10. 10. 18
двух строк
двух дум
хвуд нитей дважды рек.
Вещи не кидаю, роняю по мере раздевания. Не включаю свет, давит.
Набираю ванну.
Наливаю вино на ощупь, часть мимо плеснув. На столе и так отпечатки бокала.
Потом холодное постельное белье из-за открытых окон. Сон. Будильник.
Так всю неделю, от зари до зари от пахоты к жатве.
Останавливаюсь посреди этих авгеевых садов сегодня вечером, оглядываюсь.
Сигаретный дым пахнет осенними яблоками с творогом. Мальчик курит совсем ребенок, тощий, глаза блестят, блондин, не видно ни бровей ни ресниц, в неоновых бликах как модель Ком де Гарсон или влажная фантазия Микеле о средневековье семидесятых.
Я не пьян, это вообще заблуждение, что часто и много пью. Но сейчас думаю, надо опустить стрелки часов в горячительный, огненно ледяной шот и сладко обморокнуться в крепкий сон.
К бару не пробраться, да и не очень хочется. Поднимаю руку, сажусь в такси, потом не включаю в квартире свет, иду босиком к шкафу, беру бутылку наугад. Сейчас у всех много алкоголя, привезенные откуда то, по уверениям местных бутылки, производимые только у них с тысячелетними историями. Подаренные. Украденные по пьяни и веселу. Надпитые, надтреснутые, надпетые, нагретые и пыльные.
Все таки задеваю выключатель настольной лампы, с удивлением отмечая, что комната словно не моя. Как будто пришел к тебе. Запах, свет, блики и оттенки мебели вокруг, особое сочетание дающее четкое понимание того, где ты.
Специально не оглядываюсь, тяну этот морок, ощущение присутствия, наливаю в рюмку крепчайшей настойки, поднимаю за твое здоровье и пью.
Словно бы не один.
Как будто ставят пластинку. Твоя гибкая, черная, пернатая рука опускает иглу аналогового проигрывателя. Меня обжигает и отнимает дыхание, ярко синий махаон с кислотно желтыми прожилками узоров на крыльях распускается в моей груди а потом животе. Перебирает лапками, щекоча кожу и что то внутри, расцарапывает, выбираясь из тела.
Потанцуем?
Ты это говоришь с улыбкой, я не вижу но знаю. Хватаюсь за ворот, расстегиваю его, удивляясь как могу сейчас не рвать пуговицы а именно расстегивать их.
Осень перевернулась куполом вниз, небо сорвалось и потекло под ноги, мотылек стал бабочкой, бабочка махаоном, тот выпустил шелковые нити, перетянувшие до рези нежные человеческие потроха.
Падаю в мягкий паркетный плен.
Как это все таки смертно, быть из плоти и крови. Я смотрю со стороны на себя, лежащего на полу, и думаю о том, что мне к лицу эта почти черная, изумрудная рубашка через которую просачиваются разводами ярких клякс крылья и неприятно шевелятся конечности насекомого.
Смотрю на бутылку, из которой наливал. Сожалею о том, что когда ты бестелесный и из тебя так упоительно сладко вытекла жизнь, то не можешь взять материальный предмет в руку. Обхожу, переступая через свое тело. Всегда думал что все это декаденство красиво, бледность, вывернутая поза, а по сути то ничего особенного, спасибо хоть не заблевал себя напоследок. Смотрю на этикетку бутылки, читая на ней твоим почерком выведенное:
С днем рождения тебя.
Свидетельство о публикации №218101300040