Поезд счастья Часть 3

Серное и белое

  Новый год. Вот от чего самый любимый праздник выпал на зиму. Ну, вот вроде холодно, снег, а иногда даже слякоть, а ведь есть теплый июль, радостный май, красивый октябрь, нет выбрали, черт знает что. И именно поэтому надо украшать все, до чего можно дотянуться, от елок в лесу до самого помпезного небоскреба, Москва тауэр, тем более он так на нее похож. Накинуть гирлянды на уличное освещение, раскрасить окна магазинов, и осветить дома. И все это только для того, чтобы всем вместе, под бой курантов, оторвать последний листок календаря.
Бабушка, позволила уговорить себя, отцу Ольги, отпустить Настю на каникулы в Швейцарию, кататься на лыжах, но с условием, что за все она заплатит сама. Борис Павлович и Прасковья Петровна родители Ольги, показали себя на отдыхе людьми неукротимой энергии, готовые веселиться каждую секунду отпущенного времени, неистощимые на выдумку, каждый день таил множество сюрпризов, что наполняли его, радостью превращая каждый в праздник. С утра, до обеда головокружительные спуски с белоснежных вершин, следом отмокание в новомодных горячих ваннах, на открытом воздухе, ну а вечером дискотека.

  На лыжи, Настя встала и поехала, причем сразу, ей всегда удавалось все, что связано с координацией и силой. Ольга даже обиделась, она годами училась, беря уроки у платных тренеров, и все эти болезненные падения и ушибы. А эта дылда, только одев ботинки, уже запросто и без палок, и сразу на красную. Хотя, она мгновенно нашла в этом много хорошего, не надо мотаться по синим трассам, ведь не бросишь подругу, а так можно сразу оторваться от родителей, и рвануть на самый верх, выпить там кофе с фруктами фондю, и вниз наперегонки.

  И вроде бы ни чего не предвещало беды, но как всегда это отвратительное «но». Все началось почти сразу, еще на ресепшене, когда вместо стандартного двухместного номера, с окнами на крышу бассейна, девочкам вручили ключи, от де-люкса с роскошным видом на Маттерхорн. Дальше больше, заискивающие улыбки официантов, подчеркнуто галантное внимание не знакомых мужчин, восхищенные взгляды женщин. Все вскрылось на третий день. С Настей сыграла злую шутку, та самая бросающаяся в глаза худоба, которой она так сильно стеснялась. Ее спутали с какой-то очень модной фотомоделью, известную только по псевдониму. Девочкам тут же выбрали по каталогу коктейльные платья, и вечерняя жизнь перестала быть томной. Их постоянно куда-то приглашали, на вечеринки, примерить, что ни будь в здешнем магазине, и поносить это не много, или попросту посидеть в баре. И Настя с Ольгой, из хулиганских побуждений, и без всякого зазрения совести, морочили всем голову, благо Ольга не плохо говорила как на немецком, так и на французском. Родители делали вид, что смотрят на все это безобразие, сквозь пальцы, но коктейли с мартини отслеживались скрупулезно. Справедливости ради стоит отметить, что Настя действительно как сестра близнец оказалась похожа на ту самую топ-модель, и ни чего такого за что настоящему разведчику, стало бы стыдно, не было. Она даже провела несколько мастер классов, тут же организованных каким-то предприимчивым дельцом, и что было удивительнее всего, ни кто даже не заподозрил подмену.

***

  Класс, вернувшись с каникул, не узнал сам себя. Пока Настя с Ольгой развлекались в Альпах, здесь все перегрызлись, Надя Сомугина разругалась со всей своей свитой, Олег Фролов подрался с Никишиным Сашкой, и оба отсидели трое суток, административного ареста в детской комнате местной управы. В общем, все кто не разъехался по далеким странам и курортам огромной страны, только и занимались, что ссорились, ругались и дрались. Так что четырнадцатого Января Настя вошла, уже совершенно в другой класс. Надя Сомугина соляным изваянием, сидела в гордом одиночестве, в безнадеге таращилась в окно. А вот Ольга мило беседовала с Олегом Фроловым, рассказывая о недавних похождениях, и еще посмотрела, так, со значением, мол «и не благодари».

  Праздники, как всегда пронеслись снежной метелью, и наступили серые будни, а Настя даже не заметила, когда они успели стать серыми. Когда ее стало тяготить грубость одноклассников, равнодушие учителей, даже подросшие котята уже не радовали, так как раньше. Это как в изумрудном городе, если замочек на очках сломается, ну скажем от временем и увидишь мир таким, какой он есть. Город скинул с себя праздничный костюм, укутывая депрессией улицы, и от этого становилось еще, более не по себе. Правда Ольга всегда рядом, да и по-настоящему захватывающие занятия в отряде Орленок, а еще вечно чему-то улыбающееся бабушка, в чьи добрые, как будто светящиеся из нутрии глаза можно смотреть бесконечно. Так что жить можно.

  День не задался с утра, для начала Настя опоздала на столь любимую ей географию, за обедом Ольга не поделилась своей котлетой, а как бы даже демонстративно ее съела, хотя раньше всегда отказывалась. Ну и финалом стал Олег, насильно навязавшийся в провожатые. Попытка отобрать рюкзак, якобы понести, была пресечена сразу, светская беседа не получилась, Олег пытался схватить Настю за руку, та ловко уворачивалась, и все довершала Ольга, откровенно веселившейся над парочкой.

  Хорошо бабуля всегда готова помочь, поддержать, успокоить.

  – Олег это тот, что умный.

  – Нет, умный, это Мишка, Олег красивый, ну изящный такой, веселый еще.

  – То есть, он тебе нравится?

  – Он что бутерброд с черной икрой чтобы нравится, – выдала Настя явно где-то подслушанный каламбур,– он друг, с ним дружить надо, каким бы он ни был. Тем более с другими друзьями у меня не густо.

  – А хотелось бы больше?

  Бабушка улыбалась всегда приятно смотреть, когда улыбаются. Они возвращались из магазина с полными сумками, добрую половину содержимого которых, составляло мясо, его Настя потребляла в огромных количествах. Это не проходило даром оно оседало на ее костях. Двери лифта открылись, под оглушительные удары в дверь. Старушка поспешила выйти, дверь ломали, но не ее, а соседки справа. На лестничной площадке топтались четыре агрессивно настроенных жлобоа. Самый здоровый из них, при помощи молотка, пытался раскурочить железную дверь, в области замочной скважине.

  – Немедленно прекратите! – воскликнула Людмила Петровна, ее аж трясло от возмущения. – Перестаньте ломать дверь сейчас же.

  – Она нам денег должна, – с кривой улыбкой и с крайней развязностью заявил, один из них демонстрируя какую-то засаленную бумажку, потом наигранно расхохотавшись прямо в лицо, добавил: – бабки должны платить бабки.

  – Кто вы такие? – на удивление спокойно, с какой-то даже твердостью заявила бабуля. – Я думаю, что монополия на насилие, находится только в руках у государства.

  – Монополия на насилие у меня, вот в этих самых руках, – второй лоб продемонстрировал молоток, и угрожающе за вращал им.

  – Вы не имеете никакого права.

  – И, что старая ты мне сделаешь, а вот я с ноги в одно мгновение, душу от тела отделю. И дверь выломаю, и телевизор заберем, а явятся ваши управские менты, так я им в рожу наплюю. Так что пошла, отсюда и девку, забирай свою.

  – Бабуль, эти дегенераты уже встали на скользкий путь правонарушений? – влезла в разговор Настя, она улыбалась, ой как не хорошо она улыбалась.

  – Чего? – попытался выдавить из себя, видимо самый сообразительный.

  – С вас, девять тысяч за изуродованную дверь, и я намерена их с вас взыскать, – Настя щелкнув пальцами и ткнула указательным в лицо владельцу молотка.

  Наглость тощей пигалицы огорошила, они просто остолбенели от такого вызывающего поведения. Вот что сейчас делать: бить ее, или просто дунуть, чтобы улетела. Правда эта мысль могла придти в голову к нормальному человеку. А это были коллекторы, здесь не было места для второй, конечно бить. Но как только один из, не прошенных гостей, подался вперед, чтобы предпринять хоть какие-то действия, получил болезненный улар ногой в область колена, и к своему немалому удивлению, стал заваливаться на бок. Второй получил отвлекающий шлепок слева, а справа сокрушительный удар в самый кончик подбородка. И всея масса сгрудившихся обломов попёрла веред, Настя отступала, ловко наскакивая и нанося удары. И враги как-то быстро кончились. Здоровяки, в самых нелепых позах, разлеглись на лестничной площадке, наша героиня оглядела поле битвы, осталась довольна. Ключом открыла квартиру зашла внутрь и почти сразу вышла, неся в руках пластиковые хомутики, оставшиеся от ребят тянувших компьютерною сеть. Затем по одному подтащив к перилам, стянула большие пальцы рук, этими пластиковыми удавками просунув сквозь прутья перил за спиной.

  – Ну что, перейдем к взысканию, нужно возместить нанесенный ущерб, – Настя полезла по карманам, выискивая искомую сумму, – бабуль принеси картонку от коробки из-под пылесоса. Обозначим этих субъектов какими-то особо гадкими словами.

  – Я тебя сволочь, все равно достану, – сквозь зубы прошипел очнувшийся облом.

  – А что тянуть, давай, доставай. Коле есть чего достать, – Настя присела на корточки, приблизившись к самому его лицу. Облом дернулся, наткнувшись на ее холодные глаза и резиново растянутую улыбку. Она извлекла из-за пазухи паспорт, явно приготовленный для использования. – Надо же детки, Никитка и Маша.

  – Не смей!

  – Тили, тили, бом, Закрой глаза скорее... – запела Настя песенку из кого-то ужастика и, заведя правую кисть за ухо, большим пальцем стала угрожать глазу. Потом левой, вскрыла веко, – за тобой крадется он, и вот-вот поймает.

  – Уберите эту ненормальную, – шепотом прокричал совсем не давний герой.

  – Тили-тили-бом, ты слышишь, кто-то рядом, притаился за углом, и пронзает взглядом, – Настя нажала на глазное яблоко. Бугай заорал.

  – Настя! – резким щелчком прозвучал окрик.

  Настя вздрогнула, поднялась и постаралась измениться в лице, не получилось, эмоция не отпускала. И с той же улыбкой безумия бросила:

  – И не дай бог рот откроешь, пойдешь по статье о домогательстве.

  Вот говорят: «говорить правду легко и приятно», так вот это про ту правду, в которую можно поверить. А вот если в нее поверить вообще не возможно, что тогда делать и стоит ли вообще говорить, рассказывать когда, даже существование такой реальности не привидится в кошмарном сне. Когда она находится, даже за гранью фантазии воспаленного мозга писателя садиста.

  Людмила Петровна с большим значением досыпала зерен в кофейную машину, намекая, что разговор будет долгим. Почти сразу кофеварка призывно пискнула, сигнализируя, что кофе готово и разговор можно начинать. Понимая, что всегда сложно заговорить первой, она начала с наводящих слов, подводя к такой сложной теме.

  – Я много в жизни видела, и в тюрьмах, в колониях, но такое, – старушка развела руками, – чтобы здоровенный мужик, обмочился только от детской песенки. От твоей песенки. Притом я абсолютно уверена, что ты очень добрая до нежности девочка, и смогла бы доверить тебе все, что у меня есть.

  – Хорошо, бабуль, я все расскажу, хоть поверить в это будет практически не возможно.

  – Боюсь, что в твоем случае, я уже поверю во, что угодно.

  – Ну, тогда запасись терпением, рассказ будет долгим. Я не могу объяснить, как это получилось, какие законы мироздания задействованы, в том, что произошло, мне это не известно. Но до нашей встречи я жила в другом мире. Совсем в другом, я не думаю, что это прошлое, не думаю, что это будущие, думаю, что это именно какой-то параллельный мир. Что у нас случилось, что пошло не так, я не знаю, атомная война, просто война, ни кто уже не помнит. Такое ощущение, что все оружие мира взорвалось в один миг, все кругом изрыто воронками как огород под картошку. И была легенда о поезде счастья, эдакий, сумрачный поезд несется через мост, так вот он оказался не легендой. И я попала на этот поезд и встретила там вас.

  – Помню, помню, особенно твой внешний вид. А почему тогда ты одна?

  – Это была тайна, то есть его многие видели, даже расписание было, он несся эдаким сгустком тумана. А вот способ как туда попасть, и был секретом, плюс связан со смертельной опасностью. Ребята что пошли вместе со мной, либо разбились, либо струсили, на последнее я очень надеюсь. Я до последнего ждала, на за ранние обговоренной станции.

  – А что пошли, что-то случилось? Ведь сам проход был опасен.

  – У меня бабушка умерла.

  – А что с ней случилось? Ведь смерть пожилых людей, к несчастью нормальна.

  – Да, нет, не нормальна. Ее парализовало, да и не всю, а только руку, она больше не смогла работать, взяла бутылку водки, какой-то иностранной, и ушла на мороз. Наутро нашли.

  – Какая страшная смерть.

  – Да, нет легкая, практически безболезненная, смерть свободного человека.

  – Но почему?

  – Она не хотела объедать семью, еды совсем мало, не можешь работать: ползи на кладбище, – слова Насте давались, совсем тяжело, она их выстругивала из себя острой щепою. – Мы в наших реалиях, считаемся очень состоятельными, мы смогли бы прокормить, но любой из наших поступил бы так же.

  – Господи, как такое может быть, – старушка положила голову девочки себе на колени и стала гладить.

  – Может, может, и рабство в ткацком цеху, и отпиливание ступней беглым, и каннибализм диких. Человек очень сильное существо, оказалось, что он может выжить практически в невыносимых условиях. Оказалось, что он даже не сойдет с ума, когда на его глазах, как на мясной бойне убьют всю его семью, разделают, и заготовят просто как еду.

 Слезы хлынули, их уже не было сил сдерживать. Настя уткнулась в коленки старушки, и еще целый час рассказывала, и Людмила Петровна уже не перебивала ее, о родственниках, о друзьях, о бесконечных дозорах, о набегах, о первой крови и горечи потерь.

  – Теперь понятно, откуда у тебя такая чистая душа, – проговорила бабушка, когда у Насти закончились слова, – доброта воспитывается тяжелыми испытаниями. Моя бабушка говорила, когда мы с сестрами ссорились: «Гитлера на вас нет». Ваш мир, мир добрых людей постоянно творящих зло. Я знаю, я видела людей в не человеческих условиях, но у нас это исключение из правила. У нас добрый мир, у вас злой вот только не понятно, что лучше для воспитания души.

  Они еще долго сидели, не зажигая света думая каждая о своем.

***

  Ранняя весна, да и не весна, а еще зима, но если сказать что она поздняя, то получится, что должно быть очень холодно, а ведь вовсе не холодно, а наоборот тепло, да и еще в феврале. В общем, в начале марта снег уже сошел, остался немного в поле да в лесу. Травка осторожно зазеленела, полезли веселенькие одуванчики, в роще стало потихоньку подсыхать и Настя начала бегать по утрам, теперь не надо после школы идти на стадион.

  Весна и на школе тоже от топталась всласть, сначала все пере влюблялись, потом переругались, потом вновь, практически все пали жертвами острых стрел Амура. И только по счастливой случайности обошлось без подражаний известным героем Вильяма Шекспира. Олег трижды порывал и вновь начинал волочиться за Настей, приводя в полный восторг Ольгу, которая в свою очередь была так психологически страшна, что к ней ни кто не рискнул, даже приблизится.

  Настя уже несколько раз ездила в Москву вместе с классом на экскурсии, в аэропорт, но вот по собственной программе еще пока не приходилось.
Людмила Петровна отмечала свои семьдесят пять и еще со вчерашнего дня она все время проводила с телефоном в руках, но так ни кто и не позвонил. Она глубоко вздохнула, и решила устроить праздник. А где устраивать праздники как не в Первопрестольной. С начала как водится культурная программа, Красная площадь, Алмазный фонд, Третьяковка, обед в Метрополе, а потом по магазинам.

  – Дорогая, день рожденья конечно у меня, но мне хочется сделать тебе подарок.

  – Подарок!? – очень искренне, по-детски, удивилась Настя, – у меня же все есть.

  – Ну, вот что тебе хотелось бы больше всего?

  – Новый барабан, настоящую саблю, красный галстук, и щенка-бульдога!

  – И выйти замуж? – рассмеялась старушка, распознав цитату, – я так поняла не зря Олежка к нам заходить начал.

  – Не, Олег меня опять бросил. Правда, чует мое сердечко, что это только до среды.

  – А вот смотри, – старушка увлекла Настю в павильончик увешенный имитацией оружия, – Вот ножи. Тебе же нравится, все такое, боевое.

  – Вот этот! – Настя почти сразу указала на одного, из хищно зубоскалящей стаи. – Покажите, пожалуйста.

  – Вообще-то это непростой… – начал продавец, подавая нож. Но сразу осекся, увидев хват девушки, та поднеся лезвие к самым глазам, стала изучать угол заточки и качество режущей кромки.

  – Да годная вещь.

  – И чем уж так он хорош? – спросила старушка, покосившись на ценник.

  – Холодная ковка, рисунок вертикальный, он лучше, чем горизонтальный, там есть свои особенности, правильная гарда, ручка из мягкой древесины, вот эта дуга хороша для реза, а вот этот изгиб… – Настя оторвалась от ножа, и посмотрела на бабушку, та улыбалась, и до нее осторожно дошло, что та ее не понимает.

  – Хороший анализ, вот только он не охотничий, и не туристический.

  – Вы ошибаетесь, это именно охотничий нож, вот только на самого опасного, и страшного хищника. Именно поэтому он так хорош, – у Насти горели глаза каким-то зеленым огоньком.

  – Дорогая, я так понимаю, нами найден идеальный подарок, очень качественный, очень дорогой, и абсолютно бесполезный.

***

  Пожилые люди всегда ворчат, они постоянно чем-то недовольны, низкой пенсией, неуклонно растущими ценами, и естественно молодежью. Особенно не нравится глупая музыка, громкий смех, вызывающее поведение, их очень возмущает, как можно так ходить, такое носить, и общее падение нравов. Хотя частенько, возникает осторожное ощущение, что это просто зависть к чужой цветущей молодости.
Веселье было в самом разгаре, еще только смеркалось, детская площадка превратилась в танцпол. Разношерстая толпа подростков праздновало счастливый финал очередного дня весны. Громкая музыка рвалась из автономной колонки, ну просто огромных размеров, и индикатор заряда аккумулятора сигналил, что вечеринка закончится еще не скоро.

  Местный «Домовой комитет» в составе завсегдатаев при подъездной лавочки негодовал.

  – Это просто безобразие! – факт запротоколирован.

  – В наше время такого не было! – подведен итог дискуссии.

  Настю всегда удивляло, такое расточительство времени, как танцы под громкую музыку, не посидеть спокойно подумав о важном, не поговорить, да и уши на утро как будто ватой забиты. Правда, как средство знакомства, как это было в Швейцарии, танцы еще можно оправдать, но не под этот промышленный грохот, которые некоторые считают музыкой. Здесь же смысла ни на грош, наглотаться каких-то таблеток, и скакать как бабуин всю ночь, а потом отсыпаться неделю, это для нее был явный перебор. Поэтому Настя с большим удовольствием ходила с бабулей в кино, чем вот так дрыгаться часами. Сегодня, был фильм про слепого писателя, тихий спокойный, почти андеграунд, но в конце, автором удалось зародить подозрения, что писатель вовсе не слепой, и она всю дорогу вспоминала все подробности, стараясь поймать, на обмане, и не могла. Поэтому находилась в прекрасном настроении. И на беснующийся молодняк смотрела со снисхождением.

  – Людмила Петровна вот полюбуйтесь, вчера на Школьной безобразничали, сегодня видимо у нас. И ни кто им не указ. Каждый день на новом месте. Дождутся, когда управа закроется. И взгляните много как, и куда смотрят родители. Вот ваша Ксения не занимается этим.

  Вывалила все свои мысли соседка справа, хозяйка изуродованной двери.

  – Да сейчас разберемся, – Настя давно хотела объяснить, кто в доме хозяин, и вот подвернулся удачный случай.

  – Дорогая, не лезь, я всю жизнь работала с трудными подростками. Я не очень одобряю твои методы, но заметь, высоко ценю умение, и просто восхищаюсь навыками. Поэтому пойди поставь лучше чайник.

  Настя, пожала плечами, и пошла домой. Там осталась, не дочитаны «Мертвые души», книга понравилась, и ей очень хотелось за сегодня ее добить, чтобы завтра взяться за «Морского волка» Джека Лондона. Да и фильм с сети нужно скачать, чтобы поймать режиссера на горячем. А то будет тут он про слепых втирать. А пинать беснующуюся молодежь, не совсем спортивно, и даже не интересно.

  Захрустел замок входной двери. Бабуля серой мышкой просеменила на кухню и затихла. Настя, заподозрив не ладное, пошла посмотреть. Людмила Петровна сидела за столом, не зажигая света, и гипнотизировала уже вскипяченный чайник.

  – Что случилось бабуль?

  – Хотела доказать что мол, и мы когда-то, были рысаками, ошиблась. Но ты не лезь их уже не переделать, им с самим собой жить всю жизнь, всю оставшуюся жизнь.

  – Бабуль я боюсь это вообще нормально. У нас в классе Ольга да Мишка с Олегом другие, а остальные такие же.

***

  Вот как бы ты не готовился к беде, как бы, не подкладывал соломку, она всегда приходит внезапно, как снег на голову как селевой паток, что сносит все на своем пути и хитроумные волнорезы, и мосты, и подстилочки из жиденького сена.

  Только начался третьей урок, еще не во всех классах учителя навели порядок, как Малягину Ксению, по общей связи вызвали к директору, при том не просто так а срочно. Настя оглядела класс, пожала плечами и пошла, припоминая все возможные грешки, за которые вот так, посреди урока могут вызвать. Причем срочно, не послали школьника или на худой конец секретаря, а ославили на всю школу. С другой стороны это сигнал что неважно, где ты, и что делаешь, бросай все и бегом к директору. Это «Срочно» насторожило и Ольгу. Она, пораздумав с минуту, даже не спрашиваясь у учителя, кинулась вслед за подругой.

  Лет тридцать назад в ходе глобальной реформы местного самоуправления, некоторые функции полиции передали на места, возложив их на плечи избираемых представителей, урядников, которые уже сами решали, как поддерживать порядок и спокойствие. Поначалу любители американского кино, пытались окрестить их шерифами, а его подчиненных копами, поскольку, сам статут был практически, до буквы списан с заокеанского. Но это не прижилось. Очень фактурное слово – «урядник» одержало победу, а управу стали называть, уже успевшим позабыться словом «милиция».

  В кабинете директора, сидел как раз вот такой урядник, при появлении Насти он встал, сделал несколько шагов на встречу, взял ее за плечи и заглянул в лицо:

  – Ксения ты должна быть сильной, – с каким-то нажимом проговорил он.

  – Что с бабулей? – у Насти похолодело все в нутрии, кровь отхлынула от лица, зубы не произвольно скрипнули. Она сжала левую руку в кулак.

  – Нам надо ехать в морг на опознание, – вместо ответа проговорил он,- по закону только ты можешь опознать ее. Мне очень жаль.

  Показалось, что Настя не услышала этих страшных слов. Она так и осталась стоять посреди кабинета, лишь прижала правую руку к груди. Светлана Геннадиевна взяла в руки заранее подготовленный стаканчик валерьянки, и передала его уряднику, тот девочке.

  – Мне не надо быть, я и так сильная, – Настя отстранилась от успокоительного. Она не выглядела взволнованной, лишь глаза выдавали, что реально происходило душе. В таком состоянии очень тяжело успокоить сердце, что рвется наружу, выронить дыхание, унять дрожь. И быть сильной, что бы это не стоило, – я готова. Могу поехать прямо сейчас.

  – Может пригласить психолога, – предложила директор школы Светлана Геннадиевна, – Татьяна Николаевна, прекрасный, специалист и педагог.

  – Да, нет, спасибо, я действительно справлюсь. Вот если Ольгу Шмелеву, отпустить с уроков, если она захочет, конечно.

  Ольга, захотела, она уже сидела на диванчике в предбаннике там, где обитает секретарь, и увидев страшные глаза Насти едва смогла прошептать:

  – Нет.

  – Да Оль. Да, я во второй раз осиротела. Надо ехать в морг на опознание, поехали со мной, а то…

  Что случиться в противном случае, если Ольга не поедет, Настя сказать не успела, или не смогла, поскольку та сразу вцепилась в левую руку подруги. Тут же став названивать Олегу, чтобы тот собрал рюкзаки и не ждал их в школе, а отнес их по домам.

  Автомобиль урядника стоял на школьной стоянке, Bentley стоящий целое состояние, его всем городом покупали в складчину, и символически передовая ключи, Голова города сказал, что человек облеченный такой большой властью, не должен думать о мирском. Должность эта не отличалась большой популярностью из-за огромной ответственности и скромным доходом. Но к счастью, под рукою всегда были военные, те кто, дослужившись до капитана, возвращается домой, кто разжалованный, кто по ранению, а кто и в цинковом гробу. У Михаила Федоровича было и то, и другое, и почти третье, а еще вся грудь в орденах, и неоспоримое право нести знамя победы на девятое Мая.

  Морг совсем не далеко, но как идти пешком, Настя впервые оправдала существование так нелюбимых ею автомобилей. Урядник, открыл дверцу, девочки, не торопясь протиснувшись во внутрь сели на задние сидение. Ольга не ослабила хватки на левой руке, она очень боялась, но ни на секунду не могла представить, что вот сейчас можно оставить подругу, и от этого ее поддержка была еще более ценной. Настя снова не одна, а значит нужно переживать и за Ольгу тоже, это всегда сильно отвлекает от самых страшных мыслей. Ехали, молча, начать говорить ни кому не хватило сил. Главу административно-судебной власти в виде исключения, впустили на территорию больницы. Здесь на самом отшибе как будто специально, вдали от людских глаз и находится здание, куда вряд ли кто-то захочет попасть по доброй воле. Оно выкрашено в нейтрально серый цвет, причем целиком, вместе с дверьми и окнами, чтобы ни чего не бросалось в глаза, чтобы самый рассеянный человек не зашел сюда даже по ошибке. Внутри, как и полагается все, нарочито чисто начиная от стен облицованные до потолка белоснежным кафелем, до носилок и пластиковой мебели. Все вымыто и вычищено до ощущения стерильности в каждом миллиметре. Зловещая дверь шарового цвета с овальным окошком и ручкой, за которую больно даже взяться, от пропитавшего ее горя, скорби и отчаянья. Перед ней нет, не стулья, кушетка с тонким ортопедическим матрасом, что тоже обтянут, в подчеркнуто белоснежную простыню.

  Настя споткнулась о дверь.

  – Подожди меня здесь, – сказала она, усаживая Ольгу, и стараясь не смотреть ей в глаза, – я сильная, я выдержу, а вот тебе стоит ли на это все глядеть. Посиди здесь, я быстро.

  Михаил Федорович открыл дверь. Впереди точно такое же, как и все, стерильное помещение, с пробивающей ознобом прохладой, и стеною прямоугольных ящиков пеналов. У одного из них стоял юноша в белом халате, с безучастным видом, и с усталостью в каждом движении. Девочка, не чуя под собой ног, не много пошатываясь, подошла поближе. По команде урядника, сотрудник морга потянул ящик на себя, и когда тот выдвинулся на нужную длину, откинул ткань с лица. Сердце понеслось куда-то в низ. Все лицо оказалось одним большим синяком, со шрамами от орудий преступления, но легко узнаваемо.

  – Да это Людмила Петровна.

  Ящик встал на место. Настя на ватных ногах вышла из комнаты.

  – Ксения нужно подписать некоторые документы, – твердо и, тем не менее как-то нежно проговорил Михаил Федорович, – послезавтра, похороны как с деньгами.

  – Деньги есть, – Настя изо всех сил пытается сдержать дрожь. Ольга опять вцепилась в левую руку, и ее ни в коем случае не стоило пугать.

  – Может понадобиться много, – урядник специально пустыми вопросами хотел отвлечь Настю от горечи мыслей, и, заставив думать, вывести из эмоционального шока.

  – Бабуля не делала секрета, ни в количестве, ни в их месте нахождения.
Михаил Федорович оторвался от документов, Настю медленно поглощала черная пустота. Ну, вот и слава богу, стала отходить. Часа через два будет откат. Ей бы сейчас одной только бы не остаться. Но вроде вон подруга не плохая есть.

  – Удивительное доверие, – урядник постарался перейти на рабочий тон, но не смог. Вот вроде, сколько он своих ребят привез, вот так, из далеких пустынь, болот, да джунглей. А все равно тяжело как в первый раз, – по закону, ты можешь самоопределяться, это означает что решай сама, будешь ли жить самостоятельно, там где прописана, или пойдешь под крышу государства, в «Теплый дом» там в принципе тоже не плохо, тебе может даже понравиться. Помогу с пенсией, постараюсь выбить пособие, если пойдешь дальше учиться, а на бюджет не попадешь. И помни, что до двадцати одного года официально я являюсь твоим опекуном. Ну не я как физическое лицо, а как урядник. Правда, если через год снова переизберут. Так что обращайся напрямую ко мне по любому вопросу.

  – Спасибо, – еле слышно выдавила из себя Настя.

  Через пятнадцать минут, когда с формальностями было покончено. Ольга вызвала такси, и, посадив туда Настю, отправила ее домой. Сама не поехала. Она тоже отошла от первого шока. И явно что-то задумала.