Единение

  Двадцать седьмое февраля 2014 года. Крым, Симферополь. Точное время – 19.05.

  Дверь в кабинет бесшумно приоткрылась ровно на столько, насколько это позволило впорхнуть к шефу барбиподобной секретарше Маринке.
  - Виктор Степанович, Смолов и Приходько уже в приемной. Ждут. Пригласить?
  Тот, кого она назвала Виктором Степановичем – плотный, холеный мужик с гладко выбритым черепом, лет пятидесяти с виду, откинулся в дорогое кожаное рабочее кресло и с пресыщенным удовольствием оглядел точеную фигурку помощницы.
  Та, уловив его взгляд, легонько облизала кончиком языка идеально нарисованные губы:
  - Или пусть еще подождут минут пятнадцать? Вы доклад от меня, в какой форме хотите? Устной? Письменной?
  Виктор Степанович посмотрел на часы и не без сожаления ответствовал:
  - Не сегодня. Некогда. Зови этих… дармоедов.
  - Поняла. Вам кофе, коньяк? Всем, или одному?
  - Давай мне…

  Секретарша, кивнув, исчезла. Пару секунд спустя, в кабинете нарисовались два персонажа, которых вполне можно было бы назвать Патом и Паташоном.
  Длинным и худым был первый заместитель Виктора Степановича – Олег Олегович Сомов, а низеньким, плешивым и круглым – начальник службы безопасности его огромного холдинга – Артем Сергеевич Приходько. Казалось бы, что все должно быть наоборот, и на «Шерлока Холмса», по обличию, тянул скорее верзила Сомов, чем колобок Приходько, но было так, как было.
  В приоткрывшуюся вновь дверь, прошмыгнула Маринка, неся на по-рестораторски растопыренных и вытянутых пальцах одной руки  маленький серебряный поднос, на котором стояла большая чашка кофе, плоский, широкий фужер коньяка  и блюдце с сухариками. Секретарша знала вкусы своего хозяина. Во всем. Поставив принесенное слева от Виктора Степановича, она испарилась – как не было. Только легкий аромат дорогих духов и остался.
  То, что угощение явно предназначалось одному только шефу, напрягло его холопов. Было понятно, что он, либо нервничает, либо не в духе. В любом случае, легкого разговора ожидать не приходилось.
  Виктор Степанович отхлебнул кофе, взял, грея рукой снизу, фужер с коньяком, вновь откинулся на спинку кресла и с саркастическим выражением на лице уставился на подчиненных:
  - Ну, докладывайте. Все, как обычно – в дерьме?
    На правах Первого, начал Сомов:
  - Виктор Степанович, мы все проанализировали…
  - Мало все правильно проанализировать, важно еще сделать из этого неправильные выводы – перебил его шеф – Вы, для начала, все мои распоряжения то выполнили?
  - Да, конечно! – воскликнул Сомов и продолжил уже сдержанно, по-деловому:
   – Виктор Степанович, семьдесят процентов резервных и сомнительных активов выведены, на смутное время, в подконтрольные оффшоры, еще девять переведены в наши «мартышки», оставшиеся двадцать один  - работают в обычном режиме, с учетом имеющихся на сегодня дополнительных рисков, разумеется. Биржевые прогнозы, на сегодня, в меру оптимистичны, однако…
  - Хватит. Понял, знал, уверен был что все выполните по этой части. Тут же и ваши шкурные интересы присутствуют. Вы мне про риски подробней давайте. Политические, в первую очередь.
  Виктор Степанович пригубил коньяк и, откатив кресло, положил вытянутые ноги, на обшитую бархатом низкую, узкую табуретку с широким диапазоном применения.
  - Сегодня Совет состоялся – продолжил Сомов – Референдум на 16 марта назначили…
  - Об этом все СМИ, уже два часа как талдычат.  Я вам за это деньги плачу, что ли? За то, что вы мне сурдопереводчиками с телевизора работаете?! Верховный Жрец, тот, на кого ставили, будет? С Москвой на этот счет контакт имели? Вот что интересно мне.
  - Да, Алексеев будет. Вне всякого сомнения - он. И Москва против него ничего не имеет.
  - Понятно. Каковы шансы у майданутых? Камбэк их, хоть с какой то долей вероятности, возможен?
  - Нет. В данной ситуации, шансов у них – никаких.
  - Хорошо. Теперь к тебе вопрос, Сергеич, как к видному чекисту. Каков у народа настрой? Волнения, буча со стрельбой будет? Какова позиция силовых структур, армии? Майданутой армии, разумеется.
  «Чекист» Приходько слегка поерзал на стуле и с одышкой начал. Говорил он, довольно своеобразно – вроде и понятно все, но суетливо как-то и с повторениями:
  - Так значит. Армия, армия… Ну, что армия? Нет тут у них никакой армии. Пьянь одна, пьянь… И чекисты их чекисты-кукловоды, думать разучились. Разучились думать, а их кураторы не готовы были… Были не готовы к такому развитию. Не успеют скоординироваться-распорядиться. Да и флот их… Наш же флот – хорош! Там база, база всегда была. И информация была. Все там было. Молодцы тогда, хоть флот не просрали… Не просрали – молодцы! Не будет от их силовиков им же пользы. Не будет… Народ? Почти весь – за в РФ. Даже удивительно! Удивительно, но почти весь. Ведь, толком, не знают, как потом будет. Потом будет. Может, хоть что-то будет, а сейчас уже два десятка лет как вообще ничего… Во, как народ то довели! И просрали, опять же, народ то…
  - Уличные беспорядки возможны?
  - Уличные? Вполне возможны. Возможны беспорядки-беспорядочные, но локальные. Сил у них тут нет, говорю. Не те силы тут… Но, поезд с нациками к нам едет. К нам в Симферополь едет. В 20.45 будет. Не решат ничего, но бузить могут. А я Вам ведь советовал с семьей на Майорку, на время…
  - «Поезд дружбы» говоришь… Как в девяносто втором, что ли?... Майорка? Нет, отказать. Да поймите вы, олухи - кто сейчас здесь будет и не сбежит, тот и у пирога потом  останется. Да не просто рядом, а кушать его. Кромсать, пилить, резать и кушать, кушать, кушать!
  Виктор Степанович залпом допил коньяк, зачерпнул горсть сухариков и смачно захрустел ими.
  Приходько продолжил:
  - Уезжать, не уезжать – ваша воля. Дело это ваше. Мы вашу безопасность и семьи вашей обеспечили на сто. На сто процентов. Все объекты под защитой. Мышь не проскочит! Даже мышь… Позволите вопрос еще один? Один дополнительный?
  - Ну?
  - А знаете ли Вы, Виктор Степанович, что журналюга - правдолюб этот, этот
Хоробрых, тиснул таки статейку с разоблачениями? О Вас. О нас… Да какими разоблачениями! С клеветой гнусной в адрес. Адресную клевету, так сказать…
  - Выложил, значит, все-таки… Идиот. – шеф слегка подавился сухариком и матюгнулся.
  - Честно говоря, я думал, что в связи с событиями нынешними, он раскопки то свои, если и не прекратит, то хоть приостановит.
  - Какой там! – это уже Сомов воскликнул. - Если бы Вы видели, читали Виктор Степанович, чего он там понаписал! Это даже не статья, это расследование какое-то злое! Пасквиль, ложь сплошная! А Вы ведь его еще, в свое время, из грязи вытащили, руководителем пресс-службы сделали! Какая неблагодарность черная! Лживость, продажность! Хорошо, что хоть уволили потом…
  - Поздно уволили, – шеф горько вздохнул и достал сигарету. – Вот только все, что он там пишет – правда чистая. И я это знаю, и вы. Вопрос – источник у него где. А, служба? Прошляпил? Молчи пока! Напугать этого черта нельзя. Я ведь с института его знаю. Он тогда, со второго курса, в Афган добровольцем ушел, а я… а я – на комсомольскую работу. Обязан я комсомолу всем этим – Виктор Степанович выразительно обвел глазами свой шикарный кабинет, - Многим я комсомолу, да и Союзу вообще обязан. Особенно – его развалу. Я, вообще-то, думал, что под весь этот шумок, многие прошлые косяки списать можно будет. Да, видать, храбрый Саня Хоробрых не даст…
  - Вот и я о том. О том же я то, - затараторил вновь Приходько, напуганный обвинением в утечке информации – А что, если нам этого писаку, писаку-правдоруба этого, под шумок то и убрать. Ну, пуля случайная, бендеровская пуля попала. Бах! И нет Хоробрых. Или, конструкция тяжелая какая свалилась на него, придавила. Придавила насмерть – случай несчастный, несчастный случай. Беспорядки, понимаешь, баррикады, всякое случается… Как Вы, Виктор Степанович, относитесь к этому? Ведь опасен он. В новую жизнь, в Историю новую, с зачищенными хвостами лучше…
  - Не с хвостами зачищенными, а с совестью чистой. Надо бы… - Виктор Степанович ненадолго задумался. – Так значит. По Хоробрых – завтра решение принимать буду. А на сегодня… Во сколько, говоришь, «поезд дружбы» с нациками сегодня прибыть должен?
  - В двадцать сорок пять. Без пятнадцати двадцать один…
Виктор Степанович взглянул на свой «Ролекс»:
  - На сегодня все свободны. И еще. Охрану мою и водителя с машиной – отпустить. У меня сегодня приватная встреча намечается. Без посторонних глаз. На своем «Ягуаре» поеду…
  - Но, Виктор Степанович! Не спокойно ведь! Ведь совсем…
  - Все, я сказал! Свободны.

  Двадцать седьмое февраля 2014 года. Крым, Симферополь. Точное время – 20.10.

  В квартале от железнодорожного вокзала, в темном, загаженном пустыми бутылками и прочими отходами житейской радости дворе, остановился черный, узнаваемый в городе «Ягуар»-купе.
  За рулем был сам Виктор Степанович. Заглушив машину и выключив в ней все освещение, он на несколько минут замер. «Зачем я сейчас это делаю? Ради старшего своего? Сына? Так он в Лондоне третий год раздолбайничает. На русском с акцентом говорить стал. Нет, не ради него. Он сюда и не вернется уже, поди. Ради себя это. Ради своей фамилии. Клюевы мы. Отец - от сюда, дед Севастополь защищал – погиб. А я… А что я.»
  Клюев открыл бардачок, достал из него маленький в никеле «Браунинг», повертел в руках и положил обратно. Вышел из машины, снял пальто, пиджак и одел приготовленную, от сына оставшуюся, молодежную куртку с большим, глубоким капюшоном – чтобы не узнали. Закрыл с пульта нежно пискнувшее купе и решительными, широкими шагами пошел в сторону вокзала, на котором, во времена его юности, красовалась огромная надпись – «СЛАВА КПСС!». А на соседнем здании, не менее крупно – «ЗДОРОВЬЕ КАЖДОГО – БОГАТСТВО ВСЕХ!». С последним утверждением, сейчас было трудно не согласиться.

  - Старайтесь не давать им свободно выйти из вагонов. Бейте первыми, не ждите. Если начнут стрелять из окон…
  Клюев не слушал крепкого, с военной выправкой инструктора. Он стоял, сжимая в руках тяжелый, обмотанный тряпкой кусок арматуры. Стоял он  - третьим с левого фланга вытянутой вдоль железнодорожной платформы, прореженной шеренги. В срою было человек сто. Еще некоторое число народа, прикрывало противоположную сторону путей, на случай, если «гости» решат ломануться через дальний  от платформы выход из вагона. По вокзальной же площади, группами были распределены еще сотни четыре. Это, на случай, если нацикам удастся, все-таки, прорваться в город. Такая вот диспозиция получалась.
  Из-за накинутого капюшона, Клюев не видел окружающих, а смотреть старался на свою дубину и носки ботинок. Эх, эти дорогие чоботы, тоже надо было бы сменить на кроссовки! Не додул!
  - Виктор?
  Клюева кто-то окликнул, а потом, подойдя со спины, и по плечу хлопнул.
  - В строй вернись!! – заорал инструктор. Готовность номер один объявлена!!
  - Сейчас, сейчас… Слышь, браток, - это подошедший уже к соседу Клюева обращался, - давай с тобой местами поменяемся. Я тут… знакомого встретил. Старого.
  Браток не возражал и местами поменялись. Витьке Клюеву было понятно, что теперь рядом с ним стоит Сашка Хоробрых. В полголоса заговорил:
  - Я тебя, сначала то, не узнал. Через трех человек стоял. Потом, как понял, что это ты – удивился сильно. А потом, подошел вот.
  - А что не спрашиваешь, чего я здесь делаю? – Витька впервые сдвинул капюшон и посмотрел на своего бывшего друга. Крепкий, улыбчивый, седеющий, тот стоял без головного убора и лица не скрывал.
  - А чего спрашивать то? Сюда все за одним пришли. Единение это…
  Пауза. Дальше - тоже тихо:
  - Помнишь, как в восемьдесят первом, мы, перед вторым курсом, под Питер на картошку ездили?
  - В Коммунар?
  - В Коммунар. Там еще драка с местными, из-за девчонок наших случилась.
  - На кольях.
  - На кольях. Мы им, все вместе, тогда здорово вломили. Не мы же первыми начали?
  - Не мы. И сейчас – не мы.
  - Да. Сейчас – похоже получается. Палки эти. Ты со мной рядом… Другое тогда, правда, время было и страна другая.
  - Страна – всегда одна. Была и… будет. Мы изменились.
  Часы на вокзальной башне показывали без трех минут, девять. Вечера.

  Россия. 2018 год. Время – текущее.

  Головорезы тогда, в феврале четырнадцатого, в Симферополь, как и вообще в Крым не доехали. Какой-то добрый человек, предупредил скотов о том, что их ожидает теплый прием и они благоразумно покинули поезд заранее, рассеявшись по бескрайней Украинской равнине.
  Головорезы, на деле, оказались не головорезами и даже не гопниками. Они, как показало время, оказались поджигателями людей и обычными сыкунами. Без чести, мозгов, идей и Родины. Ибо убийство беззащитных – не может быть идеей, а истинная Родина не может поощрять убийц. Бог им судья. Говорят, он всех простить может. Или, все-таки нет?

  Неизвестно, как сложилась дальнейшая судьба наших героев. Крымская весна закончилась. Наступило Крымское лето. Для многих – вполне себе курортное. А за летом, бывает, наступает осень, и даже зима. Можете не верить, но такое очень часто случается. Хотелось бы думать - не в нашем случае…