Он был...

     Он сидел не подвижно, и глядел на огромную картину, висящую над его головой. Молодой человек с горящими глазами и пышкой шевелюрой виднелся в мерцающем пламени свечей на старом холсте.
     Старец поднял морщинистую руку и взял  перо. Но еще долго не решался писать. Ветер врывался в темный просвет окна и трепал пламя в камине. В комнату залетали осенние пожухлые листья и падали на ковер. Бешенные порывы надвигающейся бури, теребили волосы старика, которые в потоке неумолимо несущейся жизни обсыпало серебром.
     Он чувствовал, что жить ему осталось не долго. Болезнь старости уже давно держала его в своих объятиях. И это чувство неизбежного конца еще больше усиливало чувство одиночества. Казалось, старец должен был привыкнуть к этому гнетущему ощущению за время, отмеренное ему жизнью. Он всегда был одинок. Но молодость не признавала этого слова.
     Старец вновь посмотрел на картину. Эти офицерские погоны и выправка остались далеко позади и затерялось где-то во времени.
     В эти последние минуты жизни он вспоминал прошлое. Оно само приходило из далека, набегая на него подобно синим волнам прилива. И безмолвные забытые кадры былого пробегали перед его глазами…
     Маленькая лужайка с алыми и желтыми цветами, уютный домик на берегу синей и быстрой реки, и теплые, добрые руки матери. Он помнил все это и терзался, что не сохранил, что быстро потерял их. Маленькая женщина в чистом чепце и белом, выглаженном переднике, была для него солнцем. Как он любил класть на ее ладони свою белокурую головку, и ее морщинки расправлялись в улыбке. В  его памяти мать осталась, чем-то воздушным, заключающем в себе добро. Он нет мог вспомнить ее лица. Но хорошо помнил, что оставшись один потерял веру в людей. Перед ним закрывались двери и сердца людей. Его гнали, как плешивую собаку от дверей домов и слуги отбрасывали носками сапог его дрожащее тело, подальше от ворот богатых людей. Таких, как он было много.
     Старик скомкал дрожащей рукой лист рукописи, лежащей перед ним. Он подождал пока огонь свечи обхватил бумагу и бросил ее в пепельницу. Блики огня выхватили из тьмы его бледное, усеянное морщинами лицо и потускневшие глаза. Он прислушался к треску поленьев в камине.
     Годы неслись в обратном порядке. Память рисовала давно ушедшие картины, вызывая их из небытия. Она  раскрашивала образы, но ярче других было воспоминание о девушке. Благородная и изящная, с тонкими чертами лица и бездонными глазами. Он любил ее. Но это было давно.
     Старец вспомнил, и светоч жизни вновь зажегся в его потускневшем взгляде.
     Простая и добрая, он сразу полюбил ее. Он даже не был ей мужем, лишь обручение соединяло их. Восхитительные минуты невинного свидания, ее трепещущая ладонь в его руке… и он был счастлив. Но и это продолжалось не долго. Старая, как мир болезнь отнимала  у него единственную радость. Девушка таяла на глазах, как воск под ненасытным жаром лихорадки. Он помнил, что бросил службу в одном из лучших полков,  что бы последние дни быть рядом с ней.
     И она звала его. Он вновь сжимал ее нежную ладонь в своих руках, передавая свою силу ей. Цепь их рук была единственным источником жизни. Сначала она улыбалась его приходу. Лишь нездоровый  румянец говорил о неизбежности конца. И он убегал, падал в густую траву, и молил Бога, что бы он спас ее, то что у него было. Но с каждым днем темные круги все глубже залегали под глазами девушки, а тело становилось тонким, как тростинка. Он помнил всю жизнь те слова, которые она произнесла с последним вздохом: «Как жаль… Все так быстро кончилось. Я ухожу, не изведав жизни… Но ты не забывай меня.» Ее  речь оборвалась, и,   чистые глаза застыли, смотря на небо. Он сжал ее неподвижные холодные пальцы в своей ладони. Но они не могли больше ответить ему. И он не в силах был продлить ей  жизнь хотя бы на мгновение. Цепь их чувств была разорвана, и, он бессильно выпустил ее руку, оказавшуюся слишком тяжелой для его ослабевшего тела.
     Смерть второй раз забирала самое дорогое, а теперь пришла и за ним. Старик дрожащей рукой провел по лысому лбу и посмотрел на серый пепел сгоревшей бумаги. По ней  разбегались красные искорки. Как давно это было. Будто  в другой жизни. Старец разжал пальцы и взглянул на маленькое колечко, лежавшее на дрожавшей ладони.
     Ворвавшийся ветер всколыхнул страницы рукописи на столе перед ним. «А может быть хорошо, что она покинула меня, Я сохранил ее светлый образ таким же чистым и молодым. И она не увидит меня -  седого старика», - подумал он.
     Его лицо было серьезно. Перед  его невидящим взором пронеслась грязь жизни, которую ей не суждено было познать. Она выбралась прежде, чем измазаться жижей бытия, очернив свою душу. Его не минула чаша сия.
     Свечи слабо потрескивали. В полутемной комнате метались тени. Глядя на них, старик слабо улыбнулся. Он вспомнил, что в один прекрасный день  сел за этот стол с сафьяновым верхом и начал писать о несбыточных мечтах. Он вынимал их из глубины души и переносил на бумагу. Это было как прозрение. Бурная река подхватила его и несла по течению, через водовороты до сего дня. Старик провел ладонью по рукописи, лаская бесценное творение его пера.
     «Как это было?»
     Когда это случилось, он был один. Наваждение пришло мгновенно, увлекая чем-то новым и неизвестным. Вечернее солнце садилось за далекий горизонт в спокойные воды моря, и отражаясь  в них окрашивало все необычным светом. Он сидел на зеленом холме, обхватив руками колени, и смотрел на пурпурную даль за горизонтом. Ветер трепал его растрепанные волосы и приятно обдувал разгоряченное лицо. Здесь на краю мира, вдали от людей, он жил уже восемь месяцев, покинув шумный город.
     Сначала он наслаждался одиночеством, пытаясь сгладить воспоминания прошлых событий. Но чем дальше он жил здесь, они угнетали его все  больше. Он знал, что в прошлое дороги нет, но память непрестанно   рисовало ему картины ушедшего.
     Эта мысль, озарившая его,  приходила и раньше, но  была лишь искрой, быстро гаснувшей и нереальной. Но сейчас она вспыхнула с новой силой и не потухала. Пытаясь уловить всю ее глубину, он еще не подвижно сидел, провожая уходящее солнце. А когда лучи скрылись под водой, он ощутил прилив сил.
     «А почему бы и нет», - подумал он тогда, - «Да, я сделаю это! Я воссоздам то, что вижу уже несколько лет. Мои фантазии… Я увековечу их».
     Эта мысль, зародившаяся в его мозгу, охватила каждую клеточку тела, прошла в его «я» и взорвалась напором чувств, которые обожгли жарким огнем.
     «Я сделаю это!»
     Встав на ноги, он пошел в дом, находясь под действием нереальной силы…
     Как это было давно! Та несокрушимая  сила молодого разума перетекла, капля за каплей в страницы рукописи, наполняя ее.
     И вот итог… он создал то, о чем мечтал. Но кто он теперь? Изможденный старик с глубокими морщинами у лба.
      В отсветах камина из-за трепещущей от ветра шторы появился силуэт. Старец повернул голову и сузил глаза, стараясь рассмотреть пришельца за туманной завесой слепоты. Его контуры сливались, и он только различил фрак, размытый черным пятном.
   - Кто ты? – спросил дрожащим голосом старец (а может быть этот вопрос прозвучал в его воспаленном мозгу?)
   - Разве ты меня не узнал? – молодой, надменный голос прорезал тишину, и
слился  с  завываниями   ветра. – Ты  создал  меня, старик, из самых скверных
воспоминаний. Я твое воплощение злого духа в людях, в твоем гениальном романе.
     Старик вздохнул.
   - Ты пришел, что бы простится со мной?
   - Я пришел пожелать тебе скорейшей кончины… - сухой смех отразился от темных стен комнаты. Старик вздрогнул, почувствовав озноб.
   - Что ж, я благодарен тебе, за последний визит, - и  писатель перевернул еще один лист своего великого труда.
     Штора качнулась и скрыла пришедшую тень, созданного старцем персонажа, будто бы в театре незадачливого актера. И перед автором начали мелькать знакомые лица, сменяя друг друга. К нему приходили те, кто жили в нем.
     Но вот, из белого облака воспоминаний, возникли двое. Они стояли перед стариком молодые, крепко держась за руки. Старец охнул. Как тонкий силуэт девушки рядом с мужчиной был похож на ту, которую о н любил. Он протянул руку и, они потянулись к нему, но какая то пропасть т разделяла их. Эти двое были его детищем, выдуманным и выношенным в замыслах. Он заботился о них, оберегая, как заботливая мать лелеет своего младенца. Они были вместе и останутся так на веки… но лишь в его произведении. Жестокая жизнь иначе распорядилась, отняв у него любимую девушку. Он жил этими героями всю свою оставшуюся жизнь, которую  отсчитали ему свыше, после кончины той, которую он боготворил.
     Он провел их сквозь печали и трудности, лишения и невзгоды, что бы вывести к светлому утру, называемому счастьем. И вместе с ними шел  он этой трудной дорогой. Но в конце пути они обрели веру друг в друга, а он, их творец, стоял у той последней грани, называемой вечностью.
     Старец закончил роман. Его голова бессильно опустилась на грудь, а руки, которые сотворили рай любви и счастья, обвисли не нужным грузом. Он видел их глаза. Наполненные любовью и благодарностью. Они  говорили больше, чем слова. Старик, как отец провожал их в путь, но знал, что отпуская, он остается один.
     Один, как всегда…
     -   Не забывайте меня.
     И как бы в ответ дыханием ветра донеслось: - Мы любим тебя!
     В своей фантазии, сложив на груди руки, он шаг за шагом удалялся  от них. Пока их силуэты не скрылись в тумане. Шевеля одними губами, он прочел последние слова романа:
     «…Теперь их не могли разлучить. Взявшись за руки, они уходили туда, где их не смели потревожить ни единым злым словом. Перед ними была жизнь…»
     В старческих глазах сверкнули слезы. Он сделал то, что отняло у него небо, призвав к себе его любовь. Он продлил тот лучший роман, героем которого был он сам, а теперь может… уйти.
     Старик разжал ладонь и посмотрел на простое обручальное колечко, которое поблескивало в свете свечей, таинственным светом. Пламя трепетало от порывов холодного осеннего ветра, но он не  чувствовал холода.
     В темной комнате настенные часы начали отсчет последних минут его жизни. Старик дрожащей рукой окунул в чернила перо и написал на последней странице рукописи:
     «Я умираю. Жизнь промелькнула в один миг, разделившись на горькие и счастливые мгновения. И ветер вечности уже пришел за мной…» - он прислушался, как ветер, голодным зверем завывает в трубе, и продолжил – «Я не жалею прожитых дней, посвятив их тебе, моя дорогая. Искорка твоей любви, которая когда-то зажгла во мне пламень, потускнеет вместе с моим последним вздохом. Скоро я соединюсь с тобой, о моя единственная. Как долго ты этого ждала. И оглядываясь назад, я бы не изменил свою жизнь. Я сделал больше, чем рассчитывал. Я оставил людям память о нас. А теперь я умираю…»
     Часы пробили полночь, и перо выпало из дрожащих рук старца. Какая-то
великая сила согнула и без того сгорбленную спину, так что подбородок уперся в грудь, и он схватился за сердце. Но в следующий момент старик распрямился и откинулся на спинку кресла.
     Безжизненные стеклянные глаза уставились в потолок, а руки повисли по краям. Из разжатых пальцев выпало обручальное кольцо, которое когда-то принадлежало  веселой девушке, и соединяло любящие сердца. Оно закружилось на полу, поблескивая гранями, и замерло, как замерло сердце его обладателя.
     Как только дребезжащий шум последнего удара часов затих, извещая о полуночи, свечи, догоревшие до конца, потухли, как по мановению волшебной палочки. Легкий дымок взвился вверх. Поленья трещали в камине. И тепло огня боролось с холодом вечной ночи.
     А ветер все листал рукопись и трепал седые волосы того, кто  вложил в нее душу.
     Он был…



                К О Н Е Ц.