Glucklicher Mensch - часть первая

(история человека, с которым постоянно шутил Бог)

"Если Всевышний с кем-то шутит, Он делает это серьезно".

Старинная еврейская поговорка

Вместо предисловия

Евреи - очень странный народ. Они как будто специально хотят отличаться от других народов во всем, в любой мелочи. У других выходной по воскресеньям, а у них - по субботам. У других - покойных хоронят в праздничной одежде и в роскошных гробах с кисеей и бархатом, у них же - одежда для умерших самая обыкновенная, а тело заворачивают в белую длинную ткань. Пишут не слева направо, а справа налево, алфавит и вовсе диковинный, как червячки черные по бумаге разбегаются.
Или вот еще диковинка какая у евреев есть... Для большинства народов число 13 - несчастливое число, несущее беды и всяческие невзгоды, число самого Дьявола, день казни рыцарей-храмовников, пятница,  13-ое и все такое...
А у этих, ишь ты, - 13 самое что ни на есть счастливое число. Еще и объяснение религиозное придумали. Дескать, и колен Израилевых было тринадцать, и у Всевышнего тринадцать качеств присутствуют, и обряд бар-мицвы (совершеннолетия) для мальчиков в 13 лет и один день они празднуют. Даже в символике чисел иудеи хотят отличиться, выделить себя из общей массы народонаселения Земли...


Человек был очень стар. Вот уже 99 лет, как его глаза смотрели на этот мир, и все эти 99 лет он каждый день в своих мыслях благодарил Всевышнего за великий дар - возможность еще раз встретить рассвет, еще раз вдохнуть свежий утренний воздух, еще раз услышать шум окружающей жизни, будь то отвратительные звуки просыпающегося лагерного барака или назойливое гудение современной городской автострады.


Старик был красив особой красотой, красотой увядающей старости. Такая красота свойственна потемневшим полотнам голландских мастеров или благородной патине венецианских серебряных статуэток времен Возрождения. Семитская горбинка острого носа, седые мохнатые кустистые брови, обветренное и опаленное солнцем лицо прорезано глубокими морщинами, покрытая пигментными пятнами кожа на руках напоминает древние свитки Торы с берегов Мертвого моря. И на фоне всего этого векового, библейского великолепия - молодые, чрезвычайно живые и любознательные темно-коричневые глаза.            


Он сидел на террасе комфортного бунгало на берегу океана и жадно, до головокружения, вдыхал бодрящий, соленый на вкус, пахнущий водорослями морской бриз. На столике возле ротангового кресла стояла кружка с его любимым напитком - кофе по-варшавски. "Запомни, Яков, с этим кофе лучше всего кушать свежие рогалики с корицей. Когда ты женишься, я обязательно научу твою жену как правильно печь такие рогалики, чтобы они были ровной формы, одинаковые по размеру и обязательно, слышишь, обязательно с поджаристой, хрустящей корочкой", - говаривала его мать, пани Бухштейн, владелица маленького бакалейного магазинчика в варшавском Старом Мясте. Мечта мамы так и не сбылась, она не дожила до его женитьбы. Он так и не узнал, где и как закончился ее жизненный путь: на кровавых улицах варшавского гетто или в зловонной печи концлагерного крематория. Секрет вкуснейших рогаликов пани Бухштейн ушел с ней в могилу...


Он всегда поражался парадоксальному свойству человеческой натуры - способности мгновенно вызывать из самых отдаленных уголков кладовой памяти самые неожиданные воспоминания. Вот и сейчас он практически с кинематографической точностью вспомнил маленькую кухню, стол с раскатанным на нем тестом для рогаликов, передник в муке, большие, натруженные мамины руки...


Да, жаль, что тело человека стареет гораздо раньше, чем его душа, подумалось старику. Он с сожалением посмотрел на изуродованные артритом пальцы рук, на выступающие вены худых ног, спрятанных в свободных хлопковых шортах. Взгляд остановился на предплечье левой руки, на синих, уже истершихся от времени, но все равно заметных внимательному взгляду цифрах, клейме всей его жизни. Шести цифрах, определивших ее ход...


Старик вздохнул, потянулся всем телом и откинулся в кресле. Сегодня он чувствовал себя особенно уставшим. Видимо, сказывается перемена погоды. Еще вчера берег захлестывали огромные океанские волны, темно-зеленые от гнева на все окружающее, а уже сегодня свежий морской ветерок бережно касается лица, а океан умиротворен и нежен, как женщина после внезапной утренней любви.


Он прикрыл глаза и, убаюкиваемый мерным шепотом прибрежных волн, погрузился то ли в сон, то ли в воспоминания...

(Продолжение в следующих частях)