Про дерево мечты и пенсионную реформу

Октябрь. За окном жёлто-красное очарование парка в лучах восходящего солнца, над золотыми кронами деревьев кружится стая птиц, готовится к отлёту в тёплые края. Увы, лето осталось позади. И лето, и отпуск, и чемпионат мира по футболу. Газеты уже не пестрят фотографиями футболистов и спортивными заголовками, новостная лента заполнена другими событиями. Эти другие события могли бы окончательно вытеснить чемпионат и из поля народного обсуждения – на кухнях, в автобусах, в очередях поликлиник – но этого не произошло. Пенсионная реформа спасла чемпионат от забвения. В самых разных разговорах регулярно слышу про чемпионат в том смысле, что «как ловко кислую конфету обернули блестящим фантиком». Между тем конфета действительно кислит, с какого бока её не надкуси.

Во-первых, недавно выбранный президент. Раньше говорил, что пока будет президентом, пенсионный возраст повышаться не будет. Во многом благодаря этому обещанию был выбран на нынешних выборах, и тут же обещание не сдержал.

Во-вторых, депутаты Государственной думы. Помнится, в институте нас учили, что Государственная дума – это орган народовластия, что народ выбирает депутатов, которые отстаивают интересы народа, проводят в жизнь наказы избирателей. Сейчас же получилось, что избиратели никаких наказов на счёт повышения пенсионного возраста не давали, и даже наоборот – избиратели не хотят лишиться пенсий, но депутаты дружно за это проголосовали. И ещё накинулись на тех немногих, которые честно выполняли волю избирателей. Выходит, что наказы или приказы депутатам даёт не народ.

В-третьих, печально быть свидетелем, как постепенно упраздняются гражданские права. Советский Союз обеспечивал граждан жильём, дал право на восьмичасовой рабочий день, на ежегодный отпуск, на пенсию в шестьдесят лет мужчинам и пятьдесят пять лет женщинам, и многое другое. Даже в непростые, послевоенные годы людям были обеспечены эти права. Теперь же всё это постепенно отнимается под лукавым лозунгом «нет другого выхода». Хотя, объективности ради, уместней говорить «обеспечить этого наша команда не может». Или не хочет. И годы-то не послевоенные, а такие, что бывшие чиновники покупают футбольные клубы в Англии.

В-четвёртых, удивляет нелепица, которую несут из телевизора оракулы пенсионной реформы. «Реформа пойдёт на благо людям». Завидное благо, ничего не скажешь: всю жизнь вычитают из зарплаты на пенсионные накопления, а потом эти накопления отнимают, нисколько не заботясь, что для людей это единственное средство существования. Вот ещё инициатива: «Мы введём уголовную ответственность для работодателей за отказ в приёме на работу человека предпенсионного возраста». И что получится? Когда человек отправляет резюме работодателю, то в этом резюме обязательно указывается дата рождения. Если сейчас может кто и пригласит предпенсионера на собеседование, то при введении уголовной ответственности «опасные» резюме будут отбраковываться автоматически.

Ну и в-пятых… Нет, это надо поставить «Во-первых». Во-первых, я вспомнил как устраивался на работу имея возраст «до сорока», и представил, как это в возрасте «за шестьдесят».

Было это несколько лет назад. Работал я в государственном учреждении по специальности программист, и в принципе работой был доволен. Зарплата небольшая, но зато и чрезмерного напряжения не требовалось. Было нас в отделе три человека: помимо меня – Дима, системный администратор, и Николаич – наш руководитель и, одновременно, системный инженер. Дима, или Димон, как его чаще называли, высокого роста, возрастом около тридцатника. За пределами кабинета с табличкой «Информационно-технический отдел» Димон всегда имел серьёзный, многозначительный вид. Так как камеры внутреннего наблюдения были выведены на монитор в нашем кабинете, то широкую, по-деловому спешащую походку Димона можно было часто наблюдать в разных коридорах учреждения. В руках прибор для проверки кабелей, или картридж, или ещё какая-нибудь компьютерная штуковина. Внутри же кабинета Димон приобретал благодушный вид, удобно устраивался в трофейном кожаном кресле с чашечкой кофе и философски созерцал вид из окна или что-нибудь в мониторе. Николаич, точнее Александр Николаевич – мужик среднего роста, с брюшком, возрастом под шестьдесят. В целом неплохой мужик, но бывало, по долгу начальствующей должности отчитывал нас с Димоном, не вникая, была ли наша вина. Но не сильно, так, для проформы – ему высшее руководство выдаст горячих, ну и он по административной цепочке нам передаёт.

С какого-то момента по учреждению поползли слухи о предстоящей реорганизации. Месяц ползают слухи, другой. Наконец, они материализовались. В один прекрасный день директор учреждения собрал всех начальников отделов на совещание. В мониторе, через камеру наблюдения возле кабинета директора, мы с Димоном пронаблюдали всех входящих – наших, а также несколько ненаших, они зашли вместе с директором. После совещания Николаич с невесёлым лицом сообщил нам подробности: «Реорганизация будет представлять собой объединение трёх учреждений. При этом, вместо трёх бухгалтерий останется одна, вместо трёх экономических отделов останется один, ну и вместо трёх информационно-технических отделов останется… один и, увы, не наш».

Димон почесав свою шевелюру, многозначительно спросил: «Это что, сокращать будут что ли?» Николаич с сарказмом в голосе ответил: «Нет, в качестве заштатного сотрудника оставят, только на своём довольствии». Мне вдруг вспомнились заголовки новостных статей на тему отдельно взятых увольнений, и поэтому я разрядил обстановку фразой: «Ну может хоть золотой парашют дадут в пару миллионов». Димон хихикнул, а взгляд Николаича чуть не прожёг во мне дырку.

Где-то через неделю после совещания призрак реорганизации приобрёл ещё более осязаемые формы. Всех сотрудников по одному вызывали в кабинет директора. Подошла моя очередь, я спустился на первый этаж, проходя через приёмную про себя отметил нерадостный вид симпатичной секретарши Вали и, постучавшись, вошёл в кабинет директора. Там, помимо директора, находилась делового вида женщина. Строгое бежевое платье, высокие каблуки, каштановые волосы уложены в аккуратную, тоже строгую, причёску, помада ближе к яркому, но в меру. Вообще-то мне нравится такой стиль, но в данном случае я не знал, радоваться ли встрече. Тем временем деловая женщина методическим тоном рассказала про реорганизацию, а потом дала какой-то документ для ознакомления и подписания, пояснив, что это касается зарплаты. После ознакомления мечты о золотом парашюте рассеялись как дым. В документе говорилось, что через три месяца, когда реорганизация завершится, моя зарплата будет составлять половину от того, что я получал до реорганизации. Внизу документа надпись: «Подтверждаю, что ознакомлен» и место для подписи.

 – Хорошенькое дельце, – подумал я, и спросил на всякий случай, – А можно не подписывать?

Деловая женщина с возмущённым непониманием посмотрела сначала на меня, потом одарила вопросительным взглядом директора. Директор сказал мне: «Вы же прочитали, значит ознакомлены. За это и расписываетесь».

– Логично, – подумал я про себя, и после пяти секунд колебаний подписал документ.

Когда вернулся в наш информационно-технический кабинет, там уже шло эмоциональное обсуждение. Николаич красноречиво ораторствовал, а Димон участливо поддакивал. Редкое единодушие. По результату обсуждения Николаич заявил, что не будет ждать три месяца до уменьшения зарплаты, а будет увольняться прямо теперь. Димон под воздействием пламенной речи начальника сказал, что тоже напишет заявление. Я ничего не сказал. Была мимолётная мысль, но невидимый агент жизненного опыта шепнул, что сначала надо подумать. Порыв к увольнению штука довольно заразная, ну или индуктивная, если выражаться «поумнее». В моей трудовой практике был случай, когда я принял решение увольняться, а за компанию со мной уволились ещё два сотрудника, со словами «Хватит это терпеть» и тому подобное. Но одному из них, на мой взгляд, не стоило увольняться, и я ему об этом говорил. Предпенсионный возраст, да и уровень квалификации (про квалификацию я, разумеется, ему не говорил). В итоге после долгих поисков он нашёл работу с меньшей зарплатой и нисколько не лучшими условиями.

Сказано-сделано, Николаич и Димон написали заявления «по собственному желанию», и через две недели уволились. Думаю, у Николаича, помимо праведного гнева, могли быть и другие мотивы. Через него шли закупки, и техника числилась на нём. Мало ли что могло оказаться при реорганизации. Директор учреждения видимо тоже это чувствовал, и поэтому попытался всю числящуюся на балансе технику «перевесить» с Николаича на меня. Я, в свою очередь, пообещал в случае реализации этого плана сойти на берег вместе с моими товарищами, и таким образом угроза миновалась. Три последующие месяца были посвящены подготовке к предстоящему поиску работы. Обучающие курсы, учебники, и всё в таком роде. Поддерживал связь со своими недавними компаньонами. Николаич жаловался – на собеседования практически не приглашают, видимо из-за возраста. Димон тоже жаловался – по вакансии «системный администратор» много соискателей, поэтому если и приглашают, то или в какую-нибудь мутную дыру, то на низкую зарплату, а чаще на оба эти блюда в одной тарелке.

Наконец, «день икс» настал, и я, расписавшись за получение трудовой книжки, вышел свободный на улицу. Улица встретила жарким июльским солнцем. Несмотря на жару, было довольно многолюдно. Мелькнула мысль, наверняка среди обозреваемых мною прохожих есть те, кто идёт или на собеседование, или с собеседования. Теперь я им конкурент и собрат по несчастью, а они, стало быть, мне. От этой мысли ощущение свободы вдруг стало неполным. В тот же вечер я подготовил оружие для предстоящей битвы за работу – объёмное резюме.

На следующее утро принялся штудировать список открытых вакансий, отыскивая что-нибудь подходящее. Открытых вакансий около полусотни, это обнадёжило. Рассылаю резюме. Ух! Аж устал рассылать. Теперь ждать обратной связи. Ответили около двадцати компаний, пригласили на собеседование. То есть, меньше половины от количества вакансий, на которые я отправлял резюме. Дальше дело поинтереснее – нужно отранжировать предложения по степени интересности. Внимательно читаю описание каждой вакансии. Внимательно, чтобы не дать мозгу отвлечься на блестящие, но ничего не значащие фразы наподобие «молодой дружный коллектив», «перспективная развивающаяся компания», «самая высокая зарплата в сегменте», «интересные задачи», «карьерный рост». Чтобы рассмотреть что-то реальное. Хотя бы, чем конкретно занимается фирма. Параллельно изучаю сайты, на которых работники пишут отзывы о своих работодателях. Говорят, администраторы некоторых таких сайтов за деньги делают выгодную для работодателя картинку, вдобавок к этому многие отзывы не кажутся объективными, но всё же, я думаю, это полезный инструмент при поиске работы.

В итоге, налицо остаётся восемь «живых» приглашений. Обзваниваю. По телефону, чтобы не тратить впустую время на поездки, пытаюсь узнать подробнее о вакансии, о фирме, о предстоящих задачах, об условиях. После обзвона отсеял ещё три компании. Осталось пять приглашений, по которым я и записался на собеседования.

Первой в очереди – компания, занимающаяся продажей картона и разработкой упаковки. Зарплату обещали средненькую, но зато недалеко от дома. Приезжаю на собеседование, встречаюсь с начальником ИТ-отдела. Худощавый мужичок лет сорока, брюнет, в тёмно-синем костюме, розовой рубашке и узком галстуке.  Представились: – Максим. – Валерий. Разговариваем. Сначала о моём опыте, потом о фирме. Слушая рассказ о фирме, я начал немного напрягаться. Контора вроде как продаёт картон, а режим безопасности в ней как на суперсекретном объекте. То нельзя, это нельзя, досмотры на входе и выходе, подписка о неразглашении, и так далее. Когда мой собеседник сказал про то, что соискателей проверяют на детекторе лжи, я окончательно почувствовал, что откажусь от столь лестного предложения. Чтобы как-то разнообразить разговор, выношу на обсуждение вопрос о справедливости. Дескать, трудоустройство-то – дело обоюдное, и если работодатель проверяет работника на детекторе лжи, то, наверное, и работник должен иметь возможность проверить работодателя на том же детекторе. По всей видимости мои доводы не нашли понимания, и мне предсказуемо не перезвонили до сих пор, чтобы пригласить на второе собеседование. Всего их там было предусмотрено три.

Вторая компания в моём списке – зеркальная фабрика. Отзывы о ней в интернете, конечно, не очень.  Называют концлагерем, но мало ли – может это обиженные бездарные сотрудники пишут. Решил съездить проверить. Из плюсов – недалеко от дома, «интересные задачи», ну и зарплата в принципе терпимая. Близость к дому, всё-таки, хороший плюс. Когда ты не связан долгами, необходимостью решать жизненные вопросы, требующие финансовых вливаний, или, наконец, манией стяжательства, то этот плюс перевешивает. В общем, приезжаю на собеседование и попадаю в волшебное царство зеркал. В зеркалах всё: пол, стены, потолок. Неоновые светильники разных цветов отражаются и переотражаются тысячу раз, дополняя впечатление. Какой же это концлагерь, нет, нельзя доверять отзывам в интернете, – пронеслась в голове мысль. Осталось понять, добрые тут волшебники или злые. Встретила меня высокая, симпатичная девушка, сотрудница отдела кадров. Познакомились. Елена, так зовут сотрудницу, проводила меня на второй этаж в комнату для переговоров. У Елены милая, располагающая улыбка. Одета в белую блузку и юбку неярко коричневого тона – без официоза, это тоже произвело хорошее впечатление. Поговорили. Потом Елена пошла за анкетой, а я остался ждать, и рассматривать интерьеры. Стенки переговорной комнаты сделаны из стекла, поэтому моему взору представилась просторная перспектива. За стеклянной стенкой большой зал, на стенах которого зеркала, зеркала, зеркала. В центре зала сооружена какая-то штука из стекла и зеркал, отдалённо напоминающая батискаф. По всему периметру эта штуковина подсвечена разноцветными огоньками, а внутри неё полно людей. Они сидят за компьютерами, ходят между рабочими местами. Вот один выходит из батискафа, предварительно приложив пластиковую карточку куда-то в район дверной ручки. Потом двое заходят, тоже приложив карточки. Батискаф из зеркал, куча людей внутри, подсветка – эффектно конечно, но подспудно в мозгу всплыло что-то связанное с римским императором Нероном.

– Это наши менеджеры по продажам, – услышал я за собой голос Елены. Не заметил, как она вошла. Елена вручила мне анкету, рассказала, как заполнять, и села на диван, который стоял за моей спиной у стены. Я принялся водить ручкой по бумаге, иногда делая паузы, чтобы сформулировать информацию для дальнейшего заполнения. В одну из таких пауз мой взгляд заскользил по бесчисленным зеркалам, и в одном из них я увидел отражение моей собеседницы Елены. Только в этом отражении её лицо не казалось миловидным, а имело такой вид, как будто жизнь отхлынула от лица куда-то далеко. Я обернулся, и в этот момент лицо Елены снова засветилось жизнью и улыбкой. Я спросил про заполнение какой-то графы, она ответила, и моя ручка снова поплыла выводить слова на анкете. Посмотрел на отражение. Улыбка медленно покидала лицо девушки, и оно снова обретало безучастное выражение. К впечатлению от зеркального батискафа добавилось новое. И ещё эти отзывы в интернете не выходят из головы. Я решил после заполнения анкеты ещё поговорить с Еленой. Расспросить поподробнее, развеять непонятные сомнения.

Заполнил анкету, продолжили разговор. Я сказал, что очень заинтересовался предложением и хочу подробнее познакомиться с работой, узнать, как тут что. И вот в ходе этого дальнейшего узнавания меня, как и на предыдущем собеседовании, сгубил вопрос о справедливости. Нет, детектор лжи не предлагали, но подозрения вызвала схема оплаты труда. Выяснилось, что часть платится официально, а другая, большая часть, неофициально. В общем, серая схема. А когда Елена сказала, что в их компании штрафуют на тысячу рублей за десятиминутное опоздание, тут я был вынужден снова поднять вопрос о справедливости: «А если меня задержат на работе на десять минут, мне выплатят за это тысячу рублей?» Понятно, что и в этой компании я не стал сотрудником.

Наверное, это смешно, но и в следующей фирме преградой стала справедливость. Причём, этот вопрос поднял не я. Всё-таки что-то есть в тех книжицах, которые в девяностые продавались в книжных магазинах, а сейчас на барахолках – где пишется об исследовании «ауры», на которую якобы что-то записывается и с которой что-то считывается. Так вот у меня создалось впечатление, что в первых двух компаниях на мою ауру записалось про справедливость, а в третьей компании с моей ауры считали.

Собеседование проводили две девушки лет двадцати пяти, одна из них, Виолетта – руководитель ИТ-отдела. Я впервые видел молодую девушку на такой должности. Но фирма занимается всякими новомодными штуками – облачные телефонные станции, облачные офисы, поэтому тут всего можно ожидать. Креатив, одним словом. Первая часть собеседования прошла стандартно: анкета, рассказ о себе, вопросы-ответы. Потом Виолетта принялась рассказывать о фирме, о специфике работы, стала расставлять акценты и смотреть мою реакцию. Зарплата, как выяснилось, тоже серая. Но основной акцент на корпоративный дух и на переработки. Вопрос, как я к ним отношусь. Я ответил, что если будет оплачиваться, то можно и переработать. Судя по реакции Виолетты, ей такой ответ не понравился. Она привела в пример себя, и ещё сотрудников, которые много перерабатывают, но не ради презренного металла, а чтобы фирма выходила в рейтинги и куда-то там ещё. Дальше разговор перешёл к теме ответственного отношения работника к своим обязанностям. Виолетта патетически заявила, что у неё обострённое чувство справедливости, и это обострённое чувство заставляет её выполнять обязанности с чрезвычайной самоотдачей. И что она ждёт этого же от остальных сотрудников. И что «наша фирма…» И что «мы все…»  Закончив тираду Виолетта посмотрела на меня, ожидая ответа. Про себя я подумал: «Ну зачем же было про справедливость? – И, вздохнув, вслух ответил: – Полная самоотдача в работе – за это я двумя руками. Но справедливость – она не только в этом. В восьмичасовом рабочем дне тоже ведь есть справедливость. И в оплате за переработки есть справедливость». В общем, не стал я подчинённым Виолетты. Увы.

Зато теперь с чистой, незамутнённой аурой иду в следующую фирму. Компания занимается продажей медицинского оборудования. Говорят, такой бизнес очень прибыльный. Иду с хорошим настроением, с ожиданием: «Ну на четвёртый раз-то уже может что-то получиться».

Большая стеклянная дверь бизнес-центра угодливо распахивается передо мной, машинка для чисти обуви наводит лоск на туфлях, и вот хромированный лифт стрелой мчит меня на двадцать первый этаж, навстречу успеху.

Через сорок минут выхожу из бизнес-центра с устойчивым выражением «Вот уроды» на устах, и не оборачиваясь иду к автобусной остановке. Настроение испорчено. Так бывает, когда работодатель в вакансии пишет про молочные реки с кисельными берегами, а на деле предлагает ненормированный рабочий день с ночными дежурствами и всё это за символическую плату.

– Ну ничего, – размышлял я, ожидая автобус, – На завтра назначено ещё одно собеседование. Это последняя фирма из моего списка. И не просто фирма, а крупнейший дистрибьютор – так написано на сайте. Не хухры-мухры. Хоть я и поставил фирму в самый конец списка, но это ещё ничего не значит. Тем более, общался с представителем фирмы по телефону, разговор был вполне адекватным. Потом начальник их ИТ-отдела присылал мне задание, я его выполнил, отослал, и начальник остался доволен. Так что всё может получиться.

Наступило утро следующего дня, и я, наглаженный и начищенный, к назначенному часу прибыл в условленное место. Компания находится на территории Бадаевского пивоваренного завода. Место интересное, историческое. Производственные и административные здания дореволюционной архитектуры, паровоз во дворе. Завод построен в 1876 году. Изначально он назывался – Трёхгорное пивоваренное товарищество в Москве. Продажа пива началась в июне 1876 года, первые марки пива: «Баварское» и «Золотой ярлык».

Подошло время собеседования. Я вошёл в офисное здание и отрекомендовался девушке за стойкой, кажется, это называют ресепшн. Неладное какое-то слово для русского уха. Девушка предложила разместиться на диване перед телевизором и минут десять подождать, пока ко мне выйдет сотрудница кадровой службы. Так я и сделал, разместился на диване и принялся изучать пространство. Просторный, хорошо освещённый холл. Всё строго и аккуратно. На противоположном краю холла несколько кабинетов со стеклянными стенками, в каждом два-три человека сидят за компьютерами. Вроде и рабочая атмосфера, но работать за стеклянной стенкой… Не знаю. Наверное, так делают, чтобы руководители могли лучше контролировать подчинённых. Закончив осмотр, навожу фокус на телевизор. Картинка не заинтересовала, поэтому достал из портфеля книгу. Когда-то же надо, наконец, одолеть «Историю России с древнейших времён». Всего-то 29 томов, и я уже на половине пути. Удивительно, как Сергей Михайлович Соловьёв написал такой большой труд.

Не успел дочитать страницу, как меня прервали. Передо мной стояли две дамы. Вернее, одна дама лет на пятьдесят, а другая девушка годов двадцати пяти. Я тоже встал, представились. Дама – Ольга Евгеньевна, девушка – Камилла. Дама предложила пройти в комнату для переговоров, и мы отправились – через холл, потом по коридору. Пока шли, завязался разговор, а я про себя разбирался с впечатлением от нового знакомства: «Эта Ольга Евгеньевна тот ещё фрукт. Какая-то развязность и неискренность – в улыбке, в интонации. Да и голос не ласкает слух – то ли папиросками злоупотребляет, а может от природы такой».

 Вошли в комнату, уселись за большой белый стол. Дама с девушкой на одном краю, я напротив. На столе пенал с разноцветными карандашами и блокнот с пружинкой формата А4. Заговорили обо мне. Где родился, где учился, где работал, почему уволился, какая семья. По теме семьи Ольга Евгеньевна стала углубляться, дойдя до плоскости личного и сокровенного, поэтому я её остановил. Тогда она встала, обошла стол и подсела ко мне со словами: «Хорошо, давайте пойдём дальше». Придвинула ко мне блокнот, достала из пенала синий карандаш и сказала: «Максим, нарисуйте дерево вашей мечты». Такого вопроса я не ожидал.

– Что, простите?

– Возьмите карандаш и нарисуйте дерево вашей мечты.

Я немножко собрался с мыслями и ответил: «Но у меня нет дерева мечты. Я не мечтаю о деревьях. Могу попробовать нарисовать дом моей мечты, ну или дачу».

Тут к разговору подключилась молчавшая до этого момента Камилла:

– Максим, нарисуйте, это важно.

– Хорошо, я нарисую просто дерево, а вы у себя можете подписать, что это дерево мечты.

В разговор снова вступила Ольга Евгеньевна:

– Нет, просто дерево не надо. Жаль, что вы от нас запираетесь. Ладно, пойдём дальше. Максим, какой ваш любимый цвет?

– Цвет чего? – уточняю вопрос.

– Не чего. Вообще цвет. Какой у вас любимый цвет вообще?

Задумываюсь. Понимаю, что горю и на этом собеседовании. Отвечаю: «Кажется, и любимого цвета у меня нет. Небо мне нравится голубого цвета, трава зелёного, а так чтобы цвет вообще – такого у меня нет».

Потом было ещё несколько вопросов, но по тону уже было понятно, что я не прошёл.

Вот так безрезультатно завершился первый круг поиска работы. Потом был второй – по отбракованным мною ранее сомнительным компаниям. Поездить и пособеседоваться пришлось гораздо больше, но результата тоже никакого.

Затем третий круг – ежедневное отслеживание новых предложений и отработка их. Этот третий круг затянулся на полтора месяца. Но это ещё ничего. Димон искал работу четыре месяца. Николаич так и не устроился официально.

Думаю, если бы мне было на тот момент шестьдесят лет, рассказ получился бы гораздо короче. Меня попросту бы никто не пригласил на собеседование. Но мне тогда не было и сорока, поэтому теперь имею уникальную возможность рассказывать друзьям, что однажды меня не приняли на работу по обиднейшей для каждого человека, а особенно для творческого, причине: Отсутствие Мечты.