Под Клином. Начало

Сейчас я лежу в ванной под тоннами почти снежной кокосовой пены. Мне 29 лет и в Москве я не была почти целый месяц. Приехала, чтобы намыться на месяц вперёд в белоснежной чаше воды, сделать педикюр - люблю ухоженные ногти на ногах даже если целый день играю в сумасшедшего шляпника – и повидаться с бабушкой.
Два прошлых лет я жила одна в квартире на Новокузнецкой – восьмой этаж девятиэтажки, потрясающие и непередаваемые камерой айфона рассветы и умопомрачительный (пустые эпитеты, мой преподаватель вычеркнул бы это слово) запах шоколада утром в субботу: дом находится прямо рядом с фабрикой Рот Фронт и если не надо никуда спешить, то можно нанюхать себе в голове шоколадную фабрику и даже самого Чарли. Это была квартира писателя, с полками, заполненными французскими словарями и художкой, простыми гирляндами из Икеи и огромным фикусом, за которым меня настоятельно просили следить его настоящие хозяева.
Именно эта атмосфера нахлынула на меня в первый приезд на нашу дачу.
Мы долго искали домик – недорогой, летний, не очень далеко от Москвы, рядом с железнодорожной станцией. Мои накопления на него удалось сделать благодаря одному очень удачному сокращению – оно было на редкость успешным и по отступным и по наступившему новому жизненному этапу и благодаря системе банковских карт, когда можно завести себе карточку для заветной мечты и под прицелом даже самого вожделенного желания чего-то другого, денег с неё не снимать.
Наша пара – мама и я – искали этот домик настолько долго, что в какой-то момент я совершено спокойно отчаялась и отправилась на работу в офис, а мама поехала на очередную встречу с продавцами в то местечко, где мы неудачно посмотрели три участка, и почти даже купили один, а потом второй. Третий участок принадлежал (возможно, и сейчас принадлежит) Михаилу Гребенщикову, но это совсем другая история (на самом деле та же, но эта часть будет позже).
Так вот, мама поехала на встречу, позвонила мне и сказала, что ей всё нравится и хочу ли я посмотреть этот домик. «Раз нравится, берём, - ответила я, - и смотреть я не поеду».
И вот – долгожданная встреча после всех юридических нюансов – мы едем втроём (мама, папа и я) на место, которому предстоит стать нашей малой родинкой, нашей очередной родинкой на спинах рядом с позвоночником. И, так же, как при первом вздохе в той моей съёмной квартире, я поняла, что готова здесь жить, дышать, спать, читать книги и писать (возможно, их же).
Двухэтажный деревянный домик с маленьким огородиком, яблоньками и акацией, небольшим оврагом, мостами через который призваны служить старые двери и обаятельным чердаком, наполненным французскими (!) книгами, виниловыми пластинками и диссертационным исследованием, написанным от руки («О, Боги, кабы я писала диссер от руки, не появиться бы ему на этом свете…» - читать драматично, с надломом).
Потом была поездка в Ниццу, где я обучалась тонкостям французского в местном колледже, и дальше – по возращении в конце мая – переезд на лето в Покровку. Мама сокрушалась и заламывала руки, папа посапывал и говорил: «ну смотри там, аккуратней», бабушка с любопытством поглядывала в мою сторону, а я собирала чемодан – ноутбук, летние вещи, рубашка в клетку с длинным рукавом, джинсы и кеды, джинсы и кеды, джинсы и кеды (разных цветов), тетрадь, блокнот, записная книжка, ежедневник, девятнадцать ручек и три карандаша, роутер, корейский крем для тела с 95 процентами алоэ и скотч для банок, «Тень ветра» Сафрона, «Море, море» Мёрдок и «Ежевичное варенье» Харрис.
Провожать меня поехали всей компашкой, кроме полуколясочной бабушки, махавшей нам из окна…