Часть 15

Когда, нагруженная бутылками, я вхожу в номер, у меня в душе холодеет. Женька курит в открытое окно, у нее напряженная, прямая спина, не та, что должна быть летом на юге. Я все же ее хорошо знаю. Босоножки, ее любимые, между прочим, валяются на пороге. Не стоят, как она любит, на почетном месте, а валяются.
- И что это значит?
- Мне сделали предложение… - она отворачивается к окну, окутываясь облаком дыма, - я приняла его. Костя подарил мне пятикаратник, не поверишь, руку оттягивает. Если буду носить все время, превращусь в гориллу…
- И?
- Я приехала прощаться, Козлик. – она поворачивается ко мне. – Ты же умная, ты поймешь. Я уже и вещи перевезла к нему. Чтобы при тебе это не происходило… У меня бы сердце не выдержало тогда.
Вместо ответа я выгружаю на стол бутылки. Женька подходит, очень ловко вкручивает штопор в пробку, уж этому мы за войну научились, вынимает пробку, наливает стакан и почти полностью выпивает залпом. Опять закуривает. У меня пусто в душе, еще бы, только что у меня отрезали половину.
- Женя… - обычно я ее называю лахудрой или просто «эй, ты», - Женя, а как мне теперь? А как нам? Ведь мы же уже закончились… - против воли я начинаю плакать, слезы так и текут по щекам, я даже не пытаюсь их остановить.
Она тушит сигарету, поворачивается, и она тоже плачет.
- Я не знаю, Козлик… Я его люблю, я тебя люблю…
- Что мне теперь делать?
- У тебя вот ухажер появился…
- Это было десять минут назад. Тогда у меня был тыл, куда отступить, поплакать, подумать, где все свои. Теперь у меня сзади пустота.
Ее тон становится таким, каким он бывает у меня, когда я по-настоящему злюсь.
- За тобой всегда буду я. – Женька ревет уже во весь голос. – Всегда! Ты сама меня учила такому, я умру за тебя, я убью за тебя!
Вместо ответа я плачу уже навзрыд. Она тоже не сдерживается. Я плачу за столом, она на диване.
- Что мне теперь делать? Как мне дальше жить?
В ответ всхлипывания и подвывание.
- Я же одна вообще остаюсь… Женя…
- Лизка… У тебя, с этим, контуженным, все получится, и я всегда прилечу по первому звонку, ты же знаешь.
Вместо ответа я всхлипываю.
- Восемь лет, Женька, восемь, их же не выкинешь из жизни… Ты – часть меня.
- А думаешь, мне легко? – она опрокидывает еще стакан вина. – Пока ты здесь с дельфинами резвилась и трахалась в свое удовольствие, у меня каждый день истерики были. Просто чтобы ты знала.
- Налей и мне, нечего в одно горло жрать, - я сморкаюсь в салфетку и вытираю глаза, - стучаться стаканами не будем, - предупреждаю сразу, когда Женька разливает остатки вина из первой бутылки.
- Не на поминках же… - она пытается улыбнуться.
- Заткнись.
- Нас же в таком молотило… - Женька подает всхлипывающий голос. – В таком молотило… И я до конца жизни буду гордиться, что у меня была ты, моя смелая, умная, бесстрашная Лизка.
- Мы на войну ездили, помнишь? – я вяло улыбаюсь.
- Ты сука отбитая, ты знаешь?
- Я знаю то, что ты со мной все обстрелы пережила, и кто из нас сука отбитая? – я вливаю в себя вино, хотя знаю, что у меня на руках мой любимый, мой брат, и их взаимоотношения, и лучше их вообще не обострять, а для этого нужна трезвая голова. Но сейчас это…
Комната тонет в сигаретном дыму, ее по-прежнему прямая спина, как струна, как спицу вставили.
- Ты часть меня, точно как и я часть тебя, - сквозь слезы говорит Женька, которую по счету она сигарету курит? – Отпусти меня, Козлик.
Я не перестаю плакать. Встаю и подхожу к ней. Размазываю сопли и слезы по щекам, прижимаюсь к родной спине, крепко обняв ее за талию.
- Женя, лахудра, дурочка моя родная, я тебя никуда не отпущу… Ты всегда будешь рядом со мной… У тебя же с ним серьезно?
Она кивает, не поворачиваясь.
- Первой будет девочка… Я беременна, Лизка! – вот тогда она поворачивается, и сквозь слезы такое счастье бьет, что я тоже начинаю смеяться.
- Я ношу его ребенка! Девочку! Он так хочет дочку, и я подарю ему дочку! Второй месяц! И назову Лизкой, и ты уже крестная, так и знай.
Вместо ответа я просто теснее прижимаюсь к ней.
Потом мы выпили еще две бутылки вина. Это конечно, не красит будущую мать, курить и пить до утра почти, я уже примерила мысленно маску будущей строгой надзирательницы над приемом витаминов, ограничения в еде, питье и курении – вообще запрет – регулярных консультаций у гинеколога, и вообще, роль старшей в этом процессе. Картинка меня порадовала. А наклюканная уже Женька бормочет сквозь сон:
- Ниче, за крайние дни у тебя оторвемся так, что нас годами вспоминать будут…
- Спи, кикимора, - тоже сквозь сон бормочу я.