Купцы Гогины-Сытины

Купцы Гогины, урожденные уральские ремесленники, владели водяными мельницами по всей Российской империи. Во времена после правления Иоанна Грозного боярин Гогин оказал Михаилу Романову некую услугу - познакомил со своячницей да и напрочил в жёны. Брак сладился, боярину даровали многие привилегии. С тех пор и до Октябрьской Революции род Гогиных богател и не знал бед. В то время Пётр Ершов написал сказ о братьях, "что сеяли пшеницу, да возили в град столицу, а столица та была недалече от села..." Село Федоскино родина миниатюрной лаковой живописи. Федоскинская фабрика, прежде Лукутинская, была выкуплена на паях Лукутиным и бывшими купцами, среди которых были Гогин и Катуар. Артель начала работать, но после НЭПа её передали государству. Братья Гогины расстались. Старшие уехали за границу искать счастья. Младший остался на родине. Моя бабушка Серафима Дмитриевна, урожденная Гогина, стала художницей и всю жизнь проработала на Федоскинской фабрике. Она вышла замуж после войны за молодого Александра Седова, дед утверждал, что потомок полярника и мореплавателя Георгия Седова, зятя генерала Май-Маевского. То, что я запомнила из детства, - запах масляных красок в комнате Серафимы Дмитриевны, яркая настольная лампа, броши, шкатулки... и Фабрика.
Садово-спасские сторы, Ново-Калининская проспекция на кой мне в жопу, мне нужна Садово-Спасская, - это ведь Спасы-на-Нерли ещё. Древность пахнет хорошо в Летописи и Транскриптции. Спасы на Нерли в садах - целая серия образов 30-х годов. Это промышленное производство духов и индустрия красоты. И, там шикарные инквартосы. На Гоголевском есть такая ж вещь, и цветочные сторции для кэббедж-роз. И между ними Дом Зураба. Ресторан Нертье снова облюбован художественной элитой. И новый бомонд весь почти французский. Дом Сатиры обновления потребовал. Ведь "наручки" есть и будут. Ба, а что?
Сериалы западного толка определилися с прекраснейшим мужчиной Мира, Это Кий Маклакхен нов/стар. Класс! Его пасси Эжен дла Круа знакомый богемный персонаж. И все мы обитатели Садово-Спасской проспекции. Дом-Книга намекает на литературный мир этого жилого массива, с любовью повторенного в разных уголках. История с продолжением и смыслом. Как обходятся с народом по Христиански.
Медведей и самок резали и режут прям здесь в конце немчины, разделывают и в готов. От того лебеди в Чистопрудном, голуби на бульварном. Новосторы Спаса начинаются в метровских бистро, кулинариях и булочных-кафе.  Люди валят в Центр, и им здесь вкусно, а начало Третьяковская набережная. Галерейная история. Пока, пока... это театральная еда и выпивка, ангажиры и диверты новых театральных трупп. Тишина и изящество кладбищ.  Летняя городская среда. Мороженицы, скверики и игровые. Где-то на рубеже обжитая Сытинами Садовая Спасская.

К 1832-ому году
Ветреное утро возле Елисеевского III-го я принял на грудь с чувством весенним. Угарно вспоминались пьяные драки у Метрополя, но женское бельишко для своей Любы отпотчевал на дню. Украсы там на диво. Ели все живые. Но внутри муторно и гаденько. Однако в номера люди едут.
В Елисеевском как на рынке в субботу и никого почти. Так и взял кислой капусты, две налимные сельди, пиноккио-белики пол фунта. В Адмиралах готовой картошки жарка с зайцем, брусничного джемму. Постеснялся за хлебом. Опять объедки в отеле. Дом Ордженикидзе мне понравился и картины там художественные, обстановочка петровско-шаляпинская. Но это днём, днёмы летнего света, не знаю как. А вечера концертные. И большой и малый вместе, в одном кабоне. Нашёл себе кресло, работаю с удовольством. Мог бы уже нажить и горничных... но тогда нет, всё до простительной обслуги обновить просил уж очень, двадни там долго. Задумал мольберт на диво, приеду домой начну рисунок у себя в мансардной, когда веснее станет. Римский пейзаж шпарнелью одними планами, марибон. И мимозы купил в номер дома, чтобы новый жёлтый найти. Свинцовую лазурь взял бы отсюда с новоселия.
Коричневы приехали, а мне пора. Но домой нет, плавнее переход нужен, да поездная грязь сейчас не романтик. Поеду пароходом. Прибуду в ливерпуль отмечусь у стацких на Седьмёны, как прежде привык. В Пароходе завтракал узбекской ершиной красной к чаю, такой, абалдел, и остатками коробочного канфетюра. После этого курил трубку. Спал на койке в качку, каюта на три коечки.

... к тому.
Вели заделать сало. Люба.
Купил на Ходынке 2 кило говядины и полпуда свиного, специёв. С птичкой прорулетили всё и овощей огура насмех. Коптили цех и под спудом мочили в винном. Прессовы резали, я сам покажу. Просол горячий почти. Литр соли с мадейрой и пряным луком под чернушон. Скуры сняли и выселили всё вон. Пробы были знатные. На топор дали ошмося, а себе блюдо круглого свиного рулету оставил в морозничке. Угостили-де: колбасами вялеными, бутылью браги и боксом конфетто. Я доволен взял. Сложил на скатерти под рябчиков, ножие кур. Ножие томили в щах, вкусно, тёмный сок с белой булкой бы, но Люба картохи. Заел щами; жир был вплав. К скороходу - смеюсь. Брагу бы взял себе, но для женщин всё. Вдруголд поехали в трактиры с Мещаниновыми. Огородниковы знают толк и ели своё под кулебяки, но я готовый был и взял всё таки плову и поел жирного с рулькой копчёной и свежим молодцом. Граненый водочки стаканчик мерный. И я учёный и примерный. Женитьба делает нас жёсткими сухотными жлобцами. Отогрел душой шашлыком. Два свиного два говяжиго с солёным молодцом в масле.
Зашёл на рынок зайчьего взял, масла елейного и соли. Спецы остались, с кабочатиной новой. Заел икрою дома с белыми ломтями и красного вина пил с бисквитом вечёрами. Вёдрами приносили солёных огурцов бабы сытые. И я им сала давал. Охотником отзимовалось. Бычьей крови полбанки к мяснику и вырезки. Замариновал и жарили к крутонам. Поспели яйца амлет. Распечатали масло из Елисеевского и бокс с печеньем. Мыло лаванду и лафет водки дорогой.