Аскерово

    Это случилось в августе 1973 года. Я только что закончил девять классов.
Заняться в нашем городе особо было нечем. Хорошо, что я занимался спортом,
греблей на байдарке. Четыре раза в неделю были занятия на воде, утром я совершал
пробежки до пяти километров кроме выходных. Но всё равно было скучно.
Основная масса моих друзей и знакомых уезжала погостить к родственникам.
Хоть и не надолго, но всё равно какое-то время их не было.
    И вот пробыв два летних месяца в душном и загазованном городе, я уговорил
свою мать отпустить меня погостить к бабушке Акулине, отцовой матери.
Жила бабушка Акулина в Калужской области, в деревне Аскерово. Где это?
Надо ехать из Москвы, с Киевского вокзала, до Малоярославца. От него по шоссе,
как бы вправо, в сторону Спас-Деминска. Когда едешь по этому шоссе, то проез- жаешь одно место, называется оно Зайцева Гора. Возле этой самой Зайцевой Горы
много сел и деревень. Бабушкина деревня Аскерово примерно в четырёх километрах
от неё. На той Зайцевой Горе стоит памятник нашим солдатам, погибшим в Великой
Отечественной Войне. Надо идти по шоссе в сторону Спас-Деминска, затем свернуть
на грунтовую дорогу. По обеим сторонам дороги стоит лес. Подходит она к несколь-
ким деревням. Бабушкина деревня стоит первой у дороги, слева от неё.
Конечно добрался я до деревни не без приключений, но спасибо добрые люди
помогли.
    Был я у бабушки Акулины последний раз, когда мне не было ещё и пяти лет.
И конечно я ничего не помнил, тем более как выглядит сама бабушка.
А тут меня деревенские собаки одолели, чуть не покусали. . Я взял палку
и стал отмахиваться от них.
Стал спрашивать у местных, где бабушкин дом. Одна женщина указала мне ,
где бабушкин дом. Он стоял первым, когда я входил в деревню, ближе к лугу,
через который я прошёл. После загазованного города мне дышалось очень легко.
Даже когда подходил к деревне я уже ощущал запах леса, запах травы, цветов.
Я даже ощущал, откуда идут эти запахи.
Я подошёл к бабушкину дому. Перед домом был небольшой двор, слева к дому
был пристроен сарай, справ – небольшой огород. Забор старый невысокий,
мне по плечо. Калитка была не закрыта. Я стал звать бабушку Акулину: - Бабушка!
Бабушка Акулина! Отзовись! Это я приехал, твой внук Коля!
Но никто не отозвался. Я понял, что дома никого нет и вошёл во двор. Я стоял посре-
ди двора и не знал, что мне делать. В моей голове копошились разные мысли:
- Да, да…..здесь живёт моя бабушка…..бабушка Акулина….она где-то здесь.
На душе творилось такое! Смесь слёз и радости.
    Из вещей у меня была только одна сумка-рюкзак. Я поставил её на землю и продолжал стоять, осматривая всё вокруг. Сколько я так простоял, не знаю.
  Вдруг за спиной я услышал, как кто-то открывает калитку. Я обернулся и увидел
старую женщину невысокого роста. Голова повязана темным платком, темная юбка,
до пят. За спиной у неё была большая охапка сена. Сделав несколько шагов, она сбросила сено на землю.
 - А ты чей будешь, кто таков? – спросила она меня, прошла к дому и села на скамейку возле него.
Я стал рассказывать ей, кто я такой. Что мол я её внук, отца зовут Василий,
назвал свою фамилию. После того как она услышала имя моего отца и фамилию, она сразу поверила мне. Ведь фамилии у нас одинаковые. Она подошла ко мне, обняла меня и расплакалась. Есть от чего расплакаться, к ней давно уже никто не приезжал.
Но быстро успокоилась. Потом подошла к охапке сена и стала развязывать то,
чем перевязала его. Это оказался её передник. Бабушка отряхнула его от сена и повязала обратно себе на пояс.  Она повела меня в дом. Висячий замок оказывается был не закрыт на ключ, а так, накинут.
    Мы сели за стол, но бабушка Акулина тут же встала и стала готовить еду.
Разогрела на электроплитке картошку, сдобрив её топлёным салом и вбив на сковородку несколько яиц. На столе появилась банка с солеными огурцами.
Бабушка сказала, что это её соседка угостила, у них мол ныне хороший урожай огурцов. На столе стояла трёхлитровая банка  с малиновым вареньем, потому-то
над столом летало много ос. Я пытался из отогнать, но очень боялся, что какая-
-нибудь меня ужалит. А осы упрямо и настырно пытались сесть на саму банку
и залететь внутрь её.
    Вот так и начались мои каникулы у бабушки Акулины в Аскерово.
Звала меня бабушка ласково – Колюшко.
Особым разнообразием мои каникулы не отличались, помогал бабушке по хо-
зяйству. А хозяйство у неё такое: - поросёнок, молодая коза да молодой козёл при ней. Ну поросёнок  - ясно для чего. Козу держала для молока, а козёл так себе, чтоб
козе не скучно было. С утра бабушка Акулина кормила меня. Потом отводили козу
с козлом на луг. Козу привязывали к дереву на длинной веревке, козла нет, он от козы ни на шаг. К тому же рядом протекал ручей, так что травы и воды им вдоволь.
Потом возвращались домой и бабушка начинала готовить еду для поросенка.
Кормила его и мы шли ворошить сено, чтобы лучше просыхало. Сено приходилось
ворошить часто, т.к. дожди зачастили, через день, через два.
Сразу же починили крышу на сарае, где содержались поросёнок и коза с козлом.
Вечером бабушка опять кормила поросёнка, а я шел на луг, отвязывал козу и приводил её домой. Козла не надо было вести, он сам шёл за козой.
Ходил за водой на колонку, только всегда брал с собой с собой палку, чтобы от деревенских собак отбиваться. Ох и злющие они были, и я их очень боялся.
    С людьми я сошёлся очень быстро, и со взрослыми, и с молодёжью.
Да и как не сойтись. Люди здесь живут добрые, очень добрые. Я таких добрых людей нигде не встречал, ни до этого, ни потом. Нигде таких добрых людей
не найти. Мне ещё моя мать рассказывала до этого (а она из Белоруссии), что сама
была поражена, насколько там живут добрые люди. Мои отец и мать поженились
в городе Бокситогорске Ленинградской области. Отец сразу повез мою мать к себе
на родину в Аскерово. Моя мать была настолько поражена добротой этих людей,
что уговаривала отца остаться жить там навсегда, но он наотрез отказался.
Потом я понял почему. Уж очень тяжелы были у него воспоминания о своем детстве.
    Так что жизнь моя в гостях у бабушки Акулины текла спокойно и размеренно.
Днём я помогал бабушке по хозяйству, а все вечера – с деревенской молодёжью.
Ребята и девчонки разных возрастов и никогда между нами ничего плохого не было,
только веселье.


    Однажды бабушка Акулина сказала, что надо идти в Фомино, это центральная усадьба совхоза, только там есть почта и сберкасса. Самое поразительное, что
саму деревню и сам совхоз местные жители называли одним словом – Фомино.
    Дойти до Фомино было просто. Сначала по грунтовой дороге дойти до шоссе,
потом надо идти направо по шоссе чуть больше одного километра.
Фомино стояло у шоссе слева от него. День тогда выдался солнечный, тёплый,
дождей не было уже дня два. Бабушка торопила меня, чтобы мы успели до перерыва.
Но мы быстро дошли и успели до обеденного перерыва. Бабушка Акулина сначала
зашла в сберкассу и сняла немного денег со сберкнижки. Потом зашла на почту и
хотела дать телеграмму своей дочери Екатерине, моей тетке, что я доехал нормально
Ведь мы тогда жили в одном городе. Но передумала и сказала, что лучше эти деньги
она потратит на меня, своего внука.
Мы пошли обратно домой. Настроение у меня было весёлое, даже радостное.
Солнца, солнца очень много! Небо там вроде бы тоже голубое, вроде бы как и везде, но нет, другое, очень и очень красивое.
    Мы вышли на шоссе и пошли по левой стороне. От шоссе до леса было примерно
метров двадцать. И всё это пространство между ними занимали травы и цветы.
Они росли густо, разные, большие и маленькие, и очень красивые. Много- много
цветов, я таких никогда и не видел. А я городской мальчишка бегал по ним,
топтал не жалея, при этом ещё и смеялся. И тут я услышал:
  - Колюшко! Колюшко, иди сюда, не ходи , не бегай там.
Это звала меня бабушка Акулина. Голос её был какой-то тяжёлый. Говорила, как будто воздух до конца выдохнуть не могла. Говорила негромко, как бы с болью,
но ласково.
  - Иди, иди сюда. - слышу опять : - Не надо там бегать.
Я подошел к бабушке ничего не понимая.
  - Но что же тут таково? – спросил я: - Я ведь ничего такого не делаю.
    Я просто бегаю по траве.
  - Иди Колюшко ко мне, иди рядом – сказала она: - не надо там бегать.
Там наши солдаты похоронены.
  - Как?.....Как похоронены?... – я не мог прийти в себя от бабушкиных слов.
Мне городскому мальчишке, в неполные пятнадцать лет, и в голову не могло такое прийти, что такое может быть..….Как так? Почему? Ведь людей, если они умирают
хоронят на кладбище, я знаю, я сам видел. Как же так? Почему? Ведь это же не правильно. Что-то сильное сдавило мою грудь, сдавило до боли, а мою голову, мой мозг как будто тяжелым камнем придавило.
  - Идем Колюшко, идем – сказала она. И мы медленно пошли по обочине.
Тихим. спокойным голосом, но полным боли, она начала рассказывать, что здесь
произошло.
    Сорок пять лет прошло с того августовского дня, но я всё хорошо помню,
что рассказала мне бабушка Акулина. Такое забыть невозможно!!!
Такое забывать нельзя!!!
    Осенью 1941 года, когда немцы рвались к Москве и были уже заняты Юхнов,
Малоярославец и всё дальше и дальше они продвигались вперед, по этой дороге,
со стороны Малоярославца немцы гнали наших пленных солдат.
Раненные, больные, голодные, изможденные, плохо одетые они еле-еле передвигались.
Некоторые теряли сознание и падали на дорогу. Кто-то умирал сразу, а кто-то был ещё жив. Немцы заставляли других пленных стаскивать таких с дороги. Случалось
что кого-то пристрелят, чтобы не мучился, а так просто бросали их у дороги, тех, кто
не мог больше идти, чтобы медленно умирали.
  А чуть поодаль стояли наши русские женщины из окрестных сел и деревень
и всё это видели. Немцы не подпускали их к пленным. Бывало, кто-то из женщин
осмелится, подбежит и бросит пару картошин в колонну пленных. Картошка еще была, успели убрать до прихода немцев. Но немцы отгоняли их, нет, не стреляли, а просто отгоняли и гнали колонну дальше. Они знали, что в окрестных деревнях
и селах остались только женщины и дети. Ночью по той дороге никто не ходил.
И тогда сюда приходили эти самые женщины и хоронили наших солдат.
Их и бабушка моя хоронила, Акулина Пучкова, она мне про то и рассказала.
  - А как же вы их хоронили? – спросил я.
  - Да так и хоронил. – ответила бабушка Акулина – Выкопаешь ямку неглубокую,
   стаскиваешь его в неё. Потом снимешь с него что-нибудь из одежды, чтобы лицо прикрыть от земли, укроешь, ну а потом прикапываешь. Вот так и хоронили.
Они ведь не только здесь, но и в лесу их много.
    Мы дошли до грунтовой дороги, но не пошли по ней, а пошли лесом, слева от неё,
так чтобы было видно эту дорогу.
  - Вот, видишь. – сказала бабушка Акулина и указала мне на какие-то канавки, поросшие травой и мхом. Они петляли по лесу на всем нашем пути, уходили
в сторону от дороги.
  - Что это? – спросил я.
  - Здесь немцы стояли, окопы их. – сказала она: - А там – оа махнула рукой в сторону дороги – А там, за дорогой, наши стояли, совсем близко.
Мой мозг словно молния пронзила: вот она, война!
Пока шли по лесу набрали немного грибов.
    Мы вышли на грунтовую дорогу метров за двести до деревни и пошли уже по ней.
Когда мы подходили непосредственно к тропинке, которая вела к дому и нам нужно
было сворачивать налево, бабушка остановилась и сделала несколько шагов вправо.
  - Вон, видишь. – сказала она.
Передо мной был луг. Правой стороной он плавно спускался к лесу, а левой стороной упирался в невысокий обрыв, чуть больше метра высотой, поросший невысокой  но густой травой.
  - Вон, видишь, там на склоне – говорила бабушка Акулина. В воздухе пальцем она рисовала как бы дуги, одну за другой. Я понял, что она хочет мне что-то показать,
те небольшие углубления, которые были на склоне обрыва.
   - А что это? – спросил я.
   - Там землянки наши были – тихо сказала бабушка: - всё немец порушил, всё сжёг,
ничего не оставил.
Весь склон был в таких углублениях.
   - А твоя где была? – спросил я.
   - А наша, туда, дальше была – сказала бабушка Акулина и махнула в сторону обрыва.
   - Так вот мы и жили, я, Катя, твой отец и Зина. Старших-то Маню и Шуру немец
в Германию угнал. Всю войну на ихнего помещика батрачили, слава Богу, что хоть  живы остались – сказала бабушка.
Потом она рассказала их историю.
Когда пришли немцы, стали молодёжь в Германию угонять, на работу.
Тётю Маню и тётю Шуру сразу забрали. Через некоторое время опять пришли за молодёжью. Но бабушка говорила, что их предупредили. Кто предупредил, она
не знает. Так тетю Катю, она третья, бабушка на огороде, за деревней, где картошку
по лету сажали, прятала. Холода уже стояли. Так бабушка закутала тетю Катю во что было, там на огороде ямку неглубокую выкопала, ботвы картофельной постелила.
Уложила туда тетю Катю, сверху опять картофельной ботвой укрыла, да землей чуть-чуть припорошила, чтоб ребенок не задохнулся. Вот так и пролежала тетя Катя
до самой ночи, пока немцы из деревни не ушли.
    Мы подошли к дому, вошли во двор. сели на скамейку. Бабушка Акулина вошла в дом, принесла большую миску с водой и мы стали перебирать грибы.
   - Все немец порушил, все изничтожил, ничего не оставил – продолжала бабушка.
Она говорила так же тихо и спокойно, но с какой-то тяжестью в голосе.
   - Голодно было – говорила она – немцев прогнали, вроде кругом свои, а всё равно голодно. А эти трое: Катя, Зина и твой отец плачут каждое утро:- Мамка, есть хотим,
дай что-нибудь поесть. Что делать? Повязала мешок через плечо и ходила по деревням подаяние просила. Надо ведь было их чем-то кормить. Люди конечно давали, но мало, у самих ничего не было. Принесу им, едят, наесться не могут.
Да мало того еще и выговаривают мне:- да мамка, ты сегодня видать в бедной деревне была, вон сколько нам мало еды принесла.
 - Вот так и жили – сказала бабушка Акулина.
Весь оставшийся день я проходил с чем-то тяжелым на душе.
    Про деда Васю она рассказала позже.
  - А дед Вася каким был? – спросил я.
  - Каким-каким, да таким! И рюмку водки не прочь пропустить одну другую, и картёжник был заядлый. Иногда с мужиками всю ночь резались, в «петуха» -
рассказывала бабушка Акулина – А так нормальный был, работящий, не дрался.
   Она рассказывала такой случай. До войны это было. На току кто-то украл мешок зерна. Собрали народ на собрание и мой дед Вася там был. Начальство понаехало.
Стали ругать вора, мол найти, постыдить и наказать.  И тут встал дед Вася и говорит:
  - Вот вы человека ругаете за мешок зерна. А давайте его поделим между собой, вот сколько нас тут есть. Да каждому наверное кружка зерна достанется. А вы из-за этой кружки ругаетесь. Да может быть этот человек это со слезами это зерно брал, чтобы семью прокормить, а вы ругаетесь. Сами же видите как мы все живем.
    А жили тогда люди бедно, очень бедно. После этих слов моего деда все приумолкли и притихли, на том и разошлись. Никто не хотел брать грех на душу.
Ведь тогда этому человеку за мешок зерна было бы одно – тюрьма.
    А потом была война!
Война началась 22 июня, а деда Васю уже 19июля забрали на фронт, и месяца не прошло. Мне об этом бабушка Акулина рассказала. Я переспросил её ещё раз:
  - А точно в этот день?
  - Да, да, 19июля его на фронт забрали – сказала она.
  - А как вы простились? – спросил я.
  - Да никак, собрал дед Вася вещички, вышли за калитку со двора, там и простились.
    С тех пор ни одной весточки – последние слова она произнесла с горечью, со слезами в голосе.
  - Ну а как же, все шли, и он шёл – добавила она.
Все люди тогда понимали, какая страшная беда к нам пришла, на нашу землю.
Вот и они против этой беды. И мой дед Вася тоже шёл. Не роптал, ничего не говорил, ни на кого пальцем не показывал. И голодал, и недосыпал, и в окопах мерз,
и вшей кормил. Всё терпел! Как все люди, так и он! И когда в начале 1942 года, зимой, их в атаку на немецкие траншеи подняли, тоже не роптал, а поднялся и пошёл
вместе со всеми. А немцы подпустили поближе, да и ударили из пулемётов.
Мой дед Вася немецкую пулю в грудь одним из первых получил. Только прошла эта пуля мимо сердца. Вытащили тогда моего деда Васю с поля боя. Перевязать-то толком было нечем. Маленькую тряпицу трубочкой свернули плотно, да дырку в груди заткнули. А со стороны спины, на излёте, так сильно разворотило. Там тряпицу в несколько слоев свернули, да и подложили.  Вот так и привезли моего деда Васю в медсанбат. Я не знаю, что правда, что нет, только про всё это
мне позже отец рассказывал, а ему односельчанин, который вроде бы как воевал с моим дедом.
  Односельчанин рассказывал, что стал спрашивать его – Вася, Вася! Что с тобой?
Несколько раз спрашивал. Дед Вася один раз только пришёл в себя и сказал – Спину,
спину больно.
  Больше ничего не говорил. Вот так и помер мой дед Вася в медсанбате истёкши кровью.
Это всё, что я знаю о своём деде Василии Пучкове.

Закончились мои каникулы в Аскерово и я уехал домой. Потом школа, окончил её и поехал в Москву учиться. Мои родители развелись, я тогда ещё в школе учился.
Отец мой жил отдельно. Когда учился в Москве, то узнал, что бабушка Акулина
стала болеть часто, тяжело ей было жить одной. Вот тогда и решили мой отец и его сёстры забрать её из Аскерово. Купили вскладчину старый домик в посёлке, что примыкает к нашему городу, отец его отремонтировал и стали они там жить вдвоём.
    Когда я приезжал на каникулы, то обязательно приходил к ним. И когда женился,
тоже приходил.
Иногда мой отец и бабушка Акулина начинали разговор о деде Василии.
И всегда он заканчивался одним и тем же. Бабушка говорила моему отцу:
  - Вот вернётся мой Вася, вот увидишь вернется!
А мой отец в ответ: - Не вернётся отец, не вернётся. Ведь похоронка была, когда
    немцев прогнали.
Вот так спорят и плачут, плачут и спорят. Вы представляете себе, каково всё это
видеть и слышать? А я стоял рядом и не знал что им сказать, куда себя девать.
    Тогда, в войну, да и после, в Аскерово, в Фомино, другие деревни и сёла, что возле
Зайцевой Горы, много пришло похоронок, редко на какой двор не пришла.
Такой вой стоял женщин и ребятишек, до самых небес стоял! Такой, что ангелы на
небесах умолкли и отвернулись!
    Я не знаю другого народа, который бы такое перенес, такое бы выдержал, столько
горя-беды хлебнул. Там ведь до сих пор, когда люди собираются и вспоминают ту войну, то плачут от мала до велика. Потому что там, на той земле, столько горя, столько, что его до скончания веков не выплакать.
    Но не оскудели и не очерствели души и сердца людей этих. Наоборот, только
доброта и теплота человеческая в них.
Ведь хлебнули они столько горя-лиха, что не хотят больше этого ни для себя,
ни для других людей. Через то и добрые такие!

Единственное, что не дает моей душе покоя – это те солдаты, что лежат там
у дороги. Не похоронены по-людски, А так лежат, землей прикопаны.
А ведь они наши! Наши и больше ничьи!
Лежат они, тысячи, вот вдоль этих самых дорог, по всей земле нашей
И никто им даже креста не поставил.
Не знаю, не буду загадывать, будут силы, может съезжу туда. Хоть какой нибудь
крест поставлю и обязательно табличку закреплю. Так и напишу на ней:
«Тем, кто не дошел до концлагеря».

Вот и всё. Писал всё это не для того, чтобы рассказать историю про мою бабушку
Акулину и деда Василия. Ведь ждала она его с фронта всю жизнь, до конца дней своих, да так и не дождалась. Таких историй как моя тысяча- тысяч.
  А рассказал всё это для того, чтобы память в людях была, чтобы помнили своё прошлое, даже самое тяжёлое. Чтобы в нас, ныне живущих, не прерывались нити
с ним. И тогда будут в наших душах, в наших сердцах и умах только одно -
доброта, любовь, сострадание. А через это будут счастливы дети и внуки наши.




       Пучков Н.В.   28января 2018г.