Он был настоящим

 -- Привет, чувак!-- сказал он мне, когда я снял телефонную трубку…   Че делаешь?

--Иду на работу!-- сказал я.

Я удивился. За пять лет нашего знакомства он звонил мне раз второй или третий..  Он был самым крутым маргинальным  режиссером нашего города. Почти легендой..  ездил на фестивали... снимал кино.  Для меня он был всегда слишком ярок и… недоступен что ли. Его фильмы… Его девушки...   его харизма, его жизнь, полная приключений и провокаций. Борьба за созидание, как он ее называл.

Он был вхож и к министрам культуры и бизнесменам, иногда его можно было увидеть на улицы вместе с хиппи, забивающими косяк. Хиппи и составляли костяк его добровольного актерского состава.

Их тусовка была самой веселой. Два придурка режиссера  ( Он (режиссер №1) с головой кактусом, похожий на огромный пучок ожившей конопли,  худой и гибкий, рядящийся в оранжевые и красные футболки ... и его соратник-оператор (режиссер №2) -- здоровяк с красными руками хирурга, ельцинским носом и харизмой прораба строителя...  )

Они -- и плюс  разная хиповская тусовочная шелупонь вокруг них, из тех, кому некуда примкнуться. Кто еще не повзрослел и не определился в жизни, сидя на разных смесях наркотических средств.

Понятно, куда идут и что с ними со всеми происходит, но уж больно с ними весело. Как на тонущем корабле. Мне всегда хотелось к ним попасть, а попадал я к ним редко. Меня не звали.... Уторчанные репперы, молодые девки с ветром в башке, наркобарыги и недоучившиеся философы, работающие в книжных магазинах, псевдомузыканты и еще не- пойми-кто. Все танцуют  и падают на пол. Очень позитивно…

В минуты творческого подъема он и второй режиссер  работали без остановки, как проклятые штампуя фильмы как пирожки. Они торчали, курили, тусили, но продолжали работать... Фильмы их были так себе, сделанные на скорую руку, как большое деревянное здание сколоченное впопыхах – все вкривь и вкось – тронь и посыпется. Но их выручал напор и ярость бешеная энергия талантливость, впрочем я не очень разбираюсь  в артхаусе. Некоторые вещи, вроде, были неплохи. Меня же больше интересовала их жизнь, чем их творчество..

Однажды на одной тусовке, упившись в хлам Белов (режиссер №2) поднял с пола нашего знакомого Алика и поднес его к девушке с которой тот никак не решился замутить и, прижав девушку к стене пьяным телом стал производить вдавливающие движения. Вперед –назад , вперед-назад, вперед -- назад. Зажатая девушка испуганно попискивала. Знакомый пьяный, которого качали словно пиджак на вешалке, не мог пошевелиться. 

--Все было хорошо,-- сказал мне Алик после.-- Только вот Белов штаны забыл снять с меня.

В другой раз к режиссеру номер один подошел на улице таджик.

 -- Слушай, друг, достань героина, у меня у друга ломка, лежит… не может, я заплачу.

 Режиссер номер  один мигом кивнул, назвал случайный адрес, поехал туда с таджиком, потом забежал в случайный подъезд, наковырял там известки в коробок и отдал таджику за деньги.

Еще однажды…


-- Че делаешь? -- повторил свой вопрос режиссер, пока я погружался в воспоминания.

-- Иду на работу,-- сказал я.

-- А какая работа?

--Журналы разношу.

-- Зарабатываешь что-то, или нет?

--Не особо…

-- Интересно?

-- Нет.

-- Тогда зачем?

--Не знаю, -- сказал я. – Какие -то деньги все же. Ну и надо же что-то делать.

-- А я вот, наверное, сейчас встану, чаю попью и тоже пойду на работу устраиваться!

-- Круто,-- сказал я.

Это была обычная его песнь: наснимав фильмы и поездив на фестивали, он шел собирать велосипеды или тасовать яйца. Зарабатывать кино он не умел. Хотел, но не умел.


-- Представляешь,-- сказал он, и я понял, что сейчас начнется «кино». Голос  его эмоционально подпрыгнул и задрожал – сижу я сейчас в своей квартире, а у меня на подушке лежит голова красивенькой девушки.

-- Это круто.--.сказал я.

-- Да,-- сказал он,--  утренний свет падает из окна и это очень красиво! Только представь!

Я послушно попытался представить себе все это. Его, и красивую девушку. И  подушку, на которой рассыпались волосы. Получалось неплохо. Однако, что-то было здесь не так. Зачем хвастаться красивой девушкой, если она и так у тебя в постели? Возможно, он интриговал, изменяя, подтасовывая реальность. Насколько я помнил, он был скромен в общении с женщинами. Жил с матерью- одиночкой. Робко общался с проститутками.

-- Здорово,– снова сказал я. Однако, он еще чего-то ждал  и я перебрал его предложение по словам «сижу я у себя в квартире, а у меня на…».

-- Стоп-стоп,--сказал я, -- ты что, снял квартиру? Переехал?

На моей памяти он жил в коммуналке и соревновался с соседями в писании в ментуру заявлений. Соседи писали на него, он -- на них Комнату сбоку от него снимал карлик-инвалид.

С ним они иногда дрались по пьяни.
Один раз к карлику пришли друзья и Режиссер и Алик, бухавшие на своей жилплощади вышли из комнаты и столкнулись с ними. Карликов было 12 . Они выходили поочередно из комнаты.

-- Нет, чувак,-- сказал он, -- я не переехал…   Не переехал. -- Он выдержал многозначительную паузу. -- Я не снял квартиру! Я купил! Я купил квартиру!!!

-- Ты купил квартиру? -- удивился я. – Вот это новость!
 
Я был поражен. Он купил квартиру! На что?

--Я думал, ты только бухаешь и торчишь!—сказал я наконец.

--Чувак..-- сказал он устало с той стороны телефона, ты не верь тому образу, который я создаю в кругу друзей -- он во многом придуман...   Это я на виду такой бесшабашный бухарик. Никто не видит как я на самом деле пашу как лошадь. Я работал десять лет без продыха и вот что-то купил...

-- Я понимаю,-- сказал я.

А на на самом деле я не понимал.

Но я слушал, что он говорит и пытался понять.

Я уже дошел до остановки . И вот сейчас сюда подошел автобус и я запрыгнул в него и ехал смотря в окно. Там проносились  деревья, люди, дома и все это было странно

Реальность сегодня барахлила как старый телевизор. Смотришь и не понимаешь, что на экране. Он что -то зарабатывал, он  копил. Он купил квартиру. Он притворялся. Он создавал образ.

Это было круто, конечно, но что-то внутри меня явно менялось.

Он был не тем, за кого себя выдавал. То есть не совсем был им. Он притворялся. Не на все сто , но все же.

-- Ты знаешь, что я хочу сделать летом,-- спросил он.

-- Нет,-- сказал я.

Я хочу снять грузовик, поставить колонки и ездить по городу и орать в микрофон. «А как нас всех все заебло. А пошли вы все на ***. Панки хой!»


-- Круто,-- сказал я. Подумав, что у него, наверное, хватит сил все это исполнить.

-- Слушай, кхе кхе,-- сказал он,-- ты ведь пишешь у нас.

-- Пишу, -- сказал я.

-- Я просто хочу написать книгу. Вернее, уже давно пишу.

-- Это круто, -- сказал я.

-- Книгу про настоящего парня.

Я ехал и смотрел в окно. Мир плыл вокруг меня как в аквариуме.  Стекло явно было настоящим, стеклянным. Его можно было потрогать. Насчет всего остального я уверен не был.

-- Да,-- сказал я.

Про настоящего панка.

– Да,– сказал я.

– Он уже умер.

– Ага,-- сказал я.

– Его звали Сид.

– Неужели?

-- Да,-- сказал он. -- Ну, знаешь, молодые панки любят называться сидами, подражая известно кому. Но он был настоящий. Не притворялся.  Настоящий, живой и очень талантливый. Потом он умер. Мы тогда были очень молоды, почти подростки.

-- Это хорошо,-- сказал я. – В смысле про книгу.

-- Это был мой лучший друг. Он был офигенный, лучше чем я. Вообще, броду не знал, делал, что хотел и не рефликтировал абсолютно. Мог подойти к женщине и нассать ей на сумку… В чем- то грязный, в чем-то чистый, откровенный, такие умирают очень рано.

-- Гм…

-- Он не переносил этого грязного общества. Он был лучше всех

-- Здорово,--сказал я.

-- Самый искренний человек, которого я знал.

-- Да.

-- Вот я пишу. про него. Когда напишу, тебе покажу, чтобы ты поправил, если что не так.

-- Хорошо,-- сказал я,-- договорились.

-- Почему это так?-- спросил он.

-- Что так?

-- Почему лучшие уходят раньше других?

-- Не знаю,-- сказал я.

-- Как вспоминаешь, так плакать хочется.

-- Да,-- сказал я. – Но мы то ведь живы.

-- Да,-- сказал он. -- Мы живы.
 И я услышал гудки.  Он положил трубку. Наш разговор иногда прерывался внезапно.

Ну что ж, подумал я, одним панком меньше, пряча в карман сотовый  и поправляя сумку для журналов на коленях.