный  в зелёный цвет. Конус должен был изображать ёлку, а когда темнело, в нём зажигались электрические лампочки. Перед бывшим исполкомом, ныне городской администрацией, тоже поставили конус, но пониже, а возле особняка мэра, за высоким забором, поставили настоящую живую ёлку. По городу ходили артисты с накладными белыми бородами, в красных халатах и валенках, и говорили, что они Санта Клаусы или Деды Морозы. Санты были в коротких халатах, а Деды Морозы – в длинных. Маленькие дети смотрели на них разинув рот,  дети постарше делали вид, что им неинтересно, а взрослые их просто не замечали. У взрослых было слишком много забот: нужно было купить подарки для всех домочадцев и друзей, продукты для праздничного стола, и при этом не выйти за рамки бюджета. Как это у них получалось, они сами не могли бы объяснить. При этом хотелось порадовать себя какой-нибудь приятной покупкой, не очень нужной для жизни, но совершенно необходимой для ощущения праздника.
Суета охватила весь город, торговцы радостно потирали руки и подсчитывали прибыль.

Молодёжь веселилась в городском клубе. Когда-то это был просто клуб, потом вывеску сменили и написали на ней «городской дом культуры», а ещё позже, когда общий уровень культуры так упал, что ни о какой культуре не могло бы и речи, клуб покрасили в весёлый цвет с иноязычным названием «маджента», а на фронтоне вывесили светящиеся буквы «Нирвана ночной клуб». Было понятно, что люди работают много, не до шести-тридцати, как положено по закону, а допоздна, поэтому на веселье остаётся только ночь. Музыка, доносившаяся из ночного клуба, напоминала звуки отбойных молотков и удары молота по наковальне. Поскольку заводы не работали, к производственным шумам молодёжь не была приучена, и никаких ассоциаций у неё не возникало. В клубе радостно скакали под такую музыку. Им нравилось.


В детских садах праздничные утренники отшумели с утра. Водили хоровод вокруг синтетических ёлок, пели «Маленькой ёлочке холодно зимой», а один мальчик, два года изучавший английский язык под руководством опытного преподавателя, исполнил «Джингл беллз» под аккомпанемент музыкального работника. Слуха у мальчика не было, зато произношение было чисто оксфордским, как утверждала его мама. Утренник удался, если не считать огорчения одной девочки из-за того, что её папа не пришёл на утренник. Папа прийти никак не мог, поскольку в это время он в костюме Деда Мороза раздавал детям подарки на этом самом утреннике.
- А Деда Мороза нет, - сказал расстроенной девочке её товарищ.  – И не бывает. Это родители кладут подарки под ёлку. И покупают их сами.
- А кто же с нами хоровод водил? – возразила девочка.
- Это чей-нибудь папа. Или артист, которому заплатили денег, - ответил мальчик. Он был очень продвинутым и знал ответы на все вопросы.
- Всё совсем не так, - сказал другой мальчик. – Деда Мороза, конечно, нет,  а на Рождество подарки приносит Святой Николай.
- Кто-кто? – переспросил первый мальчик и покрутил пальцем у виска.

Мэр города А Пётр Корнилович Пустошин устроил в городской администрации праздничный корпоратив – так называется ёлка для взрослых. На ёлку пригласили восходящую столичную звезду Эвелину Шершневу, которая должна была два часа раскрывать рот под фонограмму, пока чиновники и чиновницы будут пить дешёвое шампанское и поедать бутерброды с икрой, сервелатом и копчёной свининой местного производства. В меню среди прочего, входили пирожные местного кондитера Маслова, поставленные бесплатно за то, что мэрия закрыла глаза на его аферы с просроченными продуктами; а также сыр с родины Интернационала, поставленный лично предпринимателем Убегаловым – основным арендатором бывшего градообразующего предприятия; и ещё оливки, привезённые из страны, где и произошло событие, которому, собственно, и было посвящено предстоящее празднество.


Эвелина Шершнева, выиграв три года назад телевизионный вокальный конкурс, совершила уже два турне по России и очень устала. Более всего её утомляло именно то, что так радовало вначале: её узнаваемость на улицах. В первый год своей славы она испытывала счастье, раздавая автографы, и радостно и доброжелательно улыбалась поклонникам направо и налево. Потом это ей наскучило, и наступил момент, когда внимание публики стало основной неприятностью её жизни. Её фирменный стиль: алые сапоги и такого же цвета цветок на платье или пальто - привлекали к ней внимание в любой точке России. В аэропорту города А она пошла в туалет, и уборщица Зоя, протиравшая зеркала, сказала ей вслед:
- Эвелина, что ли?
- Нет такой дыры, где бы меня не узнали, - подумала Эвелина.
- Вы обознались, - сказала она искусственно не своим голосом и, не оборачиваясь, прошла в кабинку.
Администратор гостиницы, крашеная брюнетка, сделала вид, что не узнала новую постоялицу, но манерно заулыбалась, а охранник, выполнявший по совместительству обязанности швейцара и портье, зашептался с кем-то за спиной Шершневой.
- Скорее бы в номер и заказать ужин из ресторана, - подумала Эвелина. – Ну и дыра! Господи, как бы я хотела хоть раз оказаться в ситуации, когда меня никто не знает!..

В городской администрации мужчины уже дымили сигаретами и попивали коньяк в ожидании явления знаменитости. Дамы крутились перед большим зеркалом в женском туалете, поправляя свои причёски и доводя макияж до совершенства. Секретарь мэра Марина Анатольевна, работавшая в давние советские времена секретарём ещё при председателе Исполкома и славившаяся умением ни при каких обстоятельствах не впускать в кабинет начальства нежелательных личностей, старательно рисовала перед зеркалом контур своих губ. Ей рот был окружён мелкими штрихами зарождающихся морщинок. Зеркало честно показывало её возраст, что не могло не огорчать Марину Анатольевну, ибо она ещё надеялась выйти замуж до того, как выйдет на пенсию. Но в городе А она была известна под именем Мегера Анатольевна, и шансы таяли с каждым днём. Все, кого она знала и не знала лично, старались быть с ней ласковыми исключительно с практическими целями. Она же мечтала о простом человеческом отношении и не понимала, почему многолетнее служебное рвение так мешает личному счастью.

Заведующая столовой Петрова объясняла своим сотрудницам, как намазывать на хлеб икру так, чтобы её казалось больше, чем было на самом деле, и подсчитывала, сколько бутылок шампанского получится припрятать. Это зависело напрямую от количества водки, которое будет выпито во время мероприятия. Петрова  соображала, как расставить бутылки и закуски на столах так, чтобы водку пили в первую очередь, а шампанское – во вторую. Все знали, что заведующая столовой нечиста на руку, но её нечистую руку никому поймать до сих пор не удавалось. Впрочем, в столовой кормили вкусно, и за много лет никто ни разу не отравился, так что именно этот счастливый факт обеспечивал Петровой спокойную жизнь.

Техник Жора Ковалёв настраивал звуковую аппаратуру, щёлкая пальцем по микрофону и повторяя в него с упорным постоянством: «Раз-раз-раз». Жора в администрации честно работал не одно десятилетие, поэтому он и оставался Жорой, хотя по возрасту ему давно пора была стать Георгием Сергеевичем. Впрочем, он никогда не обижался: Жора так Жора. Он, конечно, хотел бы, чтобы хоть однажды к нему обратились по имени и отчеству, но это было настолько несущественно, что, наверное, если бы кто-нибудь назвал его Георгием Сергеевичем,  он бы не сразу понял, к кому это обращено.

Охранники Слава Фетчик и Иван Зиманов стояли возле входа в здание администрации кордоном и пропускали только своих. Слава работал тут не так давно и не очень понимал, кто свои, а кто нет, он привык пропускать всех подряд и просто следил за порядком. Зиманов же знал своих в лицо и предупредил Славу, что когда он увидит кого-нибудь, кому вход не положен, он скажет ему не «Добро пожаловать!»,  а «Добрый вечер». Это был бы условный сигнал, чтобы чужака подхватить под белые руки и вежливо вывести на улицу.  Слава был человеком мирным, насилия не терпел, а в охране оказался совершенно случайно. Он нервничал, понимая, что торжественность момента была бы омрачена такой нежелательной ситуацией, и в голове его крутилась одна мысль: «Господи, только бы этого нее случилось!».
Впрочем, это было совершенно нереально. Иван Зиманов был профессионалом, многолетняя служба в войсках специального назначения зафиксировала в его сознании идею «враг не пройдёт» на уровне инстинкта.  Что, впрочем, не мешало ему быть порядочным человеком, надёжным товарищем и вообще хорошим мужиком. Однако Лена Зиманова, его бывшая супруга, не оценила этого. Когда Ивана его друзья стали обходить по службе только потому, что он не мог держать при себе своё мнение и дружить не с кем нужно, а с кем хочется, она назвала его тюфяком, собрала детей и чемоданы и уехала к маме в Томск. Поэтому до подполковника Зиманов так и не дослужился, а уволившись в запас, устроился даже не начальником службы безопасности, а просто охранником. Он мечтал о простой и понятной жизни между работой и горячими домашними щами, вечерним боевиком по телевизору и субботним походом за грибами.

Уборщица Зуля  Алиева в новом передничке с оборками стояла в холле со шваброй наготове и вытирала пол за каждым входившим, поскольку с каждого входившего падало изрядное количество снега, который тут же таял, не позволяя рассмотреть красивую форму снежинок. Зуле кто-то рассказал, что не бывает двух одинаковых снежинок, и она всё думала, что было бы очень интересно посмотреть на эти снежинки поближе. Но снежинки были такие маленькие и такие холодные, а в тепле сразу превращались в воду. На улице же было слишком  холодно, чтобы рассматривать их. Зуле снежинки нравились, её вообще нравился снег: кружение снежных хлопьев завораживало её, и, наверное, она могла бы наблюдать его часами, если мы не холод. Зуля приехала в город А из тёплой и солнечной страны , где зимы и снега никогда не было, и теперь она всё время мёрзла, даже летом.

В общем, каждый был занят своим делом.


Мэру уже позвонили из гостиницы, что звезда прибудет через полчаса и скоро можно начинать празднество. Он подошёл к зеркалу в своей персональной комнате отдыха, что позади кабинета, поправил узел на галстуке и собрался уже направиться в зал торжественных собраний поздравлять коллектив администрации, и в этот самый момент он услышал, как дверь кабинета открылась, и охранник Иван Зиманов произнёс с  несвойственным для него трепетом в голосе:
- Проходите, пожалуйста..
- Кого ещё нелёгкая принесла? – подумал мэр и крикнул из своей комнаты:
- Зиманов! Подойди сюда.
- Присаживайтесь, пожалуйста, - сказал Зиманов посетителю, и отодвинул кресло.
После этого он заглянул в комнату отдыха.
- Ты с ума сошёл, Зиманов? – произнёс мэр зловещим шёпотом. – Через три минуты корпоратив начинать. Кто там пришёл?
Зиманов умоляюще поднял брови:
- Пётр Корнилович, никак нельзя было не пустить. Там, это… Святитель Николай.
- Зиманов, ты с дуба рухнул, что ли? – Пётр Корнилович выпучил глаза. – Почему ты пускаешь кого попало? Какой ещё святитель?
- Это не кто попало, Пётр Корнилович. Николай - это который чудотворец, наверное. Он визитку мне дал. – Зиманов протянул мэру карточку. Карточка была очень старой, потемневшей от времени. Буквы на ней были очевидно не русские. Мэр поднёс карточку ближе к глазам, и на ней проявилась надпись: «Святитель Николай. Архиепископ Мир Ликийских».
- Что за чушь?!! – подумал мэр и вышел в кабинет вслед за начальником охраны.


В кабинете на кресле для посетителей расположился странного вида человек: ни старый ни молодой, ни красивый ни уродливый, одетый ни бедно ни богато. Его отличала белая борода да старинной работы походный посох, который он прислонил к большому письменному столу итальянского производства.
- Здравствуйте, здравствуйте, - как можно радушнее произнёс мэр, направляясь к посетителю и протягивая ему руку. – Простите, мой сотрудник не назвал Вашего отчества… как к Вам обращаться?
Охранник, пятясь к двери, подсказал шёпотом:
- Владыка!..
Посетитель услышал и улыбнулся:
-   Никакой я не владыка. У нас у всех один владыка – Христос. А если вы Иисуса Христа почитаете Господом своим, то я вам брат. А звать меня Николаем, я служил архиепископом, а теперь, в свободное время, творю Божьи чудеса.
- Уважаемый эээ… брат Николай, - ответил мэр, присаживаясь на краешек соседнего кресла, чтобы можно было резко встать и уйти, - мой сотрудник вас опрометчиво пригласил в мой кабинет, забыв, что у нас в этот самый миг начинается мероприятие, на котором я должен присутствовать. К тому же через полчаса прибудет из столицы звезда эстрады, так сказать, услаждать наш слух. Так что извините, любезнейший, не имею в настоящий момент времени…
- Ничего, ничего, никто не заметит, - отвечал архиепископ очень спокойно, но мэр понял, почему начальник охраны не мог не впустить гостя. Это было просто невозможно.  Мэр попробовал представить себе, как охранники  выводят его гостя из администрации, но ничего не получилось. Вместо этого он увидел, как благоговейно они впускают  святого Николая и кланяются ему. Мэр поёрзал и углубился в кресло.
- А звезда ваша всё в равно в пробке застрянет. У вас же дороги от снега не чистят, - продолжал святой Николай.

Эвелина Шершнева в дорогом норковом манто и с надутыми губами сидела на заднем сидении машины, которую мэр Пустошин прислал за ней. Машина еле передвигалась,  проезжая часть улиц была занесена снегом, колёса то и дело буксовали. Поговорить было не с кем, водитель был старикан, не смотревший телевизора сто лет, так что возможность видеть звезду собственной персоной не приводила его в восторг, тем более, что он больше смотрел на дорогу, а не в зеркало заднего вида.
- Ну надо же, что за дыра! – думала Эвелина. – Он меня не знает, что ли? Почему в этом городе молодёжь не берут на работу в администрацию? Надо будет сказать мэру, чтобы в следующий раз он взял молодого водителя.
- Послушайте, как вас там, - обратилась она к шофёру, - Можно ли включить хоть радио?
Эвелина рассчитывала, что вот сейчас зазвучит её новый шлягер и она скажет: «А вы хоть знаете, кто поёт? Это я!», и это заставит водителя отнестись к своей пассажирке если не с благоговением, то по крайней мере с интересом.
Хотя благоговение было бы лучше.
- Радио? – равнодушно вежливо отозвался водитель. – Это можно, - он нажал кнопку, и из динамиков послышался «Вальс цветов» Чайковского.
- Вот занудство, - подумала Эвелина. – И зачем я согласилась ехать в этот город?  - Она закатила глаза, а потом с тоской уставилась в окно, затянутое сероватой пеленой нескончаемого снегопада.
Мэр решил не отвечать святому Николаю на его реплику по поводу уборки дорог. Конечно, дороги надо было очищать от снега, но всегда находились дела поважнее. Поэтому единственная в городе единица снегоуборочной техники тоскливо стояла в гараже, а водитель Слава Фетчик, обученный работе на ней, исполнял пока обязанноститохранника. Предполагалось, что когда возникнет острая нужда расчистить улицы, он сядет за руль. Однако снежные заносы провоцировали в городе А беспокойство среди населения, поэтому охранник в администрации каждый раз оказывался нужнее, чем снегоуборщик на улице.

Мэр сразу перешёл к делу:
- Позвольте поинтересоваться, что вас, собственно, привело в нашу российскую глубинку?
- Господь избрал ваш город и меня к вам послал, - ответил святой Николай. – Я принёс для ваших жителей великие дары от Отца Небесного. Многим из них предначертано большое будущее. Мы поможем вам, а вы поможете своим горожанам.
- Неужели финансирование спустят? – промелькнуло в голове у мэра, и он автоматически подумал о том, в какой форме будет давать откат. Впрочем, какой может быть откат Богу?
- Отреставрируем монастырь, - мелькнуло у него в голове.
- Монастырь без вашей помощи отреставрируют, монахи справятся, - неожиданно сказал Святитель. – А вот вашу молодёжь Господь одарит безмерно. У вас есть огромное количество талантливых молодых людей, и они получат такие дары, которые позволят им сделать большой прорыв в истории вашей страны. Ваш город назовут кузницей кадров новой России. Как вам такой проект?
- Кузница кадров новой России… Заманчиво! – мэр даже потёр руки, словно готовясь к работе по подготовке кадров, и слегка подвинулся к гостю. Его воображение уже нарисовало новую стелу на шоссе при въезде в город: «Город А – кузница кадров новой России».
- Среди ваших граждан будут гениальные учёные, которые откроют доселе неизвестные виды материи, - продолжал  святитель Николай, - замечательные писатели, книгами которых будут зачитаться во всём мире. Будут прекрасные актёры – их будут звать в Голливуд, но они предпочтут играть исключительно дома и исключительно на родном языке. Будет композитор, который создаст новое направление в музыке, и оперы его будут сродни ангельскому пению. Будут спортсмены, рекорды которых  никто не сможет побить десятилетиями. Будет архитектор, который изменит ваш город до неузнаваемости, и к вам будут приезжать учиться новым принципам градостроительства. Будет селекционер, который выведет новые сорта ржи и пшеницы, которые не будут подлежать гниению, и именно это зерно накормит страну в трудную годину. Будет философ, который докажет как дважды два, что Бог есть Творец вселенной, и это изменит сознание всего человечества. Будут врачи, способные действительно возвращать здоровье людям, а не снимать симптомы болезней. Будет изобретатель, который создаст вечный двигатель – ибо он познает секрет изменения законов материального мира. Будет педагог, у которого в классе не будет даже хорошистов – все дети будут легко усваивать науку. Будет инженер, который создаст принципиально новый способ передвижения вместо автомобилей, работающих на углеводородах…
Пока Святитель Николай перечислял возможные дары, мэр вспомнил дочку, которая любила крутиться перед зеркалом в маминых нарядах, и подумал: «Хорошо бы и карьеру модели Наташке обеспечить».
- Дочь вашу совершенно незачем на подиум отправлять, - ответил архиепископ, она может принести много пользы на ином поприще.  – Мэр даже раскрыл рот от неожиданности. Он был удивлён не столько тому, что святой легко воспринимал все его мысли, сколько  тому, что от Наташки, которая учиться не желала ни под каким предлогом, может быть толк.

Наташа Пустошина, двенадцати лет от роду, в мамином вечернем платье с блёстками, подвязанном пояском от домашнего халатика, чтобы подол не волочился по земле, в кухне кормила молоком очередного бездомного котёнка. Несколько дней назад она пристроила в хорошие руки через домработницу Валентину двух его предшественников, и теперь тыкала нового найдёныша мордочкой в блюдце. И котёнок, и блюдце стояли на столе: блюдце более устойчиво, чем котёнок, - и, пока котёнок разбирался, что делать со странной белой жидкостью, попавшей ему в нос и на усы, Наташа рассматривала странные ранки у него на спине.
- То ли царапина, то ли лишай, не пойму, - говорила она, поглаживая малыша. – Но ничего, мы тебя вылечим, котик.
- Что, нового подобрала? – спросила домработница Валентина, войдя в кухню. – Где ты их только находишь?
- Он сам пришёл, - ответила Наташа. – Я вышла из школы, а он прямо у нашей машины сидел. Плакал так жалобно, разве можно было не взять?
- У котов информация хорошо поставлена, знают, у какой машины садиться, - прокомментировала Валентина, гремя кастрюлями. – Вот мама тебе устроит, он же лишайный!
- Я его вылечу, Валечка, солнышко моё, не говори маме, пожалуйста! – Наташа сложила губки в воздушном поцелуе.
- Да, что ты её платье зацепила уже где-то, тоже не говорить? – Валентине приходилось решать две Наташины проблемы: бездомных котят и испорченные мамины наряды, которые она надевала раньше, чем та успевала их обновить.  Наташа хихикнула, взяла котёнка на руки и убежала с ним в свою комнату.

- Ну что, согласны принять дары? – спросил мэра чудотворец.
 - Дары-то хороши, отчего ж не принять, - ответил мэр, - А почему вы меня спрашиваете? Разве для того, чтобы одарить кого-то, нужно моё согласие?
- А как же! – отвечал святой Николай. – Дары-то дарами, но для того, чтобы они смогли реализоваться в полной мере, нужно, чтобы вы в городе кое-что сделали
Мэр удивлённо поднял брови. Перспектива превратить город А в кузницу кадров новой России переставала ему нравиться:
- Что именно? – уточнил он.
- Запустить завод.
- Ну вот здравствуйте! – мэр развёл руками. – Разве есть какая-то связь между заводом и Божьими дарами?
- Разумеется, есть, - подтвердил чудотворец. – Таланту развитие нужно, почва хорошая, добрая. Вашим детям нужна настоящая хорошая школа, которую сможет открыть только богатый благотворитель, а то сами по себе они не смогут созреть в полной мере. А кто-то может даже спиться или по иной причине пропадёт. Талантливая душа тонка, ранима, остро воспринимает зло и несправедливость мира, поэтому ей нужна поддержка и помощь. Это может быть обеспечено только в хорошей школе.
- А что, наша гимназия не подойдёт? – уточнил мэр.
- Ваша гимназия, Пётр Корнилович, никуда не годится, она платная, вы же сами знаете. Кроме того. в ней нет ничего хорошего, кроме ремонта, - ответил святой Николай. – Да и ремонт мог бы быть лучше, если бы не воровали. Кстати, из вашего города мог бы выйти прокурор нового типа – возвращающий совесть через наказание, а не унижающий людей.

Пётр Корнилович подумал, что если бы прокуроры возвращали совесть все ворам, то ему бы не на что стало жить, и всему руководству города тоже.
Когда-то он пошёл во власть, искренне желая бороться с коррупцией. Но во власти ему объяснили, что то, что журналисты называют коррупцией,  - всего лишь разумное перераспределение финансовых потоков, можно сказать, премирование. Ибо как ещё можно легально поощрить чиновника за хорошее служение Отечеству? При социализме были ордена и почётные грамоты, а капитализм давал дорогу иным наградам, более весомым и зримым. Правда, рудиментарное сознание большей части населения мешало открыто поощрять чиновников, зато система позволяла закрывать глаза на некоторые вещи. Так что совесть Петра Корниловича постоянно подпитывалась крепкими снотворными средствами.

- Да, педагоги в гимназии не очень, - мэр согласился, не желая обсуждать вопросы, связанные с работой прокуратуры, и постарался вернуть разговор к теме образования. – А где взять хороших? Хорошие преподаватели стоят хороших зарплат, хороших условий, а мы им даже в аварийном фонде комнату предоставить не сможем.
- Пётр Корнилович, эх, Пётр Корнилович, любите вы прибедняться. У вас же пятиэтажный особняк выстроен. Площадь жилых помещений почти три тысячи квадратных метров, стоит закрытый, только охрана заплату проедает, - святой Николай проявлял необыкновенную осведомлённость в делах мэра.  – Чем вам не общежитие для преподавательского состава? И помещения для внеклассных факультативов и кружков там можно найти. И бассейн так есть, и спортзал, и сад там полтора гектара, так что места всем хватит.
- Это ж я под гостиницу планировал, - неохотно ответил мэр. Необходимость оправдываться перед святым была ему неприятна.
- Да кто к вам сейчас ездить-то будет? – продолжал архиепископ. – Вы ж так просто затеяли строительство, потому что денег было в избытке.
Это была чистая правда. Деньги появились неожиданно, мэр тогда не очень рассчитывал, что дело выгорит, но оно срослось. А тут в хорошем месте участок предложили под застройку. Особняк получился отменный, и даже деревья в саду не все спилили, чем мэр особенно гордился. Правда, было непонятно, что делать с этим зданием, но Пётр Корнилович полагал, что и хорошего здания прибыль извлечь всегда можно будет.
- Ну допустим, - согласил мэр, - я обеспечу жильё. Но зарплаты, учебные помещения, компьютеры, спортзалы, учебные мероприятия… это всё стоит таких денег, каких у меня нет и не предвидится, даже если…. даже если у меня совесть проснётся.
- А вот для этого, Пётр Корнилович, вы и запустите завод.
- На какие средства, позвольте спросить вас, уважаемый архиепископ?
- Эх, не верите вы в чудеса! – засмеялся чудотворец. – Это уж наша работа. Придёт к вам человек с хорошими финансами и с хорошим горящим сердцем, это мы организуем вам. Захочет он возродить в городе производство. Вам нужно только чуть-чуть помочь, а точнее, не мешать ему.
- Производство возродить, конечно, хорошо, - задумался мэр. – Но это же будет бунт в городе. Сейчас основное население занято в торговле: менеджеры, продавцы, работники складов, логистики… Торговый комплекс, размещённый в бывших цехах, обеспечивает работой две с лишним тысячи человек. И я их должен на улицу выгнать?
- Не надо себя обманывать, Пётр Корнилович, - возражал святой Николай. – Завод обеспечит рабочими местами гораздо больше людей, чем торговый центр. Опять же смежники заработают – тоже новые рабочие места.
- Какие рабочие места, вы что?!! Где те рабочие, на которых держалось предприятие? Они ж давно молоток в руках не держали, не то что высокоточное оборудование. Все специалисты давно на пенсии, а те, кто помоложе, - все за прилавками, а от такой работы квалификация теряется мгновенно, – мэр даже встал с кресла и заходил по кабинету. - Да и не захотят они. Стой целый день за прилавком, только отпускай товар – кто ж такую непыльную работу на цех променяет?
 - Плохо ж вы о своих людях думаете, - заметил архиепископ. – А они, между прочим, скучают по своей профессии. Многие к Богу обращаются, чтобы вернул им возможность работать по специальности. Думаете, Господь просто так прислал меня к вам? Ваши люди, между прочим, вымолили.
- Говорите что хотите, - отрезал мэр. – Закрытие торгового центра повлечёт за собой огромное количество проблем. Дело не только в сокращении количества рабочих мест. Помимо этого, народ привык к тому, что у нас есть большой, культурно обустроенный  - да, не побоюсь этого слова: культурно обустроенный - торговый центр.
Чудотворец иронично улыбнулся, но мэр, сделав акцент на культурной обустроенности торгового центра, продолжил:
- Люди привыкли к тому, что у них есть место, где купить товар, где провести свой досуг и, извините за неуместную подробность, воспользоваться тёплым и чистым туалетом. А туалеты у нас в торговом центре, между прочим, бесплатные. Лишить людей всего этого одномоментно – это шок для всего города. Это означает, что нужно к моменту закрытия торгового центра запустить новый. А где финансирование? – и сам ответил на этот вопрос:  «Нет финансирования. А нет финансирования – нет нового торгового центра».
Архиепископ Мир Ликийских молчал и загадочно улыбался, словно знал наперёд всё, что скажет ему мэр.
- Кроме того, любезный чудотворец, сами посудите. Завод – это производство. Сейчас же начнутся всякие вредные выбросы, пострадает экология. Сейчас к нашему городу хотя бы у экологов нет претензий. Потому что нет производства – есть экология. Есть производство – нет экологии.
- Какая экология, Пётр Корнилович?!! - возмутился святой Николай – Вы у себя на даче септик в речку сливаете вместо того, чтобы вызывать машину.
- Вот-вот, у меня ж на нормальный септик денег не хватает, - подхватил эту идею мэр, - а вы говорите, чтобы завод запустить. Тогда и дышать нечем станет.
- Будет, будет вам чем дышать,  - отвечал чудотворец. – За это не переживайте. Человек, который возродит завод, будет с чистой совестью, уж поверьте мне.
- Так налоговая начнёт душить, уж поверьте мне,  я знаю, как у нас производства задыхаются  от налогов. - мэр находил всё новые аргументы.
- Налоговая не задушит. Главное, чтобы вы не начали душить откатами, - неожиданно холодно сказал святой Николай.
- Ну, я-то, допустим, за себя могу решить. А область? А центр? Они ж диктуют нам условия. Нет, нет, не уговаривайте меня. Договора аренды опять же расторгать в одностороннем порядке – там такие штрафные санкции, что мало не покажется. Бюджет города в трубу вылетит!  Столько проблем возникнет с этим вашим  заводом, что не расхлебать.
Архиепископ только поглаживал свою белую бороду.
- Когда вы договора аренды готовили, вы все штрафные санкции ввели только для арендаторов, не лукавьте, Пётр Корнилович, - сказал он и выжидающе посмотрел на своего визави.
- Ну всё знает! – с раздражением подумал мэр. – Ничего не скроешь! Теперь плакал французский сыр от Убегаева, – Он привык умалчивать факты, говорить полуправду и выдавать за правду то, что ею не было. Он много лет делал это совершенно искренне, веря, что так нужно для дела. Впервые у него это не получалось.
- Нет, нет и нет, - категорически отрезал он, осознав, что любая аргументация потерпит фиаско. - Пусть будет то, что есть. Народ уже привык. Богу, может, и молится, но с плакатами на улицу не выходят – значит, всё хорошо, всё всех устраивает. Спокойно живём, мирно. Зарплаты маленькие, но есть. Экология слабенькая, но тоже есть. Как-то приспособились – и ладно. – Мэр подошёл к окну и встал спиной к гостю. За окном в белой пелене снегопада блёкло светили огни вверенного ему города. Над невысокими домиками видна была подсвеченная линия крыши бывшего градообразующего предприятия, тянувшаяся  через целый квартал.
- Отказываетесь, значит? От Божьих-то даров, – святой Николай вернулся к основному вопросу.
- Ну почему ж отказываюсь? – Мэр обернулся. – Пусть будут, - и широко улыбнулся. – Талантливая молодёжь нам нужна. Кому надо – тот пробьётся. Поедет в Москву, в конце концов, там поступит куда-нибудь.  А там гранты какие-нибудь раздобудет – и в Европу… в общем, будем надеяться.
- Нет, Господь не позволяет таланты зарывать в землю, - сказал чудотворец. – К тому же гранты – это по сути продажа  талантов за границу. А они здесь нужны, для возрождения России. Значит, не судьба вашим детям.
- Да что вы о наших детях так печётесь? – вдруг взорвался мэр. – Что вы там наверху знаете про их желания? Вот пойдёмте, у нас как раз праздничное собрание, спросите людей, чего они хотят, о чём мечтают, нужен им завод или нет? Вы знаете, о чём я как мэр мечтаю?
- Знаю, знаю, - сказал святой Николай. – Все ваши желания Богу известны даже лучше, чем вам самим. Вы иной раз и подумать не успеете, а Он уже знает.
- Да? И чего же я хочу, по-вашему? – спросил мэр.
Чудотворец поднялся и, к удивлению мэра, оказался выше, красивее и моложе, чем ему показалось вначале. Его белая борода только подчёркивала сияние его лица. Он взял в руки свой посох и ответил:
- Чего вы  хотите, Пётр Корнилович, вы не получите. Совесть недостаточно чиста для кресла губернатора. А запустили бы завод – можно было бы и подумать…
Архиепископ направился к двери.
- Постойте!.. Я не Бог, я не могу помочь всему городу, завод – это большой риск, - попытался оправдаться он.
- Вы не Бог, Пётр Корнилович, это верно. Веры в вас нет, вот в чём беда, - сказал святой.
-  Как это веры нет? Я в храм хожу по праздникам, ну и по воскресеньям иногда тоже. В пост  наша столовая предлагает ассортимент постных блюд, так что соблюдаю. Что ещё? Молитву «Отче наш» наизусть знаю, ночью разбудите  - прочитаю без запинки. И «Символ веры» тоже.  К причастию хожу, в Сергиев Посад организовал в прошлом году паломничество для сотрудников администрации и сам ездил с детьми и супругой. А вы говорите – веры нет.
- Всё не то, всё не то, - махнул рукой святой Николай.
- Постойте, пожалуйста, - взмолился мэр. – Скажите… Наташка моя… какой от неё будет прок, а? Куда её направить-то, ведь определяться надо, уже тринадцать скоро, а в голове одни тряпки.
- Наташка-то… - Архиепископ Николай остановился и внимательно посмотрел на мэра. – Вы уверены, что вы хотите знать?
- Конечно, хочу, ведь дочь, кровиночка, - растерянно подтвердил мэр.
Святой Николай вернулся в кабинет, подошёл ближе к Петру Корниловичу и, глядя пристально в глаза, сказал:
- Ваша Наташка уже имеет великий дар от Бога. Руки у неё животворящие. Сестра милосердия будет с Божьим даром. Какую рану перевяжет, у того заживёт всё в пять раз быстрее, чем у другого. Будет работать операционной сестрой, а потом поедет работать в горячую точку в госпитале, её там будут считать святой – и правильно будут. Через неё многие люди придут к Богу. Погибнет, спасая других. Господь её очень любит, она будет в ином мире жить рядом со Христом.
- Никакой медицины, - подумал мэр.
- Бесполезно, - ответил архиепископ на его мысли. - Про сына вам тоже хотелось бы узнать?

Саша Пустошин  в этот момент занимался поисками в интернете. Он сам не понимал, что именно он хочет найти. Но знал, что непременно найдёт. Душа его ждала чуда, и чудо должно было свершиться его руками. Он знал это наверняка. Он искал сделать что-то доброе и радостное. Наступало Рождество Христово, и должен был случиться подарок от Бога. Какой подарок и кому именно – эта информация пока была закрыта. Однако Саша листал страницу за страницей интернет-магазинов, ожидая какого-то сигнала: внутреннего ли, внешнего, - это тоже было неясно. Перед глазами мелькали книги, инструменты, косметические средства, посуда, велосипеды, коллекционные вина, игрушки, моющие средства, постельное бельё… На подоконник села синица, постучала клювом в оконное стекло. Саша поднял глаза, увидел птичку и понял: вот он, знак.
На экране монитора был микроскоп школьный. Подержанный. Доисторического советского производства.

- Про сына вам тоже хотелось бы узнать? – спросил архиепископ.
- Про сына… Знаете ли, наверное, нет. Но за сына я спокоен, уверен в нём. Он очень хороший, и совесть у него чистая. Такой правильный мальчик. Он лучше меня. Читает много, учится хорошо. Спортом занимается. Политикой и экономикой интересуется. В Бога верит. В церковь ходит. Бедным, между прочим, помогает. Всё мечтает стать президентом. Говорит, что знает, как изменить мир к лучшему.  Беда в том, что я его не понимаю. У него есть то, что называется идеалами. Уж не знаю, насколько они с жизнью соотносятся, но когда он начинает рассказывать про свои мечты, мне хочется, чтобы это всё сбылось.
Мэр вопросительно смотрел на архиепископа.
- Может быть, если вы сделаете такое чудо и он - пусть через тридцать лет - станет президентом, мир действительно станет прекраснее?
- Это можно, - ответил святой Николай. – Пусть станет президентом через тридцать лет. Он действительно хороший мальчик и сможет стать хорошим президентом. Правда, надо будет кое-что подкорректировать, но это уже детали.
- Правда? Вот здорово! Тогда подкорректируйте, пожалуйста. Это действительно будет настоящее чудо! Спасибо вам, спасибо, святой Николай, - мэр засуетился, открывая дверь гостю. – Я вас провожу.
- Не стоит, Пётр Корнилович, там как раз ваша звезда подъезжает, идите встречать, - улыбнулся Николай чудотворец. И исчез.
Мэр покрутил головой, рассчитывая увидеть гостя рядом, но его не было.
- Может, привиделось? – подумал он и уточнил охранника:
- Зиманов! А что, правда, приходил святой Николай?
- Истинно, приходил, - ответил, улыбаясь, Иван Зиманов. – Чудо-то будет?
- Будет, будет, ещё какое, - ответил мэр, махнул рукой и поспешил встречать звезду.

- Ой, Эвелина Шершнева! – заголосили сотрудники администрации на все лады, когда мэр вошёл в зал, ведя под руку столичную знаменитость. Певица раздавала направо и налево улыбки, обнажая фарфоровые зубы, которые ей сделали в стоматологии «Золотой зуб» перед её первым турне. Она слегка покачивала бёдрами - только слегка, чтобы это было не вульгарно, но с намёком на сексуальность – только с намёком, не более. Так учил её продюсер.
Стареющая Марина Анатольевна оценила её манеру держаться и решила, что она так тоже может, только надо бы сбросить килограммов этак двадцать пять. И ещё лет этак тридцать.
Когда Пётр Корнилович Пустошин подвёл Эвелину к сцене, техник Жора Ковалёв вручил Эвелине микрофон собственноручно.
- Работает! Я проверил, - сказал он ей.
- Спасибо… как к вам обратиться? – отозвалась звезда сладкозвучным голосом.
- Жора, - опешил Жора.
- Георгий?.. а дальше?
- Сергеевич, - удивлённо ответил  Ковалёв.
Эвелина взяла микрофон и громко произнесла:
- Мои дорогие друзья! Сегодня благодаря Петру Корниловичу, приславшему за мной машину, а также благодаря Георгию Сергеевичу, наладившему аудиоаппаратуру, я могу поздравить вас с приближающемся Рождеством Христовым. В ближайшие два часа я буду петь для вас, и мы с вами прекрасно проведём вместе этот замечательный праздник.
Все дружно зааплодировали.

Пока звезда раскрывала рот, сотрудники администрации подошли к накрытым столам, чтобы выпить по поводу праздника и закусить. Марина Анатольевна решила сделать наоборот:  покушать и запить. Она взяла тарелку и стала исследовать блюда, находившиеся в доступности от неё. Иван Зиманов, державший в одной руке рюмку, а в другой бутылку водки, спросил её:
- Марина  Анатольевна, а вам чего налить? Шампанского, наверное? – он стал искать глазами шампанское на столе, но поблизости его не было.
- Да ведь у вас в руках водка, - сказала Марина Анатольевна. – Давайте уж водки, что ли…
Зиманов с радостью налил ещё одну рюмку и протянул её Марине Анатольевне.
- С праздником!
Марина Анатольевна взяла в другую руку бутерброд с красной икрой, откусила и сделал глоточек из рюмки.
- Знаете, я вообще-то водку не очень. И шампанское тоже не очень, - сказала она. – Я больше по закускам. И закуски, которые под водку полагаются, мне очень нравятся. Огурчики солёные, грибочки…
- Грибочки, грибочки я тоже очень уважаю, - радостно подхватил Зиманов. – Я, знаете ли, грибник. Собирать грибы люблю. Когда сезон, я каждые выходные в лес.
- Да что вы?!! – Зиманову показалось, что Марина Анатольевна даже обрадовалась этому. – А я солить грибы большая мастерица. Меня бабка, покойница, сама учила, я много разных рецептов знаю. А вот насчёт собирать я не очень, - пожаловалась она.
- Не любите? – удивился Зиманов.
- Не умею, не различаю их, - объяснила Марина Анатольевна. Непременно половина несъедобные окажутся.
- Эх, Марина Анатольевна, нам бы с вами объединить наши усилия, - Зиманов позволил себе помечтать и даже представил себе, как он вручает секретарю мэра большую корзину грибов, а она берёт ножик и садится их чистить.
- Отчего ж не объединить? – неожиданно радостно согласилась Марина Анатольевна. - Вы бы собирали, а солила. У меня дача в Притворном, огород, только мужских рук не хватает.
Воображение Зиманова уже рисовало идиллические картины телевизионных боевиков под хруст малосольных огурцов и шкворчание жареных грибочков.
- А не потанцевать ли нам, Марина Аанатольевна? – Зиманов поставил рюмку на стол и взял Марину Анатольевну за руку.

Зуля Алиева стояла в вестибюле городской администрации и, упершись руками в подоконник, смотрела в окно.  Охранники Слава и Иван ушли слушать  певицу из Москвы, а на охране оставили уборщицу. Зуле было интересно смотреть в окно: там падал снег, такой необычный и загадочный. Снег менял всё пространство, мир становился совсем иным. За два часа до того всё было чёрным, и свет окон и фар разрывал тьму яркими всплесками, - и вдруг всё оказалось в сплошной белёсой пелене. Свет стал тусклым, фигуры превратились в тени. В этой пелене появились два жёлтых пятна: сначала еле заметные, потом они стали ярче, и Зуля поняла, что это фары. Подъехала машина, из неё вышел человек и подошёл к зданию администрации. У человека была в руках коробка.
Человек подошёл к двери и постучал. Зуля сдвинулась с места, когда он постучал в третий раз. Она надела пальто и шапку и вышла.
- Здравствуйте, - сказал человек. Зуля кивнула: она очень плохо говорила по-русски, и слово «здравствуйте» было для неё весьма сложным. – У меня тут доставка. Правда, я не знаю, кому. Сказали: отдать в администрацию, там разберутся. Так что отдаю вам.
- Что это? – спросила Зуля. Человек поднял коробку на уровень глаз и показал надпись: «Микроскоп школьный».
- Микроскоп, барышня. На мелкие предметы смотреть.
Зуля не очень поняла про микроскоп и мелкие предметы. Но ей рассказывали, что по телевизору часто говорят про террористов и что поэтому надо быть очень осторожной с незнакомыми людьми. Она решила проявить бдительность и сказала:
- Покажи.
Человек улыбнулся, открыл коробку и достал странный предмет.
- Это можно, в школе на ботанике с таким работали. Вот сюда надо смотреть, а сюда класть сам предмет исследования. Что бы нам с вами исследовать? А вот снежинку, например.
Он поймал в воздухе снежинку на перчатку и поднёс перчатку к микроскопу. Потом посмотрел в трубочку и показал Зуле.
Зуля заглянула туда и увидела необыкновенной красоты белый узор. Узор был так хорош, что его можно было бы рассматривать целый день. А ещё его можно было бы запомнить и перенести на ковёр. Зулина мама была большая мастерица по этой части.
Но красота таяла на глазах, превращалась в большую лужу. Зуля подняла глаза и огорчённо сказала:
- Уже нет.
- Так берите следующую. А я пошёл.
Человек удалился к машине, сел в неё и уехал. Зуля стояла возле двери администрации с микроскопом в руках. Она протянула руку, поймала варежкой другую снежинку и стала рассматривать.

Саша, сын мэра, лёг спать. Рождественская ночь светила на него из окна яркими звёздами. Он уж закрыл глаза и почти уснул, когда его лица внезапно коснулся прохладный ветер. Он приподнялся и увидел, что окно открыто. Из-за шторы выглянул человек с доброжелательным лицом и белой бородой и поманил его за собой на заснеженный двор.
- Святитель Николай, - подумал Саша.
Он не удивился, но встал и пошёл за ним. Они вышли из дома через окно и двинулись в путь. Шли очень быстро, еле касаясь только что выпавшего снега и не оставляя на нём следов. Шли долго. Саша не задавал вопросов, а его спутник молчал. Он прошли пешком всю область, миновали областной центр, пересекли большую реку по льду, прошли через густой лес, поднялись на горную гряду и спустились с неё, пересекли ещё одну реку и дошли до небольшой деревни, на окраине которой стояла одинокая четырёхэтажка из силикатного кирпича.
Святитель Николай остановился, обернулся к Саше и сказал:
-  Второй этаж, квартира семь. Тебе туда. Там живёт бригадир ремонтных рабочих Пётр Суворов с женой Верой. Отныне ты их сын. А ещё я хочу, чтобы ты запомнил: через тридцать лет ты будешь президентом  России.