Сны чёрно-белого города. Эпизод II Новогодняя Шизо

  Я смотрел на тело, вокруг которого растекалась лужа крови. Земля прервала его полёт спустя двенадцать этажей и дала мощную плюху. Боль от этой плюхи чувствовалась до сих пор.
      Я потёр щёку и посмотрел на предновогоднее небо. Там периодически мерцали салюты, создавая загадочную атмосферу волшебного праздника.
      — У-у-у-у-у... — пробурчал вдруг рядом голос, предположительно принадлежавший какой-нибудь бабушке. — У-у-у-у-у... Ты ж посмотри на него, развалился тут, совсем стыда нет, всё тут собой перепачкал, а людям убирать за тобой...
      Я с любопытством оглянулся.
      Так и есть.
      Бабушка.
      Стоит около трупа и что-то бормочет про бессовестную молодёжь.
      — Я не специально, бабуль, честно, — немного смущённо я пытался оправдать себя. — Сам не понял, как так вышло...
      Бабушка подняла на меня свой строгий взор:
      — А чего ты на крышу полез, обалдуй ты эдакий?
      — Ну... — Я замялся, ибо понятия не имел, чего я забыл на крыше высотки.
      — Баранки гну! — проворчала бабушка, качая головой. — Вот тебе приятно чужие мозги соскребать с асфальта?
      Я подумал, представил себе эту картину.
      Стало неприятно.
      — Нет, — честно ответил я.
      — Эх... — Бабушка махнула рукой.
      — Кузьмишна! — окликнул бабушку вдруг кто-то. — Чой-то там происходит у тебя?
      К нам из ниоткуда вышел местный дворник. Мы все его звали дядя Афанасий.
      — Апанасий! — бабуля всплеснула руками. — Ты посмотри, что этот негодник тут творит!
      Дворник подошёл к моему телу, склонился и внимательно его осмотрел, а после изучения моей спины и затылка он присвистнул, глядя на замёрзшую лужу крови.
      — У-у-ух! — он посмотрел на меня. — Да ты ж, бедный, без зубов остался, наверное.
      — Не знаю, — я пожал плечами. В голове у меня созрело несколько вопросов, и я не знал, какой именно задать первым. — А я что, умер уже?
      Дворник с бабулей посмотрели на меня, как на идиота.
      Я смутился.
      — Ты, Апанасий, посмотри, что он тут натворил, как нам теперь это всё отскребать?
      — Уж и не знаю даже, — дворник сокрушённо покачал головой, а после стащил шапку с трупа и, схватив его за волосы, резко дёрнул вверх.
      — Ну и рожа у меня! — я поморщился, глядя на сплющенный кусок мяса вместо лица — я приземлился на голый лёд.
      — Угу, — печально подытожила Кузьмишна.
      — И зубы разлетелись, — вздохнул Афанасий.
      — А вы, получается, тоже умерли? Раз меня видите? — Я не удержала от вопроса. Всё происходящее напоминало чей-то шизофренический сон.
      Афанасий и Кузьмишна посмотрели друг на друга, а потом вдвоём уставились на меня. И опять как на идиота.
      — Э-э-э-эх... — вдруг раздался чей-то голос. — Люди добрые, дайте денежек на похмел... — Под свет фонаря выполз какой-то бомжик.
      — Иваныч! — укоризненно бросила Кузьмишна. — Опять бомжуешь...
      — Не опять, а в принципе, — ответил Иваныч, ухмылкой обнажая сгнившие зубы. — А вы тут чего собрались?
      — Да вот, молодой тут собой полдвора загадил! — Запричитала Кузьмишна.
      — Нехорошо! Надо проучить молодого! — запыхтел Иваныч, закатывая рукава.
      — Не надо, только не вы, от вас воняет, а я только недавно помылся! — очень вежливо попросил я.
      — Ишь ты, помылся он, — пробурчала Кузьмишна. — А кто двор мыть теперь будет?
      Афанасий поморщился.
      — Ты, Иваныч, завязывай, чего тут уже учить-то... Если мозгов нет, то порка тут не поможет!
      — А их ужо и не осталось тем более! — Кузьмишна схватила мою голову, подняла её и помотала ей. — Мозги-то все вылетели, вон по двору валяются!
      — Эй! — я немного возмутился. — Давайте аккуратнее и повежливее, всё-таки это мой труп! — Мне стало немного обидно.
      — А чего с трупа-то взять? — Кузьмишна отпустила голову, и она плюхнулась на лёд с неприятным звуком.
      — Ну вот... — я расстроился. Было обидно.
      — Эй! Что тут за столпотворение? — к нам подошёл высокий дяденька строгого вида.
      — Аркадий Николаевич! — Кузьмишна всплеснула руками. — Ну хоть вы скажите этому сорванцу, что так нельзя хулиганить!
      — Сорванец! — Аркадий Николаевич посмотрел на меня. — Так хулиганить нельзя! — он наклонился ко мне и тихонько прошептал: — А вообще зачётный плюх вышел, ставлю пять!
      — А-а-а-а... — Я уже немного стал теряться от происходящего.
      Если честно, то загробную жизнь я себе не так представлял.
      — Марь Ивановна! — Афанасий вдруг улыбнулся.
      К нам спешила женщина. Её я знал, она жила в соседнем доме, и была учительницей в начальных классах.
      — Что тут такое? — строго спросила она.
      — Марь Ивановна... Здравствуйте! — просипел бомжик и попытался её пощупать, правда, тут же получил пощёчину.
      — Стерва... — пробурчал он.
      — Апанасий, объясни. Ну вот Марь Ивановна — строгая женщина, внушит ему!
      Афанасий вздохнул, но не успел он открыть рта, как к нам подошёл кто-то ещё, ещё, и ещё...
      Все галдели: Кузьмишна вместе с Марь Ивановной возмущались моему безответственному поступку, Аркадий Николаевич то вторил им, то говорил, как классно я расплющил рожу, бомжик Иваныч периодически пыхтел, что молодёжь надо учить как следует, и пытался щупать Марь Ивановну.
      Потом все резко замолкли и посмотрели в небо.
      А на небесах появился узор разноцветных огней, и послышались радостные хлопки, предвещая начало нового года.
      — Красиво... — нарушил общее молчание бомжик.
      — Надо Новый год встречать! — вдруг спохватился Аркадий Николаевич. — Он же вот-вот наступит!
      — А где ёлку возьмём? — спросила Марь Ивановна.
      — А вот его, — Афанасий указал на мой труп, — и поставим вместо ёлки!
      Все одобрительно загудели. На мои слабые возражения, что мой труп как-то не сильно празднично выглядит, да и вообще на ёлку не очень похож, никто внимания не обратил.
      Тут же Афанасий накидал лопатой горку снега, в которую воткнули мой труп, причём воткнули (это меня обидело больше всего) вниз головой.
      Афанасий объяснил это тем, что рожа у меня стала больно неприглядная.
      Замёрзший труп торчал из сугроба ногами вверх, а люди схватились за руки, втянули меня в хоровод. И тут Аркадий Николаевич всех остановил:
      — А что петь-то будем?
      Я был в растерянности: я впервые встречал Новый год в обществе своего трупа и призраков и понятия не имел, как здесь этот праздник проходит.
      — Вообще... — не очень уверенно начал я. — Вообще принято хороводы водить, и делать салат оливье, пить шампанское. И президента слушать...
      — Из еды только твой труп, — Марь Ивановна хихикнула. —А ножа ни у кого нет... Поэтому будем хоровод водить.
      — Я вспомнил песню! — прохрипел бомжик и завыл:

      Как на чьи-то именины
      Испекли мы каравай!
      Вот такой вышины!
      Вот такой ужины!

      — Но это не новогодняя песня, а песня на день рождения! — попытался протестовать я. — Надо про маленькую ёлочку петь!
      Но меня опять никто не услышал.
      Все подхватили каравайную песню и пошли водить хоровод вокруг моего трупа. Хоровод с каждым шагом ускорялся и ускорялся. Мой труп вертелся вокруг себя. Куранты начали бить двенадцать часов, и на последнем ударе ярко вспыхнули небеса разноцветными салютами. Раздалось громогласное: "Ура-а-а-а-а!!", и бешеный хохот заполнил мои уши. Вокруг мелькали люди, чьи-то лица, мой труп выплясывал кренделя, всё слилось в одном бешеном, дьявольском хороводе.
      Стало меркнуть, а потом резко вспыхнул свет.

                ***



      Я стоял на крыше, и одна нога уже была занесена, готовилась сделать шаг вниз.
      А за спиной стояли люди.
      Кузьмишна, которая умерла сегодня от инфаркта, Аркадий Николаевич, который сегодня провалился в колодец и сломал шею, Марь Ивановна, которую задавила машина утром, бомжик Иваныч, которой замёрз насмерть пару часов назад...
      Они стояли и смотрели мне в спину.
      А над ними чёрно-белым пятном сиял Сон Города, такой же чёрно-белый, как и сам Город. Он не спеша забирал в себя души людей, растворял их в своей иллюзии, смотрел мне в спину и ждал, когда я сделаю выбор.
      Одна нога была над пропастью.
      Другая нет.
      Что мне выбрать?
      Я шагну вперёд — и будет вечность.
      Но!
      Наверное, ведь будет человек, который будет смывать потом мои мозги со
      льда, и это будет чертовски неприятно.
      А Город, давший мне выбор, ждал.
      Близился Новый Год.