Урус, дай джикалатка

               
Помогать страждущим, конечно, нужно. Но вот вспоминаю три эпизода из своей жизни, когда я, извиняюсь, не подал.

1991 год. Лагерь местных геологов стоял высоко в горах Таджикистана, в Тавильдаринском районе. Рядом располагалась золотодобывающая фабрика, которая, вопреки прогнозам геологов, давала золота в три-четыре раза меньше. Мы, собственно, и прибыли туда из Перми с официальной миссией, узнать, почему? И спецоборудование было с нами. Но на фабрику нас не пустили таджики-охранники с калашами. Не взирая на все наши документы, пропуска и допуски главного управления геологии Таджикистана , улыбаясь золотозубыми ртами, охранники объяснили:
– Ахмет нет, када приедет, тада можно. (Ахмет – это местный начальник).
– А когда приедет Ахмет?
– Чириз неделя, два. Нэ знаю.
Решили день-два подождать, осмотреться. Геологи местные все были русскими.  В их  лагере имелась баня, и таджики с окрестных кишлаков с удовольствием приходили помыться. Мылись своеобразно. После бани одевали то же бельё, в котором и приходили. И оно бы ничего, но после бани они прихватывали с собой всё, что по их мнению плохо лежало: инструменты, буровые трубы, запчасти. Нам буквально пришлось отбивать у воришек шланги от нашего оборудования. Да, романтика.
На фабрику по-любому не пустят - это понятно. Нас заинтересовала дорога к фабрике, которую мостили "хвостами", то есть просеянной пустой породой, из которой уже извлекли золото. И мы решили взять пробы прямо с дороги. Первый же отбор показал, что в "хвостах" есть мелкое золото. Как потом выяснилось, пробы  с дороги дали почти такое же содержание золота, что и сама фабрика. То есть, мало того, что на фабрике воруют, так ещё и всю мелкую фракцию золота теряют. Закончив эту работу, мы решили убираться восвояси, пока "предприниматели" не чухнули и не похоронили нас тут. Перед отъездом захожу в магазинчик, что располагался в кишлаке неподалёку, чтобы купить домой кофе и шоколад. В России тогда это было большим дефицитом.
Получая продукты и сдачу от продавца, слышу сзади голос:
– Урус, дай джикалатка! Дай кофе!  Дэнги дай!
Поворачиваюсь. Подростки, человек семь, с вызовом смотрят на меня. Кладу продукты в пакет и молча выхожу из магазина.

2000 год. Ночной вокзал одного северного городка. Примостился в уголке, жду поезд. В здании ещё человек пятнадцать пассажиров. Входные двери со скрипом открываются и заруливает компания мужичков из пяти человек.  Подсаживаются к одному из пассажиров, о чём-то говорят. Потом к другому. Потом к третьему. Шкуляют, что ли? И всё так тихо. Ладно,  думаю. Наконец, подходят ко мне, и один, с манерами "Промокашки", мне говорит:
– Представляешь, полтинник хотел зажать. Чё это, деньги, что ли?
Глядя ему прямо в глаза, весьма внятно отвечаю:
– Кому как.
И слова оказались волшебными. Вся компашка сразу куда-то улетучилась.

Недавно иду утром по улице, вдруг слышу  размеренный и неторопливый голос:
– Моло-одой человек, здра-авствуйте.
Оглянулся. Из кустов боярышника, что окаймлял окрестности кирпичной пятиэтажки, медленно выбирается всклокоченная женщина с синяком под глазом, в болоньевом плаще и резиновых сапогах, и продолжает:
– Вы представляете, возвращаюсь из командировки, а ключей-то и нет. Не выручите меня, хоть рублей тридцать-пятьдесят.
Отрицательно мотаю головой и иду своей дорогой...
Ну не люблю я, когда наезжают и врут, даже так изысканно.