Гусарские усы

Жизнь прожита. Вы знаете, что после семидесяти самый высокий процент самоубийств? Жизнь прожита и, о Господи до чего эта была пустая и бессмысленная жизнь. Цепочка ошибок. Как будто за левым плечом темный ангел уже давно спит от безделья. Ему не приходится ни о чем беспокоится. Там где можно сподличал и там, где нельзя тоже. Там где надо было выбрать идти по прямой дороге, залез в такие буераки, в такую чащу, что до сих пор дороги вовсе не видно. Предал всех близких, дети вовсе не хотят и знать о тебе, будучи счастливо женат, бегал за всеми, кто носил юбку. Годы ничегониделания, роман с алкоголем на половину сознательного бытия. Потеряно все, что можно потерять — друзья, близкие, самоуважение. Модест Павлинович перевернулся на другой бок. Сон не шел. О, это время перед сном. Хуже нет его. Мысли, проклятые мысли. Модест Павлинович подумал о смерти. Временами он хотел умереть, но не тихо и мирно, во сне. Он хотел, он думал о самоубийстве, но духу не хватало. Но иногда он представлял как это легко. Шагнуть с балкона, перерезать вены или повеситься, съесть таблетки из аптечки. У него было снотворное и он временами доставал флакончик и открывал его. Белые кругляши сыпались в руку и глядя на них он живо представлял себе, как проглотив их, лежит на кровати, потом перед глазами начинает все кружиться и наваливается темнота, затем он представлял, как дыхание становиться медленнее, расслабляется сфинктер и его находят через несколько дней в дерьме и моче. Тело уже тронуто тлением. А сам он уже не существует. Вечный мрак, искорка жизни потушена. Его родственники, тщетно скрывая брезгливость, быстро хоронят его и ссорятся из-за наследства. Но как себе представить - вот он был и его уже нет и не будет никогда. Модест Павлинович, его тело, такое свое и любимое превратиться в кусок гниющего мяса, как полено в печку его запихнут в топку крематория. Потечет расплавленный жир, шипя и испаряясь на колосниках. Модест Павлинович вскакивал с кровати и мерил комнату шагами, как был, в одних трусах. Сердце колотилось, как ненормальное. Никто не звонит, никому не нужен. И самому позвонить некому. Затем он ложился и наконец засыпал. Снилось ему, что он кинорежиссер и по прежнему оператор. Снимает фильм о русских немцах. Во сне он был молод и полон сил. Фильм получался великолепным. Он решает снять кадр сверху и размахивает руками, взлетает все выше и выше. Внизу люди, деревья, дома, облака, он летит к солнцу. Жар становиться невыносим, жир течет по округлым бока и тут он просыпается в сбитых на бок простынях. Сердце колотится. Утро, не менее невыносимая часть суток. Бриться или не бриться? Модест Павлинович решает все таки соскрести щетину. В зеркале чужое лицо. Внутри ему по прежнему двадцать лет и этот старик, что отражается в стекле, чужой ему. В ушах поросль седых волос, морщинистая шея, печеночные пятно на висках. Из подмышек доносится запах пота. Он решает принять душ, потом откладывает это на завтра. Лениво. Кое как побрившись одевается и идет в магазин. Пенсия маленькая и он долго приценивается к продуктам. Ищет акции на товарах и в основном покупает, то, что в  «Пятерочке» маркируется как «Красная цена». Продукты низкого качества, но очень дешевые. Пачку макарон, вафли почти бесплатно, за девятнадцать рублей, курицу и кефир. Кефир опять подорожал на пять рублей. Модест Павлинович вздыхает и расплачивается. Знакомая кассирша улыбается и спрашивает как здоровье. Первый порыв рассказать что очень скверно он давит и говорит, что здоровье по возрасту. Все болит, значит живой. Кассирша молодая, лет пятьдесят и он вдруг, удивившись своей смелости приглашает ее попить кофе с мороженным в «Шоколадницу». Алла, так ее зовут, соглашается. Придя домой он принимает душ, затем долго скребет пензой, снимая мозоли.  День заполнен телевизором. Дались им эта Украина и церковный раскол. Сколько народа с них кормится, подумать страшно. Вечером он одевает чистую рубашку и почти новые брюки. Встречает Аллу у магазина и они идут в кафе. Он решил что может потратить тысячу рублей, но взял с собой две на всякий случай и правильно сделал. Штрудель стоит триста рублей, а кофе сто пятьдесят. Алла Наргизовна все вздыхает и больше молчит. Модест Павлинович рассказывает о себе, что мол всю жизнь проработал кинооператором. Пытается вспомнить, кого из знаменитостей снимал. Но эти имена явно для Аллы пустой звук. Она говорит, что муж умер уже пять лет как, дети взрослые. На ее пальцах россыпь золотых колец с камешками, во рту золотые зубы. Затем она что-то о хозяевах квартиры рассказывает, в которых живет. Выпуклая родинка над ее верхней губой шевелиться, а Модест Павлинович задумывается, хорошо ли она сосет, потом о своем одиночестве. Потом обо всем разом. На прощанье он целует ей ручку. Октябрьский вечер тих. Солнце давно уже за горизонтом. На улице много пьяных, их Модест Павлинович обходит стороной. Дома он выкидывает в мусор флакончик со снотворным. Ложиться, поев макароны. Они слипшиеся и с каким-то хлебным вкусом. Даже сдобренные маргарином они отвратные. Засыпая, он думает, а хорошо ли Алла Наргизовна умеет готовить. Это приятные мысли. Снится ему, что у Аллы неожиданно выросли гусарские усы и она наотрез отказывается их сбривать, утверждая, что растительность на лице только красит женщину. Модест Павлинович умиляется и улыбается во сне.