Литература Киевской Руси

Характерной особенностью древнерусской литературы является рукописный характер ее существования и распространения. При этом то или иное произведение существовало не в виде отдельной самостоятельной рукописи, а входило в состав различных сборников, преследовавших определенные практические цели. Значение той или иной рукописной книги оценивалось с точки зрения практического значения, ее полезности. В «Повести временных лет» (год 1037) автор отмечает: «Велика ведь бывает польза от учения книжного; книгами наставляемы и поучаемы на путь покаяния, ибо от слов книжных обретаем мудрость и воздержание. Это ведь – реки наполняющие вселенную, это источники мудрости: в книгах ведь неизмеримая глубина; ими мы в печали утешаемся; они – узда воздержания. Если прилежно поищешь в книгах мудрость, то найдешь великую пользу душе своей.»

Другой особенностью древнерусской литературы является анонимность, имперсональность ее произведений. Это было следствием религиозного христианского отношения феодального общества к человеку в целом, и труду писателя, художника, зодчего в частности. В лучшем случае до нас дошли имена переписчиков книг, которые ставили свои имена на страницах переписываемых ими книг, иногда на полях, чаще в конце рукописи, реже в ее начале. В редких случаях в произведении указывается имя автора, которое при этом сопровождается множеством уничижительных эпитетов, как например в «Житие Феодосия Печерского»: «Благодарю тебя, владыко мой, ..., что сподобил меня, недостойного, поведать о твоих святых подвижниках, ... , ибо невежда я и недалек умом, ..., грешный Нестор...».

Биографические сведения об известных в настоящее время древнерусских писателях, объеме их творчества, характере общественной деятельности весьма и весьма скудны. В средневековом обществе не существовало понятия авторского права, переписчики зачастую выступали в роли редакторов и соавторов и изменяли идейную направленность переписываемого произведения, характер его стиля, сокращали или распространяли текст в соответствии со вкусами, запросами своего времени. В результате создавались новые редакции литературных памятников. И даже когда переписчик просто копировал текст, его список всегда чем-то отличался от оригинала: описки, пропуски, диалектные обороты и т.д.

Первым летописным произведением древнерусской литературы является «Велесова книга» получившая свое название по строке на одной из деревянных дощечек случайно найденных во время Гражданской войны в 1919 году: «Велесову книгу сию посвящаем богу нашему ...».

История введения этой книги в научный оборот окутана различными тайными. В первые о ней упоминает коллекционер древностей А.И. Сулакадзев (ум. в 1830 г.) в разделе своего каталога «книги непризнаваемые, коих ни читать, ни держать в домах не дозволено». Этот каталог был впервые опубликован А.Н. Пыпиным в книге «Подделки рукописей и народных песен», Спб., 1898 г. В 1823 году канцлер Румянцев, основатель Румянцевской библиотеки (ныне Российская Государственная библиотека) предложил признаному лингвисту того времени А.Х. Востокову ознакомиться с архивом А.И. Сулакидзева. И Востоков сделал все возможное, чтобы непонятные ему рукописи в библиотеку не попали. После смерти Сулакидзева его архив переходил из рук в руки его наследников, который к настоящему времени полностью пропал.

В 1919 году во время Гражданской войны «Велесова книга», представляющая собой 38 деревянных дощечек, была найдена полковником артиллерии Белой армии, командиром Марковского дивизиона Али Изенбеком, недалеко от станции Великий Бурлюк близ Харькова в имении князей Задонских (возможно Донских-Захаржевских). В 1924 году в Брюсселе Изенбек показывает дощечки литератору Ю.П. Миролюбову, который в течении пятнадцати лет делал с них копии. Позже он писал: «Я смутно чувствовал, что я их как-то лишусь, больше не увижу, что тексты могут потеряться, а это будет урон для истории...». 13 августа 1941 года во время Второй мировой войны А. Изенбек умер, а после обыска гестапо на его квартире дощечки с «Велесовой книгой» пропали.

В 1953 году при содействии Ю.П. Миролюбова в Сан-Франциско в журнале русских эмигрантов «Жар-птица» начинается публикация его копий «Велесовой книги». В это же время С. Лесной (Парамонов) опубликовал свои исследования по переводу «Велесовой книги». Первый полный перевод «Велесовой книги» был осуществлен в России только в 1994 году А.И. Асовым.

Содержание первого отечественного летописного свода, который представляет собой «Велесова книга» охватывает период с прихода скифов в 7 веке до н.э. на Карпаты до восшествия на великокнжеские русские престолы варягов Аскольда и Рюрика в 864 году н.э. В книге, без учета хронологической последовательности рассказываются события происходившие в славянских землях от Балтики до Черного моря, от Вислы до Волги на протяжении полутора тысячи лет, о войнах, и бедствиях, о князьях, их подвигах, усобицах и предательствах, и о многом другом.

До настоящего времени этот источник дохристианской письменности не получил официального научного признания.

Самым ранним из официально признанных литературных источников Киевской Руси является «Повесть временных лет».

Уже в самом названии произведения содержится указание на идейно-тематическое содержание летописи. Русская земля, ее исторические судьбы, начиная с глубокой древности и кончая первыми десятилетием XII века, стоят в центре внимания летописи. Высокая патриотическая идея могущества Русской земли, ее политической самостоятельности, религиозной независимости от Византии постоянно руководит летописцем, когда он вносит в свой труд «преданья старины глубокой» и подлинно исторические события недавнего прошлого.

Летописные сказанья необычайно злободневны, публицистичны, исполнены резкого осуждения княжеских усобиц и распрей, ослабляющих могущество Русской земли, призыва блюсти Русскую землю, не посрамить земли Русской в борьбе с внешними врагами, в первую очередь со степными кочевниками – печенегами, а затем с половцами.

Тема родины является определяющей, ведущей в летописи. Интересы родины диктуют летописцу ту или иную оценку поступков князя, являются мерилом его славы и величия. Живое чувство Русской земли, родины и народа сообщают русскому летописцу ту небывалую широту политического горизонта, которая не свойственна западноевропейским историческим хроникам.

При изучении этого произведения обращает на себя внимание его название «Повесть ...». Дело в том, что слово «повесть» в русском менталитете означает, соответствует слову «рассказ», в то время как содержание самого произведения соответствует такому понятию как «хронограф», хорошо известному на Руси к моменту создания «Повести» и отличающемуся от понятия «рассказ». Таким образом «Повесть ...» следует воспринимать именно как литературное произведение, а не летопись в непосредственном смысле этого слова. Но даже для написания повествования на историческую тему, авторам необходимо было иметь перед собою соответствующий материал о прошедших годах, разобрать его, систематизировать, литературно переработать.

Таким материалом для них, по-видимому, являлись устные исторические предания, легенды, эпические героические песни, а также письменные источники – зарубежные – греческие, болгарские хроники, агиографическая литература, и возможно не дошедшие до нашего времени отечественные дохристианские источники типа «Велесовой книги».

Из письменных источников летописцы заимствуют историческую христианскую схоластическую концепцию, связывая историю Русской земли с общим ходом развития «мировой» истории. «Повесть временных лет» открывается библейской легендой о разделении земли после потопа между сыновьями Ноя – Симом, Хамом и Яфетом. Согласно этой легенде славяне являются потомками Яфета, то есть они вместе с греками принадлежат к единой семье европейских народов.

В результате применения погодного хронологического принципа изложения материала, постепенно складывается представление об истории как о непрерывной последовательной цепи событий. Хронологическая связь подкреплялась генеалогической, родовой связью, преемственностью правителей Русской земли, от Рюрика до Владимира Мономаха.

Хронологический принцип изложения позволял авторам включать в текст разнородный по своему характеру и жанровым особенностям материал. Простейшей повествовательной единицей «Повести ...» является лаконичная погодная запись, ограничивающаяся лишь констатацией факта. Обращает на себя внимание структура этих записей: на первое место, как правило, ставится глагол, который подчеркивает значимость описываемого действия. Это может быть следствием целей и задач поставленных перед автором заказчиком произведения, либо авторской стилистической характеристикой. Как уже отмечалось выше, «Повесть ...» нельзя с полной уверенностью отнести к летописному жанру, современные исследования показывают, что вероятнее всего это был своеобразный учебник истории заказанный Владимиром Мономахом своему духовнику игумену Выдубского монастыря Сильвестору для юных княжечей и детей боярских, этим вероятно и объясняется то своеобразие изложения, которое отмечается в «Повести ...». К сожалению в настоящее время неизвестно ни одно другое произведения Сильвестора, чтобы можно было определить его индивидуальную стилистическую характеристику. В тоже время известны два произведения Нестора, которому традиционно приписывают авторство «Повести ...», это «Житие Феодосия Печерского» и «Житие Бориса и Глеба», которые с полной уверенностью позволяют констатировать, что индивидуальный авторский стиль этих произведений не имеет ни чего общего со стилистикой «Повести ...». Кроме существенного стилистического различия имеются другие различия в изложении одних и тех же событий, которые вряд ли бы имели место при авторстве одного и того же человека.

В центре внимания автора «Повести ...» – события, которые тематически могут быть классифицированы следующим образом.

Сообщения о военных походах князей занимают более половины произведения. За ними следуют известия о смерти князей. Реже фиксируется рождение детей, их вступление в брак. Потом идет информация о строительной деятельности князей. Наконец сообщения о церковных делах, занимающие весьма скромное место. В текст включены сообщения о перенесении мощей Бориса и Глеба, сказания о начале Печерского монастыря, смерти Феодосия Печерского, рассказы о достопамятных черноризцах печерских, что дало повод Татищеву, а вслед за ним Карамзину и современным ученым приписать авторство «Повести ...» монаху Киевско-Печерского монастыря Нестору. В действительности же часть этой информации могла быть включена в текст самим Сильвестором, как например сообщение о смерти Феодосия Печерского, другая же часть поздними переписчиками близкими к Киевско-Печерской лавре.

Важную группу включенных в «Повесть ...» известий составляют сведения о небесных знамениях – затмениях солнца, луны, землетрясениях, эпидемиях и т.д. Автор усматривает связь между необычными явлениями природы и жизнью людей, историческими событиями. Разнообразные по своей тематике известия иногда объединяются в пределах одной повествовательной статьи. Материал входящий в состав «Повести ...», позволяет выделить историческую легенду, топонимическое предание, историческое предание связанное с дружинным героическим эпосом, агиографическую легенду, а также историческое сказание и историческую повесть.

Большую часть информации о событиях далекого для автора прошлого он вероятней всего черпал из устного народного предания. Обращение к топонимической легенде продиктовано стремлением автора выяснить происхождение названий славянских племен, отдельных городов и самого слова «Русь» (с арийского слово «рус» переводится как дикий, грязный, запачканный, украшенный). Среди использованных автором преданий обращают на себя внимание сообщения о трехперсонности основания того или иного события. Например начало варяжского княжения на Русь положили три брата: Рюрик, Синеус, Трувор; основателями Киева «Повесть ...» называет Кия, Щека и Хорива. Но устные предания иногда до неузнаваемости искажали действительные события. Их неоднозначность отмечает и сам автор «Повести ...»: «Некоторые же не зная, говорят, что Кий был перевозчиком...» (12 абзац). На страницах повести он развертывает полемику со своими, невидимыми нам, оппонентами: «Если бы Кий был перевозчиком, то не ходил бы к Царьграду,,,». В этом маленьком замечании проявилось величие истинного ученого: вводя в текст сообщение он обязательно пытался проверить его, если это представлялось возможным, по другим источникам и отдавал предпочтение письменным сообщениям перед устными, так как о константинопольском походе Кия он вероятней всего узнал из византийских хроник. По мере хронологического изложения материала его содержание становится более историчным.

Спустя почти 70 лет после создания «Повести временных лет» (1116 г.) в русской литературе появляется летописное произведение «Повесть о походе князя Игоря» (1185 г.). В действительности это не одно произведение, а два до шедшие до наших дней в двух разных списках: одно – в составе северорусской Лавреневской летописи, другое – южнорусской Ипатьевской, которые значительно отличаются между собой по своей художественной ценности.

Историческая повесть о походе новгород-северского князя Игоря Святославича на половцев в Ипатьевской летописи отличается подробным последовательным описанием событий. Изложение проникнуто горячим сочувствием к участникам похода  и их поражению. Это произведение не лишено художественности: ей присущи драматизм, образность и выразительность отдельных мест, живость повествования. Автором ее был либо непосредственный участник событий, либо человек, из окружения новгород-северского князя.

Рассказ Лавреневской летописи лаконичен и неконкретен. Летописец с явным осуждением говорит об Игоре и его брате Всеволоде. Повествование носит религиозно-дидактическую окраску. В рассказе обильно приводятся цитаты из «священного писания».

Фактически это две различные редакции исторической повести. Одна из них была создана на юге Руси человеком, принимавшим близко к сердцу несчастье, постигшее северских князей и все южнорусские княжества. Вторая появилась на северо-востоке, где события южнорусских окраин уже мало волновали летописца, и рассказ о поражении Игоря о поражении Игоря он использовал в качестве религиозной проповеди.

Материал Ипатьевской летописи тесно связан с выдающимся памятником русской словесности того времени «Словом о полку Игоревом». Художественное своеобразие «Слова ...» особенно ярко раскрывается при его сопоставлении с летописныпи историческими повестями. «Слово ...» было написано между 1185 и 1187 годом. Эти даты устанавливаются из содержания самого текста. В нем говорится о переяславском князе Владимире Глебовиче как о живом, но он умер в 1187 г. Игорь Святославович бежал из плена в 1185 году, следовательно «Слово ...» не могло быть написано раньше. Очевидно автор создавал свое произведения по свежим впечатлениям от описываемых им событий. Он считал, что все исторические перипетии и подробности хорошо известны современникам. Он ставил перед собой задачу дать политическую оценку событию, показать какое значение имеет неудача Игоря для всей Русской земли.

События связанные с татаро-монгольским нашествием получили широкое отражение в литературе того времени, самым ранним из которых считается «Повесть о битве на реке Калке».

Первое столкновение русских войск с войсками Чингисхана произошло в 1223 г. на реке Калке (Кальмиус, Таганрокский залив, г. Мариуполь). Летописная повесть об этой битве дошла до наших дней в двух списках. Она была создана в дружинной среде, и, по предположению некоторых исследователей, автор её выходец из Галицко-Волынской Руси. Повесть обстоятельно излагает ход событий. Весть о появлении неизвестного народа принесли в Киев половцы, которым первым пришлось столкнуться с шедшими с Кавказа отрядами степняков под командованием нойонов Чингиза Джебе и Сабутэ. В битве приняли участие только южнорусские князья, но даже между ними не было согласия и единства, что и явилось причиной их разгрома, указывает повесть. Народное сказание связывало с битвой на Калке сказание о гибели русских богатырей. Отзвук былины о том, как перевелись богатыри на Русской земле, можно найти в списках повести более позднего времени XV – XVI веков. Эти списки сообщают, что на Калке погибли не только шесть Мстиславовичей, но и Алесандр Попович, его слуга Торопец, Добрыня Рязанич Златой Пояс, а также 70 храбрых богатырей. Очевидно эти поздние включения в текст навеены сказаниями об Алеше Поповиче и Добрыни Никитиче, имеющих более раннее происхождение.

В 1237 году основные силы Золотой Орды во главе с преемником Чингизхана Бату-ханом (Батыем) подошли к границам северо-восточной Руси. Первый удар степные кочевники нанесли Рязани. Это событие нашло свое отражение в «Повести о приходе Батыя на Рязань». Повесть дошла до наших дней в составе летописных сводов XVI в. в тесной связи с циклом повестей о Николе Заразском. Она прославляет мужество и героизм защитников Рязани: князя Юрия Ингоревича,его братьев Давыда и Глеба и рязанской дружины, славного богатыря Евпатия Коловрата. Причину поражения рязанцев автор усматривает в феодальной обособленности русских княжеств, в эгоистической политике князей. Органически не связанными со всем содержанием повести являются религиозно-мистические рассуждения о причинах погибели Рязани: попустительство божие, наказание за грехи. Но эти рассуждения автора не могут заслонить главной причины – забвение Великим князем Владимирским интересов всей Русской земли.

«Повесть о приходе Батыя на Рязань» состоит из четырех частей: 1. Появление Батыя на границах Рязанской земли, посольство рязанцев к Батыю во главе с князем Федором, гибель Федора и его жены Евпраксии. 2. Героическая защита Рязани Юрием Ингоревичем, гибель защитников и разорение города. 3. Подвиг Евпатия Коловрата. 4. Обновление Рязани Ингварем Ингоревичем.  Все произведение представляет собой образец воинской повести, которая вобрала в себя значительные элементы фольклора. Повесть не всегда точна в передаче исторических фактов, но она верно передает настроение общества того времени и отличается живостью изложения, яркостью и драматизмом повествования.

За ярким рассказом о разорении Рязани в летописи следует лаконичное и сухое сообщение о взятии Батыем Владимира в 1238 году. Но уже следующий небольшой рассказ об осаде Казельска – выразителен и выявляет симпатии автора к погибшим жителям города. Этот переход эмоционально-этических оценок авторов летописных повествований вообще характерен для древнерусской летописной литературы. Русские летописи это не бесстрастный, холодный хронограф – это живой рассказ человека обладающего своим взглядом на происходящие события, своей эмоционально-нравственной их оценкой.

К жанру летописной литературы того времени относятся также такие произведения как «Слова Серапиона Владимирского», «Задонщина», «Повесть о московском взятии от царя Тахтамыша».

Иным, нежели летописи, видом исторической повести были «Слова Серапиона Владимирского». Первое было создано в 1230 г, после битвы на Калке, последние четыре – во Владимире в 1274 – 1275 г. Серапион в нашествии иноплеменников карающий перст божий, возмездие за грехи и призывает людей к покаянию, говорит о приближении скорого конца света. В целом все его произведения носят нравоучительный характер, в которых больше патетики, чем исторической содержательности.

В отличие от церковного традиционного изложения «Задонщина», так же написанная церковнослужителем иереем Софонием, в красочной форме прославляет победу русских войск во главе с московским князем Дмитрием Ивановичем на поле Куликовом 8 сентября 1380 г. «Задонщина» сохранилась в шести списках и двух редакциях. Автор дает обзор состояния Русских земель с битвы на Калке и распространяет свое повествование к Куликовской битве.

«Повесть о московском взятии от царя Тохтамыша» существует в двух редакциях: первая читаемая составе Симеоновской летописи и Рогожского летописца, отражает точку зрения правительственных и церковных кругов; вторая, существующая в четырех списках, интересна демократизмом своего содержания и фактографичностью. Повесть посвящена событиям 1382 г.

Литературный стиль Древней Руси до нашествия Батыя может быть определен как стиль монументального историзма. Люди этого времени стремились увидеть все самое значительное по содержанию, мощное по формам, они полны удивления перед мудростью мироустройства, литература полна приглашениями читателю «подивиться» и «почудиться» окружающему.

Стиль монументального историзма характеризуется стремлением рассматривать изображаемое, как бы с больших расстояний, – расстояний пространственных, временных, иерархических. Это стиль, в пределах которого все наиболее красивое представляется большим, монументальным, величественным. Развивается своеобразное «панорамное зрение». Летописец видит Русскую землю как бы с большой высоты. Он стремится вести повествование о всей Русской земле, сразу и легко переходит от событий в одном княжестве к событиям в другом – на противоположном конце Руси. Летописец постоянно перебрасывает свой рассказ из Новгорода в Киев, из Смоленска во Владимир и т.д. Это происходит не только по тому, что летописец соединял в своем повествовании источники из разных географических мест, но и потому еще, что именно такой «широкий» рассказ отвечал эстетическим представлениям того времени.

Современный человек привык соединять в своём сознании монументализм и неподвижность, но в XI – XII веках монументализм ассоциировался с динамикой, движением. Владимир Мономах, заказчик «Повести временных лет», в своих записях постоянно подчеркивает многочисленность и быстроту своих походов. Он пишет «в  пути». Автор «Повести ...» также больше всего говорит о походах, о движениях войск. Быстрота передвижения – это как бы символ власти над пространством. Сила – это масса в движении. Для динамического стиля того времени характерно также динамическое описание явлений природы, из ряда вон выходящих явлений: грозы зимой или во время битвы, нашествий саранчи, засух, наводнений, землетрясений. Произведения не знают статичных пейзажей.


Велесова книга, М., 1994.
Изборник, М., 1969.
Повести древней Руси, М., 1983.
Слово о полку Игореве, М., 1985.
Шайкин А. От Кия до Мономаха, М., 1989.