Капитанская дочка. Сюжет на Схеме

                Береги честь смолоду. П о с л о в и ц а  - эпиграф от Автора ко всему роману               

                Батюшка сказал мне: "Прощай, Петр. Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их лаской не гоняйся; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу:  б е р е г и   платье снову, а  ч е с т ь   с м о л о д у". Матушка в слезах наказывала мне  б е р е ч ь  мое здоровье…
                __________________________________________________
                А.С. Пушкин. Капитанская дочка. Глава 1               

                Х р о н о с – время + т о п о с - пространственные координаты = Х р о н о т о п  или  хронологическая топография текста или пространственно временные координаты, в рамках которых действует герой в прозе. В неопределённом времени и пространстве только своего личного внутреннего субъективного восприятия может пребывать лирический герой. Герой сюжетно организованного прозаического текста в неопределённом времени и пространстве пребывать не может: это уничтожит сюжет – то, что можно пересказать в категориях некоего времени и пространства. (И наоборот: пересказ лирики прозой – уничтожает лирику!).

Х р о н о т о п  определяет жанр текста:  действие в 25 веке на Марсе означает жанр фантастики. В эпосе – есть героическая картина прошлого как истока становления нации, поэтому, можно сказать, что в эпосе  х р о н о т о п  как бы сжимает в себе время от далёкого прошлого до настоящего момента (чтения). В художественном тексте равный некоему отрезку исторического времени действия  х р о н о т о п  присущ реализму. Такой х-п особенно важен для объемной формы повествования – для повести и романа: надо знать когда и куда герой пошёл. Можно сказать, что именно х - п  является «каркасом» романа - не даёт роману «рассыпаться:  в р е м я  действия в романе даже важнее м е с т а!

По всем вышеуказанным признакам пушкинская «Капитанская дочка» относится к жанру короткого исторического романа либо объёмной повести (до сих пор ведутся споры!). Множество жанровых слоёв во всех 14 главах «Капитанской дочки» создают видимость объемной эпопеи, тогда как пушкинский роман настолько краток, что до сих спор спорят: маленький это роман или объёмная повесть? По объему – повесть.   По глубине исторического и психологического анализа – роман – эпопея без в своей символической протяжённости до времени каждого читателя. Потому что кончается «Капитанская дочка» началом на новом возможном витке: снова есть уже с опытом описанных и читателем прочитанных событий некий  р о д   и   возможная д о р о г а.

 Конечно, Пушкин берёт за основу своего романа определённый отрезок русской истории: восстание Емельяна Пугачёва  1773—1775 годов в России». Всё так. Но планомерное "разбавление" Пушкиным прозаического сюжета  «Капитанской Дочке» эпиграфами из других произведений, снами и пропечатанными  песнями героев, пословицами, сказками(один персонаж рассказывает другому)- всё это в целом может влиять и влияет на восприятие изображаемых исторических событий даже до противоположного их восприятия.

Начинается роман с пословицы «Береги честь смолоду». Пословица - есть некий длительного времени родовой опыт. Получается, что родовой опыт предков в лице Петра Гринёва готов к проверке - готов к приключениям в свете текущей конкретной истории. Которая весьма странно начинается в снежном буране пророческим сном героя: во сне ведь реального времени нет. А пророческий сон – это, и вообще, за пределами обыденного восприятия из категории «шестого чувства». 

Снежный буран символизирует народное восстание - народный гнев. И общая программа приключений героя как бы разворачивается из в этом буране его пророческого сна, соотнесённого с пророческими ветхозаветными снами.  Как же нам воспринимать начатый с пословицы роман, сюжет которого и наше его восприятие во многом определяет пророческий сон? Как определить роман на исторические события которого наложена как бы калька библейского времени? Получается, что внешне сохраняя схему исторического романа, Пушкин в «Капитанской дочке» делает шаг к  роману -  п р и т ч е. А это могло бы «смять» в линейном времени сюжет романа: мог бы смять, когда Автор не применил интереснейший как бы схематично закрепляющий действие приём  з е р к а л ь н о с т и  сюжета. Этот  приём сюжетной з е р к а л ь н о с т и  позволяет построить графическую схему «Капитанской дочки».

                ЧТО ТАКОЕ ЗЕРКАЛЬНОСТЬ СЮЖЕТА? Во первых, з е р к а л ь н о с т ь ю  сюжета могут быть названы на разных уровнях сюжетные сопоставления – аналогии, пищу для которых даёт сама история. Например, не только в пушкинской драме «Борис Годунов», но и в реальности Самозванец угрожает трону Годунова под именем царевича Димитрия (сына Ивана Грозного),  ради трона зарезанного с руки Годунова. Также и в «Капитанской дочке» российской самодержице Екатерине II досаждало более десятков на престол претендентов под именем  её супруга Петра III (1728-1762),  Екатерины, ею с престола смещённого и позже убитого. Из всех претендентов Емельян Пугачёв был самый удачливый: под его руководством восстание 1772-1775 гг. и отражено в «Капитанской дочке», автор которой открыто даёт историческое сравнение. Перед ГринёвыМ Пугачёв хвастается, что собирается осадить Москву:

- (Гринёв) А ты полагаешь идти на Москву?
 Самозванец несколько задумался и сказал вполголоса: "Бог весть. Улица моя тесна; воли мне мало. Ребята мои умничают. Они воры. Мне должно держать ухо востро; при первой неудаче они свою шею выкупят моею головою".
- То-то! - сказал я Пугачеву. - Не лучше ли тебе отстать от них самому, заблаговременно, да прибегнуть к милосердию государыни?
Пугачев горько усмехнулся. "Нет, - отвечал он; - поздно мне каяться. Для меня не будет помилования. Буду продолжать как начал. Как знать? Авось и удастся! Гришка Отрепьев ведь поцарствовал же над Москвою".
- А знаешь ты, чем он кончил? Его выбросили из окна, зарезали, сожгли, зарядили его пеплом пушку и выпалили!» (Глава XI. «Мятежная слобода»)

 Но историческая «зеркальность» только «природный» далёкий аналог её использованию в художественном тексте гением Пушкина. В сжатом подобно пружине действии «Капитанской дочки» каждая ключевая сцена через ряд отражений    з е р к а л ь н а  другой через несколько глав ключевой сцене. А так как в предельно коротком романе не ключевых сцен, практически, нет, то Пушкин и достигает символической   з е р к а л ь н о с т и  всего текста, что тоже немало способствует превращению  текста в роман - притчу.  К этому остаётся только привести примеры. Так пророчески предвещающий восстание  с о н  Гринёва в снежном буране обязательно должен быть сопоставлен – «зеркалит» с Гринёву Пугачёвым рассказанной сказкой про ворона и орла сразу после разговора о судьбе Отрепьева

Главе XI «Мятежная слобода»: «Орел клюнул (вместе с вороном мертвечину)раз, клюнул другой, махнул крылом и сказал ворону:брат ворон, чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, а там что бог даст! - Какова калмыцкая сказка?
- Затейлива, - отвечал я (Гринёв) ему. - Но жить убийством и разбоем значит по мне клевать мертвечину.
Пугачев посмотрел на меня с удивлением и ничего не отвечал. Оба мы замолчали, погрузясь каждый в   с в о и   размышления…» - как и символичный для Гринёва сон, сказка Пугачёва символична по отношению к его дальнейшей судьбе. А Пушкин и во сне Гринёва, и в сказке Пугачёва исхитряется быть предельно историчным: пока общие «размышления» - общий язык барин с мужиком пока могут найти только в символически зеркальном пространстве.

З е р к а л ь н о  почти любое, казалось бы, самое несущественное слово романа. В  Главе II  «Вожатый» Гринёв хочет чем-нибудь отблагодарить выведшего его из бурана дорожного мужичка - Пугачёва, но хранящий барские деньги упрямейший старый слуга Савельич не желает дать полтину на водку.  Тогда вместо полтины барин намерен подарить по морозу худо одетому вожатому тулуп: «-Господи владыко! - простонал мой Савельич. - Заячий тулуп почти новешенький! и добро бы кому, а то пьянице оголелому!
 Однако заячий тулуп явился. Мужичок тут же стал его примеривать... Тулуп, из которого успел и я вырасти, был немножко для него узок. Однако он кое-как умудрился и надел его, распоров по швам. Савельич чуть не завыл, услышав, как нитки затрещали. Бродяга был чрезвычайно доволен моим подарком. Он проводил меня до кибитки и сказал с низким поклоном: "Спасибо, ваше благородие! Награди вас господь за вашу добродетель. Век не забуду ваших милостей" Он пошел в  с в о ю   сторону, а я отправился далее <в его- Гринёва -  сторону>». Пока общей «с т о р о н ы»  у мужика с барином нет.

В Главе VII «Приступ» благодаря тому же старому дядьке (воспитателю) и слуге Савельичу Пугачёв уже в «роли» Петра III узнает и помилует доброго, в тяжёлую минуту подарившего ему тулуп барича. Этот заячий тулуп является чуть ли не действующим лицом романа! (Под пером Гоголя тулуп впоследствии преобразится в «Шинель».) И далее (Глава IX «Разлука») отпущенного Пугачёвым Гринёва нагоняет посланец: «"Ваше благородие! Отец наш  <Пугачёв - Петр III> вам жалует лошадь и шубу с своего плеча (к седлу привязан был овчинный тулуп). Да еще, - примолвил запинаясь урядник, - жалует он вам... полтину денег... да я растерял ее дорогою; простите великодушно". Савельич посмотрел на него косо и проворчал: "Растерял дорогою! А что же у тебя побрякивает за пазухой? Бессовестный!"… "Добро, - сказал я, прерывая спор. - Благодари от меня того, кто тебя прислал; а растерянную полтину постарайся подобрать на возвратном пути и возьми себе на водку".» - закономерно так и не вернулась полтина, которую Савельич раньше пожалел.
__________________________________________________

                ЗЕРКАЛЬНЫЕ ДВОРЕЦ И «ЦАРСКАЯ ИЗБА». Пощажённый новым самозванцем Гринёв думает: «Я не мог не подивиться странному сцеплению обстоятельств: детский тулуп, подаренный бродяге, избавлял меня от петли, и пьяница, шатавшийся по постоялым дворам, осаждал крепости и потрясал государством!» (Гл.  VIII   «Незванный гость». В подтверждение этому «царская» изба Пугачёва будет в меру мужицкого понимания отражать в романе не описанный (пушкинским современникам в таком описании не было нужды) дворец Екатерины II: «Я вошел в избу, или во дворец, как называли ее мужики. Она освещена была двумя сальными свечами, а стены оклеены были золотою бумагой; впрочем, лавки, стол, рукомойник на веревочке, полотенце на гвозде… и широкий шесток, уставленный горшками, - всё было как в обыкновенной избе. Пугачев сидел под образами, в красном кафтане, в высокой шапке и важно подбочась. Около него стояло несколько из главных его товарищей, с видом притворного подобострастия…» - типичная и для исторического дворца атмосфера.

И далее пугачёвские «господа енералы» ссорятся даже искреннее в сравнении с настоящими придворными генералами. А Пугачёв в своём роде играет роль самодержца не хуже Екатерины II: путь к власти обоих залит кровью. На этом уровне доведшие народ до восстания государственные законы начинают «зеркалит» с не менее жестоким народным ответом: убийством попавшихся под руку господ вместе с жёнами и малолетними детьми, чтобы искоренить барский  р о д.  Сама же Екатерина II желала бы искоренить память о подавленном восстании 1773-1775 годов: как о не бывшем, о Пугачёве запрещено было устно и особенно печатно упоминать. Когда же не было Пугачёва, то не было не только его казни: в стране, где царит полное благоденствие, не было и не могло быть угрозы царской власти… Вот это уже реальная историческая «мистика» отражений в кривых зеркалах.

Нет смысла здесь множить примеры зеркальности событий определившего путь русской прозы единственного пушкинского романа: лучше   прочитать - перечитать его. В этом романе, как уже говорилось, всё происходящее символично и все герои зеркально отражают поступки друг друга. Отсюда и получается до предела сжатое действие   з е р к а л ь н о г о   романа – п р и т ч и - «Капитанской дочки». Для наглядности это  з е р к а л ь н о е действие можно представить  с х е м о й.
                *                *                *

                РАССТАНОВКА СИЛ В РОМАНЕ «КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА» НА  С Х Е М Е. На  с  х е м е – р о м б е   с  его отдельными частями  т р е у г о л ь н и к а м и   (Смотрим  С х е м у   на иллюстрации к статье!)  неплохо видна  з е р к а л ь н о с т ь    романа. Вместе с его составляющими 4 большими треугольниками р о м б символически представляет в схему русского государства. Внешние стороны треугольников соединяют крайние сюжетные силы, которые могут как бы перетекать друг в друга (стрелки на схеме)  Верхняя и нижняя часть ромба: з е р к а л ь н ы е  с единой границей – горизонталью ромба треугольники: В е р х н и й    треугольник –  Д*А*Б  « Д в о р я н е» c их главой – государем.  Н и ж н и й  треугольник – Б*С*Д «Н а р о д».


1.) В ВЕРХНЕЙ ЧАСТИ СХЕМЫ треугольника  Д*А*Б  коронованная вершина А – это по сюжету царствующая Екатерина II, с восходящей от неё линией к прежним государям: какое из отражений будет для самодержицы самым актуальным? Сама Екатерина любила, когда её сравнивали с Петром I. Однако, два эпиграфа в романе взяты из песен про пролившего много лишней крови Ивана Васильевича Грозного. По методу же восхождения на трон Екатерина «зеркалит» с Борисом Годуновым из одноименной пушкинской драмы. Ради трона с руки Годунова убит малолетний царевич Димитрий – сын Грозного. Ради трона Екатерина свергла и чужими руками убила своего мужа Петра III. Отражение это подкрепляется тем, что в тексте романа упоминается «тень Грозного» - захвативший трон Годунова - Григорий Отрепьев.

 В любом случае, вершина - А остаётся вершиной, пока большинство   Д в о р я н   служат надёжной опорою царицы – буфером между короной и народом.  Когда издаваемые самодержицей даже приемлемые для народа законы дворяне жестоко или абсурдно исполняют – коронованная вершина в опасности. При нарушенном равновесии в нижнем  В*С*Д  появляются кандидаты в справедливые цари: в нашем случае это нижняя вершина *Д – новый Самозванец на трон Пугачёв.

2.) Б*С*Д  В ЛИЦАХ: Пётр Гринёв – дорожный мужичок Пугачёв / он же в роли Петра III   - Швабрин. Здесь преемственность христианской совести и чести лучшей части русского старинного дворянства - «старинных людей» олицетворяет Гринёв. Пугачёв олицетворяет – Россию крестьянскую.  Третье лицо этого мужского треугольника – противник положительного героя офицер Швабрин будет представителем активной части дворянства – новых людей, растерявшей понятия и о чести, и о христианском милосердии.

 Гринёву Пугачёв скажет: «Так ты не веришь, - сказал он, - чтоб я был государь Петр Федорович? Ну, добро. А разве нет удачи удалому? Разве в старину Гришка Отрепьев не царствовал? Думай про меня что хочешь, а от меня не отставай. Какое тебе дело до иного-прочего? Кто ни поп, тот батька. Послужи мне верой и правдою, и я тебя пожалую и в фельдмаршалы и в князья. Как ты думаешь?"
 - Нет, - отвечал я (Гринёв) с твердостию. - Я природный дворянин; я присягал государыне императрице: тебе служить не могу». А Швабрин, перейдя на сторону самозванца, будет сделан комендантом.
_______________________________________________

 БОКОВЫЕ  з е р к а л ь н ы е  треугольники отражают более историческую расстановку сил.
3.) П р а в ы й   треугольник –  А*Б*С: царствующий самодержец (отец / мать народа) - «старинные люди» верные законам чести и присяге дворяне. – народ. В лицах это будет: Екатерина II – природный дворянин Пётр Гринёв, выслужившийся из солдатских детей (из народа) капитан Миронов – и народ в лице «шутящего опасную шутку» казака Пугачёва. Ибо только через дворянский, обязанный служить самодержцам   р о д   Петра Гринёва Пугачёв с Екатериной II и могут «встретится»: ни Гринёв, ни Пугачёв - оба сами царицы не видели. Для Пугачёва есть только несправедливая, значит, не истинная царица.  Для царицы есть только «вор и разбойник Емелька», а вот для Гринёва «милость» Пугачёва в буране мятежа окажется единственной спасительной  и с т и н о й. 

4.)  Л е в ы й  треугольник – А*Д*С «линия бесчестья» или «новых людей».  В лицах это будет: Екатерина II – за «неприличные поступки» из столичной гвардии сосланный и после предавший Швабрин – народ в лице «злодея Емельки». Кроме в романе главного дворянского злодея офицера Швабрина к треугольнику А*Д*С можно было бы, например, приписать высоко вознесённого фаворита Екатерины - Григория Орлова. Не знавший моральных препятствий Орлов - один из убийц мужа Екатерины - Петра III. Однако тот же Григорий Орлов бесстрашно руководил подавлением чумной эпидемии, отдав свой дворец под госпиталь. Для самой же Екатерины II по схеме выходит, что награждая за убийства, царица обрекает себя.

Автор «Капитанской дочки» не уверяет, будто «новые люди» все бесполезны: их явление исторически предопределено. В верхнем треугольнике  с л е в а  от новых дворян и  с п р а в а от «старинных людей» - обе линии   идут к помазаннику божию – русскому царю / царице.  История знает примеры у трона и на троне обоих частей русского дворянства. Но неплохо бы на почве европейской культуры обновлённое мировоззрение сочетать со старинной честью и присягой. Иначе, когда типа Швабрина новые люди возобладают над «старинными людьми», ромб кувырнётся вершиною вниз, вознося к власти очередного с низов общества Отрепьева. Что может случится, когда к «новым людям» прибавится народный бунт.

СХЕМА - РОМБ   легко может перевернуться – верхняя вершина может стать нижней. Переворот вниз всегда чреват гениальнейшей пушкинскою фразою: «Не приведи бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!» (Гл. XIII «Арест»). Перевернётся, а не обновится ромб потому, что у народные понятия справедливости и милосердия воплощались в лице нового – своего государя, в какой роли «мужичка» автор романа нам предъявил.
_____________________________________________________

                КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА - АБСОЛЮТНЫЙ ЦЕНТР РОМБА. Удивительно что вне треугольников остаётся с древности до сей поры классический романный треугольник: герой положительный (Гринёв) – дама – герой отрицательный (Швабрин).  Классическая «треугольная» троица на общей схеме – ромбе окажется на одной прямой линии – на горизонтали. Вне треугольников – на прямой в е р т и к а л ь н о й  линии остаются и Екатерина II с Пугачёвым. Потому как по высшему счёту нет ни дворянского, ни народного государя: есть государь-христианин для всех справедливый и милосердный. Для помазанницы божьей капитанская дочка  Марья Ивановна Миронова окажется супе-героиней: носительницей «правды». Маша Миронова -  абсолютный цент ромба. На Маше сходятся как верх-низ и лево-право так четыре меньшие внутренние треугольника: т.е. на Маше связываются все сюжетные линии.


 ЧЕТЫРЕ меньшие треугольника – два верхние и два нижние имеют более конкретное сюжетное значение:
- Б*М*А :  Екатерина II – дочка капитана Миронова Маша, добившаяся помилования для – Пётра Гринёва.
- Б*М*С:  Пётр Гринёв - дочка капитана Миронова Маша, из рук Швабрина освобождённая  – Пугачёвым.
- Д*М*С: Швабрин - дочка капитана Миронова Маша – Пугачёв.

- ДМА: Швабрин - дочка капитана Миронова Маша - Екатерина II. Этот последний треугольник не активен и в сюжете потенциален.


Кроме 4 частей ромба  т р е у г о л ь н и к о в  в нём есть ещё образованный сходящимися к к центру ромба  -  *М*  к р е с т.    Г о р и з о н т а л ь  этого креста через образ Маши Мироновой сюжетно соединяет две разные стороны дворянского  р о д а: справа – «старинные люди», верно государю служащие. Слева новые - политикой государства же воспитанные люди в лице предателя Швабрина.

В е р т и к а л ь  креста опять – таки через образ Маши Мироновой тянется от  народа к царствующему в России государю – обязанному блюсти справедливость помазаннику божию. На момент действия романа это Екатерина II.  С одной стороны, образ Маши – реалистичен, с другой стороны, это – супер символический образ: уравновешивающий каркас сюжета со всеми его временными скачками.

 МОЖНО ПОПРОБОВАТЬ приложить ромб – схему ещё и к другой, полностью исторической ситуации: вместо Маши в центр ромба поставим декабристов: наполовину новых, наполовину «старинных» людей. В от декабристов программу преобразований в России не входило освобождение крепостных с землёй. И вся программа декабристов не устроила бы представителей трёх крайних точек ромба: лево-право / низ (Коронованный «Верх» декабристы в любом случае не устраивали!».) Наглядно мысля, что тогда произошло бы со схемой? Когда недовольные ринутся к центру, схема «схлопнется»: получится совсем не запланированное декабристами мероприятие: именно бунт «бессмысленный и беспощадный». Подавить который возможно только новой самодержавной властью. Для скольких же столетий вперёд схема пушкинского романа остаётся актуальной?...

                ЗЕРКАЛЬНОСТЬ КАК ВЫСШАЯ ИСТИНА МИЛОСЕРДИЯ. Что с точки зрения высших истин удерживает с х е м у - р о м б: что не позволяет этой с х е м е  кувырнуться коронованной вершиной вниз – в беспощадный бунт?  Человечность и милосердие, образец которого должен бы подавать помазанник божий.  Человечность и милосердие, - так наглядно представленные в чувствах Петра Гринёва: «Не могу изъяснить то, что я чувствовал, расставаясь с этим ужасным человеком (с Пугачёвым), извергом, злодеем для всех, кроме одного меня.  З а ч е м   н е   с к а з а т ь   и с т и н ы? В эту минуту сильное сочувствие влекло меня к нему. Я пламенно желал вырвать его из среды злодеев, которыми он предводительствовал, и спасти его голову, пока еще было время. Швабрин и народ, толпящийся около нас, помешали мне высказать всё, чем исполнено было мое сердце. Мы расстались дружески...» (Гл. XII… Сирота)   

Самозванный государь Пугачёв Гринёва помиловал и из рук Швабрина Машу Миронову выручить помог. По сюжетной зеркальности теперь очередь законной государыни Екатерины II проявить милосердие. Так и случится! Когда по ложному доносу Швабрина арестованный якобы за шпионаж в пользу восставших Гринёв выбывает из действия, сюжетную линию торжества милосердия и истины завершит Маша Миронова: будучи центром конкретного сюжета, в его рамках Маша просто обречена на успех, иначе незачем было и писать роман-притчу! Маше суждено послужить суфлёром истины для Екатерины II. Сцены, где Пугачёв милует Гринёва под виселицей, и где императрица по просьбе Маши милует Гринёва – з е р к а л ь н ы.

Интересно, что Пушкин вошедшего в роль государя Пугачёва внешне как государя и описывает: «Пугачев сидел в креслах на крыльце комендантского дома. На нем был красный казацкий кафтан, обшитый галунами. Высокая соболья шапка с золотыми кистями была надвинута на его сверкающие глаза... Казацкие старшины окружали его. Отец Герасим, бледный и дрожащий, стоял у крыльца, с крестом в руках, и, казалось, молча умолял его за предстоящие жертвы. На площади ставили наскоро виселицу... Колокольный звон утих; настала глубокая тишина. "Который комендант?" -- спросил самозванец... Пугачев грозно взглянул на старика и сказал ему: "Как ты смел противиться мне, своему государю?"» А вот Екатерина появится в романе "инкогнито" - как частное лицо. Подоплёка этого из общего контекста ясна: мало образцов милосердия подарило Пугачёву и ему подобным самодержавие. И едва ли был шанс достучаться до сердца русской самодержицы в официальной обстановке. Когда же  ч е л о в е к   просит  ч е л о в е к а, - шанс всегда есть!

ОТНОШЕНИЕ  Пушкина  к  личности Екатерины II  и к результатам её царствования было открыто негативно. Однако в романе - притче для ударной реализации – для эффектного явления милосердия требовался достойный помазанник или помазанница божия: "Deus Ex Machina"- "бог из машины " на латинском языке, в переводе «Бог из машины». То есть когда в древних трагедиях специальными приспособлениями на сцену спускали якобы с небес актёра в роли бога. Который и завершал трагедию: карал виновных и награждал достойных. Именно эту роль должна была сыграть по действию романа царствующая Екатерина II. Если же историческая самодержица требуемой роли не соответствовала, в романном сюжете следовало её под нужную роль «подвести». Для чего первый и последний раз в действие императрица входит «инкогнито» - просто человеком.  Внешность императрицы и обстановку её встречи с Машей Пушкин детально срисовывает с широко известной гравюры Н. Уткина 1827 г. по портрету В. Боровиковского «Екатерина II на прогулке в Царскосельском парке».

Екатерина II заботилась оставить потомству свои великолепные, олицетворяющие власть и закон облики. Боровиковский же написал камерный портрет: некая не бедная, за средний возраст дама на прогулке. Не будь портрет подписан, на нём оказалась очередная кисти Боровиковского «неизвестная». И т а к: «Марья Ивановна увидела даму, сидевшую на скамейке… Она была в белом утреннем платье, в ночном чепце и в душегрейке. Ей казалось лет сорок. Лицо ее, полное и румяное, выражало важность и спокойствие, а голубые глаза и легкая улыбка имели прелесть неизъяснимую. Дама первая перервала молчание…» И Маша просит помощи у этой дамы:

 — Вы сирота: вероятно, вы жалуетесь на несправедливость и обиду?
 — Никак нет-с. Я приехала просить  м и л о с т и, а не правосудия.

    …Сначала она (дама) читала (прощение) с видом внимательным и благосклонным; но вдруг лицо ее переменилось, — и Марья Ивановна… испугалась строгому выражению этого лица, за минуту столь приятному и спокойному. (Когда бы это историческое лицо преобладало, Маша не достигла бы желаемого!)
 — Вы просите за Гринева? — сказала дама с холодным видом. — Императрица не может его простить. Он пристал к самозванцу не из невежества и легковерия, но как безнравственный и вредный негодяй.
— Ах,  н е п р а в д а — вскрикнула Марья Ивановна.
— Как    н е п р а в д а! — возразила дама, вся вспыхнув.
— Н е п р а в д а,  ей-богу   н е п р а в д а! …Он для одной меня подвергался всему, что постигло его. И если он не оправдался перед судом, то разве потому только, что не хотел запутать меня…»
 
    И ЕЩЁ РАЗ повторим реплику: «Как    н е п р а в д а! — возразила дама, вся вспыхнув…» – претензии в неправде обычно государыне не так не предъявляют, но и государыня так обычно не отвечает! «Маска» государыни сползает со «вспыхнувшей» дамы: остаётся просто человек, слушающий другого человека: «”Н е п р а в д а,  ей - б о г у,    н е п р а в д а!  Я знаю всё, я   в с ё   вам расскажу…” Тут она (Маша) с жаром рассказала  в с ё, что уже известно моему читателю…»

ЗЕРКАЛЬНАЯ С ЦАРСКОЙ ИЗБОЙ ПУГАЧЁВА СЦЕНА ВО ДВОРЦЕ. После свидания с приятной дамой в саду Машу немедленно требуют во дворец к императрице, которая и совершает от неё в романе требуемую  м и л о с т ь: «Государыня ласково к ней обратилась, и Марья Ивановна узнала в ней ту даму, с которой так откровенно изъяснялась она... Государыня подозвала ее и сказала с улыбкою: "Я рада, что могла... исполнить вашу просьбу. Дело ваше кончено. Я убеждена в невинности вашего жениха"». Не своим хотением, но силою  высшей правды – силою евангельской истины вершить суд – только так и должна поступать божия помазанница императрица. Совершается не помилование, и даже не милость, но милосердие и восстановление   и с т и н ы.      

С р а в н и м  речь  императрицы с выдержанной в духе народных песен и сказок речью Пугачёва в роли тоже милосердного государя: «Выходи, красная девица; дарую тебе волю. Я государь...»; «Ин быть по-твоему! …Казнить так казнить, жаловать так жаловать: таков мой обычай. Возьми себе свою красавицу; вези ее куда хочешь, и дай вам бог любовь да совет!» В поэзии, в красочной живости языка «мужичку» Пугачёву государыня просветительница Екатерина II явно проигрывает, но полной истины нет у них обоих. Пушкин, отнюдь, не был сторонником в реальности немедленного разрушения его гением  осознанной схемы.

 Вот кабы бы соединить при короне воспитание да образование с безыскусным вдохновением да ещё навсегда сочетать с евангельской истиной милосердия... Но времени исполнения чего Пушкин не ведал, того ни сам роман не предсказывает, ни схема к роману не отражает: « З д е с ь   п р е к р а щ а ю т с я    з а п и с к и   Петра Андреевича Гринева. Из семейственных преданий известно, что он был освобожден от заключения в конце 1774 года, по именному повелению; что он присутствовал при казни Пугачева (10 янв. 1775 г.) который узнал его в толпе и кивнул ему головою, которая через минуту, мертвая и окровавленная, показана была народу...» – открытое противоречие с гравюрной благостью императрицы.
                *                *                *
               
                КОНЕЦ РОМАНА КАК ЛИНЕЙНЫЙ КОНЕЦ ТЕКСТА: «В одном из барских флигелей показывают собственноручное письмо Екатерины II за стеклом и в рамке. Оно писано к отцу Петра Андреевича и содержит оправдание его сына и похвалы уму и сердцу дочери капитана Миронова. Рукопись Петра Андреевича Гринева доставлена была нам от одного из его внуков, который узнал, что мы заняты были трудом, относящимся ко временам, описанным его дедом. Мы решились, с разрешения родственников, издать ее особо, приискав к каждой главе приличный эпиграф и дозволив себе переменить некоторые собственные имена». Здесь, во первых, Пушкин вернул себе право авторства от имени подставного лица написанного романа. Во вторых, в  К о н ц е  романа действие возвращается к  его  Н а ч а л у: возможен новый виток событий.  Спросим: т а к о й  открытый  К о н е ц   романа есть ли единственный возможный  К о н е ц?..

ЗЕРКАЛЬНЫЙ – ВОЗМОЖНЫЙ КОНЕЦ РОМАНА.  В романе, где все ключевые события  з е р к а л ь н ы  другим столь же сюжетно важным мелькает отражение и иного  возможного  К о н ц а. Так в Главе VI после несостоявшейся пытки пленного Гринёв уже немолодой мемуарист восклицает: «Когда вспомню, что это случилось на моем веку и что ныне дожил я до кроткого царствования императора Александра (Первого - Благословенного), не могу не дивиться быстрым успехам просвещения и распространению правил человеколюбия. Молодой человек! если записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений…» -- с л о в а   эти так хочется поставить последним абзацем «Капитанской дочки». Но Пушкин оставил их в середине романа… Почему?  Тогда бы вместо романа – п р и т ч и   получилось во времени линейно завершённое  м о р а л и т е.  Тем более, что в 1836 году Пушкин уже совершенно не собирался писать славословия в адрес своего цензора Николая I.

Брат и наследник трона Александра I Благословенного – Николай I выставлял на вид, что после восстания декабристов в России нет смертной казни. Но смертную казнь вполне заменяли прогоны через строй: при более чем 6000 ударов это была смерть мучительная: методическое превращение человека в кровавую котлету. (Читай «Записки из мёртвого дома» Достоевского.) Так что «распространение правил человеколюбия» было весьма относительное. Хотя в сравнении с подавлением того же пугачёвского восстания Екатериною II – прогресс, конечно, был. Так что читатель пушкинского времени волен был сам прибавить к роману свои соображения – волен сам «дописать»  К о н е ц...