Дорога в никуда

                – В этом гнилом мире нет ничего святого!
                – Нет, есть и это любовь…


                ***
       Стояла лунная ночь, которая утопала в гробовой тишине. На шоссе не было ни одной машины, лишь мокрый асфальт от недавнего дождя и деревья, возвышавшиеся по обе стороны дороги, словно стражники, сопровождающие тебя в рай. Или в ад?

        Я еле плелся по краю дороги, которую освещала мне луна, и молил бога хоть о какой-то помощи. Ведь я еще надеялся и верил в него!

        Вдруг в деревьях, что-то мелькнуло, какой-то силуэт, я замер, все мышцы напряглись и покрылись легкой тенью мурашек. Всмотревшись в серебренный мрак, облегченно выдохнул, на траве стоял олень с поистине королевскими рогами, и смотрел на меня, словно на что-то необыкновенное и заурядное.

– Что смотришь? Ухмыляешься?

        Олень и ухом не повел, он молча смотрел на меня своими большими и дикими глазами, в которых промелькнула искра чего-то человеческого, отчего меня вновь бросило в дрожь.

– Неужели ты пришел, чтобы меня осудить?

        Но он продолжал стоять, как вкопанный. И в меня, словно вселился бес, я закричал:

– Пошел отсюда, бестолковое существо, ты не имеешь права меня…

        Я осекся и отпрянул назад, ели удержавшись на ногах. Олень от моего крика словно взбесился, он фыркнул, словно конь, и поднял, отливающиеся серебром, передние копыта, целясь в меня и пытаясь задеть, хотя нас и разделяло расстояние. Взглянув на меня своими большими и дикими глазами, которые выражали и презрение, и ненависть, он развернулся и, махнув своим коротким хвостом, скрылся средь деревьев.

– Чертов зверь, чтоб тебя машина переехала – чертыхнулся я и пошел дальше по мокрому асфальту и, иногда поглядывая на диск луны.

        Я шел и шел и уже потерял счет времени, как вдруг опять шелест в деревьях.

– Опять ты, чертов…

        Но я не договорил, из-за мрака вылетела сова и села прямо передо мной. И в отличие от оленя я смог ее разглядеть, она была с размером кошки и вся белая без единого темного пятнышка и с необычными голубыми глазами, которые ярко выражались на фоне острых ушек.

– А тебе, что надо, дьявол белый?

        Сова, немного наклонив голову и прищурив глаза, словно человечек, взлетела и села мне на плечо. Я даже отскочить не успел, все слишком быстро для меня произошло. Постояв в онемении две минуты, я сделал шаг, сова не улетела, еще шаг, она сидит, еще и еще. Сидит.

– Ну и черт с тобой!

        Не обращая на нее внимания, я пошел дальше, однако почувствовав, как в мое плечо впиваются когти, проговорил:

– Эй, поаккуратней ты, дьявол белый, со своими коготками!

        Сова послушно расслабила хватку.

– Благодарю.

        Мы вместе с совой шли и шли, время я уже не считал, а часы мои сломались еще давно и стрелки остановились на 20:13.. Что бы совсем не сойти с ума я заговорил с совой, хотя именно это могло показаться со стороны сумасшествием.

– Ну, что молчишь, чучело огородное? Не чего сказать? Так я тебе поведаю множество историй. Хочешь?

        Сова в ответ ухнула. А я улыбнулся.

– Чертова курица – я остановился – хотя я и сам не ахти: иду по дороге и разговариваю с птицей.

        Взглянув на нее, я покрылся дрожью, белый дьявол, немного наклонив голову, смотрел на меня своими голубыми и ярко выраженными глазами, в которых я невольно утонул, словно с головой погрузился в океан…

        Я не знаю сколько так простоял, но меня из-за оцепенения пробудила сова, вонзив свои когти, что я немного вздрогнул и укоризненно посмотрел на белого дьявола, но тот лишь спокойно глядел на луну. Ухмыльнувшись, я пошел дальше.

– Маленький гаденыш, еще раз сделаешь так, вышвырну к чертовой матери!

        И заметив, краешком глаза его взгляд проговорил:

– И не смотри на меня так, я чувствую всем нутром, что ты полна человеческими эмоциями, чувствами, которые ты можешь выразить только через свои дьявольские глазки. Однако, будь милостивей и не показывай их мне. Я не хочу.

        Взглянув на луну, я продолжил:

– Итак слушаем мои истории?

        Сова еще раз в ответ ухнула, только еще более выразительней.

– Так, с чего бы начать, я даже не знаю. А ты как думаешь с чего начать?

        Белый дьявол оставил вопрос без ответа.

– Ну и хрен с тобой…

        Спустя минуту я заговорил, тихим и пронзительным голосом, словно пророк:

– Ты, когда не будь задумывалась о нем – я кивнул наверх – думаю, что да. Так скажи мне зачем он так поступил со мной? Зачем? Или это испытания… ха, а может его вообще не существует и все придумано лживыми пророками? Но черт тебя подрал, ведь что-то святое должно же существовать в этом гнилом мире. Например, ты, дьявол белый, кто ты? Черт? Ангел? Антихрист? А может бог?

        Молчание.

– Молчишь? А кто ты тогда? Не хочешь про себя говорить, так скажи, кем был тот олень с поистине человеческими глазами, наполненные самой настоящей добротой и любовью, и которые я почувствовал на себе всем нутром своим, и… и которых я даже не видел у матери к своему самому первому младенцу, только появившегося на свет… не молчи, ты знаешь про кого я! Кто он? …кто ты?

        Молчание.

– Ну и черт с вами.

        Спустя минуту я продолжил еще тише:

– Насчет историй… я расскажу тебе свою. Вот ты, когда не будь что-то терял, что больше всего любил?

        Сова в ответ ухнула.

– Значит ты знаешь какого это… как это тяжело…

        Птица еще раз ухнула.

– Так вот и я потерял, то что любил и ценил больше всего в этом гнилом мире. И эта потеря меня полностью убила, уничтожила изнутри. А тот, всевышний – я поднял взгляд на серебристое небо – не помог мне … не помог вернуть, то что я потерял, хотя я его умолял … молился день и ночь. Не получив ответа от него, я обратился к напитку антихриста – алкоголю, ища утешение в нем, и нашел, скажу я тебе. Я забылся. Но ненадолго.

        Вновь наступило молчание. Струйки слез невольно стекали по моему лицу. А сова, заметив это, слегка потерлась об мою щеку, вытирая их. Я улыбнулся.

– Ты в начале, наверное, не поняла почему я презираю его и не верю в него, но теперь ты меня должна понять. Должна понять, что он либо бесчувственный сукин сын, либо хорошо выдуманный спаситель, герой из так называемых комиксов. И из-за потери своей, и из-за этого сукина сына я оказался здесь, совсем одинокий и не кому не нужный – сова возбужденно ухнула – хорошо, хорошо не одинокий, ведь ты со мной, чертова птица!

        Я улыбаясь, осмелился погладить белого дьявола, он не противился. Его перья были настолько мягкими, что походили на снежный бархат и слегка бросали в дрожь.

– А знаешь мне полегчало…

        Договорить я не успел, как вдруг услышал сзади машину, ехавшую по мокрому асфальту, однако одновременно, почувствовал, как в левое плечо мне впились острые когти совы, рвя кожу, словно крюки пиратов, я закричал, пытаясь отшвырнуть белого дьявола, но его уже и след простыл.

        Не обращая внимание на боль, я выбежал на середину дороги, размахивая руками, пытаясь остановить машину. Она остановилась в двух метрах от меня, обдав ярким светом фонарей, от которых я на секунду ослеп. Но не теряя время, я оказался возле двери с приоткрытым окном и обнаружил в машине, которая, как мне было известно, стояла не меньше шести миллионов рублей, обычного священника лет сорока с отпущенной черной бородой и одетого полностью в черное одеяние, на груди которого висел огромный золотой крест.

– Что случилось, сын мой? – сказал он, осматривая меня с ног до головы.

– Отец, мне нужна помощь…

– Какая, сын мой?

– Можете довезти меня до ближайшего города – проговорил я, умоляюще смотря на него.

– Нет – сухо ответил священник.

        Я онемел, но сразу же продолжил:

– Я заплачу сколько угодно…

– Что у тебя с плечом, сын мой?

        Глянув на плечо, я обнаружил что вся левая сторона до пояса истекла кровью, и немедленно правой рукой зажал рану, почувствовав отвратную боль от прикосновения.

– Да это…

– Простите – проговорил священник, смотря на часы, которые я сразу оценил в немалую сумму – но я и так времени много на вас потратил, я спешу, понимаете?

– Но вы же в город, так, прошу вас, подбросьте меня…

– Простите не могу, я спешу!

– Что значит не можете!.. – разозлившись от напыщенности данного лица, я попытался открыть дверь, но священник не теряя времени нажал на газ, я отскочив, взревел:

– Ублюдок напыщенный, чертов посланник бога, чтобы ты сдох, что бы вы все сдохли, лживые ублюдки, лицемеры сранные… даже подвезти, тварь не смог – я кричал во все горло, размахивая руками, и прыгая от бешенства по мокрому асфальту – где сука вся ваша благодать, все ваше милосердие, сострадание? Ублюдки божьи! У него, сука, времени как видите нет, спешит тварь, да чтобы ты сдох, а перед смертью испытал все муки ада…

        Я осекся и упал навзничь, тяжело дыша и чувствуя, как нарастает боль в плече. И только сейчас, лежа на мокром асфальте с разорванным плечом, я увидел насколько же сегодня красивое небо, освещающееся серебристой луной и множеством звезд. Я готов был лежать так всю ночь и наслаждаться дивной красотой природы, которую раньше даже и не замечал: «Вот бы сейчас бутылочку коньяка»…

        Однако пред взором предстало совсем другое. Ненавистное прошлое. Воспоминания. Безлунная ночь. Дождь за окном. Мрак, рассеивающийся под светом лампы. Счастливое мгновение, оборванное в одну секунду. Признание. Крик. Слезы. Выстрел. Кровь. Вновь слезы. Вновь выстрел. Мимо. Ужас. Страх. Ненависть. Любовь.

        С глубинны мрака послышалось уханье, которое с каждой секундой все приближалось и приближалось. Сова была совсем рядом. Совсем…

        Я тяжело открыл глаза, словно выплывая из трясины, которая не впервой меня тянула на дно. На груди моей сидел белый дьявол, вертя головой и смотря на меня своими проницательными голубыми глазами… Глазами дьявола? Или глазами ангела хранителя?

– Зачем … зачем ты вытянула меня? – прошептал я – зачем? Я не могу так жить, так дай спокойно умереть… я устал мучатся…

        Сова в ответ ухнула и отлетела, призывая взглядом встать на ноги. Я, попробовав подняться, вновь рухнул от бессилия и боли в растерзанном плече.

– Чертова птица! Спасибо тебе!

        Краешком глаза я взглянул на плечо, надеясь уже увидеть свою смерть, поджидавшую с косой, однако кровь не сочилась, она запеклась. Запеклась? Я взглянул на небо, но луна стояла на прежнем месте, где и была, и даже на миллиметр не переместилась. А звездное небо опять стало затягивать меня в омут воспоминаний, из которых вновь меня выдернула сова.

        Собравшись с силами, я приподнялся и резко встал на ноги, ощущая сильную усталость и невыносимую боль в левом плече, на которое вновь сел белый дьявол. Не обращая на него никого внимания, я побрел по дороги. Спустя пять минут, чтобы не потерять сознание я заговорил:

– Чучело огородное, теперь скажи мне ты веришь в него? Ведь даже его отпрыски, посланники или как их там кличут, не помогли нуждающемуся в помощи, который стоя перед ними умоляя, истекал кровью. А сам ублюдок разъезжает на машине, которая стоит не менее шести миллионов рублей. Чертовы лицемеры, вместо того что бы читать лживые молитвы, помогли бы деньгами нуждающимся, я уверен, карманы их от этого не исхудают. А я верил в него… и просил, и молил, но он оставил меня, оставил одного в полнейшем мраке… сукин сын!

        Выговорившись и немного успокоившись, я умолк и шаркая ногами, медленно шел по мокрому асфальту, иногда поглядывая на деревья, окружавшие шоссе с двух сторон сплошной стеной. Спустя некоторое время, а может и спустя несколько часов я заметил вдалеке, где дорога немного сворачивала влево, что-то темное. Подойдя ближе, я смог разглядеть, благодаря лунному свету знакомого мне оленя, лежавшего на мокром от дождя и крови асфальта. Это было ужасное зрелище. Его королевские рога были сломаны под корень и вдребезги разбросаны по дороге. Его ноги неестественно были подогнуты, вывихнуты, сломаны, голова на сто восемьдесят градусов развернута, а глаза… глаза были открыты и сохранили ту человеческую искру, от которой меня опять бросило в омут воспоминаний. Я отпрянул и закричал во все горло, сова в мгновение ока взлетела и исчезла в лунном мраке.

                ***
        Безлунная ночь за окном, наполненная звуками дождя. Нежное и сладкое ощущение губ на моей шее. Приятный запах голландских роз, исходившие от ее тела. Мягкие, светло-русые волосы на моей щеке. Легкое отдаление, и вновь воссоединение, жадные руки на ее бедрах, а губы, целующие ее шею нежно, переходили к шелковистым устам, три секунды, две, одна. Взрыв. Но взрыв остался без ответа. Я отстранился, чтобы при свете лампы взглянуть на нее. И был обеспокоен ее грустным выражением лица и печальными глазами, которые не только светились как звезды, наполненные голубизной моря, но и были наполнены той человеческой искоркой, силой, которая исходила из самого сердца. Во тьме, в которую тихо и медленно просачивался свет лампы, я прошептал: «Любимая, что случилось?». Спустя несколько минут молчание прервалось и последовал ее ответ…

                ***
        Меня вновь пробудило дьявольское уханье совы, еле встав на ноги, я обнаружил ее, сидевшей на мертвом олене, от которого ручейками текла кровь по асфальту. Невольно я опять взглянул на его глаза, но они были закрыты. Взглянув на белого дьявола, который укоризненно смотрел на меня, проговорил:

– Спасибо! Я не смог...

        Но сова, не обращая внимания на мои слова, повернула голову, показывая мне на противоположную сторону дороги, где в тридцати метрах от нас на траве возле деревьев лежала опрокинутая на бок машина того самого священника, который меня бросил. Терпя боль и усталость, я рысцой побежал к автомобилю. И став, на краю дороги ужаснулся.

        Возле перевернутой черной машины, лежало разорванное тело священника, которое было окружено серыми волками, чья шерсть под лучами луны еще более святились, словно обличие ангелов не божьих, пришедших наказать посланника лгуна. Они беспощадно грызли свою жертву, отрывая кусок за куском, наслаждаясь вкусом божества. А священник еще полуживой издавал нечеловеческие звуки, стоны, вопли, которые бросили бы нормального человека в дрожь. Но не меня. Я лишь разразился смехом безумца:

– Спешит ублюдок. Так вот и подоспел к ужину!

        Волки, не замечая моего присутствия, продолжали свой пир с явным наслаждением. А я все находился в безумных конвульсиях смеха, наблюдая за их пиршеством, которое ни капельки не вызывало отвращения. Однако мои восклицания привлекли внимания одного серого волка, который повернувшись ко мне, одарил укоризненным взглядом, словно отец в детстве за шалопайство своего сына. От этого выражения я умолк и покрылся тенью мурашек, вспоминая…

                ***
        После пронзающей боли в руке от удара в стену и крика. По ее нежным щекам потекли слезы. В отчаяние и ненависти комната стала полем боя вырвавшего негодования. И некая случайность или жестокая игра судьбы, или черная карта, подкинутая всевышнем, сыграли жестокую шутку… Выстрел. Левое плечо. И ее тело, истекающее кровью в моих жадных, сильных, но дрожащих объятиях. Часы 20:13. Прощение, мольба, крики о помощи, обращение к всевышнему. Но безрезультатно. Она молчала. Мои глаза покрылись тонкой пеленой и выступающие слезы растворялись в ее нежных волосах. И моя дрожащая, но твердая рука шарила по полу в поиске черной карты. Вновь выстрел, но мимо. Крик ужаса. Страх потери. Ненависть к самому себе. И… и любовь к той, которая безмолвно лежала в моих объятьях. К той… к той, которую я безумно люблю… к той…
               
                ***
        Крик… нет уханье или все-таки крик? Но я опять стоял на ногах посреди дороги с широко раскрытыми глазами и дрожал… дрожал от страха. Она была рядом, совсем рядом. Передо мной. В одном метре от меня.

        На сером волке, который под светом серебристой луны светился, словно ангел не божий, восседала белая сова с голубыми глазами… с голубыми глазами как… как у нее… И в одну долю секунду передо мной пронеслась вся моя жизнь, я вспомнил… вспомнил все и даже то, что знал, но не хотел признать. Я был слеп…

– Любимая, прости меня… – шептал я, но меня прервал ее нежный и ласковый голос, исходящий из ниоткуда, он был в моей голове:

– Молчи, ничего не говори.

– Я не могу ничего не говорить, любимая, я люблю тебя… – умоляюще проговорил я, но сразу осекся, делая медленные шаги назад от волка, который разинув свою окровавленную пасть наступал на меня, а сова смотрела… нет… это она смотрела на меня, слегка наклоняя голову:

– Я знаю, знаю. Но скажи мне. Ответь на один мой вопрос. Зачем. Зачем ты это сделал? Зачем? Зачем?! Любил и убил? Зачем?! – волк все наступал – Зачем?! Это ты лгун, а не он!! Ты лгун!!!

– Прости, прости… я… я не хотел – я все отступал, но ноги уже не слушались, и я упал на колени, покорившись судьбе и склонив голову, прошептал – я слаб и слаб лишь в одном, и ты знаешь в чем. Так прости меня, прости за все… – подняв голову, проговорил – В ту ночь я проклял самого бога и проклинаю его по сей день и полностью отдаюсь судьбе, лживо надеясь на нее, так как я потерял тебя и… и потерял любовь. Но… я все равно люблю тебя…

        Сова, взлетев в лунную ночь, испарилась, словно мотылек, бросившийся к солнцу, а волк, зарычав, прыгнул во тьму бездны, своих кошмаров.

                ***
– Вот так почти каждый день – сказал низенький человек в белом халате и с большими очками, показывая на своего пациента, который в синей пижаме был прикован ремнями к кровати и бился в конвульсиях – Кричит, бредит, бормочет что-то, а к утру успокаивается и бродит, как приведение по больнице, полностью погруженный в себя.

– Сколько он у вас уже здесь находиться?

– Хм… если память мне не изменяет, то уже где-то два года. – проговорил врач, поправляя очки – Я вот как сейчас помню, нас вызвали в одну из церквей которые находятся тут не далеко, в горах, где мы и обнаружили его на кровати, в ужасных конвульсиях, он что-то бредил, проклинал бога, в общем нес чушь, ну в итоге мы забрали его, но документов как выяснилось у него не было, ничего не было. Однако церковь все его лечение оплачивает, ну мы и не задаем лишние вопросы, так как против бога грешно идти. А что случилось? Почему полиция им заинтересовалась?

– Он убил свою жену, по крайне мере он так посчитал, однако прибывшая полиция, вызванная соседями, которых напугали выстрелы и крики, обнаружила ее полуживой. Она смогла выкарабкаться, так как пуля насквозь прошла через левое плечо, немного выше сердца…

– Ох, боже ты мой – охнул врач – а за что он ее?

– Она сказала ему, что разлюбила его и уходит от него – равнодушно ответил офицер полиции, глядя на больного и сразу же продолжил – есть ли успех на выздоровление?

– Никаких…

– Вообще никаких? – тихо проговорила, вошедшая женщина со светло-русыми волосам и с большими голубыми глазами.

– Никаких – вновь повторил низенький мужчина в белом халате, тихо поглядывая то на своего пациента, то на стройную и высокую женщину – Я за ним долго наблюдал, когда он бредил, и смог несколько слов разобрать, я думаю вам они будут интересны.

– И что он говорил? – прошептала женщина.

– «Прости меня», «я люблю тебя», постоянно говорил про оленя с человеческими глаза, про белую сову, про священника, про волков…

– Можете оставить меня одну – умоляюще проговорила она.

        Врач взглянул на офицера, тот лишь показав на дверь, молча вышел вместе с доктором, закрыв ее.

        Женщина тихо присела возле мужчины в синей пижаме, с ее больших голубых глаз стекали слезы, она взяла его дрожащую и бившую в конвульсиях руку и заключила в своих ладонях, он немного затих.

– Я нашла тебя, после стольких лет, нашла и… и прощаю тебя. Хоть ты ни в чем и не виноват, ведь во всем была виновата лишь я. За все то время, когда тебя не было возле меня, я поняла насколько ты дорог мне… – женщина закрыв глаза, продолжила еще тише – я, когда ехала сюда, столько хотела тебе сказать… но вот сижу перед тобой и плачу, и ничего внятного не могу сказать, лишь только прошу тебя услышать, что… что я прощаю тебя за тот не опрометчивый поступок и… и одновременно прошу прощение за те слова которые я тогда произнесла, они были ложью… я люблю тебя… – она приоткрыла веки, и еле подавила крик, мужчина в синей пижаме лежал с открытыми глазами, однако они были неподвижны, словно остекленевшие, но она продолжила своим тихим и нежным голосом – возможно, ты захочешь знать, наша белоснежная Совушка еще жива, а Олененок… умер от старости, а твои любимые волки каждый день воют на даче, взвывая о тебе… – она приподнялась и нежно поцеловала его в сухие губы – Прости меня, любимый, за все – ее слеза упала на его белую щеку и скатилась к уголку уже безжизненного рта – Я люблю тебя.