Где находится голова хвоста

     Вряд ли по названию рассказа догадаешься, о чём пойдёт речь.
     А речь пойдёт о дороге. До семи лет по этой дороге приходилось ездить три-четыре раза в год в режиме «туда-обратно». Ездили втроём: я, бабушка и дедушка. Последняя детская поездка состоялась в 1967 году, следующая - только в мае 1978 года. Название этой дороге, от века – железная.
      Первой поездки на поезде я не помню. В сознание же'лезная дорога вошла незаметно. Существует, вот, такая дорога. Называется железной.
    

     Жили в Свердловске. Екатеринбург теперь. Многочисленная наша родня жила в городе Богдановиче, в ста километрах от Свердловска. В гости к родне ездили поездом. Город назвали в честь Евгения Богдановича. Почему? Объясню.
     В 1864—1865 году Вятскую и Пермскую губернии накрыл неурожай. Потому-то в январе 1866 года по приказу министра внутренних дел России П.А. Валуева, велено было порешать вопрос о проблемах с продовольствием. Поручили это генералу от инфантерии Евгению Васильевичу Богдановичу. А уже в марте Евгений Васильевич доложил, что решить вопрос можно, если построить железную дорогу из внутренних губерний до Екатеринбурга, а потом и дальше до Тюмени. В апреле 1868 года Богданович получил разрешение на экспедицию в эти районы.
    Прошло семнадцать лет. В 1885 году газета «Екатеринбургская неделя» написала об открытии железной дороги.
     За заслуги Евгения Васильевича Богдановича перед отечеством, основанную в 1885 году узловую станцию Оверино Уральской железной дороги, назвали в его честь. Так появился на карте город Богданович.
 

     В детстве, узнав, что  в ближайшее время едем в Богданович, я торопил время и ждал того дня, когда я окажусь в вагоне. На это время я забывал о самолётах.
     На вокзал прибывали с большим запасом по времени. Иногда это было продиктовано тем, что поезд отправлялся вечером или даже ночью. Билеты заранее не приобретали. Потому и приезжали на вокзал заранее. Дед шёл в кассы, а я и бабушка отправлялись в буфет. Там покупали мне стакан томатного сока. Казался он неимоверно вкусным. Стакан сока стоил одиннадцать копеек. Но сок был несолёный. Потому на прилавке стояли баночки с солью и водой. В воду опускали чайную ложечку, после того, как размешаешь соль в  стакане. Бабушка брезговала. Боялась, что кто-нибудь, отпив сок и поняв, что в нём не хватает соли, опускали ложку, как говорила бабушка, в «занюханный» стакан. А ещё покупали коржик. Коржик на вокзале  вкуснее тех, что покупали в буфете какой-нибудь столовой. И сахара на нём было больше.
    Уже с входа в вокзал я погружался в таинственный мир железной дороги. Всё было необычным: тоннель, по которому  шли к своему поезду, стоящему где-то на платформе; специфический запах сгоревшего угля; блеск отполированных рельсов; черномазое страшилище паровоз. Иногда вдоль платформы медленным ходом долго и нудно тянулись товарные вагоны. А перед этим, откуда-то сверху, гнусавый голос диктора предупреждал, что по такому-то пути проследует товарный поезд. Порой доносились непонятные обрывки речи – это невидимый станционный громкоговоритель давал кому-то непонятные указания.
    Поражали силачи-носильщики в фартуках. На груди у них висела бляха с номером. Впечатляла их телега, на которой всякой поклажи было наложено выше меня. На плечах у них, как гирлянды висели чемоданы. Таких силачей можно было увидеть только на вокзале.
    Пугал «эшелон» телег с мешками, который по перрону тащил за собой небольшой колёсный трактор. Появлялся он на перроне невесть откуда. Я думал, что заезжают они на платформу через туннель. Но как они проезжают по ступенькам?  Люди сторонились, уступая дорогу. Дед сказал, что это посылки и письма из почтовых вагонов выгрузили или будут загружать. А заезжают в конце платформы. Там место специально оборудовано. Даже сходили и посмотрели. Видимо, когда предстояло ехать поездом местного формирования, приходилось долго ждать отправку. Летом с дедом в таком случае гуляли по платформе. А я расспрашивал деда о назначении всяческих деталей вагона.   
    Вдруг до ушей долетал чередующиеся глухой и звонкий звуки, будто ударяли по железу. Это обходчик вагонов с молотком стучал по колёсам и буксам.Смешным показалось слово "букса". Дед сослался на немецкое происхождение этого слова, означающее - коробка.  Дед дал детальное разъяснение смысла этой, казалось бы, глупой работы. Был момент, и я захотел стать осмотрщиком вагонов. Дед смеялся тогда надо мной.    

    Вот и наш вагон. Бывало, что собиралась очередь у входа. Тётенька в форменной одежде просит показать билеты. Кто-то их приготовил заранее. Иные, судорожно роясь по карманам или сумкам, искали ту заветную, с дыркой в центре, картонку, которая давала возможность зайти в вагон. На этой картонке иголочками были проткнуты мелкие дырки. При рассмотрении билета на свет, можно было понять, что это буквы и цифры. Дед, на мой вопрос о том, как удаётся так ровно прокалывать дырки, говорил, что делают это компостером. Что за компостер – было совершенно не понятно. Так же я не получил ответа про назначение дырочки в центре билета. Теперь, конечно, знаю.
    Мы входим в вагон. В зимнее время, только открыв дверь в тамбуре, в лицо ударял тёплый воздух. В вагоне тепло, а потому кажется невероятно уютно.  И это создавало какой-то необъяснимый комфорт. Специфический запах, к которому подмешивался запах табачного дыма. Курили в вагонах во времена моего детства. Всё казалось необычным. И полки и светильники. Раскладывающиеся боковые места. Топка с котлом для горячей воды. Даже туалет казался необычным.

     Чаще ездили в общих вагонах. Иногда в плацкартных. И довелось даже ехать  в купейном. Купейный вагон поразил меня своим уютом и очень мягкими сидениями. На этом поезде до Свердловска доехали очень быстро. Я не успел насладиться поездкой. Поезд ни разу не остановился. Так я узнал о существовании скорых поездов. А обычные поезда, как говорил дед, останавливаются у каждого столба.

     Довелось проехать и на автобусе. Автобус марки Икарус. В ту поездку мы встали на переезде в районе Курманского разъезда. Перед шлагбаумом наш автобус остановился первым. Я рассматривал маленький домик, который стоял у самой железной дороги. Расспросил деда про этот домик, про человека, который стоял на переезде с флажком до тех пор, пока не проследовал поезд. Человек ушёл в домик, а шлагбаум  после этого открылся. Я спросил у деда, почему у этих ворот такое странное название. Дед опять сослался на немецкое происхождение этого слова.  В переводе с немецкого это означает упавшее дерево.   Дед остаток пути до Богдановича рассказывал мне о том, зачем и как работает вся эта система, и откуда этот человек узнаёт, что скоро прибудет поезд.
    Меня так зачаровал этот, почти игрушечный, домик у самой дороги с его дымящейся трубой. Закралась мечта: вырасту и буду работать на переезде и жить в таком домике. Поделился неожиданно возникшей мечтой с дедом. Тот смеялся:
- Фантазёр ты, Виталька! В этом домике не живут. Люди сюда на работу приходят. А живут в нормальных домах.

    В те годы до Богдановича езды поездом не больше четырёх часов. Может чуть меньше. Ездили обычно вечерними поездами. Это не пугало. Бабушкин брат жил не далеко от вокзала. А потому проблем не было. Хуже было в позднее время возвращаться в Свердловск. До Химмаша пешком ходить не решались - далеко. Если так случалось, то ожидали на вокзале начало работы городского транспорта.
   
    Волей судьбы, летом 1982 года я оказываюсь в поезде номер 137 Свердловск – Приобье. В начале летнего сезона на этом направлении пассажиров мало. Зато в сторону «большой земли», так называли северяне европейскую часть России, шли поезда под завязку набитые пассажирами. Люди ехали на юга погреть промёрзшие тела после суровой зимы тюменского севера.

    Я ехал в Нягань, к родителям на каникулы, с целью подзаработать в бригаде плотников-бетонщиков. Или в другой бригаде, где за работу платили достойные деньги.

    В купе нас было трое: я, мужчина и молодая женщина. Ей, думаю, было чуть больше тридцати.

    Когда я зашёл в купе, на своём месте сидел мужчина лет пятидесяти. Вещи его уже прибраны.
    Я поздоровался:
      - Добрый вечер.
      - Добрый. Меня зовут Сергей.
      - Меня Виталий, - представился я.
      - Далеко следуешь? - сразу на «ты» перешёл Сергей.
    Мне было всё равно: на «ты», или на «Вы» будут обращаться ко мне. Я молод,а потому без претензий.
      - До Нягани, на каникулы к родителям, денежек срубить. - ответил я.
      - С родителей срубить? – он заржал, явно понимая, что ехал я работать, - а я почти до конца, до Сергино. А вообще-то я уже неделю трясусь по поездам. Из Хабаровска от брата еду.
     Он, было, начал рассказывать о том, как его вымотала такая дальняя дорога, что ещё сутки придётся спать на вонючем пролёжанном  матрасе, как «с платформы говорят», что наш поезд через пять минут отправляется, а провожающих просят покинуть вагоны.


     Неожиданно в дверном проёме нарисовалась женское личико.
      - Фу! Еле-еле успела, - переводя дух, выпалила женщина, - здравствуйте, меня зовут….
     Она не успела произнести имя, как Сергей вставил свои «три рубля»:
      - Давай я отгадаю твоё имя. Тебя зовут Таня, - не задумываясь, выпалил Сергей.
    Попутчица засмеялась:
      - А вот и не угадал! – тоже на «ты» ответила незнакомка.
    Она кокетливо повертела глазками.
      - Я - Виктория! Но можно просто: Вика, - торжественно заявила не то женщина,не то девушка.
    Обручальное кольцо на пальчике отсутствовало.
    А я про себя отметил, что предо мной, в лице Сергея, человек, тоже заклинивший на имени Таня. Была, наверно, в его жизни Танюшка, которая оставила неизгладимый след в его душе. А может жену так зовут. 
 
    Вскоре пришла проводница. Выполнила свои должностные обязанности: забрала билеты, выдала постельное бельё. Рубль тогда это стоило.
    Мы переоделись, застелили постели. Проветрили вагон от поднятой пыли. Благо - лето, и окна вагона разблокированы от зимней спячки.
     - Чай будете? – спросила, пробегавшая мимо купе, проводница.
Получив наше согласие, умчалась дальше по вагону.
    Вскоре на столе стояли три стакана, облачённые в ажурные металлические подстаканники. Они давно в быту вышли из моды. Теперь только на железной дороге можно было увидеть эти артефакты. В нашей семье был один. Деду кто-то дарил. На нём была дарственная гравировка.


    Засуетилась Вика. Зашуршала пакетами.
      - В дороге можно позволить всё, даже очень поздний ужин, хоть это и вредит фигуре, - озорно заявила наша попутчица.
    На столике начала расти гора продуктов. По купе расползался запах жареной на гриле курятины. Эта гора продуктов, по мнению Вики, никак не могла повлиять на её фигуру. Кстати сказать, девушка ладненькая и довольно смазливая.
     - Ехать мне до самого конца, до Приобья. Как бы не оголодать и не охудать, - задорно смеялась попутчица.
     - Не охудаешь! – заявил Сергей и полез под своё сидение, на котором мы сидели.


    Я ушёл курить. Есть я не хотел, ибо плотно поужинал дома перед отъездом.
    А поезд уже выскочил из городской черты и ритмично стучал колёсами, покачиваясь из стороны в сторону, увозил нас в сторону Нижнего Тагила.
    Я вернулся в купе и ахнул. На столе красовалась литровая банка красной икры, солёная тушка красной рыбы, и, в довесок ко всему, на фоне горы Викиных продуктов возвышались два горлышка бутылок. Это была бутылка коньяка и бутылка водки.
    Блин, а мне и на общий стол и выложить нечего! Пара бутербродов с копчёной колбасой и сыром, пара варёных яиц. И даже соль в спичечном коробке. Таково было меню моей скатерти самобранки. Было и пиво. Вёз его отчиму. В Нягани, да и вообще по северам с пивом вообще никак. Рыбы – хоть завались. А пиво -  дефицит. Местами в навигацию завозили пиво, но его быстро расхватывали. Да и сроки хранения были совсем мизерные. 
   Стало дико неудобно, когда Сергей приказным тоном велел незамедлительно садиться за столик.
    - Садись студент. Тебе коньяк или водку? Вика, вон, на коньячок настроилась.
   Шустрая деваха. Сергей, пока я отсутствовал, уговорил её в десять минут принять участие в застолье с незнакомыми мужчинами.
   Дав согласие на водку, решил выставить на стол три бутылки пива. Всем по одной. И бате три оставил.
    - Пиво убери пока. Оставь на завтра. А пока, студент, с тебя пустые стаканЫ. Дуй к проводникам. Чай нам ещё пригодится, - залихватски распорядился Сергей.
Ну, раз так, и «продовольственный пай» в виде пива был зачислен в общее застолье, я ушёл за стаканами. В те годы не было сухого закона в поездах.
   Я вернулся. В купе ароматный запах рыбы начисто подавил запах куры-гриль. На главной газете страны – газете «Правда», красиво разложена порезанная рыба.
Расселись: Сергей подсел к Вике, я у окна, на месте Сергея (моё было на верхней полке). Сергей разлил, предложил разобрать стаканы.
     - За знакомство! – таков был первый тост Сергея.
     - Ура, Ура, Ура…, почему-то по-военному прозвучал встречный тост от Вики.


    Ну а дальше, как обычно. Развязались языки. Стали рассказывать анекдоты. Чем смешили попутчики, я уже не помню. Под стук колёс всплыли в голове две весёлые загадки про железную дорогу.
     - Ребята, а почему стучат вагонные колёса? – спросил я.
    Вика глянула на меня, как на придурка, и собралась было дать ответ. Но почувствовала подвох. Сергей ухмыльнулся. Ухмыльнулся так, будто передним совсем тупой студент.
    Ответов было несколько, но все они сводились к одному: колёса стучат по стыкам рельс. Разумеется, я отвергал их ответы.
     - Сдаёмся! – заявила Вика.
     - А вы формулу площади круга помните? Это школьная программа, - с ехидцей задал я наводящий вопрос.
    Попутчики переглянулись.
     - Пи эР квадрат!- уверенно заявил Сергей.
    Вика подтвердила, кивнув головой:
     - Ага!
     - Ну вот, «квадрат» и стучит! – заявил я.
    Последовала трёх секундная пауза. И раскатистый смех.
     - Ну, студент, - только и вымолвил Сергей.


    Ушли курить. А поезд тем временем подъезжал к Нижнему Тагилу.
    Поезд стоял минут тридцать. Погуляли по платформе. Объявили об отправке, и мы вернулись в вагон. Зашли в купе. Вика, вопреки моим ожиданиям, не спала. Смотрела в окно. Поезд в это время двигался в восточном направлении, и северный горизонт был светел. Совсем недавно Земля пережила дни летнего солнцестояния. Небо отсвечивало полярное лето, которое было где-то там, далеко за горизонтом. Молчали какое-то время.
    Первая заговорила Вика. Её общительность и непринуждённость в поведении раскрылась сразу, как только она сказала, что работает заведующей клубом. У неё культпросветовское образование. Играет на баяне и пианино. Пишет стихи и сценарии праздников. На каждый Новый год для детишек всегда новый спектакль с участием всё тех же новогодних персонажей.
     -  А ты замужем?- спросил «не косеющий» Сергей, хотя выпил он уже прилично.
     -  Была не долго. Детей не успели завести. Мужу не нравилась моя работа. Я плюнула на всё и уехала на север. За длинным рублём, - Вика расплылась в улыбке и запела,- А я еду, а я еду за деньгами. За туманом только едут дураки. Она залилась таким заразительным смехом, что мы тоже от души похохотали.
    После мастерски исполненного куплета, хорошо поставленным голосом, у меня развеялись сомнения, что Вика настоящий культпросветовец.
    Начали пытать меня. А что я? Студент. Сказал, что служил в армии. Восстановился и продолжаю своё образование. Что буду инженером-электриком.
     -  Не женатый, похоже, - с ехидцей вставила Вика, - девушка то хоть есть?
Что я мог возразить? Сразу перед глазами встал образ Ирины. После того конфуза, когда не узнал Ирину через год, теперь мой мозг чётко отрисовывал её образ. Стало грустно. Грустно от того, что наши отношения, которые стали обычной перепиской, почти прервались. Я уже не ждал писем.
    Рассказывать о  неудачах с девушками совсем не хотелось.
     -  Ну не желаешь, можешь не отвечать. Ясно с тобой. Претендент в вечные холостяки, - без иронии сказала Вика, - а парень, вроде, видный.
    Сергей ещё налил по чуть-чуть. Выпили и смачно закусили бутербродами с икрой. В банке оставалось почти половина. Вика спохватилась.
     -  Сергей, убирай свои рыбьи яйца. А то до дому не довезёшь,- забеспокоилась Вика.
     -  Ешьте ребята. У меня ещё два литра. Да и прошлогодняя она, с прошлой путины. Пусть людям достанется, чем пропадёт. Жарко в вагоне. Довести бы до дома.

     Сергей вдруг переключился на  поездку к брату на Дальний Восток. Я не особо слушал его. В голове воспоминание о возвращении из армии и Ирина, с которой я познакомился тогда. Вот и сейчас, как тогда в мае 1980, стук колёс, ритмичное покачивание вагона. Сумерки за окном. Но нет рядом Ирины. Нет той девочки, в которую я незаметно для себя влюбился за время дороги. А когда Ирина сошла в Перми, до меня дошло, что ушёл от меня нужный и желанный мне человек. Сейчас, если и сожалею о чём-то из прошедших лет, так только о том, что не набрался тогда смелости выйти вместе с Ириной. Может, конечно, и прогнала бы меня, увяжись я за ней.
     А Сергей продолжал рассказ о своей дальней дороге. Где-то в душе я завидовал ему. Проехать пол страны поездом, не каждому в жизни удаётся. А путешествие по железной дороге на такое расстояние -  романтика.

     Вспомнилась  первая дальняя поездка на поезде. Это было в августе 1965 года. Я закончил первый класс. Мама взяла отпуск, и мы на пару поехали в Арзамас. Родни там у нас не было. Ехали почти к чужим людям. Мы ездили к родственникам моего потенциального отчима. О нём я писал в рассказе «Отчим». Это было типа смотрин. Мама ещё годом раньше была с ним. А вот летом 1965 года он расщедрился и отправил нас. Он мечтал отметить новоселье в новогоднюю ночь 1966 года и привести в новый, построенный им дом, жену – мою маму. Вот и старался, лез из кожи, чтобы угодить. Я не любил его. Ну и я ему был не нужен. Таким мужикам противопоказано быть отчимом.
     Эта поездка запомнилась на всю жизнь. Это незабываемое путешествие. Мы ехали поездом Свердловск – Москва. И самое главное – ехали мы в купейном вагоне. В купе мы ехали втроём. За всё время пути одно место так и оставалось свободным.
     Попутчиком был мужчина. Ехал он в Москву. Думаю, что было ему чуть больше тридцати лет. Я отметил тогда, что он очень подходил моей маме. Звали его Леонидом.
     Поражал его кругозор. Казалось, он знал всё. Он сразу расположил меня к себе.
     Рассказывал, что в молодости был моряком. Корабль потерпел крушение. Все утонули, и только он остался в живых, но с трудом держался на воде. И вот когда уже был виден берег, его проглотил кит. Спас кортик, которым он распорол брюхо кита и выбрался наружу.  Врал и не краснел. Но не на того он нарвался.
      - Всё вы врёте, дядя Лёня, про кита своего. Нам Елена Ивановна (учительница моя) говорила, что кит хоть и огромный, а питается мелочью, – уверенно и надменно высказал я свои сомнения.
    Я никак не мог вспомнить то слово, каким назвала пищу кита учительница
      – Планктоном кит питается, - вспомнил я, - а вы врёте.
    Долго смеялись надо мной. Леонид понял, что меня на мякине не проведёшь.
      - Зато я умею предсказывать, что будет дальше в дороге, - не унимался наш Леонид.
    Он глянул на часы и сказал, что через десять- двенадцать минут наш поезд заедет в тоннель.
      - Ты знаешь, что такое тоннель.
      - Знаю, Елена Ивановна рассказывала, что это подземный ход. Его в горках прорубают, чтобы дорогу короткую проложить, - со знанием дела заявил я.
      - Смотрю, ты грамотный, - всё знаешь.
   
    Он ещё о чём-то рассказывал, расспрашивал, а я каждую минуту брал мамину руку и поглядывал на её часы. Оставалось совсем немного. Я встал и вышел из купе. Закрыл за собой дверь, хотя до этого она была открыта с момента нашего входа в купе.          
    Я направился в туалет. Я уже был в нём и видел, что отрыто окно. Я закрылся. Встал ногами на унитаз и выглянул в окно. Поезд поворачивал. Это зрелищная картина. Ты видишь весь поезд: от локомотива до последнего вагона. Нет более зачаровывающего зрелища, чем вид поезда, идущего по дуге с огромной скоростью.
    При этом чувствовалось, что вагон наклонился в сторону поворота. Я ещё до школы знал, почему стакан с чаем вдруг начинал самопроизвольно перемещаться по столику. Я успел посчитать, что наш вагон пятый по счёту. Но почему у него номер четыре, я не догадался. Не знал, что у почтовых вагонов нет номеров, как у пассажирских.


     Поезд вышел на прямой участок и продолжал движение, будто в стиснутом пространстве. С моей стороны вплотную примыкала гора. Поезд повернул в другую сторону и опять выровнялся. Занесло через окно дым. Я втянул голову внутрь вагона.
     Донёсся свисток паровоза, и вдруг стало темно, раздался оглушительный грохот. Я только видел всполохи фонарей, сильно запахло угольным дымом. Я понял: поезд въехал в тоннель. Не соврал Леонид. Я, пытаясь хоть что-то рассмотреть, снова высунулся в окно. Впереди забрезжила вертикальная полоска  белого света, яркость которого стремительно  нарастала. И разом стало светло, грохот исчез. Кто-то дёрнул ручку двери. Всё, пора возвращаться на место.

     Вышел из туалета. В тамбуре, однако, пусто. Открываю дверь в купе. У Леонида и мамы глаза лезут на лоб. Немая сцена и через пару секунд они засмеялись. Видимо, им было очень смешно. Но что их так рассмешило? Первая заговорила мать.
      - Виталька, закрой дверь, - улыбаясь, сказала мама.
     Я повернулся и потянул ручку двери. Дверь закрылась, а передо мной стаял мальчишка, вылитый я, но лицо было чернее  негритянского. Я и не знал, что на двери есть зеркало.
      - Ну, что? Как там, в туннели? – только и сумел выговорить Леонид.
Его трясло в беззвучном смехе.
      - Виталь, убедился, что я могу предсказывать?
      - Не убедился! Вы дорогу знаете.
      -Да, за словом в карман ты не полезешь, - он опять засмеялся.

    Мама повела меня умываться. Не так просто смывалась сажа. Казалось, что въелась она в кожу, как сапожная вакса. Стало щипать глаза. Отмыли лицо и руки. Поменяли рубашку. Когда шли в туалет, нас видела проводница. Она тоже смеялась и что-то сказала, что ещё один любопытный попался.
    Остаток вечера того дня не помню. Я забрался на верхнюю полку и быстро заснул под стук колёс.


     Вернёмся назад в поезд № 137.
Рассказал я под водочку этот случай своим попутчиками. Вика и Сергей смеялись от души.
     Сергей тоже рассказал детский случай, как  бегал по купейному вагону и только с третьего раза нашёл своё купе. Сходил в туалет и заблудился – не запомнил, в каком купе ехали  родители.    


    Поезд подъезжал к станции Гороблагодатская.
    После этой станции развилка дорог. Наш поезд повернёт на восток и направится в сторону Серова. А если ехать на север, то следующая станция называется Азиатская. Через 25 км будет станция Европейская. Это уже территория Пермской области. Это теперь стали называть Пермский край. Где-то между этими станциями пролегает невидимая граница между Европой и Азией.   
    Необычайно красива дорога в тех краях. Леса и горы. Больших рек нет. Но мостики через мелкие речушки встречаются часто. Меж гор заболоченное пространство.


    Поезд сбавлял ход. Замелькали всполохи ещё редких ночных огней приближающегося города.
    Под полом вагона зашипело, протяжно заскрипело. Сонный голос вокзального диктора объявил, что поезд № 137 прибыл к первой платформе.
    Ещё не поздно, решили погулять. На предложение Сергея ещё выпить, никто не отказался. Вика с нами не пошла. На улице штиль, и ничуть не прохладнее, чем в вагоне. Вика, не выдержав разом навалившейся духоты в вагоне, через пять минут тоже вышла. Хотя солнце уже давненько закатилось за горизонт, было ещё относительно светло. Вышедшие пассажиры быстро исчезли с платформы - разбежались, как напуганные тараканы. В наш вагон никто не подсел.
    Спустя пятнадцать минут мы медленно отбывали от станции Гороблагодатская. Потом станция Кушва с недолгой стоянкой. Обе эти станции находятся в черте города Кушва.
    Опять Сергей налил. Но Вика отказалась. А я только пригубил. Уснуть не удавалось. Хоть и окно приоткрыто, но воздух будто боялся нашего купе, пропахшего рыбными ароматами и перегаром. Даже шторка почти не колыхалась.
    Загадал попутчикам вторую загадку.
     - Почему в СССР железнодорожная колея шире европейской?
     - Опять, Виталий, с подвохом, да? – спросила Вика.
    Сергей начал выдавать свои варианты. Все они были в какой-то степени верны. Но загадка с подвохом. Потому вероятность дать хотя бы приблизительно точный ответ не возможно.
    Как и с первой загадкой, попутчики не справились. Сдались.
     - Историю создания дорог вспомним. Когда в России проектировщики пришли к царю на согласование ширины колеи, они спросили: - «Царь-батюшка, колею как в Европе сделать или шире», - я сделал многозначительную паузу.
     - И чё дальше? - заинтересовалась Вика.
    Царь матерщинник был несказанный. Вот и последовал вопрос.
     - На х.. шире?
    Ушли проектанты. Решили померить и за шаблон взяли размер главного инженера проекта. Считали, прикидывали. Через месяц опять идут за советом.   
     - Царь-батюшка, не много ли будет?
    Царь, не помня, что утвердил прошлый раз, молвил верноподданным:
     - Уменьшите согласованный ранее размер наполовину.
    Я сделал паузу. Дал возможность попутчикам мозгами пораскинуть. А они молчат. Не дошло.
     - Вот так и стала колея в России на восемь с половиной сантиметров шире европейской колеи.
    Первой опомнилась Вика. Засмеялась.
     - Ох и охальник ты, Виталя, оказывается.
    Сергей засмеялся с поздним зажиганием. И теперь, после того, как Вика разъяснила ему не в вульгарной форме смысл анекдота, мы смеялись над тугодумием Сергея.
    Вика ещё пару раз хихикала, когда разговоры наши медленно сошли «на нет». Сергей спал. Вскоре и Вика перестала ворочаться и мирно засопела.


    Мне не спалось. Виделась Ирина. Её видение мешало заснуть. Всё же переключился на детские воспоминания. Опять тот поезд Свердловск – Москва.
Вспомнил, как Леонид на следующий день продолжал просвещать меня. А началось с раннего утра.
    Утром я тогда проснулся первым. Разбудил внутренний будильник. Опять приснилась злая кошка, не дававшая мне пройти в туалет.
    Справив маленькую нужду, я встал в проходе вагона напротив открытой двери нашего купе и смотрел в окно. Рядом окно было открыто. Занавеска его хлопала от набегавшего свежего ветерка. Поезд стал крениться. И совсем скоро мне в лицо светило солнце. Оно ещё совсем невысоко зависло над горизонтом. Картину восхода я наблюдал второй раз в жизни. А первый раз это зрелище мне устроил дед. Тогда мы ранним утром пошли за ягодами в лес.
    Солнце слепило так, что смотреть в окно было бессмысленно. Я опустил вниз взгляд и увидел, что шнурок ботинка оказался развязанным. Можно было и не завязывать. Я поставил ногу на приступок вдоль стены прохода и наклонился. Завязал ботинок, выпрямился и снова приник к окну. Кроме жёлтого диска, рассмотреть за окном что-либо было не возможно.
    И тут раздался душераздирающий гудок, и перед глазами с бешеной скоростью и грохотом замелькали вагоны встречного поезда. Я испугался и машинально отскочил назад. Влетел спиной в купе. От падения меня спас столик. Но с него со звоном полетели стаканы. Упала бутылка с лимонадом, пробка слетела, и содержимое разлилось на пол. Шуму я наделал много. Мама и Леонид подскочили с испуга.
И опять взрослые смеялись надо мной.


    Леонид допекал меня расспросами и заставлял решать задачки. Он, глядя на листок бумаги, который он достал из портфеля и дал мне его для решения задачек, спросил:   
     - Виталь, так ты в какой класс-то перешёл?
     - Я говорил уже, что во второй, - надув губы ответил я.
     - А я думал в третий или четвёртый. Задачки такие сложные решаешь. Но пишешь ты, как курица хромой лапой, будто и в первый класс не ходил.
    И правда – писал я точно, как курица. Но я решил оправдаться:
     - Дядя Лёня, вы попробуйте на ходу писать. Вон как вагон раскачивается.
Леонид только хмыкнул в ладошку.


    Я лежал на животе, на верхней полке. Поезд остановился. За окном поле. Глянул в открытую дверь купе – в окно тоже видно только поле. Высунулся в окно по ходу поезда. Вдали виднелся красный глаз семафора. А ещё силуэт ферм моста. Совсем рядом по ходу движения стояла табличка со странной надписью: «Закрой поддувало».
    Стало смешно. Вспомнился парень с нашего двора. Звали его Витька. В тот год он перешёл в седьмой класс. Был он хулиганистый. Бабушка называла его шпаной. Он, когда, в силу своей ограниченности, не мог в споре доказать свою правоту, кричал во всю глотку:
     - Ты, закрой сифон, закрой поддувало.
Звучало это с угрозой. При этом он выставлял вперёд свои руки, будто пальцами пытаясь выткнуть глаза. Не любили Витьку во дворе даже старшие ребята.


    Мне стало смешно, что на табличке про поддувало написано. Что такое поддувало, я знал. Жили-то в бараке с печным отоплением. А вот про сифон – полный мрак.
    Я как-то осмелился и спросил у Витьки, что означает его эта фраза. Про поддувало то понятно, что рот подразумевался. А вот сифон – что это? Оказалось, что под сифоном в Виткиной фразе подразумевалось анальное отверстие. А закрывать его надо было, чтобы от страха, который нагонял Витька, в штаны не навалить. Заботливый Витка был!

    Такой случай у меня – узнать истину! Обратился к нашему всё знающему Леониду. Он долго смеялся, аж до слёз, когда я рассказал ему про Витьку. Он тоже выглянул из открытого окна. Опять смеялся.      
    Вот что поведал мне наш Леонид.
     - Давно-давно, когда появились железные дороги, по ним ходили паровозы. Мосты через реки были деревянными. Шпалы деревянные, - со знанием дела начал он.
Рассказчик он был превосходный. Я слушал и поймал себя на мысли: - «Мне бы такого отца» 
     - Ты знаешь, что у печки есть поддувало или ещё называют зольником. Туда ссыпаются зола и горячие угольки. И когда зольник переполняется, горячие угли через поддувало могут выпасть на шпалы и деревянный мост. Как думаешь, что может случиться?
     - Загореться деревяшки могут.
     - Да, может случиться пожар. Вот такой табличкой предупреждают машиниста, что впереди деревянный мост. И следует закрыть поддувало. Ты уже знаешь, что нас паровоз везёт. Много в стране ещё мостов деревянных, много ещё паровозов на дороге.
     - А сифон – это что?
    Он рассказал мне, что это такое устройство, которое усиливает тягу в топке. Что такое тяга в топке, я тоже знал. Знал на деле. Когда летом пытались растопить печку, разжечь огонь было крайне проблематично, а дым валил в комнату. Также трудно растопить печь после дождливых дней. Труба внутри намокает и тоже исчезает тяга.
    Оказалось, что есть табличка «Закрой сифон». Её ставят перед мостами, которые построены над железной дорогой. По этим мостам ездят машины и ходят люди. Когда сифон паровоза открыт, из трубы летят искры и частички горящего топлива. Это тоже может стать причиной пожара на мосту. Пешеходы на мосту могут получить ожоги и прожечь одежду.
     - Думаю, и пред туннелем стояла табличка «Закрой сифон». Ведь ты, высунув голову в окно во время следования по туннелю, мог получить ожоги, а в открытые окна могли залететь искры, и случится пожар. Да и товарные вагоны могут загореться, - высказал свои соображения Леонид.    
Не думал я, что ругательства Витьки – ничто иное, как технические термины.


Я сильно увлёкся. Пора к делу. Пора для читателя прояснить то, о чем сказано в названии рассказа.

    Наш поезд въехал в город Серов и уже прибывал на станцию. Почти час ночи. Стоянка длинная. В Серове вагоны заправляют водой, углём. 
    Вокзал в Серове тупиковый. Это его особенность. Для проходящих поездов, типа нашего, при отправке с вокзала поезд двигается в обратную сторону. Если при въезде на станцию ты ехал в вагоне вперёд лицом, то, убывая с вокзала, ты уже едешь спиной вперёд. Внимательных пассажиров это сбивало с толку. И, разумеется, что после того как перецепят локомотив, вагон под номером один становился последним в составе, а, скажем, вагон под номером пятнадцать, становился первым после локомотива. Понятно, что во избежание путаницы, номера вагонов не меняли. Например, если у вас вагон номер два, то по логике и пойдёте вы в сторону, где прицеплен локомотив. Тут-то и случается конфуз: сразу за локомотивом прицеплены вагоны с двухзначными номерами.
    Долго ворочался от жары. И провалился в сон. Сон был не крепким. За окном слышались шаги. То шаркающие, то с тяжёлой поступью, будто по платформе с одышкой шёл с потным лбом толстячок, таща свою поклажу. То пулей пронесётся частое-частое цоканье каблучков. Это торопится к своему вагону, рискуя сломать, вбитые в пятки шпильки, очередная «кобылка». Кто-то стоит совсем рядом с вагоном и нудно выжимает из кого обещание обязательно приехать через полгодика. А вот и визитная карточка обходчика вагонов. Звонкий – глухой звук от удара молотком по железу, а потом в паузе приближается и удалятся звук шагов, и снова звонкий – глухой. А то вдруг звук проливающейся воды – это заправщики заливали питьевую воду в баки вагона. И периодические объявления сонного вокзального диктора. Всех шумов не перечислишь.   
    На больших вокзалах нет той таинственной тишины затянувшихся стоянок, какая бывает при вынужденной стоянке на каком-нибудь разъезде. Так и в этой поездке мы долго стояли на Разъезде 136 километр. Ждали прохождение встречного поезда. Полная тишина, если едешь в вагоне в конце состава. Гул работающего дизеля тепловоза не слышно. Но вот ухо улавливает нарастающий гул. Это двенадцати осный двухсекционный трудяга-локомотив серии ТЭ-3 тащит за собой штук семьдесят товарных вагонов. Товарняки всегда ходили вне расписания. Их прогоняли в окнах между пассажирскими поездами. Вот и дали ему зелёный свет. Угрюмо тянется товарняк вдоль вагона, постукивая колёсами на стыках, да посвистывая ребордами колёс об рельс. У меня, от тембра этого свиста, мурашки от макушки до, скажем так: до копчика. Пассажирскому не повезло. Придётся постоять. Зато потом дадут зелёный коридор, чтобы наверстать упущенное время. А машинистам товарняков не позавидуешь: как часто они стоят в ожидании на станциях или разъездах, пропуская пассажирские поезда.
    Сквозь дрёму слышу объявление диктора:
      -Уважаемые пассажиры, поезд номер 137 Свердловск – Приобье через пятнадцать минут отправляется с первой платформы. Нумерация вагонов с головы хвоста поезда.
     Резанула по дремлющему мозгу последняя фраза: «с головы хвоста поезда». Ослышался, наверно.
    Опять разбудил гундявый голос вокзального диктора, и опять слышу:
     - Уважаемые пассажиры, поезд номер 137 Свердловск – Приобье через пять минут отправляется с первой платформы. Нумерация вагонов с головы хвоста поезда. Провожающих просим покинуть вагоны.
     - Где же это место в составе – «голова хвоста поезда»? – стало смешно.
Умом дошёл, что так предупреждают пассажиров о том, что вагон номер «Один» находится в конце состава.


     Зашипело, заскрипело под вагоном. Поезд вскоре дёрнулся, и, наращивая темп, застучали колёса. Я провалился в сон. Впереди дорожная ночь. До места я доеду только через двенадцать часов.   
     Второй день пути особо ничем не запомнился. С утра опохмелились пивом. По большей части молчали.


     Вот и моя Нягань. Попрощался с Викой и Сергеем. Они даже вышли проводить меня. В нашем вагоне осталось не больше десятка пассажиров.
Встречал меня отчим. Он приехал на бортовом УАЗике. Я закинул чемоданчик в кузов,  запрыгнул через задний борт. Боковые борта были наращены. За кабиной скамейка для сидения. Отчим в кабине – начальник всё же.
     Встали на переезде. Пропускали поезд, на котором я приехал. Стало немного грустно: не люблю разлуки. Хоть и не знал я раньше своих попутчиков, а загрустил. Много раз я ездил этим поездом, но Вику и Сергея больше никогда не видел. Но всю жизнь помню этого Сергея, который щедро кормил красной икрой неизвестных ему людей.
     Через десять минут я вошёл в дом родителей. Попутчики забылись. Радость встречи перекрыла грусть расставания. Все каникулы буду вспоминать Ирину. Тем и запомнилось то лето.


     Железная дорога! Таинственный мир для большинства людей. Это государство в государстве. Нам, далёким от этих тайн, железная дорога дарит радость встреч, горечь разлук и томящее чувство ожидания. А порой Счастье. Как мне: ведь свою Ирину я встретил именно в поезде № 193 Ленинград – Свердловск. Об этом написана одноимённая повесть


P.S.

     Уже в начале ноября того же года я ехал другим поездом, который не повернул на Серов после Кушвы, а проследовал прямо. Ехал до станции Усьва, расположенной в живописнейшем месте на западном склоне Уральских гор. Миновали границу Азия-Европа.
     А  9 ноября ехал домой. Рядом сидела Ирина. Шесть часов мы сидели в обнимку, а я гладил Иринины нежные ручки. Совсем скоро она станет моей женой.


      На упомянутом в рассказе Разъезде 136 километр, не далеко от Серова, довелось побывать по жизни. Оказался там по работе: обследовал тяговую подстанцию в плане предстоящей реконструкции. Но как профессиональный электрик, прибыл я на это разъезд не поездом, а вдоль воздушной линии электропередачи 110 кВ. Трасса ВЛ пролегала по заболоченному участку. В костюме с галстуком и охотничьих сапогах, расстояние пять километров мы с коллегой преодолели за три часа. Болото.


      Совсем забыл: Дырка в центре картонного билета старого образца служила для того, чтобы его можно было нанизать на верёвочку и носить на шее. Так надёжнее. Эту маленькую картонку было легко потерять, если держать в кармане. Это шутка, но в каждой шутке не малая доля правды. Дырка, конечно, имеет своё назначение, но мне нет охоты писать про это.


      Фразу о нумерации вагонов «с головы хвоста поезда» слышать по жизни больше не довелось. Слышал другой, правильный вариант: «Нумерация вагонов с конца состава или поезда» 
   
      Екатеринбург, сентябрь-октябрь 2018