Фронт и тыл

В  связи с возникшей дискуссией о фильме-комедии про блокадный Ленинград, расскажу совсем кратко о трёх случаях в соотношении, так сказать, фронта и тыла. А про «комедию» эту — такое недопустимо! Потому что искусство всё-таки имеет дело с «типическим», а «выпятить» отдельный безобразный случай — дешёвый популизм.

Эту историю рассказал Виталий Хромцов (со слов его бабушки): парень с девушкой поженились (деревня Хромцова на Урале), а через месяц он ушёл на войну (1941). Она работала на ферме и с молодой энергией совсем не жалела себя, думая только о том, что молодому мужу на фронте много тяжелее, что её почти непосильный труд спасёт его, и он вернётся к ней... Она заболела и умерла. Ей советовали беречь силы, но она не слышала, и вот её — зимой — завернули во что-то и зарыли в снег за северной стеной избы, где нет двора, нет ничего, «мёртвая зона», и теперь там она до весны (зимой нет мужиков долбить замерзшую землю, могилу).

Весной накопившиеся за зиму трупы похоронили-таки, но без крестов, ничего не успели, даже хорошо запомнить, кто где... Через два года вернулся живёхонький муж, на кладбище перед ним развели руками, мол, не знаем, где она. Он ходил, вглядываясь в безымянные холмики, в каждую травинку: «Где ты, милая, лежишь?..»

Она... не должна была так расточать себя. Не помог бы её губительный труд конкретно её мужу, она должна была оставаться в этом тылу живой, чтобы кормить всех на фронте — для победы. Можно ли было бы снять об этом кино? Думаю, нет: её поступок заслуживает всякого уважения, но «политически» не верен. Для победы «типическое» - не в таком поступке должно быть (это, скорее, её слабость)...

А вот другой случай. (Рассказал Евгений Перязев, бывший тогда пацаном). Площадь 1905-го года в Свердловске (Екатеринбурге. А Перязевы жили слева от памятника, на втором этаже), июнь 1945, по брусчатке шаркают клёшами два здоровенных пьяных моряка, Тихоокеанский флот. Допили «из горла» бутылку и швырнули резко в сторону, как гранату бы... Звон стекла, свисток милиционера, нотация. А надо было подумать, не сразу так... Один моряк молча схватил милиционера одной рукой за ремень (пояс), другой рукой за ворот, взметнул над собой, проорал какие-то матюки и бросил милиционера на брусчатку. Без лишних оглядываний и слов, пошли медленно дальше, осматривая всё кругом. Милиционер был мёртв, останавливались люди, Женя смотрел из окна. Вскоре подъехала машина, труп увезли. Тоже «сюжет» сам по себе не для фильма, «нетипично», хотя и "с характерами".

Бог любит Троицу. Третий случай - амурный, как без него. В деревне Черемховой (Урал) в начале нынешней улицы Ленина (а в 1941 году в деревнях улицы не назывались, просто нумеровались дома, было 76 домов), - жил там Пашка с матерью, красавец, и убежала к нему "замуж" девка ("вышла убёгом", - так про неё говаривала моя матушка). Помиловались пару месяцев - и война! Пашку сразу забрали, а мой отец уже служил в Хабаровске, там и встретил войну. И вот где-то в 1942-м они пересеклись, случайно, "под Хабаровском". "Пашка, ты?!" - окликнул мой отец. "Я!.. Алёшка?!.." - остановился землячок. Разговорились, в том числе о девках: кому что о ком пишут с родины. "Моя, пишут, ушла от матушки, убежала в Камышеву к кому-то, б... !" - поделился Пашка. Вот так, второй раз "убёгом", значит было к кому бежать (и кого презирать, если не больше, тем, кто на фронте, в армии в это военной время. Мой отец пришёл домой только в 1946, из Харбина, после семилетней "отлучки").

Между фронтом и тылом были отношения, про которые можно сказать крылатой фразой:
«Умный ничего не скажет, дурак — не поймёт». О каждом «выверте» фильм не снимешь...