Краски и камень

               
Спорят краски и камень,
Спорят слово и музыка.
И остается с нами
В вечность просвет узенький.

Я не художник. Не искусствовед, не культуролог. Просто люблю живопись и скульптуру.   Рисовать почти не умею. Да, в детстве лепил разных зверей из пластилина. Будучи немного постарше, рисовал животных в зоопарке. Вот и все умение. Правда, обладаю неплохой зрительной памятью. И, судя по тестам, хорошим цветоощущением. Это я к тому, что предлагаемые вашему вниманию заметки вовсе не плод серьезного художественного образования и глубокого изучения.  А всего лишь попытка поделиться некоторыми мыслями и впечатлениями. Да рассказать маленькие истории.

При первом посещении Прадо я совершил ошибку. Сразу пошел в зал Гойи. В галерее множество замечательных картин гениальных, прославленных художников. Босх, Веласкес, Эль-Греко… И все же, работы Гойи столь сильны, так врезываются в зрительную и душевную память, что после них другие картины воспринимаются с трудом. Особенно запоминаются два полотна: «Стычка с мамелюками 2 мая 1808 года» и «Расстрел мадридских повстанцев в ночь на 3 мая 1808 года». Тематически, эмоционально, «Стычка» предваряет «Расстрел». Изображаемый Гойя эпизод относится к восстанию мадридских жителей против французских оккупантов. Центральное место занимают два персонажа: щеголеватый кабальеро с кинжалом в руке, и мамелюк на коне, тоже с кинжалом. Их взгляды перекрещиваются, лица искажены злобой. И так они похожи! Безумие в их глазах, в глазах других сражающихся. И только у лошадей нормальный, человеческий взгляд.
Зрение делит полотно «Расстрел» пополам. Плотная стена прильнувших к ружьям солдат и группка казнимых. Солдаты сосредоточены, крепко вдавив ружья в плечи, целят в грудь несчастным. И слишком наклонены: не смотрят в глаза жертвам. Палачи – сплошная масса фигур, без лиц, грубый и жестокий механизм убийства. Но близкая смерть каждого казнимого наделила индивидуальностью. Каждый переживает надвигающийся конец по-своему. Центральное место – фигура в желтой рубахе. «Стреляйте! Я вам не подвластен! Я не боюсь!» И даже мертвый на земле – личность, нежно землю обнимающий.

Есть пейзажи красивые, впечатляющие. Загадочные,пробуждающие интерес, или умиротворяющие. Дающие отдых глазам и душе. Навевающие воспоминания. А как хороши пейзажи старых мастеров, служащие фоном для основного сюжета! Эти загадочные дали, горы, воздушные замки, перенесенные на холст из милого сна.             
Но есть пейзажи глубоко волнующие. Встречаются такие не часто. «Над вечным покоем» Левитана в Третьяковской галерее. Картина, как прекрасное стихотворение в четыре строфы. Сначала взгляд устремляется к церквушке. Потом, расширяясь, охватывает величественную реку и берега. Далее плавный подъем в грозовое небо. И далекий просвет в облаках, как надежда в последней строке.            
  В Барселоне, в Национальном музее искусства, расположенном на холме Монжуик, много хороших картин. Но запомнил я только одну, несколько раз возвращаясь и подолгу простаивая перед ней. Каталонская художница начала 20-го века, Джоан Руже Солер. Небольшой холст, пейзаж. Берег моря в Бланесе, пыльный двор, обшарпанное здание и жгучее солнце. И такая тоска и безысходность! Словно вся жизнь пройдет именно здесь, у равнодушного моря, на скучном дворе. А дальше - только смерть под яростным солнцем. Пейзаж, как воплощение одиночества.
Во второе посещение музея, через несколько лет, картину я не нашел…

Я много лет собираю собственную коллекцию картин, особенно задевших меня. Хранятся они в памяти. И я всегда рад снова их увидеть. Но даже в самых прославленных, богатых, замечательных музеях – таких картин на пересчет. Хорошо, если две, три… Но, если в целой галерее нашел только одну такую картину, время не потеряно зря. Как известно, ради одного праведника пощадят город. Вот почему в путешествиях стараюсь посетить любой, даже самый неприметный музей изобразительных искусств.
 В Германии, в Бамберге, есть старая резиденция епископа. Теперь в ней исторический музей и галерея. Ничего выдающегося, кроме… Небольшое полотно Франса Снейдерса. Того самого, чьи роскошные мясные и рыбные лавки развешаны в лучших музеях по всей Европе. Того самого, кто не стеснялся одну и ту же собаку таскать по этим разным лавкам. И не изображавшего человеческих фигур. Что делали за него другие художники, включая Ван Дейка. 
И вот, Бамберг. Возвращение крестьян с поля, с урожаем. В просторный хлев закатили воз с капустой. Хозяйка угощает козу. Коза довольна, довольна хозяйка. Из стойла выглядывает корова. С трагическим взглядом. «Козе дают, а мне нет!» Да, смешно конечно… Как над детскими маленькими горестями, потерей игрушки, например, можно улыбнуться. Но горе, в том числе и взрослых, измеряется не столько предметом горести, сколько глубиной переживания. И вглядываясь в картину, понимаешь всю серьезность происходящего. Горе коровы неподдельно, вся печаль мира в ее глазах. И есть у коровы неуловимое сходство с хозяйкой. Не грубое, внешнее, а затаенное, присущее живому и страдающему. Да, не только одни натюрморты мог писать Снейдерс! 

Трудно писать о картинах. Само их существование – отдых от вербального постижения. Иной, не словесный, способ мышления. Для описания картин лучше подходят стихи. Недаром Гораций как-то заметил: «Поэзия как живопись».
В Риме, в галерее Боргезе, есть замечательная картина Тициана – «Любовь земная и любовь небесная». Вглядываясь, утверждаешься в давнем предчувствии. У двух разных женщин на картине угадываются одинаковые лица.

«ЛЮБОВЬ ЗЕМНАЯ И ЛЮБОВЬ НЕБЕСНАЯ»
Все дороги ведут в Рим.
Довела, наконец, дорога.
Повидал я и Крым, и Рым,
А сюда добирался – долго.

Что сказать на исходе лет?
Потерял я любовь земную,
А небесной и вовсе нет.
Почему-то о ней тоскую.

Ну, утешь меня, друг Тициан.
Ведь была и на то причина:
Облик женщинам - разный дан,
Лица женщин – неразличимы.

Есть произведения искусства великие, и есть совершенные. И очень редко совмещается и то, и другое. Например, совершенный великий роман. Великих совершенных картин тоже немного.
Во Флоренции, в галерее Уффици, находится картина Боттичелли «Рождение Афродиты». Вблизи, стоя перед картиной, замечаешь жалость в глазах богини. «Как же вы без меня, бедные… Как же вы со мной…» Одно из тех немногих полотен, от которых перехватывает дыхание.

Совсем еще юным, посетил я Эрмитаж. Смутно припоминаю, что в числе прочего видел картину Эль-Греко «Вечерний Толедо». Кажется, музей Метрополитен делал выставку. Возможно, и ошибаюсь. С годами мой интерес к живописи укрепился, возрос и интерес к Эль-Греко. И к этому, одиноко стоящему среди его картин, пейзажу. Прошло сорок с лишним лет… Славный город Толедо! Подъезжая к нему, все пытался я угадать точку, с которой взирал на город художник. А немного позже, в Нью-Йорке, встретился я наконец с картиной.

 «ВЕЧЕРНИЙ ТОЛЕДО»
В славном городе Толедо
Никогда я не бывал.
Я скорей туда поеду,
Разгоню свою печаль.

В переулках, в переулках,
Я услышу звон подков.
Я услышу отзвук гулкий
Нескончаемых веков.

На холмы спадает нега,
Тихо плещется вода...
Но с картиною Эль Греко
Не расстанусь никогда.

Все измерив, все изведав,
Без суда и без вины,
В славном городе Толедо
Я свои оставлю сны.
 
Идешь по галерее: Рубенс, Рубенс, Рубенс… И вдруг – Рубенс! Во Флоренции, в Палатинской галерее, после обилия пышных тел – прекрасная, глубокая его картина «Четыре философа». В брюссельском Королевском музее полотно Рубенса «Путь на Голгофу». С какой бы точки ни взглянуть на картину, Христос смотрит на тебя. Его взгляда не избежать, он делает тебя свидетелем, соучастником…
В венском собрании Лихтенштейна портрет Клары Серены Рубенс, дочери художника. Издали – веселое лицо. Приближаешься – Серена все грустнее и грустнее. 
Кажется, Рубенс не всегда работал в полную силу… Ленив и гениален!
В Милане находится знаменитая картина Леонардо да Винчи «Тайная вечеря». Немногим удается ее увидеть. Месяца за два надо записываться, пускают маленькими группками, минут на 15. Но есть в Милане и другая «Тайная вечеря». Рубенса, в пинакотеке Брера. Христос и двенадцать апостолов невыразительны. Так и веет от них беспомощностью. Слезоточивый Христос, воздевший очи горе, почти карикатурен. В пол оборота к нам сидит Иуда. Уверенное, волевое лицо, дышит энергией зла. Он уже решился. У ног Иуды большой пес с тяжелым человеческим взглядом. Он тоже все уже знает… Рубенс!
      
В парижском музее Орсе, на втором этаже, в боковом зале – работа Генри Мартина «Сирены». Большая, светлая, грустная картина. Среди сосен, озаренных солнцем, сидят люди в белых одеяниях. И заворожено смотрят на проплывающих в небе сирен. А те поднимаются все выше, в их руках музыкальные инструменты… Воздух наполнен предчувствием смерти.

«СИРЕНЫ» ГЕНРИ МАРТИНА
Боюсь я музыки последней.
И в обещаниях сирен
Трубы я слышу голос медный,
А дальше только прах и тлен.

Но тень осеннего заката...
Но рыжий отблеск на сосне...
Иду в заоблачные врата,
Иду к обещанной весне.

В музее Орсе проходила выставка, посвященная временам Великой Французской революции. Видное место занимала тема гильотины. Сильно это устройство впечатлило современников.
И еще в экспозиции присутствовала тема смерти Марата. Известная картина Давида, в классическом стиле, неплоха. Резкий контраст с ней представляло полотно Пикассо «Женщина и кинжал». Ну, понятно: глаз женщины в одном углу, рука с кинжалом в другом, части тела бедного Марата разбросаны повсюду. Посетители, простояв в задумчивости у Пикассо, спешно двигались дальше. И зря! Рядом висела небольшая картина Эдварда Мунка на ту же тему. И стоящая, возможно, всех прочих картин выставки.
На ложе черная застывшая фигура. В изножье светлый силуэт женщины с поднятым мечом, или факелом. Может быть, это и ангел… И понятно, что Марата настигло не только возмездие, но и освобождение. Освобождение от самого себя.            

Талантливые художники рождаются во все времена. Но никогда, кажется, живопись не достигала такого расцвета, как в XV – XVII веках. В Голландии, Фландрии, Италии, Испании…
Иногда, прохаживаясь по галерее, интересно сделать хронологическое наблюдение. В эпохи, предшествующие расцвету, мастерства еще мало, но много горячей веры. Не только религиозной. Но и веры в значительность своего дела, пусть и не всегда осознанной. Как будто бы здесь, сейчас, устои мира зависят от работы художника. Приходят новые времена, мастерства становится больше, а веры меньше. Но две разнонаправленные тенденции, совмещаясь, дают максимум. Он и пришелся на ХV -  XVII века.
Меня всегда неудержимо влечет к старым мастерам. Особенно к работам обоих Питеров Брейгелей. Давно хотел увидеть «Охотников на снегу» Брейгеля старшего. И, наконец, в Вене, желание осуществилось.
 
 «ОХОТНИКИ НА СНЕГУ»
Зимой холодной и нагой
Они к ночлегу возвратятся.
Их отмороженные пальцы
Согреет ласковый огонь.

Собаки ринутся вперед,
Знакомый запах чует свора.
А я сижу, и час который
Все вижу снег, зеленый лед,

Да люди кружат на катке.
Бредут охотники по снегу.
Дай бог добраться до ночлега
И нам когда-то налегке.

В юности я восхищался портретами Рембрандта. Но постепенно его стал замещать Ван Дейк. Оба – гениальные художники. Но Рембрандт идет от частного к общему. Сквозь индивидуальные черты явственно проступают обобщения, характер эпохи, и то, что присуще всем временам.  Ван Дейк, напротив, идет от общего к частному. На фоне эпохи и всеобщего ищется особое, индивидуальное. И оба художника достигают высокого совершенства.
Такие разные творческие методы прослеживаются не только в живописи, но и в литературе, вообще в искусстве. В Берлинской картинной галерее, на Потсдам плац, замечательная картина Ван Дейка – «Портрет маркизы Спинолы». Один из лучших женских образов в мировой живописи. Полный очарования и тайны.

Скульптор беззащитен, его мастерство видно со всех сторон.
Музей Орсе в Париже. В центральном ряду зала находятся скульптуры. Среди них «Пан и медвежата» Эммануэля Фремье. Есть на свете великие произведения:Праксителя, Микеланджело, Родена… Но… «Пан и медвежата» исполнены с таким мастерством, что понимаешь – скульптор достиг здесь предела совершенства. Своего, личного. Как говорят спортсмены – выложился полностью. Лукавый Пан и смешные, ворчливые медвежата.

Италия, Бергамо. Галерея искусств Академии Каррара. «Портрет Зенобии Бенальо Марензи» работы Паоло Бономини. Старая женщина с собачкой на руках, тоже старенькой. Грустное, помертвевшее лицо оживляет затаенная улыбка. Левая сторона лица принадлежит старости и безысходности. Правая сторона, лучше освещенная, еще говорит о воспоминаниях и надеждах. И любви к единственному сокровищу, что у нее на руках. Собачка тоже знает, что она – сокровище.


Есть во Вьетнаме город Далат. А в нем шелковая фабрика, при фабрике небольшой музей шелковых картин. В основном традиционные азиатские сюжеты, вроде тигра в бамбуковой роще. Искусно и красиво. Но есть в музее и десятка полтора портретов. Совершенно удивительные работы, никак не ожидаешь встретить их здесь. Им бы висеть в лучших, многолюдных музеях мира. А не в провинциальном вьетнамском городе, с несколькими посетителями в день. Впрочем, здесь они на своем месте. Глядя на портреты, сразу вспоминаешь стариков Рембрандта. И тот же мягкий, льющийся из глубины картины свет... И волки замечательные! Их характеры изображены не хуже, чем у людей. При этом все работы очень национальны. Я никогда не фотографирую картины, смысла нет. Но изменил на этот раз правилу, хотелось поделиться неожиданным открытием. В Интернете этих портретов я не нашел. Даже имен авторов не знаю. Можно предположить, что их двое, может быть - трое. Будете в Далате, обязательно посмотрите.

На свете много прекрасных картин и скульптур. Но жизнь художника и тот мир, который он пытается выразить, стоят никак не меньше искусства.
   
 ПОЛЬ ГОГЕН
В музеях Парижа, Лондона
Картины висят на стенках,
Когда-то художником проданы –
Отданы за бесценок.

Что слава и почести мира!
Жаркий тропический полдень.
Там, где его могила,
Краски его полотен.
   
2018г.