Ветер с Гоби

 «Далёкие года советские,
Где все мы дети, все творцы…»

 
 -Проставляться когда будешь? Отпуск-то через два дня – Старлей Ерохин остановил Валерку при выходе из столовой.
- Чем? Не местной же «ханжой». Только травится. Не в Улан Батор же ехать.
 - Моё дело напомнить. Тебе служить. У нас ребята обидчивые.
 - Из Союза привезу. Самой лучшей водки привезу.
- Это само собой. Но перед отпуском положено. Традиция.
Посмотрев на унылый вид Валерки, он улыбнулся.
 - К Петровичу подойди. Он знает.
Прапорщик Семенчук в простонародье Петрович возился под капотом своего темно-зелёного «газика-козла».
- Петрович, выручай. Мне за отпуск отметиться надо. Говорят, ты можешь помочь.
- Батарейки к «Спидоле» привезёшь?
- Привезу.
 Петрович глянул на уходящее за горизонт солнце.
 - Через часок и поедем. За четыре часа обернёмся. Готовься.

Справа со стороны Гоби набегал горьковатый тёплый ветерок. Двигатель мерно гудел под капотом. Петрович включил фары.
- Тут, буквально в ста километрах в Китае есть посёлок. Семёновцы. Бывшие. Ещё в Гражданскую осели и живут. И, надо сказать неплохо живут. Работают. Кто в Харбине вахтой, кто у себя. Справно живут.
- А как же граница?
- Какая граница? Ты где её видел? Здесь люди живут, а не государства. А людям делить нечего. К Савелию заедем. Самогонка у него отличная! Старику под девяносто лет, а кряжист, да силён, как бык. Рецепт какой знает или потомство у них такое. У него две дочки перестарки. Он за них приданное даёт по две «Волги», но только с условием, чтоб официально оформить брак и увезти их в СССР. Будет сватать, не ведись. Сложно это.
Валерка откинулся в кресле и закурил. Служил он третий год офицером химзащиты. После училища распределили его в Сибирь. А где же ему, бывшему детдомовцу ещё служить? Сказали, мол, там, на «точке» год службы за три идёт. Через два года старший лейтенант, а там и до капитана недалеко. За два года он чуть не спился. Глухой таёжный посёлок, однообразная нудная служба. Полное отупление. Однажды перепились так, что устроили дуэль на автоматах. Дошло до начальства. Вместо старлея суд чести и «на воспитание» в Монголию. Здесь, конечно, тоже не курорт, но ребята хорошие. Оклад приличный. В столицу, Улан Батор можно смотаться, там, хоть и не Москва, но тоже столица. Ему, не знавшему кроме родного Саратова ни одного большого города, и это было « в диковинку». От невесёлых раздумий его отвлёк неестественный стук двигателя.
 - Кажись карбюратор. Ладно, тут уж, не далеко, а там посмотрим, - буркнул Петрович. Через полчаса они въехали в чистенький ухоженный посёлок. Красивые, добротные дома, крашенные заборы палисадников, а где, так и железные ворота. Ощущение русской деревни, но перед приездом генерального секретаря КПСС. У одного из домов Петрович остановился и посигналил. На крыльцо вышел высокий старик, спустился, открыл калитку.
- Кого бог послал?
-Это я, Савелий. Петрович. За «продуктом» приехали.
- Ну, проходите в дом.
Обстановка внутри дома совсем не походила на деревенскую. Высокие потолки, красивые обои, старинная добротная мебель, картины.
- Присаживайтесь, ребята. Маша, Нина, соберите на стол.
- Зачем? Мы сразу же назад.
- Положено так. Прежде, чем покупать, необходимо попробовать, оценить, поторговаться. Раньше покупка товара это был целый ритуал. На рынок или в магазин ходили, как сейчас в кино или театр. Всё опробуют, всё оценят, сравнят. Потому и качество было. Садитесь.
В комнату вошли две женщины, неся посуду и закуску.
- Хлеб наш попробуйте. Сами печём. Может, тоже купите.
Старик достал из горки массивный штоф, разлил по рюмкам. Спиртное мягкой волной прошло по пищеводу.
 - У тебя завсегда самогон классный, - прожёвывая, пробормотал Петрович.
- Я пойду, гляну «движок», а ты, лейтенант, пироги попробуй. Пироги здесь знатные.
- Это Марьюшка, да Нина стараются. Эй, дочки, выходите. Смотрите, какого кавалера нам ветер с Гоби принёс.
Миловидная, слегка худощавая женщина чуть присела.
- Мария.
 Нина только мягко улыбнулась и, как будто растерянно, поправила белокурые локоны выбивающиеся из под причёски.
- Погодки они у меня. Поздние. Марьюшка, вон, на меня похожа, а Нина в мать-покойницу.
 Девушки не жеманясь сели за стол о чём-то посмеиваясь и подмигивая. Дед достал другую бутылку.
 - Вот вам ликёр, дамы. Присоединяйтесь.
 Выпили. Скованность в Валерке постепенно таяла. Ему нравился и уют дома и радушие хозяина и такие простые девушки.
- А пироги, действительно знатные. А вы где работаете? Или только по хозяйству?
- Маша преподаёт здесь в школе. Русский, французский, немецкий, а Нина работала в Харбине, да что-то там ей не понравилось. Вишь, вернулась. Кружева плести учится. Есть у нас в посёлке умелица, баба Нюра, да слабеть зрением стала. Вот, передаёт умение Нине. А кружева её китайцам очень нравятся. Охотно покупают. Да, что вы всё молчите, девоньки. Неужто застеснялись? Марьюшка, сыграй гостю, спой.
 Мария вышла в другую комнату и вернулась с гитарой.
Как грустно, туманно кругом,
Тосклив, безотраден мой путь
А прошлое кажется сном,
Томит наболевшую грудь.

Ямщик, не гони лошадей,
Мне некуда больше спешить,
Мне некого больше любить,
Ямщик, не гони лошадей.

Запела она мягким грудным голосом. В комнату вошёл удручённый Петрович.
- Жиклёр полетел. Напрочь. Савелий, может жиклёр от ГАЗ-61 найдётся? Выручай. У вас в посёлке только чёрта лысого нет.
 Девушки прыснули от смеха.
- Чёрт-то лысый как раз у нас и есть. Степан. Он у нас складами заведует. Кстати, лысый. Только он к внукам в Урумчи уехал. Будет только к утру. Так что располагайтесь к ночи. Я вам тут в гостиной на диване постелю. А сейчас давайте-ка ещё выпьем.
- Валера, а родители у тебя живы ещё? – спросил Савелий, наполнив рюмки
- Мать у меня была. Слепая. Сестра старшая. Пьющая. Сдали меня в детдом. Потом сами на пожаре угорели. Потом училище.
 Валера ещё что-то хотел сказать, но передумал. Надо-ли?
- Всё, прямо, как у меня, - удивился дед,- Родители у меня рано умерли. Дядя воспитывал. Статский советник. Строгий был…ух! Потом юнкерское училище в Иркутске. Год не доучился – революция.
 - А потом банды Семёнова, - не удержался Валерка.
- Банды? Возможно. Только у этих банд и конституция своя была и суды и административная система. Да… Три года и вся жизнь.
Старик куда-то сходил, принёс пять бутылок самогона.
 - Вот, это вам. С вас пятьдесят рублей. А я спать. Что-то расчувствовался не в меру.
Валерке не спалось. Он досадовал на себя, что не подумав, брякнул про этого Семёнова и тем скомкал вечер. Хотелось просто поговорить с интересным человеком, да и с девушками. Рядом посапывал Петрович. Он вышел во двор, сел на скамеечку и закурил.
- Не спится? Мне тоже по-первоначалу не спалось, когда в Харбине жила. Новое место.
Нина, кутавшийся в большой цветной платок, сошла с крыльца и села рядом на скамейку.
- А сейчас?
- А сейчас новый человек в доме. Тем более из России. Расскажите, как там?
- Слушай, давай на «ты». Если честно, то я не больно-то и где бывал. Окно детдома, окно училища, тайга. В Москву всем детдомом на экскурсию ездили. Красивый, большой город. А правда, что ваш отец за ваше замужество по две «Волги» обещал?
- Он очень хочет, чтобы мы в России жили. Без слёз о ней и не вспоминает.

 Край ты мой, родимый край!
Kонский бег на воле,
В небе крик орлиных стай,
Волчий голос в поле!

Гой ты, родина моя!
Гой ты, бор дремучий!
Свист полночный соловья,
Ветер, степь да тучи

 - Это кто?
- Граф Алексей Толстой.
- Да? Мы в школе этого не учили. А ты хочешь туда? В СССР?
- Очень. В Харбине есть русский кинотеатр. Я все фильмы там пересмотрела, даже документальные. Валера, возьми меня замуж. Я верной женой тебе буду. Детей здоровых рожу. Мы сибиряки все здоровые. А бросишь, не обижусь. Ты не подумай чего. Я, как тебя увидела, так в груди всё и обмерло. Судьба. Если не получится, думаю, руки на себя наложу. Люб ты мне. Очень. Чего же ты молчишь? Ну, иди же ко мне, ясный мой.
 Валера глянул во влажные ласковые глаза. От них исходила какая-то огромная притягательная сила, она и кинула его в объятия девушки. Из глаз брызнули слёзы. И плакал Валерка оттого, что никто раньше его так не обнимал и так ласково не гладил. Ни мать, ни сестра, ни девочка в детдоме, с которой он проходил азы половой жизни, ни женщины с пьяных вечеринок. И он неумело гладил и целовал и губы и щёки и глаза. Гладил и плакал. Это было безумие, сошедшее на них с какой-то далёкой звезды, открывшее в них истинно человеческие чувства и слова. И тоскующие, мечущиеся их души улетели к этой звезде.
 Где-то за забором пропел петух. Подул лёгкий ветерок.
 - …Ты…ты как по фамилии?
 - Кулагина. Нина Савельевна Кулагина. Папа поздно женился. Всё не мог забыть свою первую любовь. Она умерла, когда они бежали от красных. Всё сокрушался, что могилки её не ведает. А потом всё же женился. Мама сначала Машу родила, а, потом, когда меня рожала, умерла. Так, вот, я и живу, за себя и за неё. Пойдём к околице.
 Они встали и пошли, взявшись за руки. На краю посёлка стояла старая ветла.
- Там, на востоке великая пустыня Гоби. В детстве нам папа рассказывал, что там живут злые драконы. Они охраняют вход в нашу родину. Она, там, дальше, за пустыней. Вот, здесь у ветлы я и буду тебя ждать. Каждый день. А теперь пошли домой, мой любимый. Скоро отец проснётся.
 Назад ехали молча.
- Что хмурый такой, лейтенант? Никак зацепила девка? Которая? Маша? Нина? Хорошие девки, но, как говорится «хороша Маша, да не наша». Сдаётся мне, что был жиклёр у Савелия, всё же был. Наших «газиков» у них до чёрта. Он специально так устроил. Слышишь? Ну, молчи, молчи, - и Петрович придавил педаль газа.
 Оформив проездные документы в штабе группировки в Улан Баторе ,Валерка зашёл к комитет комсомола.
- Я заявление принёс. На регистрацию брака.
- А чё, к нам - пересев с дивана на стул у стола, спросил молодой лейтенант.
- Она иностранка ...не, конечно, русская, только…китаянка.
 Лейтенант долго расчёсывал потрёпанные волосы, потом предложил:
- Представьтесь.
- Лейтенант Самойлов. Валерий Семёнович.
- Я вспомнил тебя. Ты на учёт полгода назад вставал. Точно, Валера. Давай на «ты». Я Игорь. Ты меня тоже, наверное, помнишь. Так, я не понял, что, китаянка от тебя «залетела»? Какие проблемы?
 - Нет, Игорь. Я жениться хочу. Она русская, а живёт в Китае. Ну, не советская… пока…
- Не понял. Откуда там русские? А… семёновка? Ну, ты брат, даёшь! Неее, ты иди в первый отдел. Там решат, хотя, …чё, очень хочется? У нас хорошие девушки здесь. Среди своих не нашёл? Ты пойми, в преддверии Олимпиады в Москве. В связи с решениями съезда партии… Ты с ума сошёл?
Первый отдел находился на первом этаже в самом углу здания. Валерка почитал надпись на двери, постоял, покурил у окна, потом решительно без стука открыл дверь.
- Ты, что, с дуба рухнул? – майор даже побагровел от возмущения.
- Плохо живётся? Приключений мало? Тайга тебя ни чему не научила? Я это не подпишу однозначно. Отсылай в Москву. Или сам вези. Но я тебе не советую. У тебя такой послужной… . Точно, с дуба рухнул.
Родной город ничем не удивил Валерку. Вроде бы ничего не изменилось. Только плакаты с Олимпиадой, да колбаса в магазинах сразу трёх сортов. Анна Ивановна, заведующая детдомом, долго трясла его руку, как заезжему начальнику.
- Валера, как хорошо, что ты заехал. Я всегда вспоминала ваш выпуск. Витя Перхов у нас в городе работает . На заводе. Фрезеровщик. Заходит. Костя Серов сидит. Пять лет дали за разбой. Вова Иванов женился, на нашей же, Ирочке Дедловой.. Ты её помнишь, она на три года младше вас была. Хорошо живут. Двое деток у них. Пока в общежитии. Но им квартиру обещали. А Нина… девушка твоя… да не кивай… я же всё знаю, приезжала. Накрашенная, весёлая, денег привезла зачем-то. А глаза, как у больной. Валера, можно я твою фотографию в холле повешу? Вроде бы, наш выпускник и офицер. Ребятам будет с кого пример брать.
В штабе сухопутных войск всё было быстро и строго
 - У вас заявление? Заполните по форме… .Вот ваш регистрационный номер. Решение по вашему вопросу перешлют в вашу часть.
 За окном вагона перелески, покосившиеся избы, бабки в платках на полустанках. А в глазах Нина. И поверх кедров и на холмах, как будто окружающих поезд и в облаках, как будто летящих следом. Везде Нина. И шёпот: « Ветер, степь, да тучи…» Он решил остатки отпуска ждать возле штаба группировки. Дал дежурному номер своей комнаты в гостинице и стал искать в библиотеке стихи Алексея Толстого. На третий день его вызвали в штаб группировки. От полковника в кабинете с высокими потолками разило перегаром и одеколоном «Шипр».
- Ваше заявление рассмотрено и по нему принято отрицательное решение. Учитывая характеристику с вашего прежнего места службы, решение офицерского суда чести, принято решение о переводе вас в воинскую часть, расположенную на Камчатке. Согласно предписанию, выданному вам сегодня, вам необходимо отбыть по новому месту службы в течении трёх дней.
 Выйдя из большого помпезного здания с бумажкой в руке, Валерка опустился на  ступеньку у входа. Слишком давило сверху. А после первой рюмки сразу отпустило. Сразу. А потом был весёлый монгол Петя, который всё понимал. И, что все мы русские, советские , даже граф Толстой. И Нина. Очнулся он на офицерской гауптвахте в том же здании. Возвращая ему вещи, пожилой майор только покачал головой.
 - Ну, ты, парень и оторвался! Ладно бы "бухнул", но, уснуть на лавочке возле китайского посольства! Что места больше не нашлось? Теперь жди «конфетку».
В этот же день ему вручили уведомление об отчислении его из вооружённых сил СССР за действия, порочащие высокое звание офицера. В течении трёх дней ему предписывалось покинуть государство Монголия . Все выездные документы прилагались.
Ерохин только качал головой, помогая Валерке собирать нехитрый его скарб.
 - Зайди ещё в «оружейку», подпиши "обходняк».
 Петрович, как всегда возился под капотом своего «газика».
- Петрович, держи батарейки. Слушай, выручи. Последний раз. Съездим туда.
- Ты что, совсем дурак? Катись отсюда.
 Он ещё долго матерился, сунув голову под капот. Потом выпрямился, вздохнул и смахнул с загоревшей щеки набежавшую слезу. Через час он обошёл машину вокруг, пнул передний скат и сказал в пустоту:
- А бак полный…

Где-то за спиной заходило солнце, а впереди надвигалась непонятная и волнующая темнота и только ветер с Гоби толкал Валерку вперёд. Он крепко сжал руль. « Главное, чтоб жиклёр не сдох».