Собачья жизнь

        Собак у меня водилось немало. В ташкентском доме,  где мы жили до 1947 года, были две собачонки: задорный, пушистый, с лихо закрученным хвостом, белый кобель Жоржик и его мамашка – маленькая подслеповатая болонка Нэлли с бельмом на одном глазу. Их взаимоотношения представляли для меня тогда загадку. Хоть и мал я был, но понимал, что ведет себя Жоржик не по-сыновьи. «Сын он Нэлли или муж?» - приставал я к хозяевам собаки и к родителям.

       У школьного приятеля Генки, во дворе которого я проводил целые дни, была собака Каро, чёрная с белым брюхом дворняга с желтыми пятнами над глазами. Собак с таким окрасом я встречал немало, и подозреваю, что она всё-таки была собакой породистой, только порода оставалась и остаётся для меня неизвестной.

      Нрав у Генкиного пса был прескверный. Можно было его кормить, играть с ним, гладить, но наступал момент, когда  ты почему-то переставал ему нравиться, и он начинал ни с того, ни с сего рычать.

      Однажды, когда я сидел на лавке и гладил сидевшего рядом пса,  он заворчал потихоньку, потом громче. Я боялся отнять руку,  с опаской взял его  другой рукой за ошейник. Но он, озлившись, вывернулся и схватил меня за руку. Ранка была небольшой, но обошлась мне дорого. Мать отвела меня к врачу, назначившему  прививки от бешенства.Поскольку Каро не взбесился через две недели, обошлись двенадцатью уколами.

        Через несколько месяцев, может, через год Каро снова меня укусил при точно таких же обстоятельствах, и я вновь получил свою порцию уколов. Самое интересное, что спустя несколько лет, когда мы переехали на другую улицу, и я  редко встречался с Генкой, Каро всё же взбесился, и все жители Генкиного двора получили по сорок уколов.

         Потом у нас были разные собаки, и все – дворняги: черный Зулус, коричневый Динго. Они были ничем непримечательны и не оставили в моей памяти ничего существенного. А вот Марсик, живший у нас в экспедиционном посёлке, был пёс с характером. Кто-то из знакомых подарил его нам ещё щеночком.

        Вырос он в крупного мощного пса, похожего на среднеазиатскую овчарку. Эти звери наведывались нередко к нам в посёлок из соседних кишлаков, и каждое их появление ознаменовывалось истерическим лаем и визгом поселковых шавок.

        Иногда можно было видеть, как огромный пёс, рычит и огрызается, окруженный десятком разномастных и разновеликих дворняжек, остервенело лающих и наскакивающих на пришельца, норовя вцепиться ему в ягодицы. Видимо, один из таких пришельцев и стал отцом Марсика.

         Невысокий штакетник вокруг нашего дома не был для него препятствием, он легко перепрыгивал через забор, если ему нужно было, убегал со двора и участвовал во всех собачьих драках, смело вступая в бой  с самыми крупными собаками нашего посёлка и окрестностей. Один раз его изрядно покалечили, он едва дополз до дому и долго отлеживался, зализывая раны.

         Из людей врагом №1  для него была наша почтальонша. Как они поссорились, я не знаю, видел только, что она швыряла в Марсика камни. Марсик же, хорошо зная время ей прохода по улице с газетами и письмами, выходил со двора и укладывался перед почтовым ящиком, поджидая обидчицу. Пришлось его на это время привязывать.

         В соседнем дворе у Марсика был друг, тоже кобель Рекс, небольшой черный пёсик. Они играли друг с другом и отдыхали рядом в тени под кустами сирени. Как-то по дороге на работу я увидел четырех собачонок, окруживших Рекса и злобно на него наскакивавших. Рекс вертелся на месте, защищая свой зад от  превосходящего противника. Ему приходилось туго,  я оглянулся в поисках палки или камня и  увидел мчавшегося к месту боя Марсика.

         Собаки были так заняты расправой над Рексом, что не заметили приближения нового противника.  Марсик налетел, как вихрь, схватил одну собачонку за ногу, отшвырнул, хотел вцепиться в другую, но, куда там! Подлые моськи  стремглав неслись прочь!

           Марсик их не преследовал. С гордо поднятой головой он последовал в сторону нашего двора. За ним семенил Рекс.

          Как-то вечером к нам подошел незнакомый таджик, похвалил Марсика и попросил отдать его, а после нашего отказа предложил за него деньги. Мы не согласились и на продажу. Через несколько дней Марсик  пропал, и мы его больше не видели

         Дворняжки нас вполне устраивали, но, решив однажды с женой подарить ко дню рождения дочке Наде щенка, я стал искать  в Ташкенте породистую собаку и обратился в клуб охотничьего собаководства. Там дали несколько адресов хозяев породистых собак со щенками.

         В первом же доме мне приглянулись очаровательные черные щенята спаниеля. Одного из них, Роя, я купил. Это был чистокровный длинноухий чёрный с белым спаниель, собака-аристократ.

        Аристократом он был не только по родословной. Мы его ничему не учили, но его поведение разительно отличалось от поведения всех других собак, с которыми я раньше имел дело. Когда я наливал в миску похлебку,он не рвался к ней,  рискуя принять похлебку себе на голову, а смирно стоял в сторонке и подходил к еде только после того, как я покидал место кормежки.

        Мы привыкли к бесшабашности прежних наших питомцев, особенно Марсика, для которого ограды как бы  не существовало, и были удивлены и обрадованы тем, что Рой не убегал со двора даже при открытой калитке. Вот если мы направлялись в магазин  или в гости, Рой сопровождал нас, следя за нами и не убегая далеко. Когда мы входили в магазин, Рой усаживался у дверей и дожидался нашего выхода. Если мы уезжали в Чкаловск или в Ленинабад, верный пёс провожал нас до остановки и возвращался домой после отъезда автобуса. Повторю, что мы его ничему  подобному не учили.

         И вот однажды Рой исчез и пропадал где-то день или два, а потом появился, грязный, возбуждённый. Он не давал себя гладить, бросался на нас, укусил соседа. Пришлось привязать его  и вызвать из Кайраккума ветеринара. Ветеринар, молодая женщина, осмотрела Роя, не подходя к нему близко, и глубокомысленно изрекла:  «Держите на цепи, наблюдайте. Если сдохнет, значит, у него бешенство. Отвезете труп на исследование в Ленинабадскую санэпидстанцию».

         Рой умер через два или три дня, в субботу. Я погрузил тело нашего любимца на служебный УАЗик и повез его в Ленинабад. Ворота санэпидстанции были заперты. Я долго стучал, пока калитка не открылась и не вышла недовольная бабка-сторожиха. Она сказала, что на станции выходной, никого нет, и она ничем помочь не может, а мы должны в понедельник привезти собаку или хотя бы голову на исследование, сохранив её в холодильнике. После долгих уговоров сторожиха всё же приняла то, что было недавно Роем.

        Я понимал всю серьёзность ситуации. Если собака бешеная, всем нам и соседям придётся делать полный курс прививок от бешенства.  В понедельник мне пообещали сообщить результаты анализов через неделю.

       Прошла неделя, в течение которой нам всем, делали прививки. Я вновь отправился в Ленинабад и узнал, что «тельца Негри» в головном мозгу отсутствуют, то есть бешенство не подтверждается, но вероятность этого заключения не стопроцентная Бывают случаи ошибочных анализов, и уколы нам надо делать обязательно до тех пор, пока не выяснится судьба  кроликов, зараженных тканями погибшей собаки.

       В результате  всему нашему семейству, включая маленького сына Мишу, и соседям сделали полный курс прививок. Когда прививки были завершены, выяснилось окончательно, что Рой бешеным не был, а умер, скорее всего, от чумки.

       К сожалению, эти прививки были не последним и не самым неприятным соприкосновением с замечательным изобретением Луи Пастера. Через несколько лет, поздним осенним вечером, прилетев из Ташкента, я шел по нашему поселку домой. На обочине дороги я заметил копавшуюся в кустах черную собачонку. Собачонка тоже меня заметила, перепрыгнула через кювет, не издав ни звука, цапнула меня за ногу и убежала.

       Придя домой, я осмотрел ногу. На ней была маленькая ранка, из которой сочилась кровь. Утром я рассказал о происшествии врачу, проводившему у нас осмотр водителей перед выездом в рейс, и тот прочитал мне целую лекцию о положении с бешенством в Ленинабадской области.

           Оказалось, что наша область занимает первое место в Советском Союзе по количеству случаев бешенства, и что не далее как пару месяцев назад умер от бешенства отказавшийся от вакцинации таджичонок из кишлака неподалеку от Ленинабада.

           Я от вакцинации не отказался, и мне стали делать уколы в нашем поселковом медпункте. После второго или третьего укола живот, куда обычно делают прививки, покраснел и стал опухать.

           Меня положили в больницу в районном центре Кайраккуме и продолжали колоть под наблюдением врача. Это было очень некстати, так как наша сейсмическая партия как раз закончила составление  отчета, срок сдачи которого истекал в этом месяце, и мне нужно было его проверять. Пришлось читать отчет в больнице. Каждый день ко мне приезжал один из авторов отчета и привозил пачку листов с очередным разделом своего труда. Я прочитывал их, делал замечания и на следующий день отдавал в обмен на новую пачку.

         Всему приходит конец. Закончились и уколы. В больничном листе, выданном мне в больнице, значился диагноз: «Укушенная рана». Странный диагноз меня позабавил и удивил. Моё удивление было вызвано не столько  неграмотностью  формулировки, сколько самим диагнозом, ведь, я находился в больнице не из-за раны, а в связи с реакцией организма на прививки. Впрочем,  я решил, что это несущественно, и настаивать на исправлении не стал.

         В бухгалтерии экспедиции были другого мнения. Мне объяснили, что мой диагноз соответствует понятию «несчастный случай», а при несчастном случае я должен представить справку о том, что он не вызван алкогольным опьянением. В то время партия и правительство начинало в очередной раз «непримиримую борьбу» с пьянством.

         Я получил в профкоме необходимую справку и представил её в бухгалтерию. «Очень хорошо – сказали мне в бухгалтерии – мы оплатим вам, но только пять дней. По существующему положению при несчастном случае мы больше (ещё десять дней!) оплатить не можем».

        Я к начальнику экспедиции: «Яков К., во-первых, я лежал в больнице не из-за несчастного случая, а во-вторых, я там работал, проверял отчет сейсмической партии!» Начальник посоветовал сходить в больницу, чтобы поменяли диагноз.

           В больнице возмутились: «Ничего менять не будем, ваш диагноз прошел по всем документам, поздно!».

            Главный бухгалтер (не всегда бухгалтера - черствые формалисты) мне посочувствовала и оплатила больничный лист полностью. Этим, однако, эпопея со злосчастным  больничным листом не кончилась.

         Прошел год, я уже забыл о нём, и вдруг меня вызывают в бухгалтерию. Оказывается, нагрянувшая в экспедицию с ревизией комиссия обнаружила факт незаконной выплаты сотруднику Б. некой суммы по больничному листу, связанному с несчастным случаем,  а начальник Управления геологии утвердил акт ревизии и обязал устранить отмеченные в нём нарушения.

            Последней нашей собакой в посёлке была полуовчарка сука Найда. Когда она попала к нам, ей было уже несколько месяцев, и у неё сложились определенные привычки. Мы держали собак во дворе, а Найда до нас жила в квартире большого дома, поэтому стоило только  дверь в комнаты оставить открытыми, она стремглав неслась внутрь, вскакивала на диван и устраивалась на нём. Согнать её было невозможно, приходилось брать на руки и выносить во двор.

             Потом мы случайно узнали, что она панически боится веника. Стоило взять в руки веник и приблизиться к дивану, как она соскакивала и выбегала во двор.

            Любопытно было наблюдать за Найдой перед кормёжкой. Когда я выходил из дому с кастрюлькой в руке, она начинала лаять, причем, мчалась сначала в одну сторону, добегала до забора и, полаяв несколько секунд, бежала в обратном направлении. Полаяв на все четыре стороны и выполнив, как ей казалось, свой собачий долг, Найда направлялась к миске. Уверен в том, что она лаяла не от восторга в предвкушении еды, а отрабатывала, таким образом, кормёжку. Иначе, зачем ей надо было лаять у всех четырёх сторон двора?