Пока светлым клином журавли...

Никогда не смогу забыть нашу добрую, умную и чуткую учительницу русского языка и литературы Анну Михайловну Душину. Сейчас её среди нас нет, но в памяти моей она будет жить вечно.
Очень живо предстает перед моими глазами её нежный и в то же время чуть грубоватый, хозяйственный образ: седые космы волос, часто спадавшие  из-под белой косынки, карие честные и чуть кроткие глаза и, конечно же, вязанная белая шаль, всё время красовавшаяся на ее уже дряхлых, постаревших плечах. Шаль эта была незаменимым атрибутом всех её нарядов. Идёт ли она в школу, в магазин, в гости — поверх любого платья или кофточки эта искусно сшитая шаль. Порою мне казалось, что даже спать Анна Михайловна ложилась, укутавшись в неё.


Вы, наверняка, слышали и не раз высказывание: "Учитель от Бога". Так вот, Анна Михайловна именно ею и являлась. В своих воспитанников вкладывала она всю свою душу. И по праву я считаю её своей второй матерью.


За год до её смерти, приехав домой на каникулы, я решила навестить подругу дней своих блаженных. Зима выдалась, на редкость в наших краях, спокойной, лишь изредка, точно раненная волчица, завывала вьюга. Снег приятно хрустел под ногами, и я старалась ещё сильнее надавливать на него.


Хижина Анны Михайловны была расположена на краю деревни. Облезлая синяя краска на заборе, заржавевшие ставни — ремонт бы явно не помешал. Но детей у Анны Михайловны не было. Муж погиб ещё во время гражданской. А  связывать свою судьбу с кем-то другим, она больше не захотела. Хотя говорили, что женихи так и толпились у ее крыльца, ведь в молодости Анна Михайловна обладала красотой необычайной. Так и осталась она навсегда преданной памяти мужа.


Продрогшая и закостеневшая от холода, я постучалась в черную дубовую дверь. В доме через некоторый промежуток времени послышались шаги, четко выбивавшие такт: раз, два, три, четыре, раз, два, три, четыре. И всё это точно, быстро и без единых пробелов. Дверь открылась, и из-за неё выглянула немного заспанная Анна Михайловна. Увидев меня, она в ту же секунду оживилась и хозяйственно засуетилась.

— Лерочка, что же ты у порога-то стоишь? Заходи! — ласково пригласила она меня внутрь.

Я с непонятным волнением, неизвестным моей душе доныне, вошла в этот храм, в прямом смысле этого слова. Везде на стенах были развешены иконки, полки обставлены книгами, самых разных направлений, эпох и авторов.


Не успела я моргнуть глазом, как уже оказалась в мягком удобном кресле у камина с чашкой чая в руках. Анна Михайловна беспрерывно интересовалась моей новой городской жизнью. А я с воодушевлением выкладывала ей всё, даже самое сокровенное.


Вдруг я вспомнила, что неприлично всё время вести беседу о себе. Поэтому, умерив свой пыл, я перевела разговор на Анну Михайловну. Сначала мы говорили о сущих пустяках, когда я вдруг заметила на ней ту самую старую, уже изрядно обносившуюся шаль.

— Анна Михайловна, можно задать один вопрос?

— Ещё один? — она, хитро заулыбавшись, благосклонно кивнула.

— Эта шаль, — неуверенно начала я,— она для вас что-то значит? Почему вы никогда её не снимаете?

Анна Михайловна опустила голову, а когда подняла, в её глазах выражалась такая бесконечная грусть, что мне стало не по себе. Она начала в раздумьях заламывать руки, в то время как я, из-за напавшей на меня сконфуженности, была бы рада провалиться сквозь землю.


— Леночка Кудрявцева, — протянула она, словно пробуя моё имя на вкус.— Пойдем-ка со мной.


Анна Михайловна неторопливо встала и повела меня в небольшую комнату, где моё внимание сразу же привлек стенд, который посвящался выпускникам девятого класса 1941 года.



              Глава 1.

        Моя будущая профессия.


В кабинет падал теплый весенний свет. Порою до ушей учителя доносилось тайное перешептывание с задних парт.

Сама Анна Михайловна аккуратным почерком выводила тему урока "Моя будущая профессия". Когда она уже повернулась к классу, все с любопытством следили за плавными движениями своего педагога.

— Итак, сегодня мы поговорим о том, кем вы видите себя в будущем,— весело объявила она,— Кто начнёт первым?


С готовностью поднял руку Алексей Северянин, самый прилежный ученик из всего класса.

— Я хочу стать машинистом, — заявил он.— Мне нравится когда мимо меня с большой скоростью проносятся длинной вереницей деревья, люди, дома.

— А вот я после школы стану танцовщицей, — сообщила тоненькая Таня Солнцева. — Буду то кружиться в вальсе, то выстукивать новыми каблучками чечётку.

Она задорно подмигнула одноклассникам, которые в ответ лишь закатили глаза.

Скромный Миша Грунин вполголоса сказал:
— Я мечтаю быть ботаником. Распознавать травы, знать их свойства и применение...

Его монотонную речь перебил нетерпеливый Толик Бурин:
— А вот я буду строителем. Что делает город красивым?

— Люди,— зевая, сказала Таня.

— Это был риторический вопрос. И ответ на него не требовался, дуринда,  — с укоризной заметил Толик.

— Тогда нечего было и спрашивать, раз ответ был не нужен, — недовольно ответила та.

Бурин посмотрел на неё повнимательней и, махнув на неё рукой, продолжил:
— Город красивым делает его архитектура. А я буду тем, кто из желязяг сможет построить целое здание.

— Какие же вы, мальчишки, скучные, — пропела Вика Соловей,— Вот кто-кто, а я буду приносить в эту жизнь радость и веселье. Всеми известной и любимой певицей буду.

Поднялся шум и гвалт: каждый начал выстаивать своё мнение.

— Ребята,— громко призвала их к порядку Анна Михайловна,— высказывайтесь по очереди. Слово достанется всем.

Повторять дважды не пришлось. В классе потихоньку установилась тишина.

— Я хочу разбираться в том, кто почти ничего не смыслит, — горделиво приосанившись, сказал Ваня Умкин.

— И в чем же наш гений проявит себя? — насмешливо спросил Толик, любивший сцапаться с Ваней в словесном поединке.

— В физике. Мог бы ты и сам догадаться. А лицо моё будет навеки запечатлено на страницах учебников.

— Ага! И презираемо бедными учениками, которым придется зубрить очередной скучный закон,— сострил Бурин.
А класс одобрительно засмеялся.

— А вот мы с Ниной станем врачами, заявил,— Коля Рожков, прижимая к себе Пёрышкину.

— И будем лечить и спасать ваши никчёмные жизни,— подхватила та.

— Оо, голубки наши проснулись и запели,— поддела их Вика.

— Нет, ну серьезно. Сами только подумайте, какая же важная это профессия,— начал заверять их Коля.—
Вот ты, например, Таня, во время своей пляски можешь вдруг ногу подвернуть. И тебе достойную помощь окажет только врач.

— Или взять хотя бы Толика. На стройках происходит много несчастных случаев. Человек может руку, ногу, спину, шею сломать — не приведи, Боже. И поможет ему только врач.

—Физика током может ударить,— продолжал Рожков, — у певицы голос охрипнуть, машинист в аварию попасть.
Ботаник может перепутать какое-то растение, к примеру, с борщевиком, который доведет его до дикой боли.

Анна Михайловна, с умилением внимавшая ответам своих учеников, неожиданно заметила, что Василий Кузнецов за весь урок не проронил ни слова.

— Вася, а ты что молчишь? — спросила она его.

— Я просто слушал своих друзей и делал для себя выводы. А раз все уже закончили, так и быть, открою вам и свой секрет, — лениво потягиваясь ответил Кузнецов.— Я, Анна Михайловна, пойду в учителя. Сидишь себе, ничего не делаешь, оценки выставляешь. Не работа, а рай!

Класс начал возмущаться:
— Как тебе не стыдно?
— Учитель — это святое!
— Да я же пошутил! Вы чего? — беспомощно оправдывался Вася.

Анна Михайловна улыбалась, слушая, с каким рвением её ученики защищают честь учителя.

Прозвенел звонок. Вечно задорный и молодой. И пустые, молчаливые коридоры вновь наполнились смехом и беседами учеников.


                ***

Война. Холодная и загадочная. Каким будет исход неизвестно.

Анна Михайловна сидела возле окна и под светом лампадки, над которой кружилась одинокая моль, читала "Войну и мир", стараясь понять, почему и для чего ведётся война между людьми.

В полночь кто-то постучал в дверь. Анна Михайловна пошла встречать незваного гостя, приговаривая:
— Кого Бог встоль поздний час принёс? К добру ли?

На пороге стояла Нина Пёрышкина. Вместе с ней в дом сразу же ворвался ночной летний аромат полевых и луговых трав.

— Добрый вечер, Анна Михайловна. Не разбудила? — вежливо спросила она, заходя внутрь.

— Да нет, не разбудила. Какой ещё сон, когда на душе неспокойно,— пробормотал та.

Говорили они шепотом, словно боялись кого-то разбудить. Нина, не отрывая глаз от Анны Михайловны, уселась на стульчике.

— Коля не писал? — спросила Анна Михайловна, убирая книги со стола.

Нина поникла:
— Может и писал. Бог его знает. Только письма ведь через месяцы только приносят. А я ему каждый день пишу. Ей Богу, Анна Михайловна, душа без него горит. Завтра уже отправляюсь в тот же полк, где и Коля служит. Слава Богу, приняли меня. Скоро вместе с ним буду.

Эта мысль немного ее развеселила, тем временем как Анна Михайловна болезненно поморщилась.

— Может, лучше останешься?— робко спросила она.

— Не могу. И так всех из наших уже воюют, Родину защищают. А я?  Что я делаю? Какую пользу приношу? Сижу, как настоящая трусиха, в своей норе и не высовываюсь. Я обязана идти, — убеждённо ответила она.

Анна Михайловна тяжело вздохнула. Знала она, что не сможет отговорить бойкую Нину от этой затеи. Поэтому не стала спорить. Но сердце ведь ее бунтовало, не хотело отдавать самое ценное, что у нее осталось.

Неожиданно Нина стукнула себя по лбу рукой:

— Чуть не забыла. Я же вам сшила кое-что. Вот, держите.

Она протянула синий свёрток. Анна Михайловна с слезами на глазах приняла подарок. Внутри лежала белая умело сшитая шаль.

— Какая прелесть!— воскликнула Анна Михайловна, крепко обнимая свою ученицу.

— Носите её, как память обо мне. Хорошо?- несмело спросила Нина.

— Обещаю, милая, — уже не сдерживая слёз, дала слово Анна Михайловна.


На следующее утро Нина Пёрышкина навсегда покинула свою родную деревню и отправилась навстречу неизвестности.

———————————————————————————————————

               Внимание!

Повесть ещё не закончилась. Продолжение напишу в ближайшее время.
С признательностью, что заглянули на мою страницу,
             Генордукаева
                Билкис.