Живу по своим понятиям

 1
 Михаил Никанорович – семидесяти восьмилетний старик – жил один в трехкомнатной квартире. Еще бодрый и шустрый мужчина он, по словам своей соседки по лестничной площадке Валентины Егоровны, бегал, как конь, ни в чьей помощи не нуждаясь. Она завидовала ему, встречая по утрам, выносящего пакет с мусором, или моющего лестничную площадку по составленному ими, жильцами, графику. Жена его, Мария умерла года два назад. А он, по истечению года, после её смерти занялся наведением порядка. Что-то из старых вещей и мебели отдавал друзьям, знакомым. Часть продал, а ненужное выбросил в мусорку. В результате такой чистки и ей достались две кастрюли, которые сосед принес и вручил как память о супруге. Тогда она его спросила:
 – А вам не жалко расставаться с ними? Ведь кастрюльки еще новые, могли бы внукам или невестке послужить.
Сосед посмотрел на неё, легкая усмешка скользнула с его губ:
 – Я, Валя, человек советской эпохи, всю жизнь работал, к вещам относился бережно и купленного за эти годы набралось, дай бог каждому. И на что ни глянь, со всем жалко расставаться. Сама знаешь в наше время дефицитные вещи с трудом доставались. Сейчас, когда все есть, зачем копить? Были бы деньги, пошел и купил. Сыновьям и внукам они не нужны, так что бери и пользуйся, не то отдам другим.
 – Спасибо, Никанорыч, – поблагодарила его.
 В отличие от своего соседа Валентина жила одна и была моложе его лет на восемь. И это давало ей право обращаться к нему по-свойски, только по отчеству. Жили они в этом доме более тридцати шести лет и многое друг о друге знали. В основном от его покойной жены, что-то от невестки, которая прожила со старикам несколько лет, и от соседей. При встречах, приветствовали друг друга и каждый спешил по своим делам. Прожившие много лет в сельской местности, Никанорович с супругой приглашали соседей на семейные торжества. Валентина – коренная горожанка, как и её соседи, не придерживалась этого. Жила уединено, замкнуто, считая эту черту характера соседа, присущую людям широкой натуры. Мужик он работящий, работал начальником отдела на крупном машиностроительном заводе. Всегда друзья, гости, знакомые. Будучи уже на пенсии, подрабатывал в цеху рабочим. Часто можно было видеть, как захватив с собою внуков и ведра, отправлялся с ними за город, на дачу. Возвращался поздно, в одной руке – ведро с клубникой, в другой – овощи, зелень и внучка, ручонкой держащаяся за дужку ведра. Полусонный внук вершил шею деда. Жена с невесткой встречали их, снимали внука, забирали урожай и довольная семья скрывалась за дверью квартиры. Прошло время, сыновья повзрослели, стали жить отдельно. Старшему сыну – Николаю – отец выстроил двухэтажный дом в частном секторе. Младший Антон – интеллектуал, из-за разногласий с родителями ушел жить на съемную квартиру. Зарплаты педагога ему вечно не хватало, и он просил помочь брата или мать. В редких случаях обращался к отцу за помощью, заверяя, что вернет долг. Но, как правило, забывал о нем. Все сочувствовали ему, знали, не вернет, но все же занимали. Мать переживала за младшенького, и тайком от мужа давала ему на жизнь, на съемную квартиру. А сынок проводил вечера в компании друзей, не обременяя себя семьею, так и оставаясь холостяком в свои сорок восемь лет. Старший его брат отслужил в армии, вернулся и поступил в институт, но учеба не задалась. Вскоре он женился, забросил учебу и устроился по совету дружка на курсы водителей троллейбуса. Окончил их и стал работать. Жили молодые с ними, стариками, в одной комнате их просторной квартиры. Первой родилась внучка, и старики старались сделать все, чтобы молодым жилось лучше. Помогли сыну купить старенькие «жигули» и обставили комнату молодых мебелью. Затем через год к радости деда родился и внук. На своем дачном участке Михаил Никанорович строил дом в двух уровнях, с гаражом и подвалом, чтобы было, где отдохнуть летом. А дачу сына использовал под огород. От третьего участка, взятого им на Антона, пришлось отказаться. Вспоминалось часто детство, которое прошло в сельской местности, на небольших заводах, где работал его отец. Земля в то тяжелое послевоенное время кормила их. Огороды, выделяемые работникам завода, засаживались овощными культурами, и так что к осени люди запасались всем необходимым. В основном сажали картофель, кукурузу, капусту, огурцы, помидоры, фасоль, лук, чеснок, свеклу, морковь, тыкву, вплоть до табака. Рядом с жилым поселком завода строились погребки и сараюшки, где люди хранили выращенное. Помимо этого каждый держал живность: коров, коз, свиней или птицу. В магазины ходили разве что за хлебом и тем, чего не было в доме. В отличие от старшего сына, Антон был любимцем матери, и она баловала его. Михаилу Никаноровичу такое положение дел не нравилось, и он не раз высказывал недовольство жене по этому поводу. Сам он старался привить сыновьям навыки к труду, приобщая их к домашним делам. Всякий раз, когда он показывал свой инструмент, объяснял для чего он служит, рассказывал, как им пользоваться, супруга недовольно бросала ему:
 – Еще наработаются.
Брала и уводила Антона к себе на кухню или в комнату. Старший Николай работал водителем троллейбуса и получил комнату в общежитии. Все бы ничего, но его с супругой тревожила обстановка в семье сына, сложившаяся после переезда молодых в общежитие. Николай женился на девушке из неблагополучной семьи. Родители невестки разошлись и они общались в основном со свахой, Веркой. Она нигде не работала, жила на иждивении своей матери. А так как времени у ней было много, часто гостила у дочери. Михаилу все это надоело и он в один из её приходов к ним в гости откровенно поговорил с ней.
 – А кто меня возьмет на работу, если у меня и специальности нет? – в ответ на его вопрос, почему она не работает, призналась сваха.
 – Хорошо, я устрою тебя на завод. А там можно получить любую профессию, было бы желание.
 – Мне бы, чтобы жить где было, – осмелев, заикнулась она.
 – Решим и это, – заверил Никанорович и перешел к главному: – Давай договоримся, Вера, к молодым будешь приходить не больше двух раз в неделю. Надо же совесть иметь, – осуждающе посмотрел он на сваху, – ты днями пропадаешь у них. Им ведь хочется побыть самим, а ты словно надзиратель.
 2
 При своих связях Михаилу Никаноровичу не составило труда устроить сваху техничкой в хозяйственный цех своего завода и получить ей комнату в общежитии. Как была рада мать свахи, баба Мария, заглянувшая к ним навестить правнучку. В беседе за накрытым столом старушка жаловалась на беспутную дочь, по вине которой зять Павлик попал в тюрьму. Он с Машей слушал жалобы старой женщины, удивляясь тому, что баба Мария хорошо отзывалась о зяте. Чаще женщины винили зятьев, защищая дочерей. Посидев с ними, баба Мария заглянула в комнату молодых еще раз повидать правнучку. Но с переездом семьи Николая в общежитие, Верка продолжала навещать дочь. Дело доходило то того, что она оставалась ночевать у них. Работая по десять, двенадцать час, а иногда и больше, Михаил как-то не вникал в это. Но когда Николай пожаловался матери на тещу, что она все свободное время пропадает у них, а задержавшись допоздна, остается ночевать, Никанорович вскипел:
 – Почему ты мне раньше об этом не сказала. Понятно, он молодой, стесняется выпроводить тещу и терпит. Но ты же должна понимать, они молодые, им хочется побыть самим, а тут она. Была бы квартира, а то тесная комната, тут уж не до любви.
 И Михаил попросил начальника хозяйственного цеха, чтобы тот давал свахе работу во вторую смену, чтобы она меньше бывала у молодых. Жизнь шла своим чередом, Михаил Никанорович работал начальником отдела и днями пропадал на заводе. Приходил на работу рано, обходил цеха и инструментальные кладовые. Интересовался наличием оснастки и инструмента, беседовал с рабочими и уже к утренней планерке знал положение дел в производстве. Затем – работа в отделе, внеочередные планерки, совещания, активы, вызова в партбюро, к директору и заключительная, вечерняя планерка, проводимая в присутствии директора. После этого приходил домой весь измотанный, с желанием поесть и завалиться спать. Бывало позвонит раза три в неделю сыну или невестке, поинтересуется как у них обстоят дела и на этом общения ограничивались. Лишь в воскресные дни выбирался с женой ненадолго проведать молодых и внуков. Но в последнее время стал обращать внимание на натянутые отношения сына и невестки. И тогда он поинтересовался у жены причиной. Она поведала ему суть конфликта. Оказывается сваха и здесь приложила свое усилие. Как признался сын она методично настраивала дочь, внушая ей, что сват, находясь на такой должности, должен похлопотать о получении однокомнатной квартиры. Он же давно на заводе работает, и у директора на хорошем счету.
 Михаил Никанорович, отыскал в цеху сваху и, не стесняясь присутствия других-техничек, высказал ей:
 – Совести и порядочности у тебя нет, Вера. Я сорок два года работаю на заводах, но никогда для себя ничего не просил. Всегда помогал друзьям и подчиненным, привык зарабатывать себе сам. Этому меня научили отец с матерью. И просить квартиру для Николая не буду, сами пусть заработают. А теперь, – он обвел взглядом слушающих их женщин, – я тебе запрещаю появляться у меня на квартире. И советую меньше бывать у сына. Ибо своим потребительским настроем ты рушишь жизнь молодых.
 Повернувшись, пошел к себе в отдел. И все же худшее свершилось, сын оставил жене комнату в общежитии и ушел жить к другой женщине. Как не пытался он отговорить Николая от развода, брак распался. Михаил Никанорович жалел невестку Людмилу, оставшуюся с двумя маленькими детьми. Ему с первого дня пришлась по душе скромная и трудолюбивая девушка. Сам выросший в большой семье, он ценил эти качества в людях. Будучи старшим в семье ребенком присматривал за младшими, мастерил им игрушки. В первые послевоенные годы жилось тяжело, и он нянчил братишку, топил матери печь, кормил поросят, кур, пас теленка помогал в прополке и поливе огорода. Вечерами отец подрабатывал, занимаясь переплетом документов. Он – Мишка – варил ему клейстер, резал обложки для папок, сворачивал самокрутки из табака и подавал их отцу, когда тот сшивал их. Вечерами, покончив с делами, отец брал гитару, мать балалайку, а они дети им подпевали. И все же он не забывал внуков, навещал их в свободное время. Ко второй жене сына, в отличие от своей супруги, сразу признавшую её, привык не сразу. Он тосковал по внукам, старшей – рассудительной Александре, которую любовно называл Сашуня, по младшему Артему, вечно чумазому сорванцу, который постоянно рылся в его письменном столе и ящике для инструмента. И всегда пропажа находилась в комнате молодых.
 – Опять ты в дедовых железках рылся! – шумела Людмила, возвращая ему взятые сыном пассатижи или штангенциркуль. – Вечно грязный, как свинушка, ходишь. Ты посмотри на Сашу, всегда чистенькая, книжки любит смотреть. А ты в кого такой уродился?
Внук лишь угрюмо посапывал, ища защиту у деда. Михаил в таких случаях разводил руками, давая понять: «А что я могу сделать? Порядок, есть порядок». Мать, по шлепав сына, и отправляла мыть руки.
 3
 Внуки выросли, окончили школу. Внучка – институт и вскоре вышла замуж. Артем после школы отслужил в армии, затем поступил в институт на платной основе. Время распада Союза не лучшим образом отразилось на их семье. Старший сын Николай по три, четыре месяца не получал зарплату, так как её задерживали. Сам Михаил Никанорович вышел на пенсию и перевелся рабочим в цех. Принял его к себе в цех начальник, хорошо знавший его, оформив резчиком металла. Знал, на него можно положиться, так как имеет опыт работы и владеет несколькими рабочими профессиями. А в условиях выполнения цехом различных заказов и ограниченного контингента рабочих, его можно использовать токарем, фрезеровщиком или строгальщиком. Это не те «зеленые» юнцы, которых тысячами выпустили, вновь созданные на базе бывших ГПТУ, колледжи и филиалы всевозможных вузов. Они не знают, с какой стороны подойти к станку, так как не имели практики. Младший Антон получал мизерную зарплату. Приходилось помогать сыновьям. К тому же внук преподнес им сюрприз, заявив:
 – Все, дед, учиться я не буду, займусь бизнесом.
Михаил Никанорович промолчал. Ему вспомнилось свое отрочество, он окончил школу-семилетку, десятилетки на хуторе не было, и отец устроил его на завод, учеником-токаря. Родителям его учеба в городе была бы не по карману. Но Мишка заверил отца, учиться дальше он будет заочно.
 – Какой там бизнес, если у тебя за душой ни гроша, – возмутилась Маша.
 – Мы же деньги в твою учебу вложили, – осторожно напомнил Михаил. – Думали учиться будешь, а ты …
 – Я решил и все, нечего мне у вас на шее сидеть.
И действительно, внук устроился у одного предпринимателя. Какую он выполнял у него работу, Михаил не знал. Только внук с той поры от их стариковской помощи отказывался. Чувствуя его тягу к машинам, он поговорил с женой и решили с ней отдать ему «гробовые деньги». И Артем купил себе старенькую машину. Они с бабкой не могли нарадоваться внуком, который находил время подвезти их на дачу, к родственникам и по другим делам. Вскоре Артем продал «копейку» и купил себе машину получше, а затем и неплохой «Опель». Никанорович удивлялся его хватке: «Не было еще у него в роду людей, с такой пробивной способностью, как у внука». Казалось бы, несмотря на трудности, жизнь налаживалась. Сашуня часто приезжала к ним, старикам, в гости с мужем и дочерьми, наведывался и Артем. Вскоре Маша умерла и Михаил Никанорович остался один. Одиночеством он не страдал, не было для этого времени. У внучки росли две дочки и Михаил переоформил свою дачу на внука, а сам продолжал обрабатывать дачные участки. Собирал овощи, фрукты, ягоды. Мариновал, варил варенье, сушил сухофрукты, готовил соки. И хотя из заготовок прошлых лет оставался еще приличный запас, знал, все это к весне опустеет. Сыновья, внуки, правнучки съедят все. Осенью готовил вино из своего винограда, зимой гнал самогон, из которого делал коньяк, настойки, наливки. Он жалел, что нет в живых свояка, с которым в прежние годы ходил в лес за грибами. Свояк хорошо разбирался в них и знал грибные места. А он, Михаил мариновал их на две семьи. И счастлив был, когда приезжали к нему внучка с мужем и детьми. Он угощал правнучек мороженым и конфетами, но малышек не устраивали сладости из магазина, и они тянули мать на лоджию, где у Михаила на полках хранились заготовки с дачи. Перепачканные конфетами малышки указывали ему на банки, и он, спрашивая у Александры, какое варенье они хотят, доставал баночки, открывал и угощал правнучек. В такие минуты невольно вспоминалось свое, послевоенное, голодное, детство, когда и кусочку макухи был рад. Он клал в сумки Сашуне варенье, сухофрукты, соленье. Не забывал и её мужа Женю, давал ему пару бутылок конька или наливки. И счастливая семья возвращалась домой. Вскоре женился и внук, Артем привез его к родителям невесты, знакомиться. И хотя у Михаила Никаноровича была неплохая одежда, зарабатывал он хорошо и ежегодно обновлял свой гардероб, затем пенсия, но внук решил приодеть деда на свой вкус. Он купил ему брюки-дудочки, остроносые туфли и сорочку, которую Михаил не хотел одевать. Так как она была яркой расцветки с безвкусным орнаментом. Но, чтобы не обидеть внука, скрепя сердце переоделся в купленное. Осмотрев себя в зеркале, насмешливо бросил ему:
 – Теперь я настоящий стиляга.
– Что за стиляга, дед?
– Было такое направление в моде в 60-х годах прошлого столетия. А мне, внучек, столь вызывающе одеваться не позволяет возраст и правила приличия.
– Я, дед, тебя по Вячеславу Зайцеву одел, а он – знаменитый кутюрье.
 – Нашел знаменитость, – усмехнулся Михаил. – Все наши беды от слепого подражания Западу.
 Родители невесты внука вначале были удивлены его экстравагантным видом, но в разговоре с ним поняли, что имеют дело с нормальным человеком, хорошо знающим быт селян.
 4
 Теперь Михаил Никанорович жил надеждой на появление на свет наследника. Покончив с домашними делами, он свободное время просиживал за ноутбуком. Поддерживал связь по интернету с родственниками и друзьями. Составил свою родословную. Еще в детстве родители назвали его Мишей в честь известного в те годы шахматиста Ботвинника. Вставал Михаил Никанорович рано, включал ноутбук и пока загружалась программа, заправил постель, мылся, садился за письменный стол. Измерял артериальное давление, результат отмечал в книжке-календаре, а также погоду. Однако понимал, что вся эта статистика никому не нужна, дневники после его смерти скорее выбросят как ненужный хлам. А может, заинтересуют кого-то из правнуков, как когда-то его привлекли записи отца. Затем переходил к ноутбуку. Просматривал сообщения на «Одноклассниках» и в «Фейсбуке», шел на кухню, зажигал горелки газовой плиты, ставил кастрюльку с водой, на другую горелку сковороду. Доставал колбасу отрезал, кружочек и, разделив его на части, выкладывал на сковородке. В кастрюлю бросал ложку сваренной фасоли, сыпал на блюдце ложку риса и вермишели, клал туда полкубика бульона, насыпал перец, укроп, петрушку, лавровый лист. И ссыпал все в кастрюлю. Переворачивал подрумяненные тем временем на сковороде дольки колбасы, разбивал над ними яйцо. Включал электрочайник, доставал фарфоровую кружечку, сыпал в неё пол-ложки кофе, три чайные ложки сахара. Доставал хлеб, отрезал от булки приличный ломоть, привычка голодного детства, наливал наркомовские сто грамм и приступал к завтраку. Съедал тарелку супа, яичницу, запивая вином. И в заключение выпивал чашечку кофе или чая. Затем мыл посуду, убирал со стола и возвращался к ноутбуку. Иногда к нему приезжал Артем, заглядывал в холодильник.
 – Что ты постоянно туда заглядываешь? – возмущался Михаил.
 – Смотрю, есть ли у тебя, дед, что поесть? Не голодаешь?
Михаил хмуро молчал, ждал конца проверки, зная, внук закончит и уедет, и тогда можно будет заняться своими делами.
 – Ну ладно, вино еще можно, – заметив на столе бутылку, укоризненно смотрел Артем на него. – Ну ты же, дед, пьешь коньяк и настойки, а тебе нельзя. Они крепкие, что врачи говорили?
 – Знаешь, Тема, я к тебе со своими советами не лезу, и мораль не читаю. Оставь меня в покое. Я, внучек, живу по своим понятиям. Мы с тобой на эту тему уже говорили не раз, и перевоспитывать меня бесполезно.
 – Но, дед, ты должен прислушиваться к врачам и придерживаться режима.
 – Твоя бабка выполняла предписания врачей, глотала пригоршнями таблетки, берегла себя, отдыхала. А что в итоге, дуба дала, все надеялась на врачей, на лекарства. А я тебе скажу, голубчик, надо верить только в себя, в свои силы и постоянно двигаться. Ты присмотрись, старики, пережившие коллективизацию, голодовку, лихолетья войны, живут. Та же бабка Фекола, что из соседнего подъезда, ей уже под девяносто, а она по утрам ковыряется в клумбах. Вот и живет, так как движение – это жизнь. А вы, молодежь, привыкли дурковать, на родителей надеяться. Вспомни четыре года назад когда я сломал ногу, бабушка горевала, мол, не встанет, инвалидом останется. Да и вы, все, с ней соглашались, видимо, считая всё – конец деду. А я еще тогда поставил перед собой цель – встать на ноги. Я тебя попросил купить мне костыли. Что ты мне ответил? Я же слышал, как ты с бабушкой в кухне говорил: «Зачем ему костыли, если не встанет. Теперь будет лежать до конца жизни». Знал бы ты, каких трудов мне стоило добираться первое время до унитаза. Потом выходить во двор и как видишь стал двигаться. Через полгода забросил костыли, хромал, все болело, ныло, но я стал ходить, ездил на дачи, работал, помогал твоему отцу строить дом. Все эти мази, что врачи прописали, не помогали, нога была, как у слона, толстая, с язвами. Я ночами просиживал, выискивая в Интернете рецепты. И только через три года нога пришла в норму. Помог простой народный рецепт и постоянное движение. Так что, внучек, вера в себя, в свои силы многое значит. Скажу больше, слепо доверять авторитетам – тоже нельзя, они как и мы, тоже ошибаются. А теперь, голубчик, езжай домой, так как мне еще предстоит много работы.
сентябрь, 2017 года