Виталка Райзберг- повесть о моей первой любви

Автор Доба Каминская

Солнечный майский день. Ликующая толпа преподавателей  и студентов Харьковского электротехнического института – ХЭТИ. Наступил день ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ.
В этой толпе я увидела красивого мальчика с большими выразительными глазами, который пристально меня разглядывал. Так я впервые встретила Виталия Райзберга, о
котором хочу здесь рассказать.
Осень 1945 года. Я студентка второго курса, на пороге своего 17-летия. Мои сверстницы уже начали посещать популярные тогда танцевальные площадки, на которых обычно играли духовые оркестры, знакомиться с мальчиками, влюбляться в них.  Обстановку того  времени очень хорошо передают слова известной песни: «В городском саду играет духовой оркестр...».
Однако мои жизненные интересы тогда
были совсем другими. Я, видимо, задержалась в своём развитии в мире детства.

ЭТО мир литературы, бездомных собак и кошек. И вдруг на мою детскую, ещё не успевшую повзрослеть
душу обрушивается огромное счастье первой любви.
Виталка начал проявлять ко мне внимание, настойчиво и красиво за мною ухаживать. Мы ежедневно встречались, я познала первые поцелуи, первые робкие объятия. Я внезапно распрощалась с детством и шагнула во взрослую жизнь.
Пора любви...
 Эти дни оказались самыми счастливыми в моей жизни. В устремлённом на меня Виталкином взгляде
было столько любви и нежности, и я, в свою очередь, могла бесконечно долго смотреть в его в крапинку глаза.
Нас отправили в колхоз, на уборку урожая. Вначале стояли тёплые, солнечные дни, мы хорошо проводили время, весело и интересно. Но неожиданно погода резко ухудшилась – прошли холодные дожди, а затем выпал снег. Студенты были не готовы к такой погоде, им было необходимо срочно вернуться домой, но колхоз не смог выделить транспорт, и мы ушли в город пешком, по покрытой снегом дороге. Мои босоножки развалились, и я шла босиком. Постепенно мы с Виталкой отстали от группы, по дороге мы часто останавливались, чтобы поцеловаться , и нас настигла темнота. Нас приютила пожиая женщина – отвела в сарай, принесла мешок и охапку соломы. Мы легли, обнялись и крепко заснули.

Утром продолжили путь домой по растаявшему снегу, шли почти весь день. Всю дорогу меня буквально переполняло чувство радости жизни, я всё время смеялась. Мы читали друг другу стихи. Виталка знал много интересных стихов, я тоже увлекалась поэзией с детских лет. От него я впервые услышала стихи поэтов серебряного века, некоторые из них запомнились на всю жизнь. Например, стихотворение Николая Гумилев: «Я нигде не встретил дамы, той, чьи взоры непреклонны». А ведь в те времена само имя великого поэта было под запретом. Мы с Виталкой знали и увлекались любовной лирикой Константина Симонова. Знали и помним по сей день стихи Маргариты Алигер.

После возвращения в Харьков наши встречи продолжались. Я попрежнему была на седьмом небе от счастья, любила Виталку всей душой. Но
постепенно интерес Виталки к нашим отношениям стал заметно ослабевать. Сам Виталка так объясняет причину такого развития наших отношний в опубликованной им книге «Осколки памяти», в очерке «Дорка – это уже серьёзно»: «Постепенно такая пре- данность и то, что уж очень она, видимо, была в меня влюблеа ,  наверное, это была её первая влюблённость, меня стали утомлять. Видимо, некоторым мужчинам нравятся женщины, которые умеют показать, что мы им не очень нужны. Вот такие женщины, видимо, нам нравятся, вернее не нравятся, а притягивают. А Дорка была готова для меня на любую жертву. Я перестал приходить, и наша дружба закончилась  без всяких объяснений».
Разрыв наших отношений явился для меня жестоким ударом. Каждое утро я просыпалась с ощущением физической боли в сердце. Все мои мысли были сосредоточены только на Виталке, я оказалась совершенно не способной

справиться со своей любовью, на смену предшествовавшему феерическому состоянию безбрежного счастья пришло беспросветное горе. У меня тогда не было абсолютно никакой надежды на возобновление наших отношений. Моя не окрепшая ещё в достаточной мере для взрослой жизни душа буквально надломилась. Все мои мысли были сосредоточены на Виталке, передо мной неотступно стояли его глаза, его улыбка, в ушах звучал его голос. Подобные ощущения отвергнутой любви звучат в строфах Марины Цветаевой:
Жить приучил в самом огне.
Сам бросил в степь заледенелую.
Вот что ты, милый, сделал мне,
Мой милый, что тебе я сделала?
Затем в моей жизни появился Колька, мой сокурсник. Обо мне и о Кольке Виталка пишет в своей книге: «У неё появился через некоторое время парень, наверное, это было уже на третьем курсе, хороший парень, который за ней трепетно ухаживал. Они смотрелись дружной, счастливой парой на вечерах в институте. Мы учились в разных группах, но в институте я их время от времени видел, и мне было хорошо, что она утешилась, и я её не обидел».
В этой оценке наших с Колькой отношений Виталка глубоко заблуждался. На самом деле мне эта дружба не приносила никакой радости. Колька был в меня очень влюблён, я была его первой любовью. Уже через несколько недель нашей дружбы он начал просить, чтобы я уже сейчас вышла за него замуж, в мои тогда восемнадцать лет. Он был на год старше. Постоянно повторял эту просьбу. Я ему каждый раз говорила, что я его не люблю и замуж за него не выйду. Но Колька ходил за мною как тень, после лекций приходил к нам домой и выполнял там тяжёлую физическую работу, например,  носил воду из далеко расположенной колонки. Моя мама сразу же полюбила его и мечтала, чтобы он стал моим мужем.

Она считала его надёжным, положительным человеком, не то, что Виталка. Колька продолжал добиваться от меня взаимности и согласия на наш брак в течение двух с половиной лет. Он не скрывал от окружающих своего восторженого отношения ко мне. Запомнился такой случай: весь наш поток, три академические группы, собрался у входа в институт. Вдруг Колька увидел меня, приближающуюся к этой группе, и очень громко, радостно закричал: «Вот идёт Добка. Посмотрите, какая она красивая!».
Попробую описать, как я в это время выглядела. Долгие годы недоедания повлияли на мой внешний вид. Я была очень худая и очень бледная. Все мои друзья называли меня тогда «заморыш». Моя одежда соответствовала бедному послевоеному времени: на ногах шерстяные носки грубой вязки и резиновые галоши. На плечах чёрный меховой лохматый  жакет. Каждый студент считал своим долгом выдрать из этого жакета клок шерсти.
Я не могла ответить взаимностью на Колькину любовь, поскольку все эти годы продолжала любить Виталку. Любовь к нему за прошедшее время не ослабела – он продолжал занимать все мои мысли. Я неоднократно пыталась прервать наши с Колькой отношения, но это оказывалось невозможным. Он просто не мог представить свою жизнь без меня.
Наши отношения мне удалось прервать только на 5-м курсе перед дипломной практикой.
Наступил последний семестр. Мы перешли к дипломному проекту и тут опять, второй раз, в моей жизни появился Виталка. Об этом он написал в своей книге (привожу отрывок из неё , с некоторыми сокращениями): «На пятом курсе, когда мы делали дипломный проект, как-то, возвращаясь из института, я увидел, что Дорка идёт где-то впереди меня, я её догнал и разговорился: "Как жизнь, Дорка? Как дела? Как проект?», одним словом, то да сё. И так мы разговорились, поболтали. Я говорю: "Пойдем в кино". Пошли в кино, а после фильма я проводил её домой, и как-то к нам вернулось чувство взаимной симпатии. И вот опять у нас завязались отношения. Я уже приходил к ней в дом, уже не ждал её на улице, как при первом нашем с ней романе. Отношения стали более близкими, мы целовались и обнимались, и я понимал, что Дорка полностью мне доверяет, но я границ всё такие не переходил. У меня было убеждение, что с девушкой нельзя быть в полном контакте, если ты не женился на ней. Мы были практически вместе каждый день. Я уже был распределен в Новосибирск. У меня тогда возникла какая-то обременённость. Мы заканчивали пятый курс. У Дорки на пороге распределение, значит, если всё так уж серьёзно, ей распределение нужно брать тоже в Новосибирск. Чего-то всё-таки мне не хватало, чтобы так себя связать. Я должен был принимать важнейшее решение, а я к этому не был готов.
В колебаниях и сомнениях я стал задавать себе вопрос, так ли я её люблю, настоящая ли это любовь, или она ещё не настоящая? И в этой ситуации я ясно почувствовал, что совершено не готов ещё связать свою судьбу с кем-то, остановиться и сказать, что всё, вот мой причал, моя любовь на всю жизнь. Я мучился несколько дней, у меня не хватало сил пойти и сказать Дорке, что я не готов жениться на ней. Не хватило у меня сил, глядя в её глаза, нанести такой удар, я понимал, что это подло, но думал, что, может быть, будет ещё хуже, если мы поженимся. Я написал письмо со всяческими извинениями. Я сам даже не мог его отнести. Я попросил друга Игоря отдать Дорке это письмо. Игорь меня всячески ругал, говорил, что "ты трус несчастный", что Дорка прекрасная девочка (ему она очень нравилась). Я осознал, что я ещё внутренне шалопай, что мне ещё просто хотелось ухаживать за девочками, но связать себя окончательно я ещё не готов».
Я помню, что в письме Виталки были такие слова: «...со мною ты будешь мучиться и переживать всю жизнь. А ты хорошая и жизнь наградит тебя...»

После этого я Виталку в институте уже никогда не видела,но любовь к Виталке оставалась ещё долгое время, пока счастливым осенним днём 1952 года я не встретила и не полюбила своего будущего мужа – Сашу Гольдштейна. А Виталку мне помогли понять стихи Вероники Тушновой «Не отрекаются любя...»: Виталка смог от меня отречься именно потому, что не очень- то он меня и любил.
Я опять увидела его только
через двадцать лет – на встрече
выпускников института 1949
года, которая происходила в
мае 1969 года. Он в своей книге так описывает эту нашу с ним встречу: «Мы с Доркой увиделись, она была замужем, у неё был прекрасный сын где-то 14–15 лет, и она, видимо, была счастлива. В разговоре, который между нами произошел, она сказала, что, конечно, ничего подобного в её жизни уже не было, как было со мной, и даже второй раз, когда мы на пятом курсе опять начали или, вернее, продолжили нашу дружбу,  тоже уже всё было не так. Для неё осталось главным  то,первое, именно это запомнилось на всю её жизнь».
При нашей встрече Виталка сказал, что приехал в Харьков из Новосибирска специально для того, чтобы увидеть меня – хотя очень занят по работе.дщ
Отмечу, что в это время Виталка, уже лауреат Ленинской премии, 0был на ответственной должности главного конструктора  радиолокационных станций кругового обзора. Виталка отметил, что в связи с нашей предстоящей встречей его беспокоили два вопроса: первый – он боялся, чтобы я не растолстела,
растолстевшие женщины становятся неузнавемы.Слава богу, это его опасение оказалось напрасным; второй – он опасался, что я буду на него сердиться за то, как он поступил со мною, отказавшись на мне жениться.
Я сказала Виталке:
– Посмотри на моего Сашу (Саша тоже пришёл со мною на эту встречу), и ты сразу же поймёшь, что я не только на тебя не сержусь, но наоборот – благодарю тебя за то, что ты это сделал. Ведь, не дай Бог, если бы не такое твоё решение, я бы могла не встретить своего любимого мужчину – Сашу и не создала бы с ним семью.
Саше было тогда всего 38 лет (он был на два года младше меня) и находился в расцвете своей мужской привлекательности.
Для меня Саша всегда был самым красивым мужчиной на свете. О Сашиной непростой судьбе я расскажу в отдельном очерке.
Все наши девчонки, глядя на нас с Виталкой, начали возмущаться, почему вы не поженились, ведь вы созданы друг для друга. Они были совершенно уверены в том, что это моя вина, что это я оставила Виталку, потому что не захотела ехать с ним в Новосибирск. Они не представляли, что в то время я была бы счастлива поехать с ним куда угодно, хоть на край света, а не то что в Новосибирск, что это именно он от меня отказался.
После этой встречи мы с Виталкой несколько лет переписыаались. я
 ему в 1971 году отослала по почте мою монографию, но постепенно переписка прекратилась, и мы потеряли друг друга из вида, ничего друг о друге не знали. Поэтому Виталка и написал в своей книге: «Где она теперь (имея в виду меня)? Может быть, и сейчас в своём Харькове? Или уехала в Израиль? А может быть, сейчас её уже нет».
Однако сравнительно недавно, по прошествии десятков лет, нам опять удалось друг друга найти и вот как это случилось:
Мой муж - Саша всю свою трудовую жизнь работал в секретном научно-исследовательском институте, который относился к области ракетостроения. Хотя сам Саша не говорил мне о характере своей работы, я многое могла понять по ряду факторов. Например, его домашняя техническая библиотека имела книги с говорящими сами за себя назвниями. Они были посвящены методам измерения траектории движущихся объектов, методам математической обработки результатов траекторных измерений и так далее.
О степени глубокой секретности выполняемой им работы тоже можно было судить по некоторым обстоятельствам. Запомнился такой случай: Саше предстояла неожиданная срочная командировка. Он пришёл домой для того, чтобы собраться в эту командировку в сопровождении огромного, звероподобного охранника. Этот охранник следовал за Са- шей как тень, сопровождал его даже в ванную комнату и туалет.Когда Саша ушёл из жизни, у меня появилось желание узнать как можно больше о выполняемой им все годы работе,  и я воспользовалась для этого возможностями интернета. В процессе поиска работ по предполагаемой мной Сашиной тематике я узнала много интересного и существенного. При этом я встретила также ссылки и на Виталкины работы, что оказалось вполне закономерным: Виталка работал в области создания радиолокационных станций кругового обзора для зенитных комплексов, а Саша занимался траекторными измерениями межконтинентальных баллистических ракет. Я нашла Виталкин адрес и телефон, написала ему два письма, много раз пыталась позвонить, все это оказалось безрезультатно
.Тогда я подумала, что Виталке стало уже не интересно возобновлять наше общение, и гордо замолчала. Однако затем нашла на интернете правилный адрес Виталки и его телефон и позвонила ему. И вот как он воспринял мой звонок:
«Утро – читаю, сидя за письменным столом. Звонит телефон, поднимаю трубку, слышу: «Это ты, Виталка?».

Поражён. От падения спасло кресло. Виталкой меня звали только друзья в институте почти 70 лет назад. Звонит Дорка из Америки. Начинаю задавать какие-то вопросы, чтобы убедиться, что это не наваждение. Оказывается, она давно меня ищет и, наконец, смогла выйти на меня, благодаря интернету.
Это был третий в моей жизни подарок судьбы, грандиозный по своей невероятности и значимости. О втором я уже писал в своих «Осколках памяти»: «Прошло много лет и детские светлые воспоминания ушли в глубины памяти и вдруг Дина Дрюкова оказывается в Новосибирске, где и я живу. Каким вращением судьбоносного волчка нас забросило в один город? Но и будучи в одном городе, мы могли никогда не встретиться, а встретившись, не узнали бы друг друга, но судьбоносный волчок сработал ещё раз». Дина была моим школьным увлечением в Сталиногорске, где мы жили до войны, и с которой мы встретились совершенно случайно в Новосибирске и потом дружили семьями – это был воистину подарок судьбы.
Но это произошло на просторах России, и тогда нам было по 40. А тут?!! Две песчинки на просторах всего земного шара и нам под 90. Сама вероятность, что оба определённых персонажа ещё живы в таком возрасте, очень мала. А что две песчинки, бывшие рядом когда-то и разнесённые ветром, опять окажутся рядом, мала неизмеримо. А значимость? Ведь мы любили друг друга и готовы были связать свои судьбы. После этого короткого звонка у нас развернулось и углубляется виртуальное общение и сотрудничесиво.  Родился
новый плод Дориного творчества – книга о её жизни. Я увидел, что доброта и отзывчивость, несмотря на превратности судьбы, у неё сохранились, что она по-прежнему может восторгаться и ненавидеть, любить и презирать, что для неё белое всегда белое, а чёрное – чёиное,  она не принимает полутонов в человеческом общении и никогда не прощает подлость и предательство. Она не умеет
подлаживаться под чужое мнение и полностью соответствует определению А.К. Толстого
«Коль любить, так без рассудку, Коль грозить, так не на шутку, Коль ругнуть, так сгоряча, Коль рубнуть, так уж  сплеча».