Заткни дырку!

(Отрывок из книги "За пределами разума")
      
      Семьдесят лет назад шестилетний Саша жил с мамой Светой, с младшей сестрой Галинкой, тетей Нюрой, ее двумя детьми: Глашей и маленьким Иваном. Бабушка Олеся была самой доброй и храброй  бабушкой в мире, она не боялась пчел, что жили в маленьких домах на заднем дворе, где начинался сад. Пчелы охраняли деревья, но Бабушка не боялась их нападения и каждый раз приносила оттуда сладкие желтые груши. Она даже не боялась диких собак, что время от времени пробегали по улице, там за калиткой. Еще был дед Сергей, крепкий, как ствол старой высохшей яблони. У него болела нога, поэтому он сильно хромал и всегда ходил с крючковатой палкой.  Он говорил, что в ноге у него живет злая пуля, которая здорово кусается. Саша представлял эту маленькую, но очень злую собачку, что живет внутри ноги. Она бегала вверх и вниз и кусала деда то за коленку, то за ляжку. Вот и вся семья. А папа был далеко. Папа ушел на войну.
       Деревня Васильевка имела всего пару улиц и располагалась в десяти милях к западу от шляха, что пылился через поля и острова смешанного леса, в полста милях к югу от Гомеля. Во второй половине августа 1941 года немецкие 17-я и 131-я пехотные дивизии вели бои на подступах к южной столице Белоруссии за деревни Поколюбичи, Прудок, Лопатино и Костюковка. Когда появлялся и нарастал низкий гул самолетов, пролетавших над маленьким прудом, над соломенными крышами выбеленных известью домов, Саша спрашивал маму:
 - Они на войну летят?
        Война пока не докатилась до маленького белорусского села. Она громыхала где-то там, на севере, откуда доносились редкие грозовые раскаты. Сделав четырехсоткиломет-ровый крюк от сожженного и разрушенного Смоленска, вторая танковая армия Гудериана продвигалась с севера на юг в направлении Киева. И путь их лежал через Гомель.
Война в Васильевку пришла рано утром, взорвав тишину трескатней мотоциклов, ржанием ганноверских битюгов, что тянули тяжелые телеги и короткоствольные крупповские пушки, резким говором чужой речи и лаем собак. Над улицей висел сиреневый шлейф выхлопных газов. Выбежав на крыльцо, Саша окунулся в море незнакомых звуков и запахов. По дороге мимо плетня, громыхая гусеницами, проехал бронетранспортер; в кузове словно котелки, надетые на частокол, покачивались пыльные каски солдат, и стволы винтовок. Следом протарахтел мотоцикл с коляской. Тот, что держал мотоцикл за рога, оказался чертом: покрытое пылью и копотью лицо было почти черным, а стекла очков - огромными, вылезшими из орбит белыми глазами. Саша испугался и бросился в дом.
--------------------------------------------------

Его зовут Николай. За свои пятьдесят лет он пропил два официальных брака и кучу сожительниц. Пропил двоих детей от разных жен и две квартиры. Пропил три личных автомобиля,  и диплом инженера автомобильного транспорта. Потерял (по наклонной прямой) должность заместителя руководителя автобазы, должность начальника автогаража, должность сторожа автобазы. Разрушил отношения со своим родным братом, с друзьями детства и приятелями. Последние семь лет он живет в гаражной мастерской четыре на шесть метров, где пахнет свежими стружками дерева, краской и лаком, прокисшим пивом и мочой. Там имеется столярный верстак и инструменты, топчан, электроплитка с одной конфоркой, электрический чайник. В углу возле входа стоит очередной пакет с пустыми бутылками и банками. На верстаке лежит изумительно тонко обработанный гриф гитары с из красного африканского дерева и отдельно – темно-вишневая, отполированная до зеркального блеска дека. Не потерял он только одного – ремесла своего отца, плотника пропойцы Александра, который умер двадцать лет назад, но продолжает жить в пространстве бессознательного своего сына.
По классификации В. Банщикова и  Ц. Короленко у Николая ; (гамма) – алкоголизм в первой стадии, сопровождающийся запоями на неделю-полторы, раз в пару месяцев, с потерей контроля дозы, эмоциональными срывами на гнев и обиды и тяжелым абстинентным синдромом. По Е. Джеплинеку Николай находится в круциальной, или критической фазе алкоголизма.
Мне не пришлось тщательно выяснять анамнез жизни, поскольку Колька – друг детства, с которым мы прошли вместе через детский садик и школьные годы. И хоть наши пути разошлись, мы время от времени встречались, и я невольно был свидетелем  его путешествия под названием «судьба». Тогда в детстве и юности я не понимал, отчего Коля заикается или почему у него возникают приступы эмоциональной расторможенности - безудержного гебефренического веселья прямо на уроке, когда он перебивал учителя и нес черт знает что, пародируя песенку мультяшного вини пуха. Что заставляло его часами уходить внутрь себя, разучивая пьесу на баяне или сооружая скворечник в столярной мастерской, где при ЖКХ работал его отец. Все встало на свои места гораздо позже, когда я убедил его приехать вначале на тренинг, а затем пройти курс терапии.
-------------------------------------
- Сейчас Николай, мы отправимся в путешествие, за пределы твоего разума. Ты про-сто слушай мой голос и плыви по течению мыслей, что сами по себе будут появляться в голове. Так же, как это происходит, когда ты погружаешься внутрь себя в своей мастерской и шлифуешь деталь будущей гитары, потому что….
Вы делаете длинную паузу и просто наблюдаете. Он бросает на Вас быстрый взгляд, И меняет положение в кресле. Вы держите паузу, во время которой происходит вот что: мысли, что появляются у него в голове, бегут по кругу,  исчерпываются и заканчиваются инструкцией «погружаешься внутрь себя», «шлифуешь деталь будущей гитары». Плюс к тому разрыв сообщений на связке «потому что….» заставляет его разум войти в состояние ожидания. Наконец он смотрит прямо перед собой,  пальцы его правой руки легко подрагивают. Вы прикасаетесь к кисти его правой руки.
- Потому что это погружение требует внутренней сосредоточенности, направленной на  точность движений твоих пальцев…. Раз за разом, точно повторяя однообразные  движения, ты можешь слышать все звуки, что окружают тебя здесь. Потому что одна часть тебя, которая может чувствовать смолистый  запах древесины….
Снова длинная пауза.
- Объединятся с другой частью тебя здесь, сидя в кресле, …. в мастерской, где ты слышишь мой голос и другие звуки, что доносятся оттуда…. Из того времени…
Перекрывая две реальности, Вы вызываете мягкое замешательство. Его пальцы совершают однообразные движения, поглаживая спинку кресла.
Вы продолжаете наведение.
- И ты можешь заметить, как  на втором плане возникают образы.  Поскольку ты замечаешь, что их возникновения похожи на свободно порхающих бабочек, что прилетают из темноты на свет….. И начинают кружиться в фокусе твоего внутреннего внимания….
Его взгляд расфокусировался, он смотрит прямо перед собой сквозь предметы и стену комнаты.
- Поэтому, внимательно разглядывая этот светлый круг, ты видишь, что он заметно становится более ярким….. Чтобы в самом центре обнаружить точку и…. когда ты понимаешь, что твое восприятие может со скоростью света лететь к этой точке….  Которая  становится все ближе и ближе и….
Его зрачки расширились, глаза широко открылись, они слезятся и медленно моргают.
- …. подлетая к ней, ты видишь, что она становится целым миром,  в середине которого находится еще одна точка теперь,…. когда ты со скоростью света пронизываешь центры этих миров, они становятся светящимся тоннелем…. Сквозь которые можно лететь…. Все глубже и глубже…. В прошлое, к школьным воспоминаниям, чтобы сесть за парту….
Он закрывает глаза.
--------------------------------------------------
Кроме паттернов эриксоновского гипноза в виде предпосылок, смысловых неопределенностей, или перекрывания реальностей, можно использовать еще один из сильных приемов наведения транса – фонетически связанные сообщения. Он позволяет объекту войти в измененное состояние с открытыми глазами.  Связывая части одного предложения или отдельные предложения с помощью морфем, корневых переносов и предпосылок вы строите мостики-переходы  через ручейки мышления вашего клиента. Длинные паузы между сообщениями и однородные корневые словообразования заставят его мысли плавно следовать за вами, неспешно переходя от одного суждения к другому. Обращая существительные в глаголы или прилагательные и наоборот, вы переносите корни слов или окончания из одного предложения в другое. Такое обращение слов создает плавный пере-ход и связывает одной псевдологической нитью все повествование, окутывая паутиной мыслей засыпающий разум. И поскольку такие связки позволяют усыпить внутренний диалог, то вы останавливаете поток самостоятельного мышления. Он начинает истекать в русло слов, что видят ваши глаза и мысли подчиняются бегущим строкам на странице книге или экране. Это странное состояние похоже на неторопливый бег трусцой, при ко-тором фокус сознания отключается от всего, что не связано с бегом. Вы сосредотачиваетесь ….. только на движении своего тела и собственном дыхании…. И тогда Вы воспринимаете этот текст …. как направление вашего взгляда и земля, будто сама наплывает и подстилается под ваши ноги как беговая дорожка. Представляя только эту дорожку, Вы можете забыть и действительно забываете….. о чем идет речь. О чем? Об эффекте экранирования сознания, который  напоминает набегающие волны, что с глубоким шуршанием перекатывают миллионы песчинок…. Туда и сюда…. Поэтому трудно вспомнить, с чего начались эти рассуждения, или представить, чем они могут закончиться. И Вам действительно не нужны эти трудности. …. Ибо единственное действие,  что вы совершаете сейчас – это движение глаз, что бегут по строчкам. …. Когда ваше тело находится в этом положении, и вы чувствуете ритм своего дыхания…. Гораздо легче и  проще  сделать другое: заметить нечто, проступающее сквозь слова, которые вы читаете строка за строкой. …. Нечто, что являет вашему внутреннему вниманию другой… тайный смысл, который вы улавливаете…. И чувствуете, как устали глаза, … или  как хочется зевнуть, когда вы видите, как кто-то зевает…. Поэтому может возникнуть желание отложить книгу, за-крыть глаза и отдаться приятному течению, что унесет вас в школьные годы. … Или продолжать бег по строчкам, чтобы перенестись назад во времени, …. в школьные годы….  и обнаружить, что на краю стола, за которым Вы сидите, лежит учебник и дневник. И Вы слышите чей-то шепот и возню, и шелест бумаги, …. и голос учителя: 
- Так, тихо в классе. Приготовились, начинаем писать диктант. С чистого листа вверху пишем слово Диктант…..
Теперь аккуратно, буква за буквой, вы выводите своей рукой слово Диктант….
--------------------------------------------------------
- Я не понял, что произошло. Когда-то давно я был на сеансе эстрадного гипнотизера. На меня это не подействовало. И я думал, что Гоша будет что-нибудь говорить загробным голосом или посверкивать какой-нибудь блестящей палочкой. Но все случилось по-другому. Я сидел, смотрел на него и слушал…. Ждал, ждал и все думал, что он скажет дальше. А потом он притронулся к руке, и я очутился  в своей мастерской. Его голос до-носился еще некоторое время, а потом совсем пропал. Меня затянуло в какой-то туннель, сквозь который я пролетел и сел прямо за школьную парту. Всю исцарапанную и расписанную рисунками. Шел урок физики. Я увидел Тамару Васильевну. Она как всегда что-то орала. В классе стоял шум и гам. Тут я вспомнил, что она орет из-за того, что Марс сошел с орбиты и летит прямо к Земле. Это мы ей втюхали три дня назад и сорвали урок астрономии. Мне стало смешно, и я пошел почему-то по дороге от школы домой…. И вот тут появился страх. Мне жутко не хотелось идти домой. Эта постоянная тревога по дороге домой чрез школьный двор, футбольное поле…. Вон те клены, которые мы посадили на уроке труда в шестом классе. Уже выросли. Тревога, тревога! Припрется он сегодня со своими дружками или нет? Опять будет орать. Я понял, что ненавижу отца.   Хоть бы дома была мама. Она его мигом прижмет. Стоп! Он же умер давным-давно!  Я не успел по-думать, как вдруг панорама изменилась. Я лежу в кровати и притворяюсь, что сплю. Из-за двери в другой комнате вовсю идет гулянка с гармошкой. Топот ног, пьяные крики… звон какой-то. Как Серега может спать и ничего не слышать? Я люблю младшего брата. Дорога в садик. Я веду за руку Серегу, он идет, еле передвигая ноги, и сонно мотает головой…. Мне почему-то жалко младшего брата. Хочется плакать.
Дядя Ваня резко открывает дверь, я сажусь на кровати, свет слепит глаза….
- Вы че, бродяги, спите!? Подъем, труба зовет!! – Громко орет он. Но вдруг переходит на шепот, - Ну, спите- спите,  не буду мешать.
Серега завозился и заплакал. В этот момент меня вдруг что-то  подбросило и кинуло в темную даль, снова тоннель. Чем ближе свет, тем страшнее, тело охватывает дрожь…. Меня что-то выносит и ставит прямо перед отцом в одних трусиках. Мне шесть лет, я точно знаю, что мне шесть. Меня трясет, очень холодно, я ежусь. Он сидит на диване. Налитые кровью глаза смотрят и жгут меня, всклокоченные волосы падают и закрывают лоб, с синюшных губ свисает слюна…. Он начинает глухо и сразу переходит на визг:
- Ты что, гадина, не видишь!? Ты не видишь, что кровь хлещет?! Заткни дырку!  - Он вскакивает на ноги и идет прямо на меня, - заткни ему дырку.
- Папка! Не надо, я не могу! Я не могу! Кровь, кровь!
- Я тебя убью, гадина фашистская! 
Отец наотмашь бьет по голове, вспышка боли, я лечу и падаю навзничь…. Отец тащит меня за ногу.
- Я тебя щас с балкона вышвырну, гадина фашистская! Заткни дырку, тварь!
---------------------------------
- Заткни дырку!! Папка, не надо! Кровь!! Кровь!! Не надо! Мама!– Пятидесятилетний Николай переходит на визг. Он втягивает голову в плечи и закрывает ее руками, затем  валится всем телом вперед и падает с кресла. Судорожно и беспомощно елозит по полу.
Вы трясете его за плечо и громко, прямо в ухо орете ему:
- Все. Я заткнул! Заткнул! Все кончилось…. Кончилось…
      Николай сидит на полу, он дрожит и всхлипывает. Он пришел в сознание. Теперь нельзя терять время. Вы резко поднимаете его правую руку, одновременно нанося легкий удар по затылку, отчего его голова дергается вперед. И громко приказываете:
- Рука застыла в этом положении. Спать! Тело застыло в этом положении. Спать! Мысли застыли в этом положении. Спать!
      Он еще пытается перебороть внезапно охватившее его оцепенение. Двигает рукой и ногой. Но вы не даете ему возможности это сделать. Резко опрокидываете его на спину.
- Ты падаешь!… Падаешь в глубокий сон.  Еще глубже…. На самое дно, …. Где забываешь все что знаешь…. и вспоминаешь то, что забыл! …. Потому что три умножить на два будет равно шесть. Именно шесть! Ни меньше и не больше.  Полный покой, в котором нет ничего кроме пустоты знаний. ….  И есть лишь понимание того, что когда-то было нечто, что трудно вспомнить. …. Только после того, как подсознание даст тебе возможность вспомнить, что произошло с твоим отцом в детстве. …. Когда ты вспоминаешь об этом как взрослый мужчина, …. Только тогда ты сможешь вернуться обратно, чтобы рассказать, что случилось с отцом, когда он был ребенком….

- Его голос опять опрокинул меня в тоннель. Но теперь я падал в него спиной. В какой-то момент я понял, стою за деревом. Я все видел. С закатанными рукавами, с винтовками за спиной, они  вошли во двор. Двое.  На пороге стояла Тетя Нюра, совсем молодая, я сразу ее узнал. Один, тот, что был ниже ростом, что-то сказал другому. Они обменялись короткими репликами.
- Кто есть хозяин? – сказал  высокий, приблизившись к Нюре. Я разглядел его. Темноволосый, с короткой прической, волосы ершиком, верхняя пуговица кителя расстегнута. На рукаве шеврон в виде перевернутой стрелки, на петлицах по две полоски. Какой-то нижний чин. На потной шее и щеке мазки грязи. Темные глаза постоянно моргали. Его вид выдавал усталость и раздражение.
- Кто есть хозяин? – повторил он и потянулся к кобуре на поясе.
- Олеся, выйди!  - тревожно позвала Нюра. – Они тут хозяина хотят.
Я услышал голос, который звучал в моей голове: «Ключевой момент, кровь, дырка…». Панорама дрогнула и расплылась в радужные круги. Я оказался за спиной женщин с детьми, что стояли возле дома.
- Нюра, детей спасай! – закричал дед Сергей и, подволакивая ногу, бросился вдоль по тропинке в сад. В этот момент треснул выстрел, еще один…. Краем глаза я заметил того, что был ниже ростом. Он опускал ствол винтовки….  Потом крик женщин. Все, Олеся, Нюра и Света – все закричали. На тропинке лицом вниз лежал дед, он выгибался и сучил ногами, прямо из-под затылка короткой струйкой пульсировал фонтанчик крови…. Кровь двумя ручейками стекала по шее. Я услышал какой-то булькающий звук, затем хрип. Это хрипел дед Сергей.
- Нюра, заткни дырку…  А-а-а… Нюра!!! – Олеся кинулась к мужу, упала, вскочила на ноги и повалилась на Сергея. Она пыталась остановить кровотечение рукой, закрывала ладонью рану. Но кровь продолжала бить тонкими струйками между пальцев. Она продолжала истошно кричать: «Нюра, заткни дырку!!!».
Оба немца развернулись и покинули двор.
----------------------------------------------------------
- Отец тебе рассказывал, как убили деда?
- Я не помню. Он рассказывал, что в сорок третьем сильно бомбили, там шли бои. Бабушка Света, мать отца  погибла от осколка снаряда. Олеся пропала год назад. Ее увезли. А Нюра с детьми пряталась в погребе трое суток, в деревне постреляли всех. Сожгли все, что могло гореть. А потом они ночью бежали по полю мимо горящей молочной фермы. И там прямо в траве нашли сыр. Потом в овраге дети наелись сыра. И дочь умерла. Она сильно кричала. Остался Ваня и мой отец.
- А про гибель деда отец рассказывал?
- Нет…. Точно нет.
- Возможно, ты не помнишь… в пьяном бреду он мог тебе все это ярко описать.
- Мне нехорошо…. Меня трясет.
- На этом пока все. Советую принять душ.
---------------------------------------------------
      В бессознательной глубине самости, в пантеоне основных архетипов у Николая живут два главных бога: Бого-Мать – источник любви и защиты и суровый Бог-Отец. Яростный и беспощадный Бог, требующий невозможного. Бог, вызывающий страх смерти. Бог-Отец, получивший неизгладимую детскую травму в шестилетнем возрасте смог передать ее старшему сыну как незавершенную муку. Кровь деда, пульсирующая из пробитого пулей затылка продолжала изливаться семьдесят лет. Она пропитала деревья личностного роста своим соком и растеклась багровой лужей страха, по ступеням лестниц и коридорам, по всем этажам, комнатам и залам его подсознания. Бог-Отец в каморке своего внутреннего мира, как Папа Карло, безжалостно топором отсекая кровоточащую плоть, вырубил сынишку и смог передать ему ключик…. Вовсе не золотой. Ключ от своей каморки - мастерской плотника. Божественный свет не коснулся тайны зачатия, и Иосиф создал Иосифа.
       Там, в нейровселенной личности Николая на краю галактики, где живет детство, рас-цвела Мю-Цефея – багровая звезда Гершеля. В темно-алых всполохах страшной звезды по своим немыслимым орбитам десятилетиями совершая оборот за оборотом, летят забытые детские игрушки: деревянные солдатики, машинки без колес и кубики…. И  юла, как маленькая балеринка, встав на цыпочки, все еще кружится и поет грустную мелодию детства. Они забыты своим хозяином только по одной причине – багровая звезда страха, излучая свою тревожную энергию, одела их в цвет крови.