Одинокий пастух

               
                Иллюстрация к музыке Дж.Ласта «Одинокий  пастух»




                Пыльная дорога уходила за горизонт, петляя между  сопками, розовыми в лучах заходящего солнца.  Зной постепенно ослабевал.  Микки поднял воспаленные веки вверх и посмотрел на оранжевый солнечный диск, висящий уже довольно низко. От него еще исходила прозрачная зыбь жара, но свет утратил нестерпимую яркость и позволял любоваться этой прекрасной живой звездой. Ровная,  словно огромное футбольное поле, прерия шевелила белесыми травами, кое-где в низинах переливалась зеленоватыми  миражами. От ее усталого дыхания  до самого горизонта извивались  многочисленные песчаные змейки.

               Темнело в прерии очень быстро. Они с Гарри едва успели установить небольшую палатку и наломать сухостоя для костра. Когда, наконец, они расположились у маленького алого пламени с банками тушенки и пакетами картофельных чипсов, было уже совсем темно. Ели молча и быстро, только ложки стучали о жесть банок.
 
               Гарри  налил из котелка крепкий чай в эмалированную кружку и привалился спиной к большому вещевому мешку. Только теперь он расслабился, вытянул ноги, сдвинул темно-вишневую кожаную шляпу на затылок и улыбнулся кривой щербатой улыбкой.

- Ну что, пацан, считай, дело сделано. Завтра ночевать будем уже в Тихуане. Остался один переход, да и то уже не такой тяжелый – по пути будет пара деревень, там и перекусить, и отдохнуть можно. Но тебе туда лучше не соваться – обидно будет наткнуться на полицейских ищеек в последний день нашего пути! – Гарри засмеялся, словно заскрипела старая телега.

Откуда-то из-за сопок долетел тоскливый вой койота.

- Гарри, слышишь?..

- Ты боишься этих жалких шавок?- Гарри презрительно сплюнул , но тут же добавил, - впрочем, всякое бывало в этих краях… Ладно, мы им сейчас ответим…

                Он порылся в своем тертом саквояже и извлек сверток из полосатой ткани. Бережно его развернул и достал небольшую дудочку. Прокашлявшись, нежно прильнул к темному мундштуку тонкими обветренными губами, и из дудочки раздался протяжный тоскливый звук, словно и вправду завыл голодный зверь. Как  только стихло эхо от этой первой ноты, из дудочки полилась волшебная мелодия, такая нежная, такая грустная, что Микки застыл, словно  коряга, и даже не пытался утереть побежавшие из глаз слезы. Сердце защемило от тоски, от жалости к себе, ко всему белому свету…

                Словно во сне поплыли пред ним картинки последних дней его несуразной жизни… Как он глупо попался при передаче наркотиков косому Биллу-стукачу, как били его в полицейском участке, как приходила на свидание старая тетка в черной шали, как сунула ему в руку трубочкой свернутые полторы тысячи долларов для взятки охране за побег. Как поджидал его в ветхом сарае Гарри, нанятый теткиным мужем, чтобы перевести через границу… Как ехали они верхом без еды и питья трое суток через раскаленную пустыню, как качался перед ним потертый круп лошади Гарри, облепленный жирными слепнями… Что ждало его там, в Тихуане? Нищего, бездомного, без документов, без профессии… Стоило ли тратиться его сердобольной тетушке, чтобы он подох под забором Тихуаны, а не в тюряге Мемфиса?

                Последние звуки мелодии затерялись и затихли в синих холмах где-то на горизонте. Гарри бережно погладил инструмент и завернул его опять в тряпицу. Только теперь он взглянул на Микки.

- Ну что, братец?.. Накрыло тебя?..

Микки зашмыгал носом, вытер кулаком мокрые щеки.
«Какой же он еще мальчишка, - подумал Гарри, - и столько уже наворочал в своей непутевой жизни… Безотцовщина…»

 Ему вспомнился высокий чопорный старик, дядя Микки. Он договаривался о переходе парня через границу. «Я не дам этому шалопаю ни цента!» Цену за переход он назначил очень скупую, задаток дал вполовину, оплатить провиант отказался: «Я кормить этого ублюдка не собираюсь!»

Несладко, видать, жилось парнишке у такого родственничка.
«Что ж, когда-то и мне помогли добрые люди. Теперь мой черед», - решил Гарри и делил с парнишкой в дороге свой скудный паек.

- Что будешь делать в Тихуане? Какие планы?

Микки понуро опустил голову:

- Я не знаю пока… Сперва дойти надо…

- Это верно, братишка. Жить надо сегодня, сейчас!..

Ба-бах!!

Микки упал на землю от раздавшегося грохота. Все случилось так внезапно, что он ничего не соображал  с минуту.

Гарри убрал пистолет в кобуру на бедре и ушел вразвалочку за большой валун. Вышел оттуда с добычей – небольшая рыжая лисица. Интересно, это она выла тогда, после ужина? Смерть свою зазывала…

Ловко орудуя ножом, Гарри разделал тушу, нанизал кусочки мяса на прут и стал жарить на костре. От запаха мяса потекли слюнки. Как будто и не ел ничего – живот скрутило от голода.

- Подожди, малец, сейчас перекусим. Мясо жесткое и горчит, но другого в меню нет!

– Гарри рассмеялся и протянул мальчишке кусок на палке.
 
Микки рвал куски зубами и глотал, почти не разжевывая, почти не чувствуя вкуса обжигающе горячего мяса.
После такой еды стало весело.

Гарри курил небольшую трубочку, Микки рассматривал шкуру убитой лисицы и улыбался.

- Гарри, ты где научился так стрелять? Прямо между глаз! И шкуру не попортил!

- Да нигде. Это несложно – в темноте видишь только два красных глаза, вот между ними и стреляй. Натренировал руку за жизнь… Пришлось пострелять…

- И по людям?

- И по людям… Бывают такие люди, которые хуже зверей…

- Гарри, а тебе жалко зверей, которых ты убиваешь?

- Не знаю… Наверное, нет.
 
- А ты смерти боишься? Своей смерти?

- Своей?.. Наверное, нет.

- Да разве так бывает? Всякая тварь боится. И я боюсь… Так бы давно уже… Но как подумаю – как это – не будет меня? Солнце есть, луна есть, деревья, горы – все это есть, а меня нет, будто и не было никогда?.. Жалко так становится… И не то чтобы себя, а всего-всего… Потому что все умрет, исчезнет…

                Зачем тогда? Зачем жизнь? Зачем рождаться, если придется умирать? Всем!!!  Это невозможно изменить! Никогда! Никому! Мы все обречены , земля – огромная камера смертников. Каждый день, каждый час, каждую минуту там происходит казнь, а на освободившиеся места тут же приходят новые висельники… Это так жестоко!

                Гарри долго молчал, прежде чем ответить. Вытряхнул пепел из трубочки, поскреб пятерней свой давно небритый подбородок и стал говорить.

- Зачем жизнь?.. Зачем... Вот послушай…

Он снова набил в трубку табак, неспешно  раскурил ее.
   
Огонь неровными сполохами выхватывал из тьмы то похожий на клюв нос, то массивный раздвоенный подбородок.   Постепенно лицо заволокло сизым табачным дымом, прищуренные глаза стало невозможно различить среди глубоких морщин.  Низкий хриплый голос звучал  торжественно, словно у пророка.

- Было такое время, малыш, когда времени еще не было.
 
И жизни не было.
 
Потому что это ведь одно и то же – жизнь и время… Ничего тогда не было, только небо – огромное  небо без звезд, без света, без дна, без горизонта... Бесконечная мгла…
 
Сколько так было – неизвестно, да и некому было считать…

Но однажды раздался вздох!
 
Побежала рябь по пустому небу.
 
Может быть вечность, а может быть одно мгновение шла рябь по небу. В те времена мгновение и вечность были одинаковы. Но с той минуты Вселенная больше не была пустой. Первая мысль заполнила бесконечность… И мысль эта была «Я есмь!»

- Кто есмь, Гарри?

- Мгла. У бесконечной и неизменной мглы появилась мысль! Эта мысль и была рождением Бога! Если хочешь, мгла стала Богом в тот момент, когда осознала себя мглой. И это и было начало всему. Все началось с рождения Бога.
 
Прошла еще вечность или одно мгновение, и мысль стала словом. И слово это было – Кетцалькоатль! Таково имя Бога.
 
- А что оно означает – Кетцалькоатль?

- А это, малыш, любовь… Весь смысл жизни – это любовь. И если ты обретаешь любовь – получаешь счастье. Вот и весь смысл…

- Гарри, почему же так мало счастья на земле? Так мало любви? Откуда же ненависть, злоба? Почему появилась смерть? Почему мы все время должны убивать, чтобы выжить? Почему единственное, что точно с нами случится в жизни – это смерть?

- Правильные вопросы задаешь, мой мальчик!
Изначально была только любовь! Ты представь  – бесконечный океан любви! Она дышала, она светилась, она излучала счастье! И это был Бог!

Любовь всегда приносит плоды. Она созидает. От великой любви Кетцалькоатля родились звезды, закружились вокруг них планеты, появились звери, птицы, люди. Из чего же он создал их, спросишь ты? И отвечу я – он создал их из себя. В каждой песчинке, в каждой букашке, в каждой искре огня – Бог!

Любовь и счастье множились и переполняли пространство!
 
В те времена смерти еще не было. Твари божьи никогда не болели, никогда не страдали, и не умирали. И было так долго.  И было бы так всегда, но…

- Но? – что же случилось?

Гарри встал, потянулся, расправил плечи. Медленно достал из большого рюкзака флягу и отхлебнул из нее старого рома.

- Скажи, малыш, что нужно человеку для счастья?

- Не знаю… Наверное, ничего?

- Нет, малыш, кое-что все-таки нужно. Человеку для счастья нужен другой человек, чтобы разделить с ним свою радость! Так и Богу для полного счастья нужен другой Бог.
 
И тогда Всемогущий Кетцалькоатль создал другого бога. Он был как две капли похож на Кетцалькоатля, и нарек его тот братом своим и имя дал ему Шолотль. 
«Взгляни, Шолотль, как прекрасен мир, созданный мною! И ты, брат мой, мое самое прекрасное творение, возлюби этот мир, подобно мне! Раздели со мной счастье восхищаться и владеть им!»

И взглянул Шолотль на созданный мир. И сказал он так:

 - Прекрасен этот мир. Любовь и счастье правят в нем. Так есть теперь, так было раньше, так должно быть впредь. Ничто не изменилось с моим появлением. Но зачем тогда я? Ты создал меня Богом, я так же всемогущ, как и ты, Кетцалькоатль. Ты создал совершенный мир, мир любви и счастья. Я не смогу сделать его еще лучше. Но я смогу его уничтожить. Я буду разрушать его, пока не сравняюсь с тобой в своем могуществе. Только тогда я стану равным тебе! Только тогда я стану тебе братом!

И ужаснулся Кетцалькоатль, и почернело чело его, и родилась ночь, и назвался Шолотль Демоном ночи и смерти, и начал он творить свое черное дело…

- Но Гарри! Почему же Кетцалькоатль не уничтожил Шолотля?
 
- Потому что Любовь не умеет уничтожать. Уничтожать умеет только смерть.

- А почему Шолотль не уничтожил Кетцалькоатля?

- Потому что пока в этом мире остается хоть самая маленькая частичка, в ней есть Бог, а значит, из нее вновь возродится этот мир. Так и борются с тех пор свет и тьма, жизнь и смерть, Кетцалькоатль и Шолотль…

- Так просто… А кто победит?

- А это зависит от того, на чьей стороне будет больше сил. Достаточно маленькой песчинки, чтобы одна из сторон одержала победу. Может быть, исход битвы будет зависеть от тебя – твоих поступков, даже твоих мыслей… Главная битва идет в наших душах…

Гарри замолчал…

                Они долго сидели, не проронив ни слова, и думали каждый о своем.
Микки подкинул в костер сухих веток. Пламя взвилось, выбросило в небо сноп синевато-золотистых искр, заплясало языками на черных углях.
               
                Гарри открыл старый саквояж, убрал туда флягу с ромом, поколебался и достал сверток из полосатой ткани. Бережно развернул его, достал небольшую дудочку. Покашлял, облизал сухие тонкие губы и нежно прильнул к темному мундштуку.   
               
                Протяжный тонкий звук разнесся далеко по темной ночной равнине. Как только стихло эхо от протяжной первой ноты, флейта запела снова, и прерия наполнилась такой нежной, такой грустной мелодией, что сердце всякого существа, до которого долетели эти звуки, замерло и заныло от безысходной печали. Той, самой Древней и самой Великой Печали от тоски по тем блаженным временам, когда не было ни смерти, ни болезней, ни горя, ни несчастий, когда мир населяла лишь Любовь, Великая и Безграничная.
И имя ей было - Кетцалькоатль.