Glucklicher Mensch - часть четвертая

- Ладно, посмотрим, что тут у тебя, - продолжая недовольно морщиться, сказал Хекёр и начал рассматривать грязноватые бумажки, протянутые ему венгром. Его брови изумленно поползли вверх.


На добытых неведомыми путями обрывках бумаги были рисунки. Некоторые были написаны простым карандашом, а некоторые - обычным углем. Рисунки были превосходны. Свободная, уверенная техника, четкие, выверенные штрихи, никаких второстепенных деталей... В основном портреты. Причем в них не было ничего карикатурного или гротескного. Портреты заключенных и охранников, офицеров СС и обслуживающего персонала, сделанные практически с фотографической точностью... На одном из рисунков Хекёр узнал самого себя, и он ему очень понравился.
Оберштурмфюрер прекрасно понимал, насколько тяжело было нарисовать эти портреты. Малейшее подозрение со стороны охраны, что заключенный занят чем-то посторонним, и смерть неминуема. Наверное, рисовал ночью, по памяти, при свете украденной где-то свечи, подумал Хекёр.


Оберштурмфюрер оценивающе взглянул на заключенного номер 131313. Юноша смотрел в глаза всесильного адъютанта коменданта лагеря, и в его взгляде не было того животного страха, присущего большинству обитателей концлагеря. Но и отчаянно храбрым этот взгляд тоже назвать было нельзя. Скорее, это был смиренный взор невыносимо уставшего человека, каждый день ожидающего встречи со смертью и смирившегося с этой скорой встречей.

- Это твое? - по-польски спросил Хекёр.
- Мое, - бесхитростно ответил заключенный 131313.
- Зачем тебе это? Тебя же могут за них убить.
- Не знаю, они красивые...
- Кто красивые? - непонимающе переспросил Хекёр.
- Люди. Люди - они ВСЕ красивые. Вот я их и рисую. Я всегда их рисую, с самого детства...
- Ты не боишься смерти?
- Очень боюсь...
- И все равно рисуешь?
- Да...


Ответы Счастливчика были спокойны и искренни. Было видно, что заключенный готов к любому исходу своей судьбы.

- Ну, так что, герр оберштурмфюрер, в трубу его?


От перспективы наконец-то покончить с проклятым Glucklicher Mensch капо Жегошь забыл о дисциплине и позволил себе обратиться к начальству без разрешения, даже слегка дерзко. Осознав это, он тут же похолодел от страха, когда холодный и задумчивый взгляд Хекёра остановился на нем самом.
Но оберштурмфюрер вновь посмотрел на рисунки, на заключенного, поднял глаза на светло-голубое майское небо, покосился на свои новенькие серебряные ромбики на петлицах эсэсовского мундира, а затем промолвил:

- Да, капо, мы его примерно накажем. С сегодняшнего дня заключенный 131313 назначается старшим по команде, отвечающей за уборку помоев из офицерской столовой. И, вот еще что, Жегошь... Не дай Бог, я узнаю, что мое распоряжение не выполнено, то в трубе окажешься ты...
 
И, увидев изумленную нерешительность венгра, не понимающего за что в очередной раз так повезло Счастливчику, резко и командно:

- Verstehst du? Fuhre durch! Schnell! - Понятно? Выполнять! Быстро!



Из ненаписанного дневника Якова Бухштейна, заключенного номер 131313 по кличке "Счастливчик":

"Сегодня утром я понял, что все кончилось. Необычная тишина накрыла лагерь. Не было ни привычных команд капо, ни захлебывающегося от ярости лая овчарок, ни тихого и мерного гула строящихся в колонны заключенных. Я подполз к двери и осторожно выглянул наружу. По пустому аппельплацу белыми птицами летали листки бумаги, в грязных лужах плавали какие-то тряпки, сырой и холодный воздух был пропитан запахом гари. Тишину лишь изредка нарушало резкое карканье ворон, темной тучей кружащих над "Ямой мертвецов" за крематорием.

Мне захотелось закричать, завыть, зарыдать во весь голос. Я жив! Жив! Жив! Жив! Пришлось прокусить до крови руку, чтобы это не вырвалось из пересохшей глотки... А вдруг ОНИ еще здесь, просто ждут, когда кто-нибудь выползет под дула автоматов из дверей чумного барака? Ну нет, вон вдоль стен бредут какие-то полосатые тени, и никто в них не стреляет. Я жив...".    

(Продолжение следует)